***

 ХУТОРСКАЯ САГА.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Связь поколений, связь времен
Это, как явь или, как сон.
Мир полон прежних дней обломков,
В круговороте предков и потомков.

Нет крепче связи на планете,
Чем связь ушедших поколений,
Связь с теми, кто живет на свете,
И будет после без сомнений.
Не прерывается родство,
И в этом – жизни торжество!

С древнейших времен и до нынешних дней,
Нет большего счастья и связи тесней,
Чем связь поколений на множество лет,
На этом держался и держится свет.
                А.И. Квиткин

               

ЧАСТЬ 1
Жестокими не будьте к тем созданьям,
Что полюбили Вас не ведая за что. Быть может от мировозданья
Так полюбить не мог никто.

Пустые пробирки недовольно позвякивают в картонном ящике, отзываясь на каждый наскок колеса бедарки на камешки, рассыпанные по всей дороге, между этими, проклятыми всеми механизаторами, полями. Сегодня, за три года работы ветеринарным техником отделения совхоза,  впервые  сорван забор крови для анализа у коров бруцелезного стада. Больной скот есть почти в каждом хозяйстве района, поэтому установлен строгий график и сегодня его, Василия, день. И надо же такому случиться – скотники, после вечерней дойки, закрыли коров в базу, те к утру взбунтовались, завалили его и ушли в лес, хорошо хоть не на люцерновое поле – полегло бы все стадо от вздутия желудка. Такое уже было в соседнем отделении.
- Не надо было одновременно отпускать в отпуск Дурашку и его напарника, подменять их не опытными скотниками. Они не имеют опыта ночного выпаса коров. – Возмущалась старшая доярка Надя Филимонова.
- Не умничай, - вмешалась пожилая доярка, которую все звали бабой Варей. – Павло Николаевич страдает заболеванием почек, дождался путевку в город Трускавец, Николаю тоже край нужно поправить здоровье. В смену  следовало поставить одного опытного скотника, а вы с управом, чем думали. Василий Иванович, – обратилась она к веттехнику. – Телятница Наталья Мироновна просила заехать на зимник, теленок болеет.
Не будь этой просьбы. Он поехал бы через лес. Так ближе, дорога, хоть катись, не то что эта, мимо полей, усеянных камнями. Давно пора засеять их травами, не выводить комбайны из строя. – нельзя, они числятся в пашне.
Повернув за курганчиком влево по пологому спуску подъехал к зимнику.
Не прошло и месяца, как скот вышел в летние лагеря, а все корпуса уже разграблены: сняты двери, вытащены окна, сорваны полы. Сторож не положен по штату. Целехонек стоит корпус, где работает Павел Николаевич. Дурашка не обидное прозвище. Окончив четыре класса, он заявил, что в школу не пойдет, ушел к мастерским, помогал готовить технику к сеноуборке, с комбайнером Иваном Терентьевичем крутил гайки и тот взял его на уборку штурвальным.
- Дурашка ты, Павлик, дурашка, зря школу бросил, надо бы хотя бы 7 классов осилить – журил его механик Иван Григорьевич Ковалев.
- Потому и Дурашка, что не хочу больше учиться.
С легкой руки механика  прозвище прилипло к Павлу на всю жизнь.
Закончив курсы трактористов, в восемнадцать лет сел за рычаги гусеничного трактора, работал на совесть, был один из передовых механизаторов района. В армию его не призвали из-за какой-то болячки в правой почке, а к 30 годам по этой причине пришлось оставить трактор, как раз к постановке скота на зимовку. Коровник был не подготовлен: выбиты окна, часть полов сорвана, другая сгнила, двери не прикрывались, в потолке прорехи. Павел Николаевич пригласил директора в корпус и попросил выделить материал, а он со скотниками и доярками приведут его в рабочее состояние, директор пообещал и сдержал слово.  Павел предупредил, что если кто хоть гвоздь посмеет присвоить, будет иметь дело с ним, Дурашкой, у него есть справка с дурдома, что он не отвечает за свои действия.
- Делать все на совесть – говорила баба Варя – нам тут целую зиму работать.
Перезимовали в тепле. Скот ушел на летние пастбища, доярки и скотники привели в порядок рабочие места, побелили стены, отремонтировали полы и кормушки.
-Растянут за лето, - сетовали доярки.
- Пусть попробуют – отвечал Павел Николаевич.
На другой день были сняты двери с одной стороны коровника.
- Едем к Паньку Рыжему – попросил он водителя и вместе с доярками подъехал к хате Панька.
Павел взял его под мышки, приподнял над землей.
- Значит так, Паньтюшка, я могу тебя дегко опустить, а могу...
- Отпусти, Николаевич, все на место верну...
И пошла молва по совхозу, Дурашка бил Панька смертным боем, а участковый посмотрел справку с дурдома и посоветовал Паньку не связываться с больным на голову человеком. Прошло три года и никто не рискнул взять с коровника хоть кусок доски.
- Ваш, Мироновна, да, Павла корпуса целые, по остальным как Мамай прошел. Справка помогает – поздоровавшись с телятницей сделал заключение Василий Иванович.
-Нет у него никакой справки, но его и так побаиваются. Сила у него неимоверная. Его прадед Павло, говорят быка кулаком с ног сшибал. Беда у меня, Иванович, Машка Сорокина передала мне троих телят-выпойчат, не доглядела я, один больной – поносит. Всякие чаи заваривала – не помогает. Жалко, мучается бедненький.
Наталья Мироновна Ковалева, телятница от Бога. Еще до войны тринадцатилетней девчонкой ухаживала за телятами после 20-дневного возраста. Доярка за три недели должна приучить теленочка самостоятельно пить молоко из ведерка и передать его телятнице. Наталья Мироновна выпаивает    молоком до 3-х месячного возраста и приучает теленка к грубым кормам. Василий Иванович посоветовал поить больного кипяченой водой с травами,  приписал антибиотики и дал справку на дополнительное цельное молоко.
- За молочко спасибо. 180 килограмм молока на теленочка не достаточно. Обезжиренное молоко привозят кислое, с тряпками. Рабочие сепараторного пункта посуду моют, грязную воду сливают в обрат. Молоковоз Федька ворует обрат для своих поросят, опять доливает воды. Вась, скажи управу, пусть Варьку поставят возить фураж.
Варька ее средняя сестра, еще Галина, а Наталья – младшая. В войну, в  оккупацию Наташе было 17 лет. Красивая, статная девушка заневестилась и влюбилась, надо ж такому случиться, в румынского солдата Петра. Есть даже фотография. Во время обстрела села, бомба угодила в их огород, осколком изуродовало лицо Наташи, оторвало левую руку Варе и убило Петра, Наташа потеряла ребенка. Так и жили они втроем. Неизвестно от кого Варька родила сына Борьку, шутя говорила от деда Дукмаса. Есть в селе такой дед, звонарь, круглый как колобок, живет со своей сестрой, детей любит безмерно. Шутку Варькину принял серьезно, помогал ей, постоянно угощал «сына» чем-нибудь вкусненьким. Борька парень с юмором, подыгрывал своему «отцу». Сестра Натальи всю жизнь проработала ездовым на лошадях.
Рабочие сепараторного пункта, закончили переработку молока, мыли посуду. Заведующий Алексей Андреевич Ковалев записывал что-то в журнал, кивком головы, ответил на приветствие Василия Ивановича, рукой показал на табуретку.
- Я вот, что заехал, - когда тот закончил записи, сказал Василий Иванович – работники твои воду после мытья посуды сливают в обрат.
- Не может быть! – Василий подал ему тряпку.
- Нюська! – позвал Андреевич и подал ей тряпку.
- Во блин, а мы ее обыскались.
- Зови девчат! – губы его побелели, его трясло, Василий знал взрывной характер заведующего и уже жалел, что ввязался  в эту передрягу, - обрат должен быть чистым, без тряпок. Вы меня поняли?!
- Поняли, что здесь не понятного, - невнятно за всех, покорно наклонив голову, ответила его жена Паша. Дома она понукала Алексеем как хотела, и он  как теленок на веревке, ходил за ней, никогда не противоречил, но на работе он хозяин, крутого нрава. Алексея побаивались не только Нюся и Дуся, но и его жена Паша.
Выходя из помещения Василий услышал, как Дуся говорила Нюсе:
- Золотой парень Василий Иванович, а жена его стерва, тягается с кем попадя и каждый раз с другим, со свеженьким...
- Цыц, умница, болтаете не весть что, - оборвала ее Паша.
Болью екнуло в груди Василия, он раньше слышал, случайно, такие разговоры. И верил и не верил. Обратился к своему лучшему другу Николаю, по прозвищу Чужак,
- Не могу я тебе не подтвердить, не опровергнуть. Женщина она красивая, общительная отсюда и сплетни. Дочек твоих через год в школу провожать, о них надо думать. Поговори  с Галиной по душам, по хорошему. Без упреков.
- Пробовал, не идет она на разговор на эту тему. Глушу в себе я душевную боль. Люблю я ее и жизнь без Галины не представляю. Детей подниму, потом определюсь. Может к тому времени она остепенится.
Пытался поговорить с Галиной и Николай.
- Твое какое дело? Может  и ты хочешь переспать со мной? Давай, я не против. Посмотрю какой из тебя мужик, если как-нибудь, то мы уж лучше дома...
Со ступенек сливпункта контора отделения и токовое хозяйство как на ладони. Пять добротных амбаров, отобранных у кулаков в 1931 году, один из которых приспособили под кладовую.
Ларь под муку, ящики-сундуки под засолку сала, фляги с подсолнечным маслом и медом, в углу столик с бумагами и топчан. В 1944 году вернулся с войны Ковалев Константин  Виссарионович без ноги и с тяжелым ранением в голову, его и назначили токовым. Когда от болей в голове не было терпенья, он отлеживался на этом топчане. Уже несколько лет заведует токовым хозяйством Раиса Ковалева, жена двоюродного брата Василия Ивановича.
Василию было видно, как из конторы вышла Раиса, за ней следом его жена и какой-то мужчина и пошли к кладовой. Заведующая открыла двери, запустила туда Галину и мужчину и ушла назад в контору.
- Рая, давай ключи от кладовой – потребовал Василий Иванович.
- Это еще зачем?
-
Отдай по-хорошему, не отнимать же мне их у тебя силой.
-На, - бросила Раиса ключи на стол. – Сашка узнает выпорет меня по-настоящему. Что мне оставалось делать? Сколько раз отговаривала выкинуть дурь из головы, живи по-людски.
В кладовой, на топчане, рядышком сидели Галина и механик с соседнего отделения..
-Надевай штаны и уматывайся. Не боись. Бить тебя не буду – Тот застегнув ремень, сторонясь Василия, выскользнул из кладовой. Галина поднялась, поправила одежду, спускаясь по ступенькам, подвернула ногу. Он подал ей руку. Помог подняться.
- Сама дойду.
Бросив ключи на столик Василий Иванович уехал домой.
Перед обеденным перерывом в контору вошел управляющий отделением Александр Иванович Комаров, широкоплечий, стареющий мужчина и сразу к Раисе.
- Ключи давай и завтра с бабами бахчу полоть. Понятно объяснил?
- Догадываюсь.
- Надо бы и тебя, Галина, отправить на бахчу, проветрится, засиделась, дурная кровь играет. Не имею права.
- В чем же дело – докладная директору и приказ вам в руки. Только о чем вы докладывать будете? Я свое дело знаю и четко исполняю. Бухгалтерия в полном порядке, остальное это мое личное дело.
- Была бы ты моя дочь, выпорол бы тебя так, что долго бы садиться не смогла. Василий не пробовал тебя бить? Жаль, а надо бы. Иногда, таким как ты, помогает.
Александр, муж Раисы, встретил ее на пороге с солдатским ремнем в руках.
- Поворачивайся – приказ он и легонько стукнул ремнем по мягкому месту, - будем считать, что я выпорол тебя второй раз, в третий раз нарушу завет деда, получишь по полной программе. Сводница, твою мать...
... В первую брачную ночь Александр поднял ее с постели и солдатским ремнем, легонько ударил по голой спине.
- Это значит я тебя выпорол ремнем первый раз. Знаешь за что?
- Догадываюсь.
- Не знаешь, совсем не за то, что ты думаешь. Узнаешь попозже. Одевайся попроще.
Через окно, чтобы домашние не заметили, огородами, левадами пришли на хутор Ковалевка, постучали в окно.
- Баба Куля, это я, Саша.
Стукнул запор, открылась дверь.
- Заходите, сейчас зажгу свет.
- Не надо. Спрячь Раису, чтобы ни одна душа ее не видела, я сам за ней приду – распорядился Александр и исчез в темноте.
В комнате Акулина задернула шторки и включила свет. Худощавая, среднего роста с веселыми глазами, не по годам, ей около 80-ти лет, выглядит молодо. Александр, ее внук. Живет она одна, муж погиб во время войны, перегоняя скот за Волгу. Они были с ним однофамильцы и приходился Акулине братом толи в четвертом, толи в пятом колене, но об этом потом.
- Не удалась первая брачная ночь, доктор-практикант виноват.
- Все ты, бабушка, знаешь. Чо винить парня, все было по согласию.
- Побил тебя Сашка?
- Да, нет, легонько стукнул ремнем по спине.
- Ишь ты, помнит завет деда Данилы, молодец.
Данила Лукич в первую брачную ночь бил свою жену смертным боем и убил бы, если б ее отец не помешал. Силой, темной ночью, увел зятя и дочку на фельдшерский пункт. Докторша попросила родителей выйти, заставила Оксану раздеться, уложила на кушетку и попросила Данилу  подойти.
  - Ее, шестилетнюю девочку,  родители принесли сюда с рваной раной. Вот смотри от пупочка и вниз идет шрам. Бедная девочка, как она плакала и я  с родителями, когда штопала рану. А ты ее вожжами, попортил такую красоту. Поднимайся, Оксаночка.
Данило упал на колени, обнял ее за ноги, плакал и просил прощения. С тех пор, по его завету, никто из мужиков его рода не должен поднимать руку на жену, а если уж заслужит, легонечко стукнуть ремнем и хорошенько подумать, может женщина и не виновата...
- Думка у меня есть, собрать всю кровную родню и рассказать о наших корнях, про прадеда Лукьяна Андреевича, его дочку Катерину, что поселила нас на этом хуторе Языке. – сказала Акулина ивановна
  Замолчала. Думала о чем-то своем, чмокала губами. Раиса побаивалась и бабку, и нарушить ход ее мыслей. Разное про нее говорили: что она ведьма и по ночам доит и портит чужих коров, и что это вранье, наговоры, наоборот, она лечит травяными настоями, может наговорить воду, брызгнуть на ребеночка  тот тут же успокоится, поправляла вывихи рук, ног. В колхозе Акулина работала кузнецом, да таким мастером (унаследовала от предка деда Лукьяна), что даже со всей округи приезжали к ней со своими бедами, могла из проволоки шестимиллиметровой розу выковать.
- Ну, что, внученька, ложимся спать, утром все прояснится.
- Бросит он меня, - Раиса заплакала.
- Нет, не бросит, твой грех на себя брать не станет. Засмеют мужики – девку порченную взял. Ты против него сама невинность. Красавицы девки так и липли к нему, а он ушами не хлопал.
На второй день свадьбы стали собираться гости, Саша приглашал их за стол полечить голову. Первыми забеспокоились отсутствием Раисы дружок жениха и дружка невесты.
- Вы на то и приставлены, чтобы охранять молодых – отшутился Саша.
- Ты куда девал нашу дочь? – допытывались родители пропавшей.
- Была ваша дочь, стала моя жена – куда хочу, туда и деваю.
После третьей рюмки, мало кто интересовался отсутствием невесты. Гармонист разрывал двухрядку, гости пили, закусывали, пели песни, плясали до упаду.
Только на третий день, когда утихомирилась свадьба, Саша пришел к своей бабушке.
-Где тут моя нареченная? Бабушка скучать не давала?  Наказал я тебя за то, что ты не призналась мне, прежде чем лечь в постель. Не боись, думала не пойму, с моим-то опытом! На мне греха больше, чем на тебе. Впредь тайны между нами не должно быть. Что было – бурьяном поросло. Я люблю тебя. – И поцеловал в губы.
-И я ей об этом – вставила свое слово бабушка...

