На Васильевском
Думы мои – сумерки…
К. Кинчев
Пытаться воскресить его - напрасный труд,
все усилия нашего сознания тщетны.
Прошлое находится вне пределов
его досягаемости в какой-нибудь вещи
(в том ощущении, какое мы от неё
получаем ), там, где мы меньше
всего ожидали его обнаружить.
М. Пруст
Неотменимая модальность зримого.
Д. Джойс
Да, ножки у нее ничего! Да и фигурка тоже – аппетитненькая. Всё на месте. И личико приятное. Девочка, конечно, - ух! Эх, мне бы! Интересно, как ее зовут? Может, познакомиться? Хотя… А что?! Но как?! Да и вроде ждет она кого-то… Извините, можно с вами познакомиться? Меня зовут так-то. А вас? Правда, погода сегодня хорошая?.. Глупо… Я вас люблю. Любовь моя не может таиться боле – ею смят совсем. Но пусть… Нет. Меня. Гложет. Тревожит. Поможет. О, боже! Вот! Я разделить мечтаю с вами ложе, и обладать на нем – вот этим всем! Ага. Развести страдальчески руки, закатить соловьиные глазки и плюхнуться, осклабясь, на колени, чтоб получить прелестной туфелькой по роже. Пошло. Ох, глотнуть бы чего-нибудь. Пивка бы! И зачем столько людей? Стоит. О! Зыркнула!
Какое чудное мгновенье! Передо мной возникла ты, как аномальное явленье, как сгусток чистой красоты! А что?! Ничего получилось. Не хуже, чем у Пушкина. А дальше что? Ну, подойду. Ну, познакомлюсь. Ну, расскажу что-нибудь. Пригласить в свой клоповник – она там с ума сойдет. В карманах … заночевал. Хотя… там что-то еще есть. Вот, идиот! Куда он лезет? Так уже скоро одиннадцать. Раз. Два. Десять, двадцать…тридцать, сорок. Это – три. Пять. Семь. Есть червонец. Негусто, конечно, но что-то. А может, ей цветочек подарить? Ну да! Девушки любят цветы. Так. А вон! Вот, чудачка! Прямо под трамвай лезет. Ну а ты-то чего уставилась? Так, цены, цены, цены… А если вот там? У бабули глаза добрые. О!!! А девочки моей уже и нет. Адью! Кто-то из мудрых сказал: «Ты снова, мой друг, о-по-здал». Да, уж. Ну что ж, с чистой совестью могу купить бутылочку пива. Так. Чего бы взять?.. А вот!..
У-ух! Хор-рошо! Как говорится, все, что ни делается, все – к лучшему. И чего я выполз в такую рань? Может, домой?.. Мой дом без окон – сплошная стена… Или прогуляться? Странно, зачем лавочку убрали? Бомжей не видно. Вот, сволочь! Ну, куда они все идут, едут, бегут? Ради чего суетятся?! Что – наша жизнь? Всё – суета. Всё – суета сует, сует всех су-е-та. Куда бы пойти? А какая, в сущности, разница! Зад-дница! Зад-дница! Зад-дница!
Вот тут я не согласен. Разница должна быть. Не может быть, чтобы всё было безразлично! Если есть задница, где-то должно проявить свое присутствие нечто, хоть отдаленно напоминавшее лицо. Да и задница заднице – рознь! Разве спутаешь свиной, жирный огузок с шершавой волосатой попкой дохлого цыпленка! А сколько поэзии, сколько неизрасходованных образов можно найти в округлых формах женских ягодиц! О, сколько нам открытий чудных!.. Все равно, потом кто-то найдется и всё опошлит.
А то, что суета,…наверное, всё так оно и есть. Всё сущее произошло из хаоса и к хаосу стремится. Сумбур, суматоха, сутолока, перемещение жизнедеятельной, разнородной массы на плоскости, в пространстве и по времени. Осмотритесь! Что вы видите вокруг? Движения, движения, движения. Статичным остается лишь электричество да еще то, что, собственно, и называется – недвижимостью. Все остальное передвигается, переправляется, стремится куда-то в своем потоке или же в своей беспомощной оторванности от любого потока. С течением времени скорости возрастают, а «гнать» становится гораздо престижнее, чем «тормозить». Прогресс! На своих двоих далеко не уйдешь. Без колеса, как без бутылки, – ну никак не разобраться! Новая аксиома: «Я – двигаюсь. Стало быть, я – существую». (Надеюсь, ненаркоманы меня правильно поймут). Надеюсь, и наркоманы – тоже.
