Сари

Здравствуй, дневник!
Меня зовут Сари, мне 7 лет и сегодня у меня умерла мама. Папа пришел с работы никакой. Он часто приходил домой веселым, часто грустным, но сегодня он пришел совершенно без ничего, и лицо у него было белое-белое. Я очень испугался, а Моди, мой младший брат, заревел. Он, конечно, мало что понимает в этом, потому что ему всего два годика, но он все равно верно все понял. Папа ничего не говорил, но когда я уже схватил его за ногу и не хотел пускать дальше, он повернулся и ударил меня так, что я отлетел к стене. Я даже не заплакал, потому что очень удивился: папа никогда раньше не бил меня. И тогда я понял, что мама умерла. Потом я услышал, как сосед наш говорит, что мама разбилась, когда ехала домой на аэромобиле. Я не знаю, что делать. Когда я подошел к зеркалу, у меня было такое же лицо, как и у папы. Раньше я и не знал, что мы похожи. Мне все равно. Как мы будем без мамы?...


Здравствуй, дневник!
Сегодня я весь день сижу на окне и смотрю на черемуху. Черемуха так похожа на маму. Мама была такой же задорной, и... Я почти не плачу. Хватит и того, что Моди надрывается у себя: его никто не покормил. Пару раз видел папу. Он то стоит в саду и смотрит на аэромобили, то сидит у себя, вжимаясь в подушку. Я попытался поговорить с ним, но он даже не посмотрел на меня. Моди затих, только скулит тихо. Надо его сейчас же покормить, потому что маме бы это не понравилось...


Здравствуй, дневник!
Я только что понял, что я теперь единственный выживший в той катастрофе, где умерла мама. Папа уже тоже не совсем живой: он так и не говорит ни слова. А Моди все равно ничего не понимает. Я приготовил им еду. Пришлось разобраться в маминых книгах. На первый раз у меня, конечно, все подгорело, но Моди все равно не отказался от еды: он очень ослабел. Я вел себя очень плохо по отношению к брату. Он же такой маленький и не должен плакать оттого, что у нас, взрослых, горе. Ведь мы должны заботиться о братьях наших меньших, так говорила мама.
Еще я постарался покормить папу, но папа снова ударил меня. Я начинаю к этому привыкать. Смазал синяк йодом. Раньше я бы этого не стал делать. Наверное, я стал совсем старый. Ничего, когда папа тоже ослабеет, я привяжу его и буду сам кормить, как и Моди. Может, он, конечно, и умер, но я-то тут должен быть ни при чем.
А еще у меня есть одна идея...


Здравствуй, дневник.
Сегодня я убрал весь дом, покормил Моди и начал выпалывать сорняки в саду. Это очень меня отвлекает. Папа по-прежнему не ест. Когда мне нечего делать, я сажусь рядом с Моди и читаю ему, как читала мама. Только меня очень волнует то, что Моди никогда теперь не смеется. Когда я пытаюсь его пощекотать, он меня обнимает за шею и молчит. Думает, глупенький, что мне тяжелее, чем ему. Нет, тяжелее всех папе.
Сегодня я занавесил окно с черемухой. Оно мне мешает там подметать.
И все же у меня есть идея. Сегодня я написал дяде Освальду. Вместе с письмом я отправил свой игрушечный самолетик, мой самый любимый. Это было нелегко, к тому же на пересылку ушли последние деньги. Но молока для Моди еще хватает, и крупа тоже есть. А сам я могу есть суп из травы, что мне сделается. Я сильный.
Думал, что папа упал в обморок. Подошел и хотел связать. Но папа просто спал, он схватил меня за руку и крикнул, что я ублюдок. Не знаю, что это такое за слово, но то, что папа хоть немного, но сказал, меня порадовало. Смазал два синяка йодом.