- ...Ты что же нарушаешь наш уговор, как я буду смотреть в глаза брату Василию, - продолжил Александр
-Как смотрел, так и смотри, это не первый раз.
- Кто еще побывал с ней в кладовой?
Раиса начала перечислять, Саша загибал пальцы рук.
- Стоп! Пальцы кончились. Она что, каждый раз с другим и не разу не повторилась?
-Ну, да. Тогда с докторами-практикантами я один раз поддалась и все. Противно стало, а Гальке понравилось. Она даже днем к нему в больницу бегала.
- Она что влюбилась в этого белобрысого?
- Какое там! Просто он возбуждал ее, заводил до беспамятства. Другого такого мужчину не может встретить, поэтому и бесится, меняет, ищет. Вдруг попадется, хоть бы, говорит, еще разочек испытать такое блаженство.
-Вот это да! Бедный Васька, такой парень, за что ему такая участь. Бросит он ее.
- Не бросит, дети. Жестоко Галина поступает по отношению к нему, он ее так любит и сам не знает за что, быть может у нас ни у кого на хуторе не было и нет такой любви и по-моему безответной...
Между тем Василий Иванович подъезжал к своему хутору, переехал через брод, конь пытался  напиться воды, он ему не позволил – горячий, нельзя, чуть позже, дома напоит.  Настроение прескверное. Мысли клубком вертелись в голове. Он никак не мог понять, что же он не так в супружеской жизни делает, как мужчина. Вроде ничем его бог не обидел, ни красотой, ни складностию фигурой, ни силой, ни  покладистым характером. И в постели, по его разумению, он не плох. Так почему Галина к нему так холодна, не реагирует на его ласки, старается увильнуть от своего супружеского долга, а с чужими мужиками, далеко не красавцами идет на контакт, притом днем и не тайно, в открытую.
- Что здесь не так – вслух подумал Василий, распрягая во дворе коня, подложил ему приваленную траву, тот начал нехотя жевать, Василий зашел в дом. Это единственный двухквартирный дом в хуторе, построенный совхозом ему и его брату Саше, остальные частные дома, вернее хаты, некоторым уже лет по сто, добротные, крытые чаканом или камышом и живут в них все связанные родством с Лукьяном Андреевичем Ковалевым, поселившимся здесь еще при крепостном праве (но об этом позже) и основавшим хутор Ковалевка. Присел к столу, но обедать не стал, хотя утром выпил всего-навсего полстакана чая, прилег на диван и, удивительное дело, несмотря на то, что был  возбужден, ныло в груди, сразу уснул. Кто-то с силой хлопнул дверью в коридоре, открыл глаза и в это время с криком влетела в комнату теща:
- Вы поглядите на этого негодяя, опозорил жену перед всем селом и спит безмятежным сном. – Она схватила зятя за волосы, подняла с дивана, начала таскать по комнате. Плакали дети, рвались на помощь отцу, но дед удерживал их. Жена стояла в дверях и спокойно смотрела, как теща издевается над Василием. Наконец, он оттолкнул ее от себя и она, с клочком вырванных волос, плюхнулась на диван.
- Как ты смеешь копырять пожилую женщину – и тесть, со всего маха ударил зятя под левый глаз. Василий, падая, ударился головой об угол окованный железом печки. Дети бросились к отцу. Таня подняла голову отца.
- Мама, у папы кровь – показала Галине ручки.
Подхватив детей , выскочили из комнаты, с полуоборота запустили двигатель мотоцикла и укатили в село. (Всю свою жизнь корила себя Галина, что поддалась воле родителей, оставила  мужа в беспомощном состоянии. С этого момента дети перешли на сторону отца).
Василий Иванович очнулся уже на диване, возле него хлопотала жена его друга Николая, Анечка, пытаясь перевязать рану белой косынкой.
- Потерпи чуток, Коля побежал за Тонечкой. – Фельдшерица Тонечка, проработавшая в селе почти год, успела завоевать уважение жителей, осмотрела рану, застригла волосы, промыла рану и попросила Николая:
-Вызывай скорую помощь, скажи травма черепа, а возле магазина крутится участковый, пригласи и его.
- Это еще зачем? Не нужен он здесь, это дело семейное.
- Делай что говорю, не бросать же мне больного и искать участкового.
Участковый – это Володя Ковалев, двоюродный брат Василия и жены Николая Анечки, вошел в квартиру вместе с врачом скорой помощи и пока те делали перевязку, осмотрел комнату, нашел клок волос и показал доктору.
- Видимо здесь была драка – заключил пожилой доктор – вот смотри гематома под левым глазом, а черепная травма справа..
- ... Видимо, припечатали ему слева, а Василий, падая, ударился об угол печки. Пишем протокол – Володя раскрыл планшет и достал бланки протоколов осмотра.
- Рисуйте. Помогите перенести больного в скорую.- Аня уехала  в больницу, как ни говаривал ее доктор, убеждая, что делать ей там нечего.
- Володя, ты погоди с бумагами, поправится Василий, что он скажет, может простит. Родня все же.
- ладно, подождем – согласился участковый. Вложил бумаги на место, клок волос упаковал в пакетик – Незаконно это, случись что с Василием, у меня будут крупные неприятности.
- Я тогда этого негодяя, Ивана Говорова, вверх ногами подвешу – пообещал Николай.
Больше недели пролежал в реанимации Василий и все это время под дверью по очереди дежурили то Николай, то жена его Анечка. Хирург Федор Ковалев, тоже хуторской, двоюродный брат больного заведовал хирургическим отделением, просил их уйти домой,  не мучиться зря, если, не дай Бог что, он им позвонит, но они упорно сидели в коридоре и справлялись о здоровье Василия у всех,  кто выходил из палаты. Радовались, что он пришел в сознание и здоровью ничего не угрожает.
Федор Ковалев еще будучи десятилетним пацаном помогал своему прадеду, известному в округе лекарю и «костоправу», научился «править» вывихи, поступил в медицинский институт, чуть не вылетел с первого курса – помог девушке, подвернувшей ногу, его предупредили, но он втихаря продолжал помогать студентам и жителям городка. Плату, как и его дед не брал деньгами, разве, что дадут с продуктов и, голодные студенты, съедали всей комнатой. Шила в мешке не утаишь, пригласили в деканат. Разговор был серьезный, под конец профессор спросил:
- Сейчас выйдешь из корпуса, а там дитё подвернуло ногу – твои действия.
- Помогу – ответил Федя.
- Так тебя же отчислят!
- Но ему же больно! – чуть не плача ответил Федя.
- Свободен, - когда он ушел, профессор сказал – из этого парня будет толковый врач.
Угадал. Федор – хирург от Бога. Через два года ему доверили возглавить отделение. Галина так и не пришла в больницу, ей стыдно было показываться на глаза мужа.
Из реанимации Федор Николаевич определил Василия в отдельную, элитную (для большого начальства) палату с телефоном, умывальником и туалетом в соседней комнате, телевизором, жесткой широкой кроватью, диваном, мягким креслом и другой мебелью, и в тот же день посетил его участковый.
- Никто меня не бил, сам упал – объяснил Василий Иванович.
- А клок волос – сами выпали?
-Володя, это наше дело, сами уладим.
-Хорошо, братуха, - согласился участковый – выздоравливай. Тестя твоего я все-таки попугаю, пусть потрясет штаниной.
- Не трожь, он уже наказан, Бог лишил его разума – попросил Василий Иванович – выйду с больницы разберусь с ним по-своему. Обида гложет меня...
-Не советую, Вася, лучше по закону, а то тебе дороже будет.
На второй день, узнав  от Николая, что внука можно навестить, в палату заглянула баба Куля.
- Ну, здравствуй, Вася, - поцеловала, приложила ладонь ко лбу – температура нормальная, как самочувствие?
- Душа болит, злоба душит, за всю мою жизнь меня никто так не обижал.
- Это ты зря себя изводишь, гони дурные мысли прочь, иначе они поселятся в тебе накрепко и будут понукать и повелевать, так и до беды не далеко. Думай о хорошем, например, о своих доченьках, они, Вася, у тебя как цветочки.
- Пробую, не получается, руки чешутся, рана заживет, да она  меня и не беспокоит, но что делать с мыслями?
- Я не богомольная, попов не приветствую, они мою хату стороной обходят. Ходят по дворам, придумывают всякое, то хату освятят, то скотину, то огород, лишь взять подаяние. Даже в войну последний кусочек хлеба у детей перехватывали. Мои родители, да, все предки – христиане. Я уважаю их веру, соблюдаю все праздники, бог может и есть, но причем тут попы.
Так о чем это я? Да. Хочу рассказать тебе одну притчу из Святого писания, за точность не ручаюсь, отец мне рассказывал. Один мужик спросил у Иисуса Христа, сколько раз он может прощать своего непутевого брата, он простил его уже семь раз, на что тот ответил: «Не семь раз, а семь раз по семь». Так вот и ты, Вася, не держи злобу, прости их и тещю. И тестя, и...
- жену. Они по мне потоптом, ноги об меня вытерли, притом при детях, не смогу.
- Сможешь. Внучек, сможешь, подумай хорошенько. Она, жена, мать твоих детей – ей будет плохо, дочерям еще хуже.
- Ну, не могу! – чуть не плача сказал Василий. – Сидит обида  внутри меня, каждый день и ночь только об этом и думаю, не получается переключится на другое.
- Вася, ты  со школы помнишь хоть стихотворение, читай про себя, я принесу тебе книжицу с молитвами.
- Не верю я в Бога.
- То дело твое, дело не в вере, читая их успокоишься. Поверь, у меня горя  хватало, этим только и спасалась. Молитвы, тоже стихи, их сочиняли умные люди, знали, как успокоить разволновавшуюся душу, погасить горе и злобу.
В палату вошел Федор.
- Федька, ты Ваську поставь на ноги.
- Чо, его  ставить? Ноги в порядке, голову подлечим, а душу лечить вам, бабуня.
Бабушка с Федором ушли, Василий решил воспользоваться бабушкиным советом. Хоть попробовать. Вспомнил стихотворение Некрасова:
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел, был сильный мороз.
Прочитал один раз, второй, а когда начал третий раз перед глазами возник зимний хуторской лес, крутой спуск от столетнего дуба, зима и он с пацанами на самодельных лыжах летят вниз к замерзшему  пруду, а там его друг Коля ведет под узцы его коня, запряженного в сани, с дровами. «Почему же не с хворостом?» - хотел спросить Николая, но проснулся – возле койки стояла сестричка со штативом.
- Василий Иванович, простите ради бога, вы так улыбались во сне, жаль было будить, но время ставить капельницу.
На душе было светло и радостно, но как только ушла сестричка, тяжелые мысли опять полезли в голову и не хотели отпускать. Василий закрыл глаза и снова читал стихи Николая Александровича и снова   черные мысли уходили на задний план, злоба потихоньку притуплялась.

Окончательно успокоился, когда его пришли навестить его дочери. Они с ходу забрались к нему в постель, Таня с краю, а Маша от стеночки. Говорили разом и по очереди прямо в уши, касаясь их своими теплыми и влажными губочками. Отцу было и щекотно, и приятно. Душевная боль и злоба ушли насовсем.
- Папа, дядя Федя говорил, что тебе надо двигаться. Поднимайся, мы тебе поможем. Со всех палат ходячие больные наблюдали как две шестилетние близняшки поддерживают отца, а тот, делает вид, что опирается на их детские плечи, ведут его по проходу. Василий улыбается счастливой улыбкой, повинуясь детям медленно передвигает ноги, чуть-чуть кружится голова, ну, и бог с ней, главное рядом с ним его родные кровиночки, его доченьки.
- Папа, потихонечку поворачиваемся назад – сказала Танечка.
И снова улеглись в постель и снова дочки по очереди продолжали сообщать отцу свои детские новости.
- Мы гостили у бабы Кули, так ей говорила соседка, баба  Ганна, что ты когда выздоровеешь, то маму выгонишь со двора – шептала Маша.
-Не надо, пап, она хорошая – просила Таня.
- Бабушка Ганна пошутила. Как же мы будем без мамы? Без нее никак нельзя.
- А можно мама придет тебя навестить. Она хочет, но боится – поспросила Маша.
-Пусть приходит, я за ней соскучился.
На второй день, несмело переступив порог, в палату вошла Галина, тихонько поздоровалась и присела на краешек стула.
- Проходи и садись ко мне на койку, - пригласил Василий, приветливо улыбаясь. Он действительно не испытывал  к жене никакой обиды и был рад ее приходу. Галина села на койку, Василий взял ее за руки, они были теплые чуть-чуть влажноватые и чуть-чуть дрожали. Он зажал ее ладони в своих и хрипловатым голосом попросил:
- Успокойся, все в порядке.
- Прости меня дуру...
- Не будем вспоминать, что было. Просто помолчим. Мы с тобой прошли часть пути, малую часть, впереди у нас длинная дорога, детей поднимать и самим жить. Давно когда-то я прочитал стихи, за точность не ручаюсь, но смысл помню, они обо мне:
Давно я жду тебя,
Без тебя мне плохо
И хоть не все у нас хорошо
Но я люблю тебя, дуреха.
В палату вошла сестра со штативом и капельницей.
Галина приходила каждый день сама и с детьми. Василий не разговорчивый мужик, зато жена могла вести разговоры на любую тему и вовлекала в разговор и мужа. Через пару недель его выписали в полном здравии. Возвращению Василия радовались всем хутором, в котором жили только свои кровные, Ковалевы, кроме его друга Николая «чужака», которого он, своего однополчанина, привел в хутор. Жизнь пошла своим обычным чередом. Галина вроде остепенилась или может стала более скрытной, осторожной...


И уходят года
Словно в море песок
В этом мире мы жизнь ...
                Д. Суйканен.
Незаметно выросли дети, Татьяна окончила семилетку, потом педучилище, преподавала в начальных классах, вышла замуж за учителя физики и математики, живут в отдельной совхозной квартире, Маша учится в институте, будет фармацевтом.
Василий Иванович работает в той же должности, предлагали главным ветеринарным врачом совхоза, отказался.
Галина – бухгалтер отделения. Совхоз в числе передовых, у людей приличная зарплата, регулярные отпуска, профсоюз за символическую цену обеспечивает путевки и в дома отдыха и в санатории, рабочим есть за что купить легковую автомашину, обстановку в квартиру, построить свой дом или подать заявление и совхоз построит квартиру, где пожелаешь.
И тут, как гром среди ясного неба, грянула горбачевская перестройка, потом была дана команда сверху, спасайся, кто может. Директор совхоза по состоянию здоровья ушел на заслуженный отдых, за место директора дрались главный агроном и главный экономист, разделили совхоз на два непонятных людям хозяйства, раздали землю, из рабочих сделали безлошадных крестьян, распродали весь скот и свиней, разнесли по кирпичику и палочкам почти все животноводческие корпуса, большая часть трудового  населения осталась без работы и осталась одна надежда, чтобы выжить, только на свое подсобное хозяйство.
Председателем хозяйства  «Восход» (два бывших совхозных отделения) избрали главного агронома Самсонова, управляющий отделением Александр Иванович не выдержал такого погрома – уволился, его заменил агроном отделения, закадычный друг Самсонова.
Василий Иванович оказался не у дел, лечить было некого и он определился веттехником ветеринарной станции района и обслуживал частный сектор. Зерна на земельные паи выдавали прилично и  в каждом дворе не меньше десятка свиней, сотня птиц, корова с приплодом. Зарплата веттехника мизерная и то с задержкой, но куда денешься, хоть какая-то копейка в дом, хорошо детей успели выучить и то слава богу.
Сегодня утром Василий Иванович подъехал к плотницкой мастерской, на бедарке колесо уже никуда не годится, того и гляди рассыпется, надо попросить плотника Мишу по прозвищу Калмык сделать новое. Плотня и кузня под одной крышей, разделяла их стена с лядой, через которую они общались. В кузнице собрались механизаторы и хотя уже девятый час, никто не торопился на смену, не то что в былые времена – пересмена в шесть утра и шесть вечера. Через ляду было хорошо слышно, как трепался Мишка Кусаный. Еще в молодые годы он пытался силой взять Аню (ставшую потом женой Николая Чужака), а та ему откусила кончик носа.
- Бабы меня любят, каждую могу вогнать в пот, а тут ничего не получается, лежит бревном и никаких эмоций.
В помещение вошла Галина, поняла о чем разговор.
- Ну, что ты мог мне сделать со своим – она показала мизинец – шприц одноразовый.
Окна кузницы задрожали от хохота мужиков, вошедший бывший управляющий Александр Иванович спросил:
-Чиво ржете, солнце в дубы, давно пора в борозду.
- Это вам не советское время, у нас демократия, хотим работаем, хотим кроссворды разгадываем – гундосил Петро Чудодин. Он один раз в жизни потрудился на совесть, когда  Галина целых три месяца подменяла заболевшего Александра Ивановича.
- Кстати, - обратился к бывшему управу механик -  не можем  определить слово из пяти букв, в медицине используется один раз.
- Шприц одноразовый – не подозревая подвоха ответил он. Мишка выскочил из помещения, обложив механика отборным матом.
Весь этот разговор слышал  Василий Иванович, плотник сделал вид что ему все равно, что там болтают, пообещал заказ выполнить в течении дня. Настроение было испорчено, дышать стало трудно и он вышел из плотни и уехал домой. Пока ехал домой, принял окончательное решение, дождался Галину в обеденный перерыв, попросил ее присесть.
- Разговор есть. Нам надо развестись. У меня нет больше сил терпеть твои выходки. Стыдно перед людьми, стыдно перед дочерьми и зятем. Не понимаю я тебя. Не подхожу я тебе, как мужчина, определись, с любовником,  встречаетесь тайно... – помолчал, набрал телефонный номер. – Таня, мне плохо, я еду к тебе. Да, ты все правильно поняла.
- Езжай, поплачь в жилетку своей любимой доченьке.
- Причем здесь дочь? Я ухожу от тебя.
- Скатертью дорога – ответила Галина, хлопнув дверью ушла.
Собрав свои вещи, разделив деньги в шкатулке поровну, заправив бак «Москвича» под завязку, уехал в соседнее село.
Татьяна Ванина ждала его  у своих ворот, бросила узел в багажник и скомандовала:
-Напрямик, через Снежное в Ново-Конотоповку.
Татьяна влюбилась в Василия еще в техникуме, где училась на зоотехническом отделении, а он – на ветеринарном. Встречались, целовались, клялись в вечной любви, но жизнь рассудила по-своему. Таня после окончания техникума работала в селе Майском, Василий сразу после окончания техникума призвали в армию, она его не дождалась, вышла замуж, а он демобилизовался, влюбился  в бухгалтера отделения совхоза Галину. Оказалось он у нее не первый, упрекать и допытываться не стал, мало ли что бывает по молодости, по глупости, а оно вон как повернулось.
В первую случайную встречу Татьяна спросила у Василия, как его семейные дела.
- Плохо, но говорить об этом не хочу.
- Ну, и ладушки – согласилась она и больше никогда не обсуждали семейные дела. Слухи о мытарствах Галины доходили до села Майского, Татьяна переживала за Василия и однажды при  встрече сказала:
- Если будет невмоготу, приезжай ко мне, найдем где жить. Я с тобой хоть на край света, но есть одно условие – поставим детей на ноги.
Ново-Конотоповка растянулась больше чем на три километра вдоль реки Грушовой. Во второй половине 19-го столетия Старый Архип Конотоп из села под Киевом Конотоповка приехал в эти места с пятью семейными сыновьями, купили землю с выплатой на 25 лет, обустроились. Через несколько лет выросло большое село назвали его Ново-Конотоповка. По реке Грушовой селились украинцы (хохлы) из Черниговской губернии, но конотоповские резко отличались от них своим выговором, обычаями, ритуалами проведения праздников, никогда не сквернословили, самое обидное ругательство у Ново-Конотоповцев было – бисова кровь. После революции, коллективизации, Отечественной войны, горбачевской перестройки, а особенно ельцинских реформ, конотоповцы бросали свои обжитые места, уходили в соседние крупные села, разъезжались по стране, оставляя после себя холмики разрушенных саманных хат, кусты сирени, что росли в каждом палисаднике, добротные огороды, которые помогали выжить в самые голодные годы.  В селе не стало школы-семилетки, медпункта и магазина.