«Дороги мои, дороги…» Как вы все мне дороги…
Интересно, почему человеку всё на свете интересно? Любопытно ему всё. Сует везде свой нос, вынюхивает, выведывает. Ну и вонь! Все равно, идиот, лезет. Обоняет! Пальчиком потрогает, язычком. А что там такое внутри? Ух, ты, какая штучечка! Мягенькая. Но в душу-то, зачем лезть? В душу…
Душа… Прекрасная Психея… Психоделия психоанализа. Легкость воздуха и тяжесть удушья. Воля твоя: спасать свою душу или топить ее, открывать, закрывать, зарывать, продавать… Save Own Soul. – Покатилось колесо. Под откос. Тело - на вынос, а душу – в огонь. Жар-птица в несгораемой клетке. Оплеванную душу бьет озноб… Где стол был яств, там гроб… Думки какие-то мрачные. Жизнь на исходе? Душа же гуляет! Умом петляет. Да кровью бродит. Смерть – на издохе… Интересно, действительно, она есть, душа? Мир внутри тебя… Поет. Болит. Горит… Живет. Можно ли мир переделать?! Спасти?! А в чем спасенье?… Душка, душенька, душонка… дух, духарик, духобор.
Интересно, почему блошиный рынок называется блошиным? Блох здесь не продают. Разве в хламе заводятся блохи? Клопы, если только… Ну кому нужны эти железки? « Справочник машиниста тепловоза », « Занимательная химия ». Нет, книги, конечно, занятные. Самое главное – нужные и в хозяйстве незаменимые. О! А это что такое?! А блохи кому нужны? Собакам? Кошкам? Но если б их не было, чем бы тогда прославился тульский Левша? Неплохой чайничек. Бедняги! Что, батенька, похмелье? А вот и радость. Одноразовый стаканчик на троих, заветная белая жидкость. Ого! Как у него кадык забегал. Глазки блестят… Ну вот! Пиво и закончилось… Обидно, да? Досадно. Ну, ладно! У! Как налетели, коршуны!
Во-зро-жде-ни-е. Город-то возрождают… А что, он уже умер? При смерти? Или, быть может, в коме, как республика Коми? И зачем я вчера так нажрался? А народ все пьет, напивается, упивается, запивается. Все пьют, пьют. Все пьяницы, алко-голики. Бабы – ****и. Жизнь – дерьмо. Зато город у нас красивый. Чудный город! Люди, вон, в Бога верят, в церковь ходят, свечки ставят, молятся, каются… Прости мне, Господи, все мои прегрешения! Тварь я запойная, но ведь – Тобой сотворенная.
Что?! Ах, да! А этот рынок как назвать? Муравейник. Но те хоть трудятся. Тлю
окучивают, соломинки тащат, кряхтя. А эти? Двуногие, обезьяноподобные. Покупай! Покупай! Не проходи мимо. Что нельзя купить, можно продать. Дайте мне во-он тот пряничек печатненький, а я вам за него бумажечку красивую с картинкою, с циферкою. Чем больше циферка, тем красивее бумажка. Чем больше бумажек, тем уважаемее их обладатель. Человек без гроша в кошельке, с шишом в кошелке – не человек. А кто? Да никто! Я – никто и ничто. Не вписываюсь в рамки товарно-денежных отношений. У меня и кошелька-то никогда не было. А, право, с удовольствием бы вписался. Запишите меня в бизнесмены, в счетоводы, в товароведы. Я деловой, я слова умные знаю: дебет, кредит, сальдо, сдачи не надо. Кстати, таблицу умножения помню и теорему Пифагора. Маркетинговать могу. Реклама – двигатель. Двигатель внутреннего сгорания торговли. Баксами заправился, стартерчик круто-нул! И – на га-аше-ээточку! Трах-тах-тах-тах! Карбюратор: апчхи! А, плевать! Из сопла – дымок, И бараночку – ту-уда – сю-уда! Тыр-дын-дай! Тыр-дын-дай! Мне подго… Ёх-тибидох-тибидох, чтоб я сдох! Надо срочно отлить. Количество выпитого пива прямо пропорционально объему мочевого пузыря и обратно пропорционально количеству жидкости, в нем содержащейся. Надо. Срочно. От-лить. Надо меньше пить. Пить. Надо. Меньше. Сю-у-да! Не расплескать бы! Кажется, направо. Так… Зар-р-раза! Фу-у-уххх!
