Бред Глава первая

      

       Как?!  Вы всё еще здесь?  А я вас уже и не ждал.  Вы меня тоже?  Ну что ж тогда не буду вам мешать…   Ах, даже так!  Благодарю. Вы столь любезны. Вы столь лелейны. Право, я этого не стою.  Думаете, не стоит?  Ну надо же! Только не надо, не надо, прошу вас, не надо!  Да, да.  Именно вот этого. А может быть, вы по-ойдете!! Как куда?  Вон… Из ума, из рук, из ряда. По-ойдите…       А почему бы и нет!  Пойдите на дно. Там пусто и сыро,  но зато тихо,  покойно,  и в душу никто не лезет. Ах, у вас нет души! И вам не душно? А, понимаю.  Летом. Жаркое, палящее солнце. Ветра нет, трудно дышать.  Да, конечно…  А выключать не пробовали? Что?! Ну, солнце, разумеется…
 
               
      Может быть,  я и дурак,  но зато я видел ее,  я чувствовал ее!  Я до сих пор еще ощущаю ее! Она  здесь, где-то рядом. Она там, внутри – вошла тихо,  незаметно,  не говоря ни слова,  мило улыбаясь,  вошла  и  –  заполнила пустынный  мир смыслом, верой, дыханием.


      Боль…  Какая  жуткая  боль!  Какая  странная  боль!  Какая  невыносимая боль!..


      А?  Что? Да нет, спасибо, ничего. Напрасно. Что со мной может случиться? Нет, врача не надо.  Я вполне здоров.  Болен тот, кто не чувствует боли.  Это же так просто:  если у тебя что-то болит,  значит,  оно,  это  что-то,  у тебя все-таки есть. Ведь это же прекрасно!  Приятно ощущать, что у тебя еще что-то есть, что ты еще что-то имеешь.  Значит: ты жив!  Жив.  Жив..  Жив…  Лучше бы я умер! Жив. Жив…


     Да ничего я не жую! Отстаньте! Боже, как вы мне все надоели!  Ну сколько еще  вы будете меня  учить,  воспитывать, наставлять на путь  истинный?!  Кто вы?  Ведь  по  сути-то я  сам  вас  создал,  сам  вас  вскормил,  вырастил. Один-единственный удар ломом сзади, один добрый кирпич сверху – и вас нет. Ха! И никто даже не узнает, что вы были. Ах, я без вас ничто! Ошибаетесь.  Вот возьму и прогоню всех вас прочь, вытравлю из нутра гнилой коробки. Во-он! Я сказал: во-он!..


     Гули-гули-гули-гули-гули! Уа-ааааааааааа!  Бррррр! Пфу! А? Ну? – Гну. – Ни-ни? Ау-уууууууу!! – Ни-ни!.. Агу-агу.


         Спя-ат  уста-а-лые  иг-ру-шки,
              Книж-ки спят.
               Тудудуду-дуу.
            О-а-дея-а-ла и по-ду-шки
                ждут ре-бят.
               Тудудуду-дуу.
               


     Хорошо-то как! Как что-то! Ночь? Да, ночь! Или нет?.. Ночь – нет?!  А что же – да? Ничего?! Все равно, хорошо! Вот только если б не было так плохо! Ну почему всегда так:  когда тебе хорошо, кругом все плохо;  все отвратительно,  а тебе еще хуже? Это, наверное, потому, что – хорошо-то как! И все-таки ночь!


                Звезданулось небо.
                Прилунилась тьма.
                Боже, как похожи
                друг на друга дни…


     Ой!  Смотрите: звездочка упала!  Ка-ак красиво!  Как в кино.  Как в сказке. Вы любите сказки? Нет?! Ну, тогда слушайте. 
         

     Не так давно – всего каких-нибудь две, может быть, три тысячи лет назад – жил-был, пока, наконец,  не умер,  одинокий, задумчивый мир  –  мир странный, непонятный, мир без вдоха – без выдоха, без боли – без надрыва, без страха,  но с сомнением.

      Как жил он? Не знаю.  Жил.  И была в нем такая бездна, и жила в ней такая прорва  нерастраченного,  неизведанного,  затаенного,  упрямо рвущегося прочь, на волю, в нелепое пространство, что казалось: не мир это вовсе, не жалкий мирок, а сама безраздельная вселенная. Но не суть. Сказка-то совсем о другом…

- Здравствуйте! Как поживаете?

- Спасибо, ничего.

- Ничего плохого или ничего хорошего?

- Да нет, просто – ничего.

- А, ну-ну.

     Тени разошлись, но осадок остался – густой, непристойный осадок.  Запахло жареным.

