Эра святотатства - 3

1987 год
Яранск

В новогодние праздники с братьями Арефьевыми – моими одноклассниками – отправились в гости к нашему ещё одному школьному товарищу Иванову. Он был не женатый. Жил в трёшке-квартире со своей сестрой Лидой, которая в свою очередь тоже бывала дома лишь «набегами» – хоть и училась в институте, но заочно. Да ещё подрабатывала в Йошкар-Оле, пописывая статьи в тамошние газеты.
Компания небольшая, но очень крепкая – знаем друг друга, как сказал Иванов, «скоко живём». Поэтому говорить есть о чем, вспомнить теж есть чего.
Однако-ж начали астолье с печального. Помянули нашего классного! классного руководителя Николаича. Ему б в день тот всего лишь шестьдесят пятый год шёл, а он семь лет уж, как умер.
Выпили, помянули. И к празднику вернулись. Лидушка – прямо украшение компании. Расцвела, похорошела. «Прынцэсса» – одним словом. Мы то её помнили…. Точнее, не помнили – она младше нас. Мы же зачумлённые своими одноклассницами были.
Лидушка то на два года нас младше. Замухрышкой казалась. Да ещё и вредной. В компании же новогодней на первый план выдвинулась. Правда быстро надоедать стала со своим учением о пассионариях. Начиталась Л. Гумилёва и нам давай теории его излагать. Кабы в другом месте, так послушали, но за столом добрым да по поводу важному – уж извини, подруга.
Правда и «подруга» поняла неуместность своих научных притязаний к нам и вскоре уж о всяком-разном  болтали: и о том, что было и чего не было.
Было же всякое….
Во втором классе влюбилась Лидушка в меня, понятно по разнице в годах, четвертоклассника. Ладно бы, повздыхала да успокоилась, а она объясняться в своём чувстве надумала. Да как?
Написала записку, как-то её по-девчоночьи даже шифранула. Я к Иванову зашёл как-то после школы. Май месяц. Близился день окончания начальных классов. Мероприятие какое-то затевалось и нам с Лёхой (Иванова так звать) поручили в какой-то пьесе поучаствовать. И слова дали да ещё и велели прорепетировать дома роли наши.
Пока мы изображали: я – каменотёса, а Иванов – остолопа, ищущего себе профессию в жизни, Лидушка и запулила своё «любовное» творение мне в дневник. Прямо на ту страницу, где был «кол» за поведение и которая была «нечаянно» склеена с предыдущей.
Домой я заявился, а там батя мой с Ивановым-старшим сидят и киряют. Я же хочу есть. Портфель бросил у порога и к печке. Чугунок из неё, как заправская кухарка, ухватом выудил. Мужикам попенял, что «расселись этта, бутто борова каки».
Батьке не понравилось это, он и встречную «претензию» - покажь, сын, дневник.
А мне что не казать – страница прошлой недели «склеилась». На текущей же – «пятерик» по арифметике и прямо в понедельник.
Отдал родителю дневник, картофнику налил в блюдо. Хлеба горбуху взял и в другую комнату ушёл. И трёх ложек не успел отхлебнуть, а зовёт отец.
Заявляюсь недовольный, а мне две вещи под нос – «расклеенный» дневник и бумажка какя-то.
– Это чё?
– Дак это…  – замялся.
А Иванов-отец заступаться было за меня – сам-то какой был, пеняет. Батя же не прост.
– Погоди, Фёдор…. Счас и до тя радость донесу.
– Я то при чём? – смешался отцов друг.
– А при том, что сват я те, а это паршивец – уж зятьком твоим получается скоро будет. Гли-ко како послание кавалер то получил…. – и бумажку отдаёт.
Я же совсем смешался. Уж за «кол» вроде и не шпыняют меня, но за что-то иное – более «страшное» – привлекают к ответственности.
Фёдор бумажку повертел.
– Н-не пон-нял…. Каракули каки-то…
– А ты каракулськоё то убери да без етой приклёпки «ку» впереди слов прочитай и подивись, как Лидуха-то у тя.
Фёдор губами пошевелил. Обрадовался.
– Ак чё,если так, Коль – давай ко и за это. Роднёй будем….
Вообщем всё на шутку бы и сошло, но Иванов-старший эту записку домой прихватил и там над Лидушкой стал подтрунивать.
Девчонка в слёзы и дёру из дому.
К вечеру домой не заявилась. Уж в полночь, Фёдор и ещё мужики побежали девчонку искать. И в лесу городско орали, и по лугам речным горланили. По утро пошли на кладбище. Кто-то из ближайших домов вызвал милицию. Приехал наряд и присоединился к искавшим пропавшую девочку.
А та и впрямь на кладбище сперва забрела, а потом стемнело. В потёмках заблудилась и к речной протоке Чернушке спустилась. Там и сидела под кустиком до утра – промёрзла до костей. Когда же солнце чуть поднялось и пригрело беглянку, задремала она прямо под кустиком.
Тут её и нашли. За плечо трясут, а она, будто мёртвая, даже не реагирует – тамк крепко заснула.
Растолкали всё же. Та понять ничего не может. Всё ж привели в чувство. Врач тут суетится уж – лоб пробует рукой, язык просит показать.
Милиционер допрашивать пытается, где она была всю ночь. Лидушка уж снова в слёзы. Объясняет, что на кладбище заблудилась и сюда вышла.
– Туточки и мёрзла. А ещё там…. – на воду показывает – Водяной….
Её успокаивают.