Жуткое место! Тихо… Мрачно, да и еще эта башня несуразная. Тайна! Накрытая корытом времени. Дремлю – и за дремотой тайна, должна быть в женщине какая-то загадка… Загадка-то есть, а где разгадка?.. Отгадаешь – получишь все, нет – все потеряешь. Гадом буду! Отгадаю! – Кто утром ходит, днем всходит, вечером молчит, а ночью стонет жалостно?.. И нет ничего: Ни ее, ни любви, ни мечты, ни-ко-го… Ничего-то ты не понял! Я хотел. Но меня же можно понять?! – Нет!.. Нолики есть, а вместо крестиков – циферки. Зачем? Нет, легенда красивая…
… Тишину прорезал резкий, пронзительный крик. Крик нечеловеческий, дикий, незнакомый. Иногда болота издают странные звуки. То ли ил оседает, то ли… Ну уж нет! Это крик живого существа. Но это же город, не джунгли! Невзрачная башенка, скрытая от любопытных глаз в замкнутом дворике. Окуляры стеснительных окон темны. Тусклое небо. Тоскливая тишина. Боже!!! Опять этот душераздирающий крик. По телу лихорадочно покатились мурашки. Тихо. Нет, слышите? Шорох…шуршание…шелест. Небо, из тусклого стало сероватым, серым, черно-серым. Тропосфера заколыхалась, прыснул легкий ветерок. Затмение ночи?.. Вычурные очертания, причудливая форма, нелепое, чужое содержание. Phantastikos profanatio мифа. Огромные крылья, грызущие пространство. Громадное тело с кошачьей мордой и четырьмя хищными когтистыми лапами…
…но вряд ли он там грифонов выращивал. Не селекционером-зоологом же он был, а аптекарем. Как там ее? А, фармацевтика…фармакология, гинекология, клаустрофобия. «Лавка ведьм». Химия с алхимией. Не генетика же! Не Павловские издевательства над лучшими друзьями человечества! H2O c C2H5OH до нужной консистенции. А тут: птичку с млекопитающим!! Пернатый царь зверей…с хохолком на голове! Ма-аразм!.. Любит Homo Sapiens уродцев. Мутанты возбуждают интерес, пробуждают вялое воображение. Что всего более радует глаз посетителя петербургской кунсткамеры? Ну, конечно же! Пластмассовый чукча в чукотском прикиде да двухголовые эмбрионы. Надо же! Еще зародыш, а уже урод… А мифология? Категория чудесного в поэзии народа. Чудовище – от слова «чудо»… Превосходный аппетит имеет чудо. Юдо-рыба-кит. Русалки, гномики, эльфы, тролли, кентавры, минотавры, циклопы одноглазые, аргусы стоглазые…грифоны, олигофрены, сфинксы с загадочным выражением то ли лица, то ли морды. Если инопланетянин, то обязательно урод… Зачем? Почему? Для чего? На всем флер. Пастухи пустыни – что мы знаем? Тайное становится явным, явное – тайным. И смысла никакого – нет. Абсурд.
Кстати, об абсурде.
Absurdus Vita Nuova. Нелепица жизни. Бессмысленность существования. «Чувство абсурда подкарауливает нас на каждом углу. Оно неуловимо в своей трагичной обнаженности, в тусклом мерцании своей атмосферы». Реальность смерти зарывает любые проявления реальности. Живешь… «А потом придет она, собирайся, скажет, пошли. Отдай земле тело »… А смысл?!
На всем в этом мире – печать смерти. Даже звезды…горят миллиарды лет – и гаснут. И твоя звезда закатится. И солнце когда-нибудь перестанет светить. Растают бесследно протуберанцы. И вновь наступит тьма. И все поглотит хаос. Умрет богиня Гея, а Он-то, наконец, заплачет горько о скорбной участи творенья своего. И слезы обратятся в лед, и соль рассыплется во прах.
« Мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть »…
А как же небеса? А вечная жизнь? А жизнь тебя в других? Бессмертие твоих деяний?
А так. На бессмертие претендует лишь то, что всегда умирает последним.
Когда-то давным-давно было такое время, когда не было ничего, ну совершенно ничегошеньки. Да и не время это вовсе было, потому что времени тогда тоже не было.
Как это, не было?! Быть не может! Что-то же все-таки должно было быть. Как это совсем ничего?!