- Вот мы и приехали. Лида, моя подруга. Учились мы с ней на одном курсе, может помнишь, такая маленькая, беленькая, с косичками мышиные хвостики.  Работала здесь зоотехником отделения. Муж утонул в реке, живет со своей свекровью. Мама ее умерла недавно, вот ее хата рядом, в ней и будешь жить.
Приняли радушно, показали жилье.
- Здесь все как при жизни мамы, от столярного набора  в сарае до кружки, ложки в хате. Живите и радуйтесь. Время подошло сажать картошку, огороды вспаханы, поможем вам, без огорода не выжить. С работой туго. В совхозе осталась сотня коров, маточное стадо, нет птицефермы, осиротевшие балки заросли бурьяном, не у дел оказались больше сотни животноводов. Надежда на свое подворье.  В нашем совхозе еще жить можно, не то что у соседей. Там на земельные паи выдают шиши с маслом, скот продали, деньги разошлись по карманам. Товарищ Сталин, так прозывают нашего директора, железной рукой удержал хозяйство от полного развала, разогнал горлохватов, люди за него горой, посоветовал брать землю под огороды, сколько кто осилит, обзаводитесь скотом и птицей, будем, мол, выживать гуртом, в войну, голодные годы было далеко трудней, получите зерно на земельные паи – хлеб это жизнь.
Я обрабатываю почти два гектара брошенных огородов, пять свиней на откорме, корова и двое телят и птица. Завтра будем сажать картофель, отделю вам три сотки, с лихвой хватит на зиму. Располагайтесь, через часок приглашу ужинать.
На следующий день с утра пораньше  тракторенком ДТ-20 по огороду нарезали борозды под посадку картофеля.
- А это мои помощники Санька и Манька, их мужья Колька и Ванька. Работали в животноводстве, оказались не у дел. – Лида подала, вошедшим во двор, бутылку самогона, они уселись на лавочку около хаты, сделали по глоточку прямо из горлышка. – Этого им хватит на целый день, вечером на ночь, даю и полторашку. Свекровь у меня мастерица его готовить, а с оплатой договорились после продажи картофеля. Сын заключил договор с районной больницей- берут оптом.
Вот так, Танюша , и живем. Было подсобное хозяйство, да, стало основным.
Помочь посадить огород пришли соседи. Здесь не принято приглашать, приходят сами у кого есть время.
После работы уселись за стол, выпили хозяйского самогона по стопарику, закуски принесли из дому, стали петь милые сердцу украинские песни.
- Лида. Смотри, товарищ Сталин подъехал – сказала свекровь.
Во двор вошел мужчина не высокого роста, худощавый, гладко выбрит, поздоровался, ему уступили место рядом с Василием Ивановичем, директор улыбнулся ему, сказал
- Думаешь, какой он Сталин без усов? Люблю усатых, сам в молодости имел, жена не разрешает. Плесните мне первача вашего баба Устья – Лидина свекровь налила ему стаканчик, подсунула алюминевую чашку с квашеной капустой.
- Закуси из моей чашки и оцени, Васильевич.
Выпил, крякнул, взял щепотку капусты, запрокинул голову и положил в рот закуску.
- Божественно, как вы ее готовите?
- Умирать буду – невестке Лиде секрет раскрою.
Над озером чаечка вьется,
Ей негде бедняжечке сесть...
Запел Алексей Васильевич, песню подхватили. «Спелись» - оценил хуторской хор Василий Иванович. Он не плохо играл на двухрядке, бог не обидел его и голосом. Закончилась песня и директор обратился к Василию:
- До меня дошли слухи, что вы решили обосноваться надолго. Нам нужен ветспециалист по обслуживанию подсобных хозяйств. В каждом дворе полно живности, как бы нам какую-нибудь заразу не приобрести. Гужевым транспортом обеспечу, платить будем натурой, по острой необходимости и деньгами заплатим. Здание магазина мы выкупили у развалившегося сельпо, жена может  поможет нам организовать торговлю в хуторе. За угощение, спасибо.
Все складывалось удачно, Василий Иванович на бедарочке с утра до вечера объезжал подворья, лечил, делал прививки, кастрировал кабанчиков, давал советы по кормлению, уходу и содержанию животных, следил за соблюдением санитарии. Татьяна хлопотала в магазине, принимала товар, продавала и попутно приводила помещение в божеский вид. Василий Иванович позвонил дочери, сказал о себе, та его не осудила.
Прошло полгода, обжили хату и подворье, обзавелись хозяйством – пара кабанчиков, десятка два курочек, добротный огород обеспечил картошкой и овощами. Каждый день Василий Иванович привозил домой килограмма два-три мяса, жители забивали скот и свиней на продажу, а он, по поручению райветстанции, осматривал туши и давал разрешение на реализацию. Первое время отказывался от подачек, но Лидина свекровь предупредила:
- Не обижай людей, так у нас принято, забьют кабанчика с соседями делятся, на свежину приглашают.
Иногда за день набиралось до 10-15 килограмм и он завозил в детский сад или школу, или одиноким пенсионерам. Много ли им с женой и Лиде со сверухой надо.
- Вась, а жена твоя беременная, я была в магазине, ей как раз плохо стало.
Вечером Татьяна объявила новость.
- Что будешь делать?
- Рожать.
-Бог мой! В нашем-то возрасте – cтыдоба!
- Что бог дает, надо принимать безропотно – вмешалась Лидина свекровь. – Молодые еще, подумаешь, сорок с небольшим. Радоваться надо – новый человек на свет божий просится!
На том и порешили.
...А что Галина? Ночевать мужа не дождалась и утром позвонила дочери Татьяне.
- Отец у тебя?
- Нет. Не ночевал? Посмотри в гараже, если нет «Москвича», значит ему надоели твои подвиги...
- Тебе не стыдно говорить такое матери?
- Мне стыдно людям в глаза смотреть – и положила трубку.
- Куда он денется – вслух подумала Галина, в душе все же поселилась тревога – к вечеру не объявится, сообщу участковому.
На работу ей позвонила дочь и сказала об отце.
- Где и с кем он?
- Не скажу, с ним все в порядке, живет он со своей подружкой.
Галина попыталась работать, не получилось, сделала несколько ошибок при записи в бухгалтерские книги, сложила документы в сейф и решила уйти домой отлежаться. «Ты бросячка, ты бросячка» - вертелось у нее самое позорное. Обидное слово в хуторе. В контору зашел председатель, теперь уже половины совхоза «Восход», Самсонов Иван Семенович.  Избрали его единогласно, кто же мог подумать, что этот заслуженный агроном, радеющий за совхозную землю, станет таким бессовестным хапугой, доведет два лучших в совхозе отделения, что называется, до ручки – продали скот и свиней, растянули деньги по карманам, даже Галине предлагали, на остатки купили горючее для проведения посевной. Работы не окончены, говорят, зав. нефтескладом Гришка Лисицын продал солярку в казачье село Копани.
- Все. Солярки ни килограмма – посетовал председатель, - и ни копейки в кассе.
- Зато на «Мерседессе» катаешься, да, особняк себе и дом зятю отстроил. Загремишь ты, Иван Семенович, лес валить в Сибирь. Не  изберут  тебя осенью и твоих дружков поганой метлой выметут. Село гудит, как растревоженный улей.
- Нет доказательств, все шито-крыто. Кругом такое же творится, а чем мы хуже?
- Бог тебе судья, жаль, людей обижаешь. Нездоровится мне, пойду прилягу. Подумай, Ваня, о том что я тебе уже не раз говорила.
Дома улеглась на диван, закрыла глаза, стараясь уснуть и успокоиться. Ей страшно было согласиться с мыслью, что она бросячка. Вместе прожили более двадцати лет, воспитали две дочери. Была семья. Больше всего любили, когда во главе с бабой Кулей собирались за праздничным столом, радовались друг другу, дети пили компот, взрослые выпьют по рюмочке настойки  и поют старинные украинские песни. Верховодит бабушка Куля – Акулина Ивановна, у нее красивый голос, помогает ей Василий, песню подхватывают даже дети. Таня, прабабкина радость, подходит  к ней и голосит звонким детским голоском у самого уха.
Почти каждое воскресенье, сначала, когда еще не было мотоцикла и «Москвича», Василий закладывал коня в свой четырехколесный тарантас и всей семьей ехали или в лес, или в село к родителям Галины. Переезжая реку, девчонки визжали, тогда отец предложил им закрывать глаза.
- Ну, как? – спрашивал он у дочерей.
- Совсем не страшно!
Дети выросли, Татьяна скоро подбросит внука, за Марией тоже дело не станет, красивая, вылитая мать. Жить бы, да, радоваться. Все рухнуло. Ничего такого больше не  будет. Осталась одна. Дети точно на стороне отца, родня Василия и здороваться перестанет, ни то что разговаривать. Обиды и злости на мужа не было, понимала, сама виновата. Грех ее, а покаяться можно, разве что Акулине Ивановне.
В рабочей суете боль чуть-чуть притихла. Прошло  лето, кое-как завершили уборку урожая, зерно продали за  бесценок, частично заплатили долги, остальное прилипло к рукам, мизер выдали на земельные паи. Село бурлило, впереди  - отчетно-выборное собрание. Самсонов чувствовал, что сладкая жизнь кончается, да еще чего доброго, отвечать придется. Решил задобрить пайщиков – заложил москвичам будущий урожай, выдал зарплату, премировал передовиков, не обидел и себя, и своих помощников.
- Самсонов, что ты творишь? Можно с уверенностью сказать – хозяйства больше нет – возмущалась Галина.
- Не твоего ума дело.
- Ну, ну!
Пайщики дружно пришли на собрание, поверили посулам Самсонова, что у них теперь есть богатый спонсор, прихлебатели председателя, получив на магарыч, шныряли меж собравшихся, уверяя их, что голосовать надо за Самсонова, начал мол, дело, ему и продолжать. Доклад был короткий.
- Нечего трепаться, дел по горло – завершил он и предложил проголосовать за него и названных им кандидатур в члены правления.
- Одну минуту. Можно слово молвить? – отозвалась Галина, сидевшая в середине зала. В президиуме заволновались, все шло как договаривались и вот тебе на! Злая на язык Галина все может испортить.
- Проголосуем и тогда дадим высказаться всем желающим сделать замечания по ведению собрания – заволновался Самсонов, голос его стал хрипловат, на лбу выступила испарина.
- Товарищи  пайщики! У меня очень важное сообщение, прошу разрешить – зал одобрительно загудел.
- Прошу названные Самсоновым кандидатуры снять с голосования. Все, что обещал вам председатель, мягко говоря, липа. Чтобы выдать вам зарплату, он заложил будущий урожай. Половина кредита разошлась по карманам. Прошу меня избрать председателем, если не хотите в новом году  пойти с сумой по дворам. Кто «за» - прошу голосовать.
Какой из Галины руководитель знали все. Подменяя управляющего, рвачам и лодырям приходилось не сладко. Проголосовали большинством, даже самсоновские прихлебатели подняли руки.
- Это незаконно! – выкрикнул Самсонов.
- Законно, законно!  Иван Васильевич, - обратилась она к бывшему председателю цехкома профсоюза – давай действуй, как в старые добрые времена.
Тот поднялся на сцену, избрали президиум, утвердили повестку дня, еще раз проголосовали за Галину и предоставили ей слово.
- Самсонов останься и своих друзей попридержи. Люди решат, как с вами поступить. Я думаю, что в прокуратуру заявлять не станем, мало ли что бывает в семье, но присвоенное надо вернуть в хозяйство: построенные особняки, престижные автомашины, землю, что у  твоего зятя, Иван Семенович, вместе с техникой, ну и другое, здесь – она показала общую тетрадь – все учтено. Всего этого нам хватит чтобы подготовиться и провести посевную. С кредиторами я вопрос улажу.
Припертые к стенке – согласились. Пайщикам понравилась напористость нового хозяина.
_ Пояса затягивать не будем. Наши деды и родители не такое переживали, но потрудиться придется и дома и в хозяйстве особенно. Расширяйте домашнее хозяйство, зерна будет достаточно. Зарплату деньгами не гарантирую, будем оплачивать труд натурой. Надо запустить нашу вальцовочную мельницу и нашего прапрадеда маслобойню. Будем перерабатывать выращенное и продавать. Нам нужен пробивной реализатор, чтобы он работал и на хозяйство и помогал частникам реализовать выращенное. Думаю, на эту должность подойдет Анатолий Иванович Цветков.
- Любит выпить – выкрикнул кто-то из зала.
- Бывает и водку не пьет и дела не делает – отозвался председатель профкома – кандидатура подходящая.
Не прошло и месяца, как в хозяйство пожаловал следователь районной прокуратуры.
- Проведенное вами собрание незаконно, кроме того вы покрываете расхитителей и мошенников.
- Никого я не покрываю, собрание проведено согласно Устава, а что делать со своими пайщиками, нам решать. Они вернули все до копейки.
Раздался телефонный звонок, притом кстати.
- Здравствуйте, все в порядке, Самсонов приступил к работе, полевые работы заканчиваем. Вот и товарищи из прокуратуры интересуются нашими делами – и следователю – Вас губернатор.
Следователь поздоровался, послушал и ответил
- Хорошо, я понял, до свидания. – взял руку Галины, поцеловал и сказал:
- Предупреждать надо.