- Ты что, проголодался?

- А то. С утра ни маковой росинки.

- Так не сезон.

- Да, сезон надежд.

- И глупого молчанья.

- Что ж, помолчим?

- Угу.

- Начинай.

      Ш-ш-ш-ш-ша…  Дз-з-з-з-з…  Тишина задрожала, занервничала, застонала и … прмык!.. лопнула, как безнадежный крик.

 
      Не  надо оваций, не надо жалостливых взглядов,  не  надо  приторной  лжи! Дайте просто воды, очень хочется пить…

 
      Как он жил со всем этим? Почему он держал  все в себе? Глупый это был мир. Бродил, странствовал по пустыне времени,  чего-то искал,  собирал  всякую мерзость  –  в кадушку ее,  и на замок:  сиди тихо, обживайся, знакомься, находи себе друзей,  врагов,  кого хочешь,  но смотри, туда,  прочь из меня – ни-ни,  пропадешь, раздавят, смешают с обыденностью, втопчут в мразь…

   
- А, новенький?!

- Да я вот… Меня сюда… Я так…

- Звать-то как?

- Меня?  –  бедняга весь съежился, скомкался,  превратился в жалость и застыл, как вот те раз.

- Нет, мой расколотый зуб! А кого же еще! Конечно, тебя!

- Не…не знаю, –  новенький робко поднял глаза, увидел лоснящуюся сладкую рожу, c мутным, ничего не выражающим, но неприятным взглядом, и вновь бросил их, от греха подальше, обратно вниз, на землю.

- Как это не знаешь?! У тебя что, имени нет?

- Нет.

- Ну, ты, брат, даешь! Да у каждой живой твари есть имя, не имя – так прозвище,  не прозвище – так кличка,  что-нибудь!  Меня вот,  например,  зовут Наглос,  вот тех двух оглоедов  –  Базол  и  Наневас,  ту больную  дуру – Булева.  У всех есть имена,  а у тебя,  видите ли,  нет!  Ты что, особенный?  Ты что, выпендриться хочешь?!
Некто без имени снова поднял глаза,  установил их покрепче,  тоскливо  огляделся вокруг:  пейзаж – не ахти,  а вдалеке,  действительно,  кто-то маячит из, видимо,  только что пронаименованных;  вздохнул полувздохом,  шаркнул ударной ногой и подумал:  «Ну чего эта гнусная рожа так разоряется?  Не жаль ему, что  ли,  ни времени,  ни энергии,  расходуемой  впустую,  ни,  в  конце  концов, голосовых  связок  –  орать-то  зачем?   Наглос…  Да  хоть  Пуглос!   Я, между прочим, оттуда.  Устал.  Не отказался бы,  кстати,  немного перекусить.  Хотя… здесь же другой мир,  другая канитель,  наверное,  свои порядки,  правила,  свои заморочки…  А вдруг, они здесь вообще никогда не едят, не спят, не отдыхают? Орут каждый день друг на друга – и рады. А вдруг…»
«Наглос! – ну надо же?! И откуда возникло это мягкое, теплое, пропитанное свежей добротой и уютом существо,  с приветливым,  лучистым взглядом и нежным, успокаивающим голосом? – Ну что ты раскричался? И не стыдно?»

 
      Добряк  взглянул на новенького,  подмигнул  ему своим  лучистым  глазом, солнечно улыбнулся.


      «Ты уж прости нас. А на этого,  - он кивнул в сторону все еще что-то орущего Наглоса, –  ты внимания просто не обращай.  Он вечно:  либо орет,  либо пакости какие-то строит. Да бог с ним. Пойдем!  Ты, наверное, устал,  проголодался.  Сейчас накормим,  местечко тебе выделим.  Отдохнешь,  выспишься,  а  там со всеми познакомишься, городок наш посмотришь. Пойдем!»


      Горячее небо, местами раскаленное, местами обугленное. Вместо солнца – черная зияющая дыра. Вместо облаков – медные хлюпающие волдыри. На горизонте:  серебристые сполохи.  Душно до тошноты.  Тошно до рвотных  позывов души. Тускло, мерзко, тоскливо, противно.  Растительность отсутствует, температурный баланс нарушен, птички не поют, кузнечики не крылышкуют. Хочется выть, исчезнуть, раствориться.  Ощущая оторванность,  чувствуя тяжесть в паху и подавленность в горле,  уносясь в никуда,  срываешься в пропасть  тревожной истомы, а  руки онемели,  а глаза подернули слезы,  слезы,  горькие слезы ручьев… Писклявая тональность ля минор и запах гари.  В ушные раковины барабанит стон, а ноздри затянулись поволокой. Было бы совсем невыносимо, если бы не редкие  порывы  ветра с живительной  свежестью и завораживающим  шелестом.