А вот так. Где-то, может, и не может, а тогда могло. И было. Да-да! Как раз вот это самое ничего – и было. Огромное, бескрайнее, бездонное, бесконечное ни-че-го. Но и это еще не всё. Оно не просто – было. Оно – жило. Жило само в себе. Представляете, всегда, везде и только ты, и только – в самом себе.
Врагу не пожелаешь… А что делать?!
Но вот однажды… Никаких однажды! Не было времени! Не было вдруг, не было сначала, впервые, наконец. Ничего не было! Было только ничего. И ничего заплакало, робко так, неумело, но очень чисто, честно и несчастливо. Что ж, от одиночества, бывает, и заплачешь. Бесслезно оно плакало, бесчувственно, безмолвно и безудержно. И что же?
Чудо!!! О! О, чудо! Нет, сверхъестественного ничего не произошло. Ничего плакало, нарушая тем самым непререкаемый закон модальности. Ничего заплакало, и перестало быть ничем. Плач ничего вскрыл пласт ничейного, никчемного ничто. И появилось нечто. Всё очень просто. Встречайте!
Было б что встречать! Да это вообще черт знает что такое! Ни цвета, ни запаха, ни формы, ни содержания. Одним словом – нечто. Ну, уж конечно, лучше, чем ничего. Но то хоть плакало, а это и заплакать не умело. Могло только делиться… на сотни, тысячи таких же бесцветных, бесформенных, безвкусных нечто. Согласитесь, хорошенькая перспектива: бессчетные полчища нечто, размножаясь с геометрической прогрессией, наполняют собой пространство, расползаются, растворяются в нем. И что? – Да ничего! Ни-че-го.
И всё бы ничего, но ведь в семье не без урода. Однажды (да-да, однажды) какое-то молоденькое нечто как-то так неверно разделилось. Не заладилось что-то в процессе. Что-то где-то куда-то не так, а не так почему-то как будто зачем-то. Так и родилось – что-то. А что-то… - это уже что-то!
Что-то есть такое в жизни, что неподвластно нашему разумению. Что-то есть такое в нас, чего мы не знаем. Еще…
Пастухи пустыни – что мы знаем? Тайное становится явным, явное – тайным. И смысла никакого – нет. Абсурд.
Кстати, какой сегодня день? Да и день ли? Пора! Мрачно тут. Заморочно. Унылая нора…очей… По-ора в путь-дорогу, в дорогу дальнюю, дальнюю, даль. Вот те раз! По дороге скачут ноги, ребра, груди «жигулей». Идиот! Смысл… Какой к черту смысл! Трясти надо, а не сопли жевать. Не растрясти бы. Тьфу! Вроде же были здесь… Тут. Ах! Все-таки она – дура… Гниль! ****ство. Грязища. Вот, твари! Где жрут, там и срут. А сам-то, сам! Обоссал башню Пеля, а еще и возмущается. Так, по нужде! Не в штаны же! Сортиры нонче платные. Солнышко высушит. Хотя…какое там солнышко! Да высохнет. А вообще погода-то – ничего!
Ух, ты! Еще не вечер, а уже утомилась. На травке так сладко поспать. А тоже ведь
женщина! Замызганная, неухоженная, с душком. Но человек! Стало быть, есть, чем гордиться… Вот за что алкашей все не любят? Презирают, унижают. Мол, от общества их – оградить! Тоже мне, общество! Те же ведь люди. Один мечтает о чистой, откровенной любви, другой – о пузырьке «Льдинки». Каждому – свое…
Академия художеств. Нева. Два сфинкса у воды друг другу корчат рожи. Адмиралтейства шпиль порвал покровы неба. Исакий крепко спит. Царь Петр бледнее меди. Это – там. Там: набережная, простор, фасады, ля-по-та-а. А здесь… похоже скорее на свалку. Свалка уродливых гранитных плит. А ведь – материал! Материя будущей скульптуры. От бесформенной глыбы к форменному безумию творчества. В творенье – свет, раствор кромешной тьмы. Почему до сих пор никто не воздвигнет памятник самой памяти?.. Виктор Цой…Жив…Хорошая штука – память. А дворик там, внутри, занятный. Уфологический какой-то. Помню: замкнутость круга, симметрия, травка, тишина, над головой дыра луженого неба. Головокружение, движение. Куда?! Как проходит наша жизнь? Линейно или циклично? Моя в последнее время – скорее цинично. Да-а. Всякая вещь или есть, или нет, но имеет две стороны: парадный и черный ход; лицо и изнанка; зеркало души и, – соответственно, жопа. Там: фасад, колонны, памятник архитектуры; здесь: облезлые стены, заколоченная дверь, кладбище камней и мусор. А дворик там, внутри, – занятный.