Здравствуй, дневник.
Сегодня хороший день. Пришло письмо от дяди Освальда. Он говорит, что его растрогал мой самолетик, и теперь он даст деньги на оживление мамы. В этом году, я уже спрашивал у Дилна, оживление стоит гораздо меньше денег, потому что мало знаменитостей умирали. Дилн еще спросил, не пойду ли я гулять. Да что я, маленький? У меня семья.


Здравствуй, дневник.
Сегодня я ходил в компанию «Дорикар» и спрашивал, смогут ли они оживить мою маму. Они не смеялись и сказали, что, конечно, смогут, если у меня есть деньги. Я отдал им деньги и показал ячейку, в которой лежала мама. Она совсем как живая там... Я все равно не заплакал при них. Они сказали, что они оживят маму через неделю. Отлично, значит, я успею привести в порядок папу.
Дома Моди меня снова обнял, когда я сел возле него плакать. Как будто он старше меня. Я перестал плакать. Так нельзя. Дети должны быть детьми, так мама всегда говорила. Я читал Моди книгу про волшебников. Моди даже засмеялся.
Папа, кажется, снова заснул, но я не был уверен, а потому решил подождать еще день.
Принес в кухню цветов с той клумбы, которую вырастил сам. Цветы очень пышные! Подумал и решил поставить их папе. Может, папа тоже оживет?


Здравствуй, дневник!
Все так здорово!!! Папа проснулся, вышел на кухню как-то и съел кашу для Моди и суп для меня, а потом заснул на стуле. Я ужасно рад – ведь папа поел!!! Сварил Моди еще каши. Когда папа проснется, скажу ему, что мама будет в воскресенье. Может, он вспомнит, что у него тоже есть семья?


Здравствуй, дневник!
Все просто отлично! Папа поел еще, и я рассказал ему про маму. Папа сказал, что он сам ее заберет, потому что я не умею водить аэромобиль. Ну и пожалуйста! Очень-то было нужно.
Главное – что мама вернется.
Все равно проплакал весь вечер у Моди. Стыдно.


Здравствуй, дневник.
Ма...
(страница вся волнистая от слез).


Доктор сказал, что поскольку при аварии мама ударилась головой, она и правда может кое-кого не помнить... Я, конечно, понимаю это, но все же... Она кинулась к Моди, а потом спросила: «Здравствуй, мальчик! А ты чей?». Я не сразу понял, что она смотрит на меня. Папа вывел меня и сказал, чтобы я ни за что не говорил маме правду, потому что это может плохо повлиять на нее. Я не понимаю. Я теперь совсем не нужен. Мама все моет и готовит. А я живу в гараже, там холодно и что-то бегает, а я боюсь, потому что я еще маленький и у меня есть мама... Или нет?
Папа говорит, что со временем они с мамой могли бы усыновить меня. Интересно, а он-то помнит, что я его сын?


Ушел в аллею гулять, но долго гулять не смог – там везде черемуха, хоть уже и отцветает.
Папа говорит, что мама тогда будет моей мачехой, но ей будет приятно, если я буду называть ее «мама». Я не понимаю....


Накричал на папу. Потом слышал, как папа говорил маме, что «этого сироту лучше отдать в сиротский приют». Я снова не сразу понял, что это обо мне. Мама очень расстроилась, но потом сказала, что так, наверное, и правда лучше, потому что они с двумя детьми не смогут прокормить третьего мальчика.
Оказывается, у мамы будет ребенок. Она сказала, что придумала ему самое лучшее имя. Она хочет назвать его Сари.


Здравствуй, дневник.
Меня зовут Сари, мне восемь лет и я живу в приюте. Здесь много таких, как я, сирот. Только я не сирота... Меня бьют. Но это не страшно. Самое страшное в том, что под моим окном растет черемуха. У меня окно на шестом этаже, а все равно видно ее черные ветви, зеленые листья... Когда-нибудь я правда спрыгну туда, вниз. Я не могу смотреть больше на эту черемуху.


Здравствуй, дневник.
И прощай.