Больше правоохранительные органы ее не тревожили и совсем не по причине родства с губернатором. Тезка ее мужа Василий Иванович Соколов (его троюродный брат) работал юристом в районной администрации, помогал ей по правовым вопросам. Без него, говорили в районе, в хозяйстве Галины и комары не кусаются. К губернатору Ивану Васильевичу Ковалеву (рассказ о нем впереди) обратилась всего один раз, вынуждено. Анатолий Иванович Цветков договаривался с одной организацией, которая за умеренную плату, организует вывоз подсолнечника на элеватор, оказалось, что принимал он только через посредников, потери в цене были убийственными и Галина обратилась к директору элеватором, тот ее выслушал и сказал:
- Это бизнес. Руководство – он указал пальцем вверх – не только не возражает, а наоборот, приветствует. Посредники платят налоги, так необходимые бюджету.
- Можно я позвоню хозяину, посоветуюсь? – директор подвинул ей телефон.
- Раечка, скажи хозяину сестра звонит. Здравствуйте! Подсолнечник элеватор принимает только через посредников. Поняла – и директору – хозяин будет думать, может угостите даму чайком или чем-нибудь покрепче.
Пока пили кофе, от коньяка Галина отказалась, и она развлекала директора анекдотами, с шумом открылись двери люди в масках вмиг заковали директора в наручники. Телефонный звонок.
- Из приемной губернатора, вас, - дрогнувшим голосом сказал омоновец, подавая трубку Галине.
- Зря так с директором, и я оказалась в дурацком положении – вернула трубку – Иван Васильевич просит вас.
С директора сняли наручники, посредников увез воронок, через несколько дней на хутор явились братки, Галина успела вскочить в квартиру, уложила из охотничьего ружья, вышибшего двери, бандита, выскочила на улицу, жаканом остановила другого, который спешил на выручку, третий -  кинулся на утек  - вогнала заряд дроби в мягкое место. Тому повезло, остался живой.
- «Ниву» конфискую, будет на чем Самсонову кататься по полям.
Больше Галина не обращалась  к Ивану Васильевичу. ОН, не часто, но заезжал в свое родное село, встречался на хуторе только со своей бабушкой – Акулиной Ивановной.
С раннего утра до поздней ночи моталась Галина по хозяйству, в заботах, забывая о своих душевных болях, называя себя бросячкой, питалась кое как, то в столовой, то в поле с механизаторами, то у  Акулины Ивановны.
- Зайди покушай приварка, желудок испортишь, колотись тогда с тобой Василию. В квартире развела бардак, прибралась, ты небось и не заметила. Переходи ко мне жить, вдвоем будет веселей, не чужая ты, Васька все равно вернется к тебе. Галина воспользовалась приглашением, зачастила к Акулине Ивановне, та и рада. Бабушка развлекала ее разговорами, отвлекала от суеты дня и от душевной боли, которая хоть и притупилась, но Василий ежедневно был с ней, не думать о нем не могла.
Прошло несколько лет. О жизни Василия она мало что знала. Дочери, которые поддерживали связь с отцом, помалкивали, чувствовали ее постоянную боль, не хотели лишний раз напоминать ей об отце. Акулина Ивановна знала о внуке со слов Татьяны, но не делилась с Галиной. Дочка Татьяна родила сына назвали в честь деда – Васей, Маша закончила институт, работала фармацевтом в областном городе. Дела в хозяйстве наладились, рабочие регулярно получают, хоть и небольшую, зарплату. Пайщики земли из соседних сел просятся принять их в хозяйство, Галина пока воздерживается, на это нужны денежные средства, которые правление наметило вложить в развитие животноводства...
...Несмотря на возраст, у Татьяны беременность и роды прошли благополучно. На свет появилась девочка, назвали Катей. Через неделю Татьяна  вышла на работу, не бегать же людям в село за булкой хлеба. В подсобке к потолку подвесили люльку для Катеньки, она была спокойная, не плаксивая и если ее что беспокоило кряхтела, приглашая мать уделить ей внимание. Почти год прокачалась она в люльке, а когда стала ходить, оставалась с Лидиной свекровью. В четыре года у Катеньки были свои подруги, она стала беспривязной, с утра до позднего вечера моталась с ними по хутору.
- Лида, где Катя? – придя с работы поинтересовалась Татьяна.
- А бис ее знает, дэ она, часа два назад на речке гоняла жаб  с детворой. Прийдэ, куда она денется.
- Беспокоюсь, в этом году в школу, рано придется подниматься, к приходу автобуса.
- Все будет хорошо, автобус школьный, пассажиров не берут, учительница дежурная сопровождает. Вспомни, как мы с тобой пешком семь километров в любую погоду маршировали в школу. – помолчав, спросила – смотрю я, ты последнее время ходишь, как в воду опушенная. Случилось что?
- Почти каждую ночь, во сне Василий зовет Галину. Любит он ее. В моем положении и загулять можно.
- Сплетни уже гуляют  по хутору, от людей ничего не утаишь.
В начале августа, с утра пораньше к Лидии, на «Жигулях» последней модели подъехала дочка с мужем. Они работают в совхозе, Сережа – механизатор, Лена – рабочей на току.
У них свой дом, приличное подсобное хозяйство, благодаря ему они купили «Жигули», отремонтировали дом, обуставили его новой мебелью, купили спутниковую антенну и компьютер детям, прилично оделись. За семь лет у них не было не то что отпуска, даже выходного, вставали пораньше, ложились попозже, не посмотрели ни одной передачи по телевизору. Силы на пределе – пора и отдохнуть хоть несколько дней.
- Мамочка, миленькая – лисой обратилась Лена. – подомоседуй у нас денька три-четыре, перед школой детей хотим на море свозить, да и самим отдохнуть.
- В наше время мы «мерседесов» не имели, жили дружно, по-человечески, получали регулярно зарплату, работали по семь часов, отдыхали в санаториях и домах отдыха, ездили в Европу. Я с делегацией была на Кубе, гостила у Фиделя Кастро. Похозяйствую у вас, куда ж денешься? Свиноводство свое сокращайте, товарищ Сталин уже платит приличную зарплату.
- В селе – вмешался в разговор Василий Иванович – было три гурта коров, голов по сто  в каждом, осталось с полсотни вместе с молодняком. Редко у кого осталось в подворье за полсотни свиней, а то так 2-3 головы. Скоро и моя должность станет не нужной. Неспроста меня 11 августа директор приглашает на заседание правления.
- Спасибочки, мамочка, нам надо поспешить, говорят что во второй декаде ожидаются дожди.
- Врут, конечно, - отозвалась Лидина свекровь.
На этот раз прогноз оправдался. 11 августа с утра подул западный ветер, низкие сплошные серые тучи накрыли Ново-Конотоповку, пошел мелкий противный дождь. Похолодало по-осеннему.
- Катя, сегодня будешь со мной в магазине – сказала Татьяна и вышла во двор.
- Пап, я хочу с тобой.
- Не получится, я буду лечить больных хрюшек в селе. Сегодня нельзя – и подумал: «Чего это Катя, всегда с неохотой идет в магазин с матерью?»
- Сегодня утром я стихотворение сочинила, давай я тебе на ушко прочитаю, чтобы мама не подслушала.
Прослушав отец сказал дочери:
-Это не детское стихотворение, сочиняй про цветы, кошечку, реку, своих подружек, хорошо?
- ладно, уговорил, последний раз. Я уже большая, могла бы  сама дома остаться.
К обеду, покончив дела в подсобных хозяйствах, Василий Иванович поспешил на заседание правления. Он чувствовал, что разговор будет о его должности, которая становится не нужной, количество скота и свиней сходит на нет. Возле здания конторы хозяйства собралось с полсотни человек и перед ними, со ступенек говорил губернатор Иван Васильевич Ковалев.
- Хорошо, что вам удалось сохранить животноводческие помещения, не позволили растащить...
- попробуй хоть палку унести с фермы, будешь иметь дело с товарищем Сталиным, - сказал кто-то из толпы, директор усмехнулся, ему было по душе, в его кабинете на сейфе стоял бронзовый бюст И.В. Сталина.
- У вас Сталин, в соседнем районе председателя хозяйства Ковалеву Галину, величают железной леди. Сунулись к ней вооруженные бандиты, она из охотничьего ружья их уложила.
Василий Иванович припарковался рядом с губернаторской забрызганной грязью «Нивой», легким кивком поздоровался с Иваном Васильевичем.
Переговорив с жителями, губернатор с директором подошли к «Ниве», Иван Васильевич подал руку Василию и сказал директору:
- Это мой брат.
- Вот это да! И ты молчал – удивился директор.
- Вася, подожди меня на въезде в хутор, пообщаться надо – и директору – показывай ваше СТФ.
Доехав до хутора, Василий свернул к речке под раскидистые вербы. Ветер разогнал тучи, выглянуло солнце, сразу потеплело. Вскоре подъехал Иван Васильевич, водитель накрыл раскидной столик и сказал:
- Я в машине перекушу, не буду вам мешать.
Выпили по рюмочке водки, закусили.
- Сколько ж мы с тобой не виделись, лет семь точно. По случаю я всегда забегаю на хутор к бабушке, постарела она, но такая же бойкая. Галину видел издалека, извини, Вася, но встречаться с ней нет желания. Один раз она ко мне обратилась и чуть не погибла. Слышал небось – троих братков из твоего дробовика уложила.
- Стрелять она умеет.
- Как ты живешь, не думаешь вернуться на родину?
- Катюшке этой осенью в школу идти, куда ж они без меня. Галина снится мне каждую ночь, даже не удобно перед Татьяной – во сне ее зову, кричу и плачу.
- Я тебе не советчик. Акулина Ивановна на яблочный Спас, ее день рождения, приглашает всех своих. Умру, говорит, кто вам поведает о ваших корнях, родоначальнике Лукьяне Андреевиче, о нашем хуторе. Постарайся приехать с Катюшкой. Какая она?
- Умная девочка, читает самостоятельно, сказки любит только в стихах, сама старается сочинять.  Сегодня утром, по секрету, прочла мне, совсем недетский стих:
Ветер тучи нагоняет,
Скоро будет дождь.
Мама курицу щипает
Будет варить борщ.
А в подсобке сидит дядя
Видно, мамин брат.
Мама платьице снимает
И ложится спать.
- Что-то твою Катюшку сильно беспокоит. Присмотрись. – Попрощались, Иван Васильевич уехал.
Небо опять нахмурилось, тучи закрыли солнце. Со стороны села на хутор надвигался серой стеной обложной дождь.
Василий легонько стукнул в закрытую дверь, открыла Катюшка.
- Мама там, - указала она на подсобку. За столом сидела Татьяна   и бывший председатель разорившегося сельпо.
- Извините! -  Василий закрыл дверь подсобки, взял Катю за руку и уехали домой.
- Больше я не буду оставаться с мамой в магазине. Она закроется в подсобке с этим противным дядькой, а мне самой скучно.
- Хочешь, поедим к твоей сестричке Татьяне Васильевне и племяннику Васе. Будете вместе учиться в первом классе.
- Я согласна.
Сказав Лидии, в чем дело, забрав свои и Катюшкины вещи, выехал на московскую трассу и к концу дня был в родном селе.
Во дворе их встретила Татьяна с внуком Васей.
- Принимай, дочь, нас на постой, пока не определимся с жильем.
- Нечего по чужим углам скитаться, у тебя есть свой дом – сказала, вышедшая из квартиры дочери, Галина.
Уже в «Москвиче», по пути на хутор, Катя спросила:
- Мне как вас называть. Мамой или тетей?
- Мама у тебя одна и другой не будет. Зови меня Галиной Ивановной, договорились?
На другой день Раиса Ковалева, работавшая до сих пор завтоковым хозяйством, поднялась, как всегда, в 5 часов утра. В это время обычно уже хлопотала во дворе и Галина. Сегодня ее не было. Раиса в начале не придала этому значения, а в семь часов забеспокоилась.
- Саша, что-то во дворе соседей никакого движения.
- Зорю отбивают – отшутился он.
Около восьми во двор вышла Галина.
- Как первая брачная ночь?
Галина подошла к заборчику, разделяющему их дворы, и похвалилась:
- Бесподобно! Практикант-доктор моему Васе и в подметки не годится.
Через несколько дней вернулась в Майское и Татьяна Ванина.
- Заходи в дом, свари-ка ты мне борщика – приветливо улыбаясь попросил ее муж.
В сентябре позвонила она Василию:
- Можно с дочерью повидаться?
- Пожалуйста, она рядом, можешь поговорить.
- Мамочка, родненькая моя, как я за тобой соскучилась. Приезжай скорей.
Приехала в субботу, муж остался в автомашине, а Татьяна, обнявшись с дочерью, сидели в беседке.
- Катя, у тебя есть желание съездить ко мне домой, познакомиться с братиком, сестренкой и племянницами.
- Есть! В понедельник мне в школу, опаздывать нельзя, учительница, Татьяна Васильевна, строгая. Сегодня мы с племянником Васькой малость набедокурили, так она пригрозила следующий раз пригласить в школу родителей. – Серьезно сказала Катя, Татьяна улыбнулась, она была рада, что ее дочери здесь хорошо, она прижилась.
Пожалуй, больше других радовался возвращению Василия его друг Николай по прозвищу «Чужак».
- В жизни самое главное научиться прощать – подвел итог Николай.
- Коля, неудобно спрашивать, скажи, какое у тебя было прозвище в детстве?
- Самое вкусное в те времена – «Затирка»
- Почему?
- Затирка – это суп, приготовленный из катушек муки. Макарон и вермишели тогда не было, варили лапшу домашнюю, рванцы, галушки и конечно, реденькую затирку, а дело было так...
Но это уже другая история...
   