      Кроме того,  здесь есть жизнь.  В спертом  воздухе  парят  мириады  разноцветных искр. В слежавшемся, плотном пепле копошатся червовые черви. Слева причудливо  извивающаяся  бурная река катит свои алые потоки вдаль,  за горизонт.  За рекой:  покатые  песчаные  холмы,  за ними сереют вершины трех скал-переростков.  По утоптанной тропинке вдоль реки идут два друг на друга не похожих существа.


        - Как вы здесь живете?

        - Так и живем.  Вон:  видишь через реку мост?  Нам:  по нему  –  мимо Пустынных холмов – по дороге Туманов. Вот там, между Гордыми скалами и лесом Покоя, как раз мы и живем.

         - А что это за река? И почему вода в ней красная?
 
         - А какой воде еще быть надо?! Вода – она на то и вода, что красная и в реках течет. А река эта  –  Нева. Старая река. Сколько себя помню, всегда здесь текла.
 
 
        Доски  невского моста старчески поскрипывали,  сам он монотонно  раскачивался,  мягко продавливаясь,  как густой кисель, под тяжестью переправляющихся через водную стихию тел,  - вектор от берега А к берегу Б – а река текла, от истока к устью, от устья, путем бесчисленных метаморфоз, обратно к истоку. Вечное движение.  Perpetuum mobile.  Круговорот воды в природе. Неважно, что там происходит вне меня; все равно, что происходит на мне, внутри меня, рядом со мной.  Ты попробуй,  войди в меня дважды,  в одну и ту же!  Я всегда другая, всегда разная, через миг мгновения я уже не та, я уже не я,  и не-я – уже не я же.


 
        Момент вечности…  Право, о чем это я?  А вы верите в вечную жизнь?  Ну да! В это самое…как его?.. в…безумие… Нет, не в безумие, а в… Точно! В бессмертие! Верите? Нет?! А я – верю! Все сдохнем?  Грубо вы как-то.  Мы же все-таки люди.  Я вот, например, в смерть не верю.  Я с ней встречался.  Она преходяща. В смерти забвение. Амнезия агонии… В коме?! В каком еще коме? Нет, я в Москве-то  всего раза два был…  Обидно это вы для меня говорите.  Смешно! Как это с головой можно дружить? Она же – это часть меня. А, иносказательно! Да, я знаю: метафоры,  эти… литоты,  гиперболоиды. Гиперболы?!  Ну да!  Они самые. И откуда вы столько много знаете? Я вот, например… Что?! Помню. Конечно, помню. Покурить оставите?  О!  Спасибо!  И при… Благодарю… Значит, так… Текла,  говорите?  Течка, течь, течение.  Ах, да!  От текущих утех наутек!


         Нева текла.  Воды ее нервно передергивались, перешептывались, обиженно надували  пухлые  щеки… нет,  не  щеки  –  пузыри,  сдобные,  переливающиеся махровыми  цветами  пузыри,  каждый из которых,  едва  раздобрев,  напыжившись, смачно лопался, издавая при этом свистящий гортанный чпок!  и… уступал свое место другому,  такому же: пусть тоже проживет короткую,  но яркую, цветастую и звучную в своем закате жизнь. Жизнь – пузыря…


         Да, представьте себе!  А почему бы и нет! Каждый имеет право на жизнь, так же, как жизнь – право на смерть. Чем ваша жизнь, лучше букашки, амебы, ползучего гада или рыбки с человечьим лицом balistes capriscus?


         Чем вы лучше других? Чем вы… Действительно, чем же это вы так недовольны? Тем более, что никто так и не понял – зачем?..


         Река течет.  В ее неведомых глубинах проходит чья-то жизнь. В подводной жизни есть какой-то шарм, отчасти земноводным лишь доступный! Куда течешь? Зачем? - Молчит. – Эгей! – Не отвечает. – Я, кажется, к вам обращаюсь! Что за бестактность! – Всех эмоций – только: всплеск, и чпок! прощальный гордых пузырей. И тайна, скрытая под толщей алых вод, и тишина, короткая, как вечность, и непрозрачность – прочная препона для пытливых глаз.


                Ни шанса нет у любознательного взора
                отметить, распознать и изучить подводный мир,
                его повадки, фауну и флору.



         Позвольте, откуда такая непроницаемость? К чему? Но зато какие яркие краски! Какой своеобразный колорит! Экспрессия бурливого потока. Жар неба. Черный холод выжженной земли. И легкое покачивание моста – дороги над стихией от жесткой копоти на желтый вздыбленный ковер.