Круг…Линия цикла. Магия формы. Замкнутость и бесконечность…Крутая отвесность стен без единого угла и отсутствие полога над бестолковой головой. Ты – в центре круга. Над головой открытый космос. Лети! Ты – сын Вселенной. Мать принимает тебя. Мать примет тебя в свои объятья. Одно не забудь: верни тело земле. Телу нужен покой. Тело жаждет ласки, тело любит наслаждения, тело извергает семя. Телу нужен покой. Тело принадлежит земле. Отдай его! Чувственной, благодатной почве, дерзновенному, перегнойному дерну, маленькому разноцветному шарику, млеющему под лучами солнца в парном молоке. Молочное турне. Тур вальса после выхода в астрал. Метеоритный дождь. Болидная зарница. В иллюминаторах улыбчивые лица шлют пламенный привет в эфир. Летим, брат, летим! В весомой невесомости веселья!
Присесть что ли? Вон лавочка.
Му-у-уторно! И некому руку подать…во время ненастной погоды. Говорят, настроение наше во многом зависит от погоды. На барометре «Ясно» - и на душе хорошо. Пасмурно, холодно, слякоть – стонет душа, гадостно ей…и кошки…хитрые, злобные кошки. Ну, вот сейчас! С погодой все в порядке, но ведь – муторно же! Ф-ф-х-х-хаа-ээ! У природы нет плохой погоды, если хорошенечко поддать. Пива бы еще! А лучше – стошечку. Для души. Не ради пиянства. Для поднятия настроения. Му-уторно!
А вон им – хорошо. Нежатся. Пиво попивают. Беседуют. Воркуют о своем. Любовь! А тут один, как «Слово о полку Игореве», без пива, без денег, с занозой в середине тела и с горечью…во рту.
А ведь я тоже умею любить! Если, конечно, это можно уметь. Искусство любви… Бред!
Смотря, в какой корень смотреть. Ведь любовь – это что? Предпочтение влечение, симпатия, обожание, обожествление…стимуляция эрогенных зон…кайф, эйфория, оргастический экстаз или…болезнь, особый вирус? Сердечная передостаточность, синдром Амуэроса…Что-то неважно ты выглядишь! Лицо зеленоватого оттенка. Опиумномаковые уши. Глаза с безумством и без тормозов. Заболел? – Люблю! – Что-о? – Люблю! Люблю неизменно и верно!.. Любовь! К женщине! Какая бездна тайны! Какое острое и сладкое страдание!.. Клубничка с красным перчиком чили. Red Hot Chile Peppers… Пошло слово любовь, ты права. Я придумаю новое слово. Сокровенное. Сакральное. Мнеманиакальное.
Целуются. Глотнули пива, и губы их слились в спазмострастном поцелуе. Хмель и солод. Перегар и пресный вкус слюны. Скольженье слизи склизких языков. Биоральное совокупление. Нос к носу… Нос, взнос, занос, засос, понос. Жидкий четырехножечный предмет мебели и уюта. Со спинкой стройной… У ко-ошки четыре ноги. Та-та-а // та-та-та-та-та-та. Но трогать ее-о не мо-ги-и за ее малый рост, малый рост. Страстная любовь рыжей дворовой кошечки пушистой. Кот. Еще кот. И снова – кот. Залет. Окот. Залет. Окот. Ватага маленьких слепых котят. А у нас сегодня кошка родила вчера котят. Котята выросли немножко, и писать больше не хотят.
Птички поют. Листики вылупились зеленью сочной из почки пушистой на круглое солнце. Весна! Пора любви! Девочки раздеваются. У мальчиков глазки разбегаются, штаны…поднимаются. Ветер! Гонит гормоны по телу. Гонит! Гормоны тянет на волю, на лоно, в лоно, из лона. Оголодалою плотью смутно он немо жаждал любить. Любить любовь, любовью быть… Любовь евнуха – миф или реальность? Да, важного нет, а почему бы и нет! Глаза видят, уши слышат, нос обоняет. Сознание оценивает. Мозг сигнализирует. Прием! Я – сердце. Сигнал принят. Включаю пятую скорость. Три! Два! Один! По-е-ха-ли! Лейкоциты и т.д. летят по венопролитену вниз. Подъем! Все за работу!.. У-у-у! Беда, какая! Как всё изуродовали! Как всё запущено! Но мотор-то работает. Клапана, поршневая система – как часики. Стучит. Процесс пошел! Влюбился…
Любить любовь. Любовью быть любимым. Любвеобильным слыть, и любоваться влюбленным телом пассии любимой.