– Мы же тебя звали….
– Кричали…. Ты слыщала?
– Слыш-шала….. – глотая слёзы подтвердила Лидушка.
– А чё не отозвалась то? Или бна голоса пошла?
– Боялась потеряться….
Так смешно выглядело это объяснение, что смех всё и разрулил. И уж девчушка улыбалась, и служивые милиционеры отстали от дознавания, и Фёдор мужиков уж на выпивку агитирует…..
Вспомнили, как Лидушка потерялась. Посмеялись. Тут Иванов поднялся и в другую комнату ушёл. Оттуда стук послышался.
Вернулся в зал, где сидела компания. Тащит чертёжную доску, а в нейс длинного краю гвоздь-двухсотка торчит.
Полюбопытствовать на сей счёт не успели, как Иванов подошёл к стене и прямо сквозь персидский ковёр приколотил доску к стене.
Обернулся к сидящим за столом.
– Воронин! К доске….
Ничего не понимая, пытаюсь отнекаться.
– Мож, не надо, Лёх Фёдорович…..
– Надо, Серёжа… Надоть….
Делать нечего, к доске подошёл и, входя в роль-раж, указку требую.
– Не пол-ложено. Ты чё не понял, зачем вызван?
– Отвечать… – бухнул, не думая.
– Во-о! И ответишь сейчас. Вы, Арефёнки, чё расселись – вас тоже касается дело.
– А мы чё…
– Мы ни чё… – пробухтели брательники.
– Тогда вот чё…. Мы ведь в пионерах, помнится, в одном звене состояли. А я у вас был звеньевым….
Точно всё. Подтвердили дружно начальственный статус Иванова.
– А чё дальше-то? –- интересуюсь.
– А то, что будем обсуждать твоё аморальное поведение, пионер Ворнин, по отношению к октябрёнчихе Ивановой.
 И так, слово за слово, состоялось собрание «звена». В итге меня «передним числом» – из будущего, значит – исключили из пионеров. А ещё потребовали, чтоб «как честный человек» женился на Лидушке.
Я в тот момент не против был – Лидушка из красавиц красвица. Однако, невеста нашего юмора не поняла и, обозвав придурками, усвистала в свою комнату. А пред тем, как выйти из комнаты, оглянулась на миг и меня взором одарила.
А в нём такой огонь! Показалось, что всё спиртное, скопившееся в моей утробушке за новогодние праздники, вдруг воспламенилось, и вспыхнул я факелом негасимым.
Ещё посидели, но уж разговор не клеился и, вспомнив про дела, ушли сперва братья. Через полчаса и я распрошался с Ивановым.
Вроде обычная встреча, заурядная вечеринка одноклассников. Уж сглаживаться впечатления от неё стали, но тут пришло письмо. Обратный адрес (по штемпелю) определил – Вархангельская область, Лешуконский район. А вот название почтового отделения расплылось. Да мне сперва и не до него было. Пришло письмо без обратного адреса. Внутри его целый лист в клеточку исписан какими-то значками. Какие-то похожи на латинские буквы, который на кириллицу, а ещё всякие стрелки да завитушки – абракадабра какая-то.
Послание в руках повертел. На ковнерте прочитал название почтового отделения – незнакомо совершенно. Хотел уж выкинуть странную писульку, но тут дошло до меня, кто ж этот шутник из Лешуконья. Лидушка! Начиталась всякой заумной мути и вот играет в детективы и «пляшущих человечков». А то, что адрес совершенно немыслимый – так, верно, подруга по студенчеству оттуда родом есть. Поехала на каникулы да и отправила письмо со своей деревни архангельской – что тут хитрого.
Всё ж выкидывать послание не стал, расшифровыватьтоже - аккуратно упаковал листочек с «иероглифами» обратно в конверт и поместил в альбом фотографий. Дескать, когда встретимся с Лидкой, тогда пусть и расшифровывает мне свои «куку-символы» любовные.
Всё ж видимо встреча с Лидушкой на Новый Год да письмо лешуконское в башке у меня застряли крепко и однажды – уж к лету дело шло – сон приснился. Будто бы отправилсзачем-то на Борок. Ни кого там не знаю – какой чёрт туда понёс, даже не думал. Да и не дошёл я до деревни, а свернул перед городским кладбищем к Ярани. Дело уж к вечеру. Дошёл до протоки Чернушки, а там шатёр стоит. Из него звуки тихие да сладкие слышатся и через слово-два обращения к какму-то «княжечу Сергеню».
«Ак ведь это про меня!» – ахнул от такого ко мне обращения.
Не раздумывая более ни о чём, в шатёр вошёл, а там… Там Лидушка-не Лидушка, но королевишна и вся разодета соотвествующе. Приветствует меня и туитул какой-то замысловатый пред именем моим называет. А мне уж не до того. Я на королевишну вылупился и сказать ничего не могу.
Она ещё что то молвила, после мне какого-то напитку в золочёном кубке протянула. Жахнул я того зкелья и всё….
Что-то неземное творилось, да подробностей не запомнил. Да и слов таких, я думаю, нет, чтоб описать волшебство то.
Долго жил под впечатлением того сна. Неделю перед глазами стоял шатёр и обитательнца его. Не выдержал, пошёл где-то неделю спустя к Чернушке. Шатра, конечно, не было. Да и следов, что он там был, тоже не обнаружил. Да и разве будет какая королевишна ставить свой шатёр на окурки да пачки сигаретные и стекло от бутылок?