 
         Будьте осторожны! Во избежание падения держитесь за поручни. Мост оснащен ими справа и слева. Будьте внимательны! Падение в Неву чрезвычайно опасно!


         Опасность взбудораживает. Ее шаги стучат в такт сердцу. В ее лицо так хочется взглянуть! Ведь если жизнь – игра, то с кем? – С опасностью и смертью.


         Ой-ой! Смотрите, не оступитесь! Ступенечка! Еще одна! А теперь осмотритесь вокруг. Вы в области Пустынных холмов. Но не предпринимайте ничего впустую! Хорошенько обдумайте каждый свой шаг. А желтого не бойтесь! Он не страшнее красного. И уж куда добрее черного. Только не надо ничего трогать руками! Прошу вас. Ножками, ножками ступайте!


         Вот они. Правда, красавцы? Тот, что повыше – Аз, вон те слева – Фита и Ижица. Справа, видите, два совсем рядом – это Ерь и Ять. Во-он – щербатый весь такой, в рытвинах – Глаголь. Э! Э-э-э!!! Под ноги-то смотрите! Чуть не раздавили! Это же тоже холмик, хоть и маленький, – Юсик, Дюймовочка  местная. Правда, лапочка?

         
         - Ну и как тебе у нас?

         - Как? Да уныло у вас как-то, неуютно. Нет, я-то сам неприхотливый. А здесь…даже приятно. Особенно, после жаровни: над головой противень, а ноги в сковородке. Песочек такой мягонький, шуршащий. А честно…гадко у вас, гадко. Не по себе мне.

         - О! Не так страшен урод, как его плод. Мир наш – дивный! Дивный старый, затерянный мир. А гадко… так это с дороги.

         - Гадко! Гадко, гадко, гадко, гадко. Какое здесь может быть диво дивное?! Вы уж меня простите, мерзкий ваш мир. А на реку взглянуть – тьфу!

         - Так да не так – не перетакивать стать. Нет мира без худа в миру.
 
         - Чего? Чего не перетакивать? Устал я. Отдохнуть хочу. Долго еще нам?

         - Нет. Семь небес за версту по песку, шесть невзгод на дороге тревог, пять плетей, три вопроса, один ответ, непроглядная тьма, ослепительный свет, пол-удачи, четверть счастья, вход и выход, вдох и выдох, крик и окрик, чет и нечет, ну вот, наконец, и конец, значит, скоро опять всё сначала.
 
         «Загадками говорит… Издевается?! – удивление выразилось, глупо, непроизвольно и не только на лице, мешаясь с личной отчужденностью, непониманием и легкой досадой. – Точно: издевается! Вон весь растекся в улыбке. А может, он – того?»



         Может быть и того. А может, вообще ничего нет! Одна только пустота, немая, как стон, холодная, как первое прикосновение смерти! Может быть, всё – только сон?!

 
         Ну уж нет! Иначе б я давно проснулся… Иначе…

   
         Гремучие змеи тянут на дно. Я вертыхаюсь в тоскливом вертепе. И по прежнему хочется пить! По прежнему хочется распознать гугнивую букву «ню» и, содрав с себя иссохшую кожу, окунуться в блаженный покой, как вы все меня за… Задрать пушистый хвост и притвориться ласковым. Притворить окно и высунуться (чуть-чуть) наружу. Лазоревый небосвод несет манну, пушистую, сладкую манну, прикрыв свой срам пизанской башней, барометр барахлит, кто-то опять сказал «нет», ничего, – всё пройдет, только бы зацепило, только бы не забыть… Вспомнил! Точно, вспомнил! Оставьте меня наедине, прошу вас! Устал я сегодня. Голова кипит. Что за дурацкий обычай: капать холодной водою на голову? Не понимаю я вовсе значенья его…



        Как?! Вы всё еще здесь? А я, уж простите, я всё еще там. Такой сон! Такой! Но вы же не любите сказки. Вы же не видите мир изнутри. А я опять видел ее! Стройную, легкую, близко-далекую…


        У вас никогда не было такого ощущения, что времени – нет? Отсутствует оное. Параллельные цепи событий наперекор всем законам начертательной геометрии пересекаются, перекручиваются, перепутываются, свиваются в клубок и с трансцендентным треском разбиваются о неприступную стену абсурда. Будущее безвозвратно ушло в прошлое, а настоящего давным-давно ничего нет. Один только сон. Кошмарный. Волшебный. Волнующий…


Рецензии