                Октябрь 2008
                И.А. Квиткин.





ЧАСТЬ 2
                Когда подкрадется тоска,
  Колючей лопатой тронет боль,
                Пусть прозвучит из далека,
                Как эхо – давняя любовь...
Борис Новиков.
 
- Колька! Кушать хочешь? – крикнула через плетень соседка тетушка Дуня.
- Так, чуть-чуть. Похлебал бы затирки.
Коля Бобров, восьмилетний пацан, осиротел в течении одного месяца. В середине июня 1944 года возвратился с фронта искалеченный сосед Лопатин Степан. Он воевал вместе с Колиным отцом. Сила была у Степана неимоверная, он легко подносил и подавал заряжающему тяжелые снаряды. Колин отец – тракторист, он трактором ЧТЗ буксировал эту пушку. За всю войну солдаты расчета не получили ни одного, даже пустяшного ранения, и надо же! Случайно немецкая бомба угодила прямо в замаскированный в  укрытии расчет. Погибли все, даже орудие и трактор не подлежали ремонту. Степан Ильич в это время отлучился по нужде и был серьезно ранен. Он и привез это страшное известие. Матушка Настя чуть не тронулась умом, но работу не оставила. Второе лето она пятидесяти ведерной деревянной бочкой подвозила воду в тракторный отряд и заправляла чанки, расставленные по краям полей, где работали тракторы. Трактористы за каждым проходом доливали воду в радиаторы. Настя дорожила этой работой, которая была намного легче, чем работа в поле или на току, да, и транспорт всегда под рукой, не надо никого просить подвезти домой песка, глины или дров из лесу. Беда не приходит одна. Санько Безродный не давал ей прохода, отбивалась как могла, даже стыдила прилюдно.
- Сгниешь в тюрьме, - пригрозил он. Настя и представить не могла на что этот выродок способен. В темную бутылку из-под молока насыпала пшенички, в хате спрятать негде, сунула под крышу сарая, выше двери. Завтра она сварит Коле каши. Ей, иногда, удается покушать в тракторном отряде, привозит Коле кусочки хлеба и пшенной каши, завернутой в тряпочку.
Во двор зашел участковый с Саньком.
-Смотрите выше двери, в бутылке.
Настя просила участкового не сиротить Колю, пропадет ведь. Пригласили понятых, но никто из них, кроме Безродного не подписал протокола обыска.
Присудили Насте пять лет лишения свободы.
- Креста у вас в душе нету, - стыдила судью Лопатина баба Устья.- муж голову положил в бою, она с утра до ночи горбатилась, добывая хлеб насущный для фронта, а вы ее за это в тюрьму. У нее же пацан-малолеток...
- Люди добрые, не оставьте моего сыночка, не дайте помереть с голода под плетнем. –Затужила Настя, заголосили бабы, схватили Безродного за волосы, таскали по клубу, разорвали на нем одежду, оставили в чем мать родила  и если бы не участковый, выстреливший в потолок из пистолета, озлобленные женщины могли лишить его жизни. Настя вскрикнула и опустилась на пол.
- Сердце остановилось – сказала фельдшерица Манечка.
Похоронили Настю на въезде в кладбище с правой стороны. Председатель сельского совета взялся за оформление Коли в детский дом. Дело это оказалось не простое – сирот было много...
... В соседях у Коли с одной стороны жила многодетная семья комбайнера Ивана Ахтымовича Кривенко. На фронт его не призвали. У него травма правой руки, с другой стороны Лопатины, семья не малая. Хорошо, что вернулся с фронта Степан Ильич, хоть и контуженный, но все же мужик в доме. Вот  в этих семьях Коля, в основном, и питался. Женщины обстирывали, латали одежду, когда надо было идти в школу в складчину  справили ему штаны, рубашку белую, в полосочку, председатель колхоза подарил ему картуз-кепку.
В августе разыгралась сухая гроза. В округе лил дождь, в селе и не капнуло. От грозы был такой треск, что разбудил жителей села. От удара молнии загорелся дом Санька Безродного, никто не прибежал на пожарище. У пожарников колхоза бочка оказалась без воды, тушить дом они подъехали, когда уже все сгорело.
- Бог ны тыля, баче виттеля – говорили женщины. (Бог все видит.)
Среди учеников была  распространена игра на деньги – на цок. В стопку монет с 5-10 шагов надо попасть тяжелым медным пятаком царской чеканки. Попавший в стопку – выигрывает, что бывает редко, устанавливают  очередность и ударом пятака нужно перевернуть монетку. Коля в этой игре был виртуоз.
Моя мать дала мне рубль, отнести отдать долг соседям. Я проиграл Боброву, дама мать, взяв меня за ухо зажала в угол и добивалась где деньги. Молчал. Выручила моя бабушка Уля.
- Пусти его, Затирке проиграл, даже директор школы не ругает Кольку за игру на деньги.
- Ладно, сироте можно, - и отпустила меня.
Наконец, к октябрьским праздникам, определились с детским домом. В доме Николая, за определенную плату, поселился участковый. Он просил продать дом, но Лопатины запротестовали – вырастет парень, отслужит в армии, вернется домой, где же  ему жить? Дом и сараи добротные, отец поставил перед самой войной. Полную сумку вкусненького наложили соседи – и конфеты-подушечки, и пирожки, и пампушки.
В детдоме его принял директор Александров, полистал его личное дело, тяжело вздохнул и посоветовал:
- будут обижать, сразу ко мне. Есть у нас тут такие умники.
Ябедой Коля никогда не был, даже если обижали его пацаны постарше, не жаловался матери. Воспитатель Анна Кузьминична привела его в спальню, показала койку и тумбочку. Дети были в школе, Коля выложил свои припасы в тумбочку лег и уснул. Проснулся от того, что возле его койки стоял здоровенный парень и громко сказал:
- братва, да. У нас новенький! Шкыря, посмотри в тумбочке, с чем он к нам пожаловал.
Пацан открыл тумбочку и вскрикнул:
- Хлопцы, да тут целое море вкусненького.
- Выкладывай, будем пировать.
Коля поднялся с койки, отстранил Шкыря. И закрыл тумбочку.
- Спрашивать надо, я не жадный, поделюсь.
- Борька, - обратился здоровяк к другому пацану. – дай ему в глаз для профилактики.
- Это мы мигом, царь! – не успел Коля сообразить, получил удар по лицу.
- Запомни, мелюзга, я здесь царь и бог. Мое слово закон для всех.
Отделив долю Нюське (как потом узнал Коля, кличка Анны Кузьминичны) , остальное тут же было съедено. На второй день с подбитым глазом Коля отправился в сельскую школу. Анна Кузьминична даже внимания не обратили на синяк.
- Будешь у сельских первоклашек отбирать все вкусненькое, деньги и отдавать мне. Это твое первое боевое задание.
- Не буду!
- Поставим еще один фонарь под глазом и лишим обеда – пригрозил царь.
Несколько дней Коля стойко терпел издевательства: его пинали ногами, лишали завтраки и обеда, подбрасывали в сумку с книгами дохлых мышей,  сонному между пальцами ног вставляли бумажку (велосипед) или между пальцами рук (балалайка) и поджигали. Из-за постоянных волдырей ему трудно было ходить и писать. Сегодня, после занятий в школе, он уселся на лавку у спортплощадки и горько заплакал. Идти жаловаться директору – будет еще хуже, старшая воспитательница на стороне царя, осталось одно – сбежать куда-нибудь, побродяжничать.
Во двор вошел парень лет14-15  крепкого телосложения с рюкзачком за плечами и маленьким чемоданчиком.
- Ты чё нюни распустил, пацан, как тебя зовут?
- Коля.
- Отличное имя. Я Володя. Так кто тебя обидел? – Коля молчал. – Может я могу помочь. Ты давно в детдоме?
- Вторую неделю.
- Понятно. Издеваются или ты ябедничаешь? Я тоже буду жить здесь. Отец погиб в первые дни войны. Летом маму похоронил. Туберкулез. Вот такие, брат, пироги. Поделись своей бедой, жить придется под одной крышей, кашу кушать с одного котла. Выговорись, брат, полегчает, по себе знаю.
И Коля заговорил, рассказал об отце и матушке, о делах в детском доме, о царе, который обирает  всех здесь и в школе, о директоре, советовавшему Коле обращаться прямо к нему, если что.
- Пусть хоть убьют, не буду жаловаться. Потерплю до тепла и сбегу. Исправить здесь ничего нельзя. Воспитатель все видит и молчит, имеет свою долю у царя. Да вот он, легок на помине.
- Кто такой? К нашему шалашу значить. Шкыря, посмотри  с чем к нам товарищ пожаловал – распорядился царь.
Шкыря туту как тут, цап за рюкзачок. Володя легонько отстранил пацана.
- Надо сказать волшебное слово, небось учите в школе и я с удовольствием поделюсь  с  вами.
- Я царь и бог, здесь мое слово закон. Ребята, помогите Шкыре. (Как груши с дерева, разлетелись помощники)
- Не надо, пацаны, ненароком кому-нибудь сделаю больно.
- Ах, ты, твою мать! – царь набросился на Володю. Поднявшись с лавочки, отступив чуть вправо, подтолкнув царя и тот миновав Володю, через лавочку плюхнулся на землю. Схватив, попавший под руку, железный штырь, снова бросился в атаку.
- Ну ты это зря! – Штырь вылетел из рук царя, а сам он оказался на земле и кричал не своим голосом.
- Отпусти, больно, руку поломаешь.
- Драться не будешь.
- Посмотрим, ой бог ты мой, пропала моя рука. Все, больше не буду, покоряюсь. – отряхнув пыль с одежды предложил – будешь моим помощником и научишь меня приемчикам.
- Больше ты не царь, тем паче и не бог, команды твоей больше нет. Ясно я пояснил? Кто ослушается – уши надеру, в том числе и тебе, бывший царь. Звать тебя хоть как? О! Да, мы с тобой тезки. Будем дружить. Приемы разучить можно, но я мало еще что умею, но для этого надо плотно заниматься физкультурой. Каждое утро бегать не меньше, чем по одному километру. Освоить все эти снаряды, - Володя снял пиджачок, рубашку и подал Коле – держи, брат, кстати, это мой брат.
Володя выполнил несколько упражнений на турнике. Ребята, раскрыв рты, смотрели как он крутит солнце.
Рано утром, еще до подъема, Володя разбудил Колю и своего  тезку Володю Сапогова. С этого дня он уже был и ни царь, и ни бог, детдомовцы сходу прилипили ему прозвище Чобит (Сапог). Не обошли вниманием и вновь прибывшего Володю Семенова. – Самбист.
- Ребята, подъем и на стадион бегом марш! – скомандовал Семенов. Какое там бегом! – они с полураскрытыми глазами поплелись за самбистом. Коля пробежал полкруга, Сапогов осилил круг, Володя – пять. Отдышались. Подтягивались на перекладине, болтались на брусьях, попробовали подтянуться по канату. За всем этим наблюдал директор детского дома и когда ребята уселись на лавочку отдохнуть, вышел из укрытия.
- Дело хорошее, но есть одно но – ребята насторожились – распорядок дня нарушать не следует, после подъема времени до завтрака достаточно. Не надо, доброе дело делать втихаря. Надо чтобы и другие видели и самостоятельно, без принуждения занимались спортом.
Директор хитрил, пусть, мол, сами ребята занимаются, почувствуют самостоятельность, а учителя физкультуры он незаметно им представит, так вроде невзначай...
... Сапогов после семи классов поступил в Каменское педучилище, Семенов попросил Военкома направить его в автошколу, Володина мечта – стать офицером автомобилистом.
Николай Бобров после семилетки остался в местном колхозе, на родине он никого не помнил, а здесь были его друзья. Колхоз  определил его на квартиру к одинокой душевной женщине, напоминавшей ему его матушку, тетя Феня тоже обрадовалась квартиранту. Муж ее погиб на фронте, обе дочери работали в городе Луганске и редко навещали мать. Работал Коля в дружном коллективе молочного гурта – зимой в корпусах, летом – в поле, верхом на лошади пас коров.
Связь, с названным братом, Николай поддерживал постоянно. Володя регулярно отвечал на его письма. Семенов с отличием окончил техникум, получил среднее образование, призвали в Советскую Армию, присвоили офицерское звание, под его командой больше тридцати единиц техники. Связь резко оборвалась, письма Николая возвращались назад – адресат не проживает.
Военкомат направил Боброва Николая на курсы водителей, получив удостоверение, до призыва на службу успел поработать водителем в колхозе в паре с пожилым, прошедшим войну дядей Федей Чумаковым. Многому научился не только по вождению и уходу за автомобилем, но и доброму отношению к людям.
Один раз в год, перед Пасхой, Николай наведывался в родное село, ухаживал за могилой матери, гостил у Лопатиных и Кривенко. В этом году ему на службу. Бобров снял все деньги со счета в Сберкассе и продал дом участковому. В армию его призвали в октябре, колхоз помог ему устроить проводы. На приемном пункте города Батайска собралось 500 призывников. Песни, пляски, пьянство и, конечно же, потасовки. Познакомился с соседом по нарам. Это был Василий Ковалев из села Дубовое.
Поужинали семейно, улеглись, долго в полголоса говорили о своем житье-бытье. Василий только окончил техникум, будет телячьим доктором. Им повезло, ехали в одном вагоне телятнике, призвали в одну часть, в Грузию, карантин проходили вместе, командиром отделения был земляк Ковалева, с соседнего села Сосновка – Усов Алексей Егорович. У него в селе была любовь с Верочкой. Дубовские парни не раз его колотили, а все равно приходил, пока не вмешался брат Василия Иван.
- Не мешайте, у них Любовь.
- Пусть со своими девками любовь крутит.- возражали ребята, но больше не беспокоили Алексея. В то время Ковалев Иван Васильевич отслужил в армии, жених что надо, девушки роились вокруг него, но нравилась ему девушка Вера.
В выходной день сержант Усов пригласил земляков в ангар и показал им технику, на которой проходил службу старшим номерам расчета, старшим потому что в расчете их двое – он и водитель.
- Если по какой-то причине изделие (ракета) не уйдет со стола – наша задача нейтрализовать остатки кислот и промыть  заправочные полости. Такого, слава богу, не случалось, мы ее используем на полигонах как водовозку. Мне скоро домой. Поговорю с капитаном, кстати, он тоже наш земляк и подготовлю вас.
Капитан не возражал и они стали служить на автомашине под названием обмывочно-нейтрализационный  агрегат. Не пожалели. Целую зиму новобранцы изучали теорию подготовки изделия к запуску, Николай обслуживал автомашину, Василий изучал устройство агрегата, выехали в арык и опробовали работу помпы.
Настроилась сухая погода, выехали на учебный полигон, готовили учебное изделие к пуску, солдаты тренировались до седьмого пота (норматив – 30 минутная готовность). Василий с Николаем стояли в сторонке с раскатанными шлангами и наблюдали как вкалывают ребята.
- Не удобно перед солдатами – сетовал Василий и попросил капитана разрешить освоить одну из специальностей расчета.
- В армии каждому свое место, будет не плохо, если освоишь специальность прибориста.- Согласился капитан.
Освоил не одну. А две специальности, да, еще и радиодело.
В мае месяце, сразу после праздников, погрузили технику на железнодорожные платформы, замаскировали и через четыре дня, окружным путем, прибыли в заволжские степи вблизи села Капустин Яр. Запретили писать письма, дали подписку о не разглашении военной тайны. Жарища! Питание  в солдатской столовой отвратительное. В обязанность Николая и Василия входило обеспечение водой своего подразделения. В пять часов утра они отправились на водокачку в Капустин  Яр. Зайдя в помещение, Николай попросил девушку, сидящую к нему спиной, залить воду.
- Подъезжайте к стойке – ответила девушка. Что-то ёкнуло в груди Николая. «Какой красивый голос» - подумал он, что-то родное, дорогое звучало в голосе девушки.
- Что же вы стоите? - обернувшись проговорила она, а Николаю показалось, что она пропела. Николай, как загипнотизированный, не мог ни ответить, ни сдвинуться с места.
- Как вас зовут? – с трудом выдавил из себя.
- Александра.
- Саша, будьте моей женой.
- Так сразу?
- В 12 часов сможете дать мне ответ?
- А от чего же не дать, времени достаточно, чтобы подумать – ответили Саша – мне еще никто не предлагал стать даже невестой.
- Николай, что ты застрял, подгоняй авто, время поджимает – поторопил его Василий.
- Не торопите его, может он хочет лишнюю минуточку уделить своей жене.
- Вась, это моя жена.
- ну и шуточки у вас -  сказал Василий.
- Какие там шуточки – она поднялась, подошла к Николаю и поцеловала его.- Езжай, Коля, в 12 часов поговорим.
Поведение Саши показалось Николаю странным, и после он ломал себе голову и не находил ответа.  Все разъяснилось через двадцать с лишним лет, но до этого надо было еще дожить.
- Когда же ты успел обзавестись женой?
- Только что – ответил Николай. Саша накрепко засела в сердце и уже никогда не покидала его.
В подразделении, присоединив цистерну к умывальнику  Николай побрел в палатку. Подъем уже объявили, солдаты строились у своих палаток. Ни о чем другом Николай думать не мог – Саша стояла у него перед глазами.
- Рядовой затирка, почему не приветствуете майора? – Николай скосив взгляд на погоны, поприветствовал.
- Извините, товарищ майор, задумался.
«Почему Затирка, никому он не говорил о своем детском прозвище, в детском доме, знал только Володя Семенов.» Взглянул в лицо.
-Володя! – заорал он, солдаты у палатки обернулись в их сторону. Обнялись.
- Я увидел тебя еще в пять утра, когда выезжали из гаража, думал обознался. Твой комбат подтвердил, что это был рядовой Бобров. После завтрака я найду тебя и мы обо всем поговорим.
В столовую шли строем. Огромное здание, напоминавшее арочный коровник, столы из березовых досок, мрачные обшарпанные стены, но беда не в этом, главное  пища до того гадко приготовленная, ее не то что употреблять, смотреть противно. Там, в Грузии, в части у них первоклассный пищеблок. Повара-солдаты под стать ресторанным. Старшина сверхсрочник хохол Галич Петр Иванович и капитан Кешечев лично принимали продукты у поставщиков, следили за закладкой в котлы, снимали пробу, прежде чем начать раздачу и не дай бог не понравится капитану, залепит пощечину повару (Никто не держал на него зла). Старшина Галич в таких случаях говорил:
- В следующий раз заставлю тебя сожрать весь котел борща – советовал как исправить оплошность, пока не снял пробу капитан. Даже инспекторов из округа кормили из солдатского котла. Здесь же в Копьяре (Москва 400) солдаты первое время голодали, со временем привыкли к жидкому картофельному пюре с противной, ржавой селедкой и каше-керзухе. Куда ж деваться!
- рядовой Бобров, после завтрака свободен до 11 часов. Тебя приглашал в автопарк майор Семенов. Откуда он тебя знает? – спросил капитан.
- Он мой брат.
- Брат у тебя геройский!
Палатка, в которой жил майор Семенов со своими солдатами, просторная, внутри чистота идеальная, кровати, тумбочки, по средине раскладной стол, табуретки, в углу с настольной лампой рабочий стол командира, по земляному полу уложены деревянные выкрашенные защитной краской щиты. Володя встретил брата на  входе.
- Подожди меня чуток – и дневальному – Петя, накорми братуху, небось голодный.
Петя приподнял щит, достал вещьмешок, угостил Николая тушенкой, сгущенным молоком и чаем.
- Командир геройский, для  нас, что отец родной. В кругу на равных, на службе – знай свое место. Два года побывал в самом пекле, звание майора присвоили, минуя капитана.
Вернулся Володя.
- Товарищ майор, разрешите обратиться? Можно мне отлучиться, помочь новичку Филеву.
- Свободен до одиннадцати. Филев намудрил, установи зажигание.
- Рассказывай, как жил, связь с тобой оборвалась, письма возвращались назад. Я писал тебе на родину.
- Я остался в селе Каменка, работал в колхозе.
- Сразу после училища мне присвоили звание, вскорости женился. Ее дальние предки жили в селе Дубовое. Маша говорит, что ведет свою родословную от помещицы, которая вышла замуж за крепостного. Верится с трудом, могло быть совсем наоборот, разубеждать не стал. Жена была в положении, когда меня отправили в командировку в южную страну. Там была война. Мы помогали техникой одной стороне, а американцу – другой и техникой, и воевали на их стороне. Самолеты прилетали с другого континента и сбрасывали тонны смертоносного груза. Гибло мирное население. Пленный летчик рассказывал, что сюда они летают, как на прогулку, успевают попить кофе и поиграть в карты. Командировали нас туда с изделиями «Земля-воздух», встретили незваных гостей над океаном, помешали допить кофе. На базу не вернулась ни одна машина. Американцы забеспокоились, через несколько дней повторили вылет – результат такой же. Только одна машина прорвалась к суше, была сбита и экипаж пленили. Коля, я могу поспособствовать твоему переводу ко мне, через год станешь сверхсрочником, приличная зарплата, квартира, женишься, будем дружить семьями.
- Предложение заманчивое. Извини, Володя, не лежит у меня душа к военной службе. Обещал я своему другу Василию, демобилизуемся – уедем к нему на родину, в село Дубовое. Приедешь со своей семьей к нам  погостить – разберемся с родословной твоей Машеньки. Женится я еще не женился, но жена у меня есть. Девушка Саша, с водокачки.
- Видел, славная дивчина, глаза печальные, озабоченные. Коля, ты по аккуратней с гражданскими, не распространяйся о своей девушке и друга предупреди. Особисты пронюхают – неприятностей не оберешься.
К 12 часам дня Николай не ехал. Летел на водокачку.
- Сбавь скорость, рессоры не выдержат – предупреждал Василий, но он его не слышал. Все его мысли были о Саше. Боялся, вдруг откажет, пошутила над солдатом, тогда он будет за ней ухаживать, впереди почти два месяца. Саши на работе не оказалось, ее подменил брат, здорово похожий на сестру.
- Приболела она, погода видишь пакостная, новолунье. Это ты ей в мужья набиваешься? Смотри, обидишь Сашу, под землей тебя найду.
- Я ее любить буду, а не обижать. Думаешь, что я какой-то ловелас? Один раз в жизни меня поцеловала девушка – это была твоя сестра. Николай Бобров я. Жить мы с ней будем в селе Дубовое, что под городом Миллерово.
- Вот это фокус! Слышал я от матушки об этой местности. Согласна Саша быть твоей женой, понравился ты ей.
Каждый раз, Николай старался подъехать чуть пораньше, чтобы погулять с Сашей по роще хоть с полчасика. Она мало и уклончиво говорила о себе, Николай понял, что живут в Сталинграде втроем, отец погиб в войну, больше расспрашивала Николая, где жил и где будет жить после  демобилизации.
- Дубовое? Мама говорила о селе с таким названием.
Договорились в воскресенье встретиться с утра. Чуть не сорвалась встреча – увольнительных не выдавали, и майор Семенов уговорил капитана отпустить с ним брата погулять по селу, попить пивка.
- Со двора никуда – предупредил Володя.- попадешься патрулю, загремишь на губу и меня подведешь.
Саша с братом жили в маленькой однокомнатной кухоньке. Хозяйка редко бывала дома, все больше  - у дочери на другом конце села.
Николай пришел с гостинцами –тушенка, печенье и другие сладости из погребка майора.
Покушали, попили чай. Случилось то, что и должно было случиться между любящими друг друга, Николай опомнился, испугался, стал просить прощения, что лишил ее невинности, пусть не беспокоится, он никогда ее не оставит.
- Не казнись, я тоже этого хотела. Мужу все можно. Если б ты знал, как мне это было нужно! Если у нас родится сын, и судьба сложится так, как нам хочется, я буду любить тебя всю жизнь. Боже ж ты мой! Что же я буду делать со своей Любовью, ты видишь, боже. Я не хотела этого.
- Саша, ты что прощаешься со мной, я не могу понять, чего ты хотела, а чего нет – и только через много лет он понял смысл сказанного Сашей.
- Мой брат, майор Семенов, переговорит с кем надо и мы с тобой зарегистрируем брак в сельском совете Капустина Яра.
- Прости, Коля,  я тебе верю и без штампа в паспорте. Была девушка, стала жена самого красивого солдата в Советской Армии.
Время шло, они встречались, говорили о чем попало, Николай строил планы, Саша воздерживалась от таких разговоров, но поддерживала Николая. В середине июля произвели удачный запуск изделия, начали готовиться к отъезду в часть. Дело было за вагонами. В назначенный день регистрации Саша с братом уехали, хозяйка даже не знала, или не хотела сказать..
- Оно мне надо? Расплатились и до свидания. Ой, боже, чуть не забыла – она вынесла из дома и подала Коле письмо. «Прости, Коля, не ищи меня. Я люблю тебя. Саша.» не прояснил положение и начальник ЖКХ, работали временно, фамилии он не спрашивал, платил наличными (врал, конечно).
- Как ее фамилия? – спросил майор у Николая.
- Не знаю.
- Странно. Вообщем так, тема закрыта, больше ни слова ни о ней, ни о брате, ни о вашей связи. Дай бог, чтобы завтра вы уехали. Узнают особисты, затаскают.
Вагоны подали ночью, а к вечеру следующего дня они были уже за Волгой. О его муках знал только  друг Василий, но не успокаивал, чтобы лишний раз не сыпать соль на рану. И только один раз рискнул:
-Если родит тебе сына, Саша даст о себе знать.
-Может быть и так. Брат Саши знает мой адрес, вернее твой. Я принимаю твое предложение.
За два последних года службы Николай успокоился, свою Сашеньку он вспоминал ежедневно. Демобилизовались и в первый же день поинтересовались на почте о письмах Саши. Весточки не было.
Первое время Николай жил у Василия на хуторе Ковалевка, пока не определился с квартирой в большом четырехкомнатном доме под самым лесом. Говорят он построен еще при крепостном праве основателем хутора Лукьяном Андреевичем Ковалевым.
Жила в доме, вернее в одной половине, вдова Максима Ковалева с внучкой Аннушкой, девушкой красивой и характерной. Парни побаивались ее, одному из них, самому бедовому, откусила кончик носа. Хотел овладеть ее силой.
- Можно сдать комнату на одном условии – к Нюське не приставать, нос откусит.
- Не буду, а если через ЗАГС?
- Парень ты видный, ей под стать, сладите, пара будет на зависть. – Сделала заключение Марфа Савельевна.
- На хуторе традиция, здесь одни мужики Ковалевы, а девок просватуем на сторону в другие села. Ты, парень, чужак поженитесь с Нюськой, придется переходить жить в село, с кем я останусь, дом дедовский на каво оставим?
- В зятья к вам пойду, вашу фамилию возьму. – Отшутился было Николай.
Марфа Савельевна приняла всерьез.
- Ты – чужак, фамилией отца не кидайся, грех это. А вот и Нюська.
Внучка чужак на постой просится, давай выделим ему угловую комнату.
- А как со столом или будешь отдельно питаться? – спросила Анна.
- Лучше, конечно, семейно.
Стали жить одной семьей. Николай в свободное время хлопотал во дворе, чинил заборы, поправил покосившиеся железные узорчатые ворота, приподнял двери в сараях. Вместе с хуторскими парнями и девчатами ходил в сельский клуб смотреть кинофильмы, на танцы, почти всегда домой возвращался с Анной, говорили о разных пустяках и однажды она спросила:
- Почему ты такой  безразличный к девушкам?  Многим ты нравишься, жених перспективный, отслужил в армии.
- А тебе я тоже нравлюсь?
- А я тебе? – вопросом на вопрос ответили Анна.
- Из всех хуторских, ты мне нравишься больше всех и если надумаю обзавестись семьей, я попрошу тебя разделись свою судьбу со мной.
- Я согласна.
- Не могу я, Аннушка, и на это есть причина.
- У тебя есть невеста?
- Не будем ворошить прошлое – и помолчав, добавил – придет время я раскрою тебе душу, если... Если... давай не будем говорить на эту тему.
На работу Николай устроился водителем в автогараж совхоза.
- Нет у нас свободных мест – сказал директор совхоза – каждый автомобиль  укомплектован двумя водителями. Разве вот на ту, что под забором, еще не списана и уже разграблена.
- Согласен.
Директор позвонил в автогараж.
- Андреевич, подойдет Бобров, определи его на разграбленного ЗИЛа.
Грузовик самосвал, вернее, что от него осталось стоял под забором: с двигателя снято все, что можно отвинтить, отсутствует радиатор, облицовка в смятку, щитки приборов вырваны, нет резины.
- Тебе это надо?
- Надо, Андреевич, надо. Помоги затащить его в бокс с приличными дверями. Разреши мне отлучиться на пару деньков.
- Запчасти есть – доложил Николай Андреевичу после отлучки – сможет ли совхоз оплатить?
- Думаю, да.
Заручившись гарантийным письмом, доверенностью и чековой книжкой, Андреевич с Николаем отправились в военную часть, где служил Володя Семенов. Получили все, что просили, майор подарил своему брату Николаю кабину первой комплектации с отоплением.
Василий посватался к Галине, хутор недовольно гудел. Репутация невесты была изрядно подмочена.
- Со студентом-медиком в левадах кувыркалась, после тягалась с кем попадя – возмущалась Аннушка – хоть бы ты моего брата вразумил, не обидно за друга?
- Намекал я ему, похоже, он обиделся на меня. Замужем остепенится – сказал Николай.
- Горбатого могила исправит – Марфа Савельевна, как в воду глядела.
Николай работал по ударному, ЗИЛ работал, как часы. Приличная зарплата, купил тяжелый мотоцикл (по разнарядке, вне очереди, как ударнику коммунистического труда) по прежнему  жил у Савельевны, как квартирант, столовались вместе, Анна стирала белье, гладила рубашки, он хлопотал по двору.
Ложился спать, утром шел на работу, рулил по пыльным дорогам, участвовал в игрищах по вечерам с молодежью – Саша, милая Саша, всегда была с ним. По прежнему докучал на почте, просил Марусю пересмотреть еще раз почту, может письмо спряталось где-то за какой-нибудь бумажкой, газетой, ведь большая черная тяжеленная сумка набита разной корреспонденцией в которой не мудрено и затеряться небольшому конверту. Прошел год. Боль и надежда не уходили, Николай пил дома чаи из мяты и липового цвета, возил напиток в термосе, успокаивало, но не надолго. В армии он надеялся, что в Дубовое Саша обязательно напишет, адреса воинской части – откуда ей было знать. Не написала. Не дала о себе знать. У Николая укрепилась мысль, что его думами, которые накрепко засели а его сердце, самому не справиться. Анна чувствовала – с Николаем беда.
Она говорила с ним, Николай ее слышал, был где-то далеко или если докучала, отвечал невпопад.
«Боже мой! Он может чокнуться!» и поделилась со своей подругой, сестрой в четвертом колене, Сонечкой – фельдшерицей в сельском медпункте.
- Надо показаться ему невропатологу, но для этого нужно придумать повод, чтобы не обидеть Николая.
Повод нашелся сам собой. Водителей направили на медосмотр. Сонечка переговорила с невропатологом, рассказала все как есть, и Кошкина – пожилая опытная докторша помогла ему, да так, что он ничего и не заподозрил. (Через много лет Аня с Сонечкой раскрыли эту тайны, не поверил: «Я сам успокоился».)
Перед октябрьскими праздниками Николай попросил Анну выгладить ему костюм, белую рубашку, оделся, попросил повязать ему галстук.
-Куда это ты намылился? – поинтересовалась она.
- Свататься  пойду. Одевайтесь с Савельевной по приличней. Я пригласил Акулину Ивановну, подойдет и вперед.
Анна ушла расстроенная, она уже давно считала себя женой Николая, любила его и все ее помыслы были о нем, а тут, как гром среди ясного неба, участвовать в сватовстве, отдать кому-то, что ей так дорого.
Акулина Ивановна довольная, что Николай пригласил именно ее быть его свахой. Марфа Савельевна и Анна встретили сватов не дружелюбно. Они сидели за столом, через нос ответили на приветствие, не поднялись на встречу, не пригласили присесть. Сваха почувствовала холодок.
- Мы, собственно, с вашим квартирантом вот по какому делу – начала Акулина Ивановна,  Николай предупредил, чтобы она не разводила разные выдумки, а сразу брала быка за рога.- Живут под этой, деда вашего Данила, крышей, два любящих  сердца, ночуют в  разных комнатах, не пора их соединить и уложить в одно семейное ложе.
- О боже, что ж мы сидим – вскочила из-за стола Анна и шепнула Николаю – предупреждать надо. Я сейчас.
Савельевна пригласила сватов к столу, Николай выставил шампанское, шоколад, конфеты. Анна уже одетая в праздничное платье, подала на стол посуду.
- Прежде чем просить руки Анны у ее бабушки, выложи все что было у тебя в жизни не таясь. Сладите – меж вас не должно быть ничего не договоренного, - посоветовала Николаю Акулина Ивановна, и он выложил все, чего никто  на хуторе не знал, кроме его друга Вася Ковалева.
- Почему она так поступила, ей одной ведомо. Мне трудно было пережить, время лечит. Врать не буду, нет, нет, да, вспыхнет в моем сердце горечь утраты. Обиды на Сашу не держу – значит была веская причина, сильней нашей любви. Аня прекрасная девушка, другой мне не надо, дадите добро, Савельевна, она согласится быть моей женой, я обещаю быть ей хорошим мужем.
- Моей любви хватит на двоих.
- Смотри, Анна, тебе с ним жить. Обидеть тебя он не обидит, свою же любовь он вряд ли сможет выкинуть из сердца, по себе сужу. Как бы тебе не пришлось тайком в подушку слезы лить.
- У нас будем больше, чем Любовь, у нас с Колей будет Жизнь!
- Вот и сладили -  подвела итог сватовства Акулина Ивановна.
- Вы хоть целовались? – спросила Марфа Савельевна.
- Нет – разом ответили молодые.
- Тогда «Горько», целуйтесь. Будем считать это был сговор. Присылайте сватов, все должно быть по-людски, по-нашенски, по хуторскому, по установленными нашими предками традициями.
Было сватовство по всем  хуторским правилам, сложившимся более чем за 100 лет существования Ковалевки. Шумная свадьба, первая брачная ночь и показ простыни с маленьким пятнышком крови. В последний день, к вечеру, забили полуметровый кол большим молотком. Его поливали водой, грязь летела во все стороны, кончилось тем, что уставшие, измазанные в грязи гости уселись за стол, выпили на посошок и начали расходиться по домам. Еще долго, до самой зари, звучали по хутору песни. Во дворе накрыли, с убранного  пораньше, стол с закусками, водочкой и рассолом – голову лечить, забегут перед работой, кому можно.
Николай не рвался в передовики социалистического соревнования, не давал обещания работать по ударному, трудился по совести, с одной целью – больше заработать. Напарника, по совету директора совхоза ему не определили, хотя желающих было достаточно, были и завистники. Больше всех , на всех собраниях баламутится Иван Грачев.
- Под забором стоит раскуроченный газончик, восстанови – и работай сам – говорил ему завгар – может в бутылку меньше заглядывать будешь.
- Где я возьму запчасти?
- Это твоя проблема, Николай же нашел.
Дома Анна советовала:
-Попроси Володю, может поможет с запчастями. Жена его, Катька, только об этом и говорит со мной. Вклинится в работу – бросит пить. Мне жаль Катьку, совсем извелась!
Володя помог (ваши деньги), восстановили газончика – любо посмотреть. В первый же день, пьяный Ванька Грачев, не вписался в ворота гаража, разбил автомобиль, с тяжелой травмой головы оказался в больнице.
Анна с 14 лет доила коров. В те времена закрепляли за дояркой 12 голов коров, попробовали внедрить мехдойку, норму нагрузки увеличили почти вдвое, доильные аппараты оказались не совершенными, их просто выбросили, норму нагрузки уменьшить «забыли». Так тягают вручную за сиськи двадцать Манек», а за центнер молока платят, как при мехдойке. А что сделаешь? Повозмущались доярки, да и притихли. Куда денешься? Дома сидеть не будешь.
Анна, одного за другим родила четырех сыновей.
- Будешь рожать, пока не подаришь мне дочку . – Родила. Дали имя – Аннушка.
- У меня четыре сыночка и лапочка дочка – хвастался Николай.
Николай и Анна тяжело переживали из-за  травмы головы Василия и радовались, когда он, наконец, решил расстаться с Галиной. Они не один  раз бывали в гостях в хуторе Новоконотоповка, не меньше радовались, когда Василий вернулся на хутор. Галина стала совсем другой, выкинула дурь из головы, с головой ушла в работу. Николай приватизировал ЗИЛа и занимался частным извозом. Дети выросли, у них свои семьи, помогают им. Пенсионеры, небольшое подсобное хозяйство – пара кабанчиков, гуси купаются в пруду, да, корова Зорька, с которой жаль расставаться.
Отпраздновать возвращение Василия Ивановича в свою законную семью собрались, по настоянию Галины и Николая, в субботу. Завтра яблочный Спас и Акулина Ивановна приглашает всех отметить день рождения. Она главная на хуторе в роду Ковалевых и сегодня, как и положено, она садится во главе стола и выступает в роли тамады.
- Мой тост за моего внука Василия. Ковалевы всегда верны своим любимым. Я тебе говорила, Галина, что он вернется, вернется в свой хутор к своей семье. Отказаться от своей любви – большой грех.
Ко двору подъехали «Жигули», из машины вышел широкоплечий, высокий, в приличном костюме мужчина в больших светозащитных очках.
- Извините, люди добрые, среди вас есть Николай Бобров? – посмотрел на присутствующих, определил- это вы.
- Угадали, я Бобров.
- Почти не изменился.  Я могу поговорить с вами с глазу на глаз.
- Вы кто? – забеспокоилась Анна.
- Не беспокойтесь, вести хоть и не радостные, но дела давно минувших лет.
- Я с вами – Анна схватила мужа за руку.
- Все будет хорошо – остановил ее Николай – Я, кажется, догадываюсь, кто это.
Вышли за калитку, уселись на лавочку.
- Я же говорил тебе, что отыщу тебя – сняв очки сказал мужчина.
- Ты – брат Саши. Что с ней, где она?
- Саши больше нет – помолчав, добавил_ уже больше двух месяцев.
- Коля, - позвал он. Из «Жигулей» вышел молодой человек лет двадцати пяти – Это твой сын.
- Боже мой, как две капли воды похож на мужа. Это сын Саши? – Анна попыталась выйти из-за стола.
- Сиди, не мешай, - остановила ее Марфа Савельевна.
Николай поднялся на встречу сыну «Глаза, как у Саши» - подумал он, обнимая сына.
- Вот, матушка велела передать вам, я не знаю. Что там, - сказал сын, подавая искустно сделанную шкатулку из мореного дуба. – Как ее открыть, секрет знали, по ее словам, только вы с ней.
Эту шкатулку случайно приобрел  у копяровского пьяницы всего за полтора рубля и подарил Саше.
- Заходите во двор, гостями будете – пригласил Николай. – Это мой сын Николай...
... – Не спутаешь...- вставила Акулина Ивановна.
- ... его дядюшка Борис... Борис...
- Алексеевич – вставил Сашин брат – у нас разные отцы – Александра была Петровна.
Николай по очереди представил, сидящих за столом. Дочь Василия Маша, встретилась глазами с Колей, засмущалась, пламенем вспыхнуло лицо у парня. Это не ускользнуло от Марфы Савельевны, она толкнула локтем Акулину Ивановну.
- Вижу – шепнула она – может сладят.
Коля кого-то мне напоминает, не могу понять. Мою грудь, что-то распирает.
- Думаю, самое время вскрыть шкатулку.- сказал Николай
- Может ты...
- Нет, Аннушка, чо мне скрывать, я жил открыто, Саши больше нет в живых.
- Царство небесное – отозвались за столом.
Николай нажал левый дальний угол, потом правый ближний, затем оба разом. Шкатулка открылась. На внутренней стороне крышки приклеены фотографии Николая и Саши, сверху лежал листок из школьной тетрадки, свернутый вдвое. Он передал листок Анне. Большое, на всю шкатулку, цветное, крупным планом фото – Саши с братом, мамой Дашей  и сыном Колей. Николай, машинально передал фотокарточку Акулине Ивановне.
- Марфа, смотри, это Дашка... – и выпустила фото из рук и чуть, если б не удержала Анна, не упала со стула. Маша брызнула в лицо холодной водой, бабушка пришла в себя.
- Малая моя дочурочка, ты ж моя первенькая, что же ты наделала, обрекла меня на муки!...
История давняя, ее уже никто не помнил, собственно и помнить было некому, разве что Акулине, да Марфе, куда ж им от этого деться, да деду Архипу – троюродному брату мужа Акулины Егору.
- А было это так – начала Акулина с Марфой на пару, дополняя одна другую, повели рассказ.
У  купца Расторгуева – сын Федор, у бедняка Филева – дочь Вера. Пара на загляденье, полюбили друг дружку  – не судьба быть вместе. Отец Федора подкупил лодыря, какого трудно сыскать не только в селе, но и в округе Павла Нехаева посвататься к Филевым, подсунув и тем немалую сумму. Поженили их насильно. В один день сыграли свадьбу Веры и Ивана  Нехая, Акулины и Егора, в один день призвали на войну 1914 года, в один день Вера родила Алешу, Акулина – Дашу. С войны вернулся Иван и поведал, что сам видел, как Егора убитого увезли хоронить в братскую могилу. Через два года вернулся Егор, пролежал в госпитале города Ростова, думал не выживет, потому и не стал лишний раз делать больно своей Акулинушке. В первый же день вместе с братом Архипом избили Ивана Нехая до полусмерти прямо у него во дворе. Такого ни за Егором, ни за Архипом не водилось. Иван жаловаться не стал, в чем причина Акулина узнала через много лет.
Дети росли, дружили, хотя и жил Алеша в селе Дубовое, Даша – хуторянка.
Случилась у них любовь, да такая, что ни минуты не могли друг без друга. Заслали Нехаевы сватов, Егор не пустил их на порог.
- В твою голозадую семью не отдам свою дочь! Но есть еще кое что между нами с тобой, Иван, в другой раз, если посмеешь прийти в мой двор, раскрою тайну и тогда с тобой не только люди перестанут здороваться, плевать будут в твою рожу. – пригрозил Егор.
Алексей сам пришел к Ковалевым.
- Дядя Егор, я люблю вашу дочь, жизни без нее не будет.
- Я свое слово сказал.
- Тогда и я скажу. У нас с Дашей будет ребенок.
- Уходи, Леня, пока я тебя не поколотил. Акулина, мать твою за ногу. Где дочь? Дашка. Иди сюды! – орал на весь двор Егор – Выйди мать, дай поговорить с этой вертихвосткой с глазу на глаз.
У Егора не было тайн от жены, так она думала, и это насторожило Акулину. Она не могла понять, что такого серьезного могло произойти, муж так взвинчен, даже заматерился.
Из хаты выскочила Даша и убежала в огород.
- Ты мне больше не дочь – крикнул отец в след дочери.
Потом он горько пожалел за сказанное. Даша домой не вернулась. Исчезла из дому и ее подруга, дочь Марфы Савельевны Гашка.
- Никуда я тебя одну не отпущу, родишь, что делать будешь. Иду с тобой – Агаша собрала вещи и ушли вместе. Видели их в Миллерово, на железнодорожном вокзале – Даша подметала, Агаша торговала пирожками. У нее проснулся талант спекулянтки – тут же купит любой товар, а за углом сумеет продать подороже. Они поняли, что их засекли земляки и девушки перекочевали на узловую станцию Лихая. Здесь и увидел Дашу, подметающую перрон машинист пассажирского поезда Харьков-Сталинград.
- Женщина, как может ваш муж допускать, в вашем положении...
- У меня нет мужа – ответила Даша.
За короткие минуты стоянок Петро, так звали машиниста, успевал обмолвиться с Дашей, угостить вкусненьким.
 -  Даша, будь моей женой. Я живу под Сталинградом, свой дом, чудесные родители – предложил Петр.
- А это?
- Скажу родителям. Что мой.
- А как же Агаша? Без нее не могу.
- У меня помощник холостой, правда, парень стеснительный.
Агаше напарник  понравился и она тут же проявила инициативу.
Родители приняли Дашу как свою дочь.
- Даша, ребенок от Пети? – спросила мать.
- Нет.- Не могла соврать Даша.
- Петя сказал нам, его ребенок, и ему не обязательно знать, что ты призналась. – сказал отец Петра.
Работящая, покладистая Даша пришлась ко двору, родила Борю, через год – Сашу. Внуки – радость для деда с бабушкой.
Сложилась жизнь и у Агаши. Писала домой, но о Даше ни слова, такова была воля подруги.
- Отец настоял – рассказывал Борис Алексеевич – отчество должно быть родного отца, фамилия приемного. «Алексей зачал, а я воспитываю»  до войны жили хорошо, дома достаток, отец приносил приличную зарплату, мама доила коров в совхозе, дедушка и бабушка с нами воевали и ухаживали за огородом. Отца мы видели в последний раз  в день объявления войны – у него был выходной. Пал смертью храбрых и больше ничего.
- Война подходила к Сталинграду  - продолжил Борис - и дедушка уговорил своего товарища переправить детей и женщин на левый берег Волги, где в Капустином Яре живет его родная сестра. Вместительный баркас легко шел по течению, женщины помогали веслами, а старый дед сидел у руля, правил к берегу. Налетел немецкий самолет.  Женщины подняли детей – отвернул. Уже у самого берега другой самолет начал заходить на нас, женщины снова подняли плачущих детей – не помогло. Бомба упала не далеко от баркаса, помню столб воды. Лодку отбросило в сторону. Она удержалась на плаву. Кричали женщины и дети. Саша упала в обморок и изо рта пошла белая пена. С этого времени у нее начались приступы, каждый месяц в новолуние. Домой, по замерзшей Волге, мы пришли в начале февраля. Многие дома пострадали, наш уцелел – только крыша стала как решето, да сарай сгорел.
Трудно нам пришлось и в войну, после, во время голода в 1946 и 1947 годах. Если б не тетя Агаша нам пришлось бы туго. Она работала в столовой, занималась перепродажей вещей, приносила нам продукты, давала деньги, одежду.
- В году пятидесятом. – сказала Марфа – Гашка пришла в село с каким-то дедом, мало что сказала о Дашке –жива-здорова, муж погиб, на руках двое детей. На рынке купили с дедом по две коровы и ушли.
- По пути в город Сталинград – продолжил Борис Алексеевич – тетя Агаша переругалась с дедом и ушла от него одна. Через сутки деда нашли убитым в степи.  Обвинили тетушку, но доказать ее вину не смогли.
У Саши продолжались обмороки, она билась об землю, надо было ее удерживать, чтобы она себя не травмировала. Показывали докторам, водили по знахаркам – бесполезно. Одна женщина посоветовала родить ребеночка и все пройдет.
Втихаря от матушки, мы уехали в Капустин Яр к родственникам. Если уж родить, так от солдата, ребята в армии здоровые телом, забеременеет и – уехать. Случилось непредвиденное: Николай и Саша полюбили друг друга. Это не входило в планы сестры, она переживала, не знала, как быть. Николай настаивал на заключении брака. Саша решила не портить жизнь любимому и мы уехали, попросив родственников не говорить нашего адреса. Саша обо всем рассказала маме.
- Любовь приходит постепенно или сразу, селится в сердце на всю жизнь. Зря ты обидела парня и себя тоже наказала. С глаз долой, из сердца вон, здесь не подходит. По себе знаю и не могу, не хочу, но не могу простить себе и отцу. Алешка, Алешенька, ранила  я его на всю жизнь.- говорила матушка.
Саша родила сыночка, пока кормила грудью, припадков не было.
С каждым годом болезнь прогрессировала, пришлось уйти с работы, небольшая пенсия по инвалидности, моей зарплаты и жены не хватало и опять подоспела помощь тетушки Агаши. Коля учился в институте, жил у нее дома, короче, на полном ее содержании, закончил технический ВУЗ и работает в конструкторском бюро.
Умерла Саша не в состоянии припадка – сердце прихватило. Никогда не жаловалась – раз. Упала и все. Видимо, чувствовала свою кончину, сестра наказала найти вас, Николай Иванович.
- Бабушка Даша просила меня, своего внука, тоже побывать на ее родине, поклониться ее матушке и попросить прощения – Николай стал на колени и поклонился  Акулине Ивановне, та погладила его по голове и поцеловала в лобик – Спасибо, бабушка. Мы выполнили наказ вашей дочери.
- Не все.  – Акулина Ивановна выпила стакан воды и продолжила – перед самой весной зашла к нам домой мать  Алеши – Вера и поведала, что Алешка, сын не Ивана, а Федора Расторгуева. «Ах, ты дура набитая, что же ты молчала, такую любовь сгубила. Сказала бы – быть бы вместе Даше и Алеше. Убить тебя мало.» и тут же раскрыла причину вражды к Нехаю.
С Иваном Нехаем Егор в 1915 году был в одном взводе, командир приказал окопаться. Егор вырыл себе окоп, Иван набросал кучку земли «Не ленись, копай, убьют» - советовал Ковалев. Не послушал. Начался обстрел, снаряд разорвался сзади, осколком в спину тяжело ранило Егора. Иван выкинул Егора из окопа «Извини, Егор, ты не жилец» и занял его место.
- Это я помню, злости не было, помню возникшую вдруг острую боль в правой коленке, помню как сказал солдат «ребята, этот живой, помогите снять его с труповозки» и все. Очнулся уже в медсамбате. Спину залатали, ногу спасли и хромаю теперь по воле этого негодяя. О покойниках плохо не говорят, но ведь мертвые тоже бывают разные. Бог наказал, дал ему мучительную смерть, врагу не пожелаешь. Прости, Вера, ежели обидел тебя ненароком.
- Да, ладно Егор, вы с Акулиной в любви и согласии прожили. Маялась я в муках, одна и радость – Алешка, да, дети.
Егор сильный духом мужик, не выдержал, слезы заливали его глаза, он ушел в другую комнату. – закончила рассказ Акулина Ивановна.
-Боря, а что же тетушка  Агаша? – спросила о дочери Марфа.
- А что ей сделается? Спекулянтка в прошлом, успешный бизнесмен сегодня. У ее двух сыновей по ресторану, третий – военный, дочка – учитель, пошла не в мать. К вечеру или утром «со своим выводком» будет на хуторе. Прошу прощения у Аннушки, за...
- Нет, нет, не беспокойся, Борис Алексеевич, между нами не было тайн. Я уважаю чувства Николая, по доброму завидую Саше. Мы прожили в согласии, родили четыре сыночка и лапочку дочку – помолчала, и обратилась к мужу – По-моему, самое время прочитать письмо Саши, иди в дом, посчитаешь нужным -  скажешь всем.
- Зачем? Здесь все свои, читай, у меня буквы прыгают – и подал записку Аннушке, та передала письмо  Коле. – Твоя матушка, тебе за нее и читать.
Коля взял записку, руки у него дрожали, он пробежал письмо глазами и зачитал:
- Дорогой моему сердцу человек! Прости меня за все, я не пожелала портить тебе жизнь своей бедой. Я буду любить тебя до конца своих дней и любовь свою к тебе унесу в сырую землю. Я молю бога, чтобы у тебя все сложилось хорошо, обо мне и нашей жизни тебе поведают Боря и Коля. Прости, прости меня. Алексанлра».
Закончив читать, Коля передал записку отцу. Воцарилась тишина, только тополь шелестел листвой, дзинькнула и замолчала муха. Разрезал тишину петух, взлетел на забор, похлопал крыльями, прокричал своё вечное кукареку – жизнь продолжается!
- Завтра, на Яблочный Спас приглашаю всех к Марфе Савельевне. Свой день рождения хочу отметить на усадьбе Лукьяна Андреевича, вспомнить о наших предках, помянуть их добрым словом. Вспомнить  имена ушедших от нас, все равно, что вернуть их к жизни.
Ко двору подъехала на своей личной «Ниве» губернатор со своей семьей.
Иван Васильевич Ковалев, внук Акулины Ивановны, работал секретарем парткома в родном селе Дубовое в совхозе «Путь Ленина». В те времена уже практиковалась показуха по альтернативным выборам  руководителей хозяйств, дошла очередь и до первых секретарей райкома партии.
На пленуме райкома задача состояла в том, чтобы волки были  сыты и овцы целы – альтернативной кандидатурой секретарю райкома партии предложили мало известного в районе Ковалева Ивана Васильевича.  Директор совхоза  «Путь Ленина» подозвал экономиста
- Голосовать будем за нашего парторга.
- Понял.
- Зачем ты так7 – спросил, сидевший с ним рядом прокурор района Николай Григорьевич Михайловский.
- Вчера пригласил меня Первый и приказал внести полторы тысячи рублей на проведение выборов, короче на пьянку. Я отказался. Это почти моя полугодовая зарплата, в совхозную кассу «лапу запускать» я не стал. Многие внесли. Проголосуют за Ковалева. Понаблюдаем за руководителями – они уже ориентируют своих делегатов.
- Иван Михайлович, - позвал Михайловский начальника милиции, шепнул ему на ухо, тот ушел из зала.
Подавляющее большинство членов пленума проголосовали за Ковалева. Председатель  обкома и первый секретарь  понуждали счетную комиссию изменить результаты.
- Я оглашу результаты выборов, как есть. Партийный билет мне вручили летом  1943 года, терять его из-за ваших пожеланий не намерен. – сказал, как отрезал, председатель счетной комиссии.
Начальник милиции, ссылаясь на анонимный звонок о заложенной мине, опечатал здание райкома партии и приставил охрану. Мину не обнаружили. В сейфе первого секретаря оказалось пятьдесят тысяч рублей.
- Вам придется  дать письменное объяснение о происхождении этих денег – распорядился следователь прокуратуры.
Чуть больше года проруководил районом Иван Васильевич, только вошел в курс дела, его пригласили на должность инструктора орготдела обкома партии. Вскоре партия перестала быть руководящей, первый секретарь обкома Лихачев Василий Мартынович переквалифицировался в губернаторы. Своим замом назначил  Ковалева. Пересудов было много, даже в близких кругах Лихачева. Молодой деревенский парень, пускай даже с высшим образованием, без должного опыта, в короткий срок сделал головокружительную  карьеру. Иван Васильевич и сам удивлялся своему везению. Ларчик открывался просто – он был похож на сына Василия Мартыновича, погибшего в Афганистане. Иногда, как бы случайно приглашал он Ивана Васильевича на чашку чая. Мария Ивановна выставляла  на стол всякие вкусности.
- Не стесняйся, Ванечка, выбирай, что тебе по вкусу, поминай нашего сыночка, погибшего на войне в чужом краю, ты так похож на нашего Ваню.
По состоянию здоровья Василий Мартынович ушел  в отставку и не без его помощи Иван Васильевич оказался в кресле губернатора.
Расцеловался со своей бабуней Кулей и Марфой Савельевной, поздоровался с каждым, познакомился с новыми родственниками, уселся  рядом с Акулиной Ивановной и шепнул ей:
- Какая красивая пара была бы – Васькина Машка и сын Саши и Николая, жаль, родня.
- Они в третьих, им уже можно обзаводится семьей. Порода Ковалевых только укрепится.
Солнце клонилось к закату, гости начали расходиться, у каждого хозяйство, надо справлять вечернюю работу, на лугу отозвалось стадо коров, Николай и Маша вышли за ворота, взявшись за руки спустились вниз по хутору к речке.
- Похоже что сладят – шепнула жена Николаю Ивановичу.
Анна уже подоила корову и с полным ведром молока направилась в кухню. Ко двору подъехали два престижных легковых автомашины.
- Мать, ты где? Встречай дочь свою, Гашку  с ее выводком – вошла во двор, ее встретила Марфа Савельевна, Николай, Борис и Анна с ведром молока.
Обнялись, расцеловались, Гашка взяла ведро молока, поставила на ступеньки кухни, стала на коленки и попила молока.
- Нет ничего вкуснее парного молока,
- Мама подоит корову, а мы стоим  возле ступенек, она поставит ведро и через край пьем по очереди молоко!
- Гашка, ты вся размалеванная, на мою дочь не похожа.
- Сейчас смою с рожи всю эту замазку, оденусь по-крестьянски и стану похожа на хуторскую бабу.
Собрались на Яблочный Спас в конце огорода, около пруда под раскидистыми вербами, мужики закололи кабанчика, соорудили столы и лавочки, нажарили шашлыки, в 10 часов уселись за столы.
Шашлыки удались на славу, выпили по рюмочке, спели пару украинских песен.
- Давно это было. Еще при покойном царе Александре. Наши села Дубовое и Сосновое, давние поселения. Земли вокруг них плодородные, не даром же здесь, еще до коллективизации организовали наш совхоз «Путь Ленина» Первым директором был мой брат  Гаврила. Благодаря ему мы сносно пережили трудные голодные годы 33 и з7. Перед самой войной он пригласил всех Ковалевых и рассказал нам о Лукьяне Андреевиче Ковалеве, основателе хутора Ковалевка. Дом Марфы построен по заказу  Лукьяна и до сих пор стоит, мало кто остался в живых, слышавших этот рассказ, одних война забрала, другие ...
Жизнь, есть жизнь. Если  я что запамятовала, 105 лет не мало, Марфа меня поправит.
- Давай, Акулина, начнем с богом.



ЧАСТЬ 3


                Безжалостно время, стирает оно
                Все то, что нам было когда-то дано
                Судьбою и Богом, во веки веков
                Все то, что понятно любому без слов.
                Лишь связь поколений способна вернуть
                Нас всех на проторенный предками путь.

                Будущее вне сомнений,
                В частой смене поколений.
                А чтоб не прерывалась нить,
                Прошлое бы не забыть.
                А.И. Квиткин.

Зима выдалась бушная. Ветер родил снежные бури, сады забило до верхушек деревьев, крестьянские хаты и сараи утонули по самую крышу. Сколько стоило труда покормить и напоить домашнюю живность. Как только успокоилась метель, накатали дороги, сосновский помещик Сергей Купцов засобирался навестить своего соседа и друга дубовского помещика Филиппа Самарского. Дружили семьями, по очереди гостили. Перед отъездом Сергей Иванович обошел свое хозяйство, даже зашел в хату, где жили дворовые люди.
- Что-то на душе так тревожно, - пожаловался он жене.
- Бог с тобой! Ты, прямо, как прощаешься с имением, заглядываешь в каждый угол. Может отставим поездку?
- Федька уже  и лошадей заложил.
Встреча была радостной, не виделись они с осени, долго говорили, пили всякие напитки из ягод и фруктов, так искустно приготовленных хозяйкой, спиртное  не употребляли и без него было весело, даже спели парочку украинских песен и далеко за полночь улеглись в пуховые перины. Утром их и прислугу, ночевавшую в доме, нашли мертвыми. Угорели. Рано закрыли дымоход, в надежде сохранить тепло.
Их сыновья служили в одном полку, похоронили родителей, подали в отставку и к лету вернулись в родные имения. У сосновского помещика Николая Сергеевича Купцова была сестра, красавица, вся в матушку, на выданье.  Пока не минул год, со дня трагической гибели родителей, даже думать об этом было грешно. Женихов хватало. Виктория еще девчонкой влюбилась в друга брата Митю Самарского, больше не  о ком не только слушать не могла, но и не хотела.  Митя поселился в ее душе.
- Из вас будет прекрасная пара, с его родителями мы давно сговорились. Подрасти маленько  - говорил  покойный отец.
- Дмитрий Филиппович  не обращает на меня никакого внимания – жаловалась она своей матушке.
- Всему свое время – говорила покойная.
Невеста Николая Сергеевича жила в Петербурге свадьбу тоже пришлось отложить. Хозяйственными делами ведал Петрович – то ли венгр, то ли румын, мужик толковый, грамотный. Николай доверял ему и почти не вникал в жизнь поместья. Страстью молодого барина были карты (но в разумных пределах, во время мог остановиться), охота и рыбалка.
- Карты, рыба, да, зайцы – прямая дорога в старцы. Я свое  дело сделаю, но вы, пожалуйста, решайте и свои – говорил ему не раз Петрович. – Долги надо отдавать. Вы уже не малую сумму должны соседу Дмитрию Филипповичу. Подождать, он, конечно, ради дружбы подождет, но может и потребовать . Хозяин он справный, денежки ему тоже бывают нужны безотлагательно. Филиппович даже проценты с вас не берет.
Дмитрий Филиппович Самарский сам управлялся с хозяйством, был управляющий, но он, Кирьян, в основном занимался дворовыми делами, живностью. Правда, иногда барин поручал ему договориться с купцами и он умело, с выгодой, торговался с ними по продаже им скота и зерна. Был у Кирьяна порок, он издевался над дворовыми, неугодных мог отправить на самые трудные работы или разлучить семью. Ни одна девушка не выходила замуж не побывав у него в амбаре. Жаловаться боялись. Дмитрий, вернувшись домой, привез своего ординарца, пожилого солдата, бывшего крепостного из Орловской губернии, Архипа. Он пригрозил, что доложит барину о проделках Кирьяна, который тут же решил переселись Архипа на дальний хутор. Не получилось. Бравый солдат бывал не в таких переделках, пригрозил изломать свой дубовый костыль о дурную голову Кирьяна, если тот переступит порог его комнаты.
Прежде чем прислать сватов, Дмитрий решил переговорить с Викторией с глазу на глаз. Николай одолжил у него крупную сумму денег, он опасался, как бы его друг не понудил дать согласие на брак, против ее воли. Напросился в гости. Николай принял предложение, но забеспокоился, как бы сосед не потребовал вернуть долг.
На рыбалку пригласили и Викторию, и улучив момент Дмитрий спросил:
- Сватов пришлю, не прогонишь?
- Вы мне давно глянулись, когда была еще маленькой девочкой. Присылайте, я согласна. Коля советует мне в мужья сына Орловского помещика, парень красивый, но я его не люблю.
Сыграли свадьбу. Николай надеялся, что теперь ему проще будет получить кредит и отсрочку оплаты. Зря. Не тут-то было. Сестричка сократила аппетиты брата, потребовала долг возвращать во время и с процентами. Совсем не из жадности. Жена Николая Лизонька объединились с Викторией и круг его увлечений сузился до рыбалки и охоты.
Дмитрий и Виктория ждали первенца и пока было время решили погостить у брата. Купцовы были рады гостям, угощали разными вкусностями, мужчинам позволили выпить по чарочке, гуляли по саду и у пруда, рыбалили и тут же варила уху девушка лет шестнадцати, расторопная, улыбчивая красавица, дочка Коваля Лукьяна . Виктории понравилась и уха и Катенька. Брат, чтобы сделать приятное подарил ее сестре.
Так Катя оказалась в имении Дубовое, даже не в прислугах, а в подругах Виктории. У нее была даже своя комната, барыня учила ее грамоте, читала сказки, книжки серьезные, и пока Виктория родила, она уже умела бегло читать. Катя умная девушка, знала свое место, не переходила разделяющую их грань. Виктория родила девочку, дали имя Таня. Роды были трудные, роженица с каждым днем угасала на глазах, чувствуя свою кончину, усадила рядом Катю и тихим голоском попросила:
- Милая моя подруженька, Катенька! Я скоро уйду в мир иной, все внутри горит огнем. Я прошу и заклинаю тебя не оставляй мою доченьку, у тебя доброе сердце, будь ей вместо матери. Позови Митеньку с пером и бумагой.
Ранним утром Виктории на стало. Кормилицей пригласили недавно родившую крепостную Евдокию. Катя, чтобы девочка засыпала и не капризничала, втихаря давала свою грудь, через несколько дней почувствовала покалывание  и увеличение ее. Девочка отказалась  брать грудь Евдокии. Подавая сосочек в рот девочки, Катя увидела капельку молока.
- Дмитрий Филиппович, я давала грудь Танечке и у меня образовалось молоко – сказала Катя, чем обрадовала  Дмитрия Филипповича.
До двух лет кормила Екатерина грудью Танечку. Девочка росла здоровенькой, почти не болела, пышненькая, краснощекая, называла кормилицу мамой Катей. В день рождения Екатерина зашла в кабинет Дмитрия Филипповича и поздравила его с пятилетием дочери, он открыл сейф, встроенный в стене и подал Кате  голубую папочку. Сверху лежала свернутая трубочкой и перевязанная ленточкой бумага.
- Это тебе, я не читал.
В записке покойная поздравляла дочку с пятилетием и благодарила Катю за ее труды.
В папочке была вольная на Екатерину и солидная сумма денег.
- Такова была последняя воля покойной. Можешь поступать как твоя душа пожелает. Мне бы хотелось, что бы ты осталась в имении, Танечка так привязалась к тебе.
- Я поклялась Виктории Сергеевне, что никогда не оставлю Танечку. Люблю ее как свою дочь.
- Виктория положила тебе жалованье.
- Дмитрий Филиппович, зачем оно мне, пусть оно будет у вас.
- Хорошо, я положу в банк на твой счет.
Николай Сергеевич пригласил друга в гости, им с Лизонькой так хотелось побаловаться с племянницей, своих детей бог им не дал и Танечку они считали своей родной кровиночкой.
- Дмитрий Филиппович, я так скучаю по родителям, может выкупите...
- Попробую, хотя будет не легко, твой отец хороший кузнец-художник, Николай не захочет терять живую копейку.
- Сколько запросит, столько и платите, не хватит моих сбережений, я отработаю, полы в доме мыть буду.
- Полы есть кому мыть. Собирайтесь, в субботу будем ехать.
В пятницу случилось такое, чуть не сорвалась поездка. Кирьян давно запал на Катеньку. Она одна не побывала у него в амбаре. «Не порядок. Надо поправлять положение, попробовать холеного, почти панского тела». Заманив в амбар, стал требовать, чтобы Катя отдалась ему по хорошему. Иначе отправит ее на свинарник. Попытался взять силой, она позвала на помощь. По близости находился Архип, кликнул Дмитрия Филипповича. Катя сидела в углу амбара в разорванной одежде.
- Она сама напросилась, я здесь не при чем, не тронул я ее.
- Архип, кликни Федьку свинопаса – попросил барин.
- Федька, Кирьян желает быть подпаском. Смотри за ним, чтобы работал исправно, поросят не растерял. Имением будет управлять Екатерина Лукьяновна. Она получила вольную.
- Я ничегошеньки не понимаю в этих делах, сжальтесь, Дмитрий Филиппович.
- Не святые горшки  лепят – вставил свое слово Архип, а после, по секрету шепнул – Кирьян хоть и отъявленный негодяй, но дело свое знает. Нет, нет да у него и поспрашивай, язык не отвалится. Прощать легче, чем мстить.
Простила ему Екатерина, уговорила барина изменить свое решение и несколько лет подряд, особенно когда занедужил Дмитрий Филиппович, работали на пару.
Купцовы были несказанно рады гостям. Елизавета Андреевна, жена Николая Сергеевича не отпускала от себя Танечку, с большим уважением относились к Екатерине и та воспользовалась этим и попросила продать за любые деньги ее отца и брата Данилу. У брата рос сын, названный в честь деда Лукьяном, старше Танечки года на два.
Дети привязались друг к другу и барыне пришлось гулять по роще с двумя детьми. Уговорить Николая Сергеевича продать семью Коваля (кузнеца) Лукьяна было не так просто и если бы не вмешательство жены, вряд ли удалось.  Лизоньке он не мог отказать ни в чем. Договорились, Николай Сергеевич выдает Катиным родителям и брату вольную и приправит их в имение. Танюша не хотела расставаться с Лукьяном, пришлось уговорить Данилу отпустить сына в Дубовое.
Семью Екатерины, в пожарном порядке, в чем были одеты, усадили на подводу и увезли на новое жительство. Они не удивились, с крепостными часто так поступали. Слава богу, хоть семью не разлучили.
В имении Дубовое встречать их вышла Екатерина, Танюша и Лукьян, которого родители сразу и не признали в новой барской одежонке. Ездовой вручил Екатерине бумаги и уехал.
- Катенька, объясни нам, что происходит – спросил Лукьян Андреевич.
- Проходите в дом, я вас буду кормить, там и поговорим.
- Куда ж нам в лаптях, да, в господский дом?
В столовой прислуга накрыла стол, Екатерина налила по рюмочке им напитка и пояснила:
- Я поздравляю вас с получением вольной. Вы теперь не крепостные, будете жить, как душа пожелает. Я выкупила вас. Нет, нет, не беспокойтесь, Дмитрий Филиппович однолюб. Между нами ничего нет и быть ничего не может.
- Екатерина Лукьяновна наша хозяйка – встряла в разговор пожилая повариха – она вольная, получает жалованье у барина.
- Жить будете пока в имении. Дмитрий Филиппович подарил мне участок земли на правом берегу реки, здесь не далеко, не больше версты. Возвышенность, языком вытянулась от леса до самой реки, добротная земля. По центру языка она песчаная, каменистая, зато на спусках в пойму – плодородная, под лесом большое, богатое рыбой озеро. Строить надо дома дубовые, чтобы на века. За лес вам надо платить барину, не беспокойтесь, деньги у меня есть, да и брата Данилу барин берет лесником – его дело охранять и следить за порубкой.
- Дочка, можно мы в первую очередь построим кузницу? – спросил Лукьян.
- Папа, вы хороший кузнец, но никудышный плотник и каменщик. Я наняла людей, они хорошие мастера, по вашему желанию построят, что угодно. Отдыхайте, потом поедите в город на механический завод и закажите себе весь набор инструментов для кузни.
- Дом, а не хата, построенный по заказу Лукьяна Андреевича, простоял больше, чем сто лет и еще простоит столько же. – сказала Марфа Савельевна. – В имении вместе с Кирьяном всеми делами заправляла Екатерина Лукьяновна, а позже, когда занемог Кирьян, с его сыном Степаном. Он обучался в Москве каким-то наукам, связанным с землей. Танечка и Лукьян выросли