Любовь – абстракция. И любовь – сущность, существо, предмет существования в осязаемом мироощущении, реальная субстанция с именем и обтянутой кожей черепной коробкой, о двух ногах, руках и ягодицах, с парой на конус завершенных полусфер поверх грудных застенков, скрывающих от глаз центральный орган жизненосного устройства; присутствие отверстий, наростов, наслоений и волосяного покрова в отдельных частях тела; форма, форма форм, сознание, обоняние, обаяние, способность колебать частицы нёбного пространства, особый тембр, диапазон, тональность. Любочка, Люба, Любаша, Любаня. Любушка, Любка, Любаха. Любовь! Девочка, девушка, женщина, леди. Особа. Зазноба. Стервозная злоба. Она, имярек, пра-пра-пра-пра-пра- Евы.
Бедная сиротка Ева! Отец, муж…а матери никогда и не было. Ни детства, ни девичества с подружками, ни свадебного поезда с подарками. Разговор с ползучим гадом, улещания Адама, укус перезревшего яблока и всё – невинности и рая на земле как не бывало…
Какая же ты женщина! Ты – девочка. Конечно! Любаша… Расставание и память останавливают возраст и время. Какая ты сейчас? Уж явно не до кукол и пушистых медвежат. Не надо больше осторожно, с нервозным страхом быть застуканной, залазить к маме в косметичку. А сколько, зато теперь надо другого! Чем дальше в лес, тем больше шишек падает на голову. А сколько в голове всего должно быть! Беззаботное неведение и наивнейший девиз «Хочу все знать» сменяет ужас перед бездной информации. Меняется память. Одна суета замещает другую. Все проходит… Но все ли забывается?! Вот я же тебя помню! Разве это была суета? Когда же это было?..
Я как раз в том году, наконец, поступил в университет. По радостному случаю, конечно же, напился. Точно! Праздновали на Петроградке. Сначала водку. Потом какой-то мудак приволок две бутылки портвейна. Верка напилась и ко всем приставала. Закатила истерику. Облевала унитаз. Надька заволокла меня в постель, но я уже был неспособен. Драки, вроде, не было. Из окна никто не выпал. Ну да! Прошло все чисто, чинно, благородно. И голова на утро не болела! Потом… Родители укатили на юга, пополнить голыми телами муравейник в унитазе, а я нагуливал аппетит, чтоб утолить затем несносный голод очередною порцией глазуньи. Ну да! Еще жарко было. На полосатой лавочке сидел, пил пиво. Напротив: мужик с бабой ругались. Помню: хлебнул, во! Две школьницы идут. Смеются. Рядом сели. Подружка-трещотка. Как же ее звать-то?.. Белобрысая. А ты…в легком голубом платьице. Тяжелые, густые темно-рыжие волосы упругими кудрями покрывают плечи, разбегаются по спине, горят, пронзенные лучами солнца, как золотая осень, как… « А ее – зовут Люба ». – « Очень приятно ». Кроткий, робкий кадр-взгляд. Наивная невинность.
« Любаша »! – « Что »? – « Да нет, я так. Ничего »…
Пустынная набережная. Вечер. Чайки. Все реалии жизни с ее блевотиной, дерьмом, сутолочной суетой и дешевыми дрязгами – вне…нет их. Есть только мы. Ты и я. Двое. И мы гуляем. Тихо. И мы молчим. Над рекой-Невой стоит туман, туман из грез и забытых воспоминаний. Над головою: просто небо. И я – курю. Иду. Ты – рядом. С довольным видом ешь конфету «Барбарис». Как сладко это слово – Барбарис!
А как ты улыбалась мне! Нет, истина, пожалуй, не в вине. Не в звездах и не в солнце. Не в золоте. Не в инь и ян. Не в распятии. В улыбке. Только в ней, в ней одной состоит то, что называют красотой лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, лицо прекрасно; не изменяет его, оно обыкновенно; портит, лицо уродливо, и никакие пластические операции не переменят этого…
Свидетельство о публикации №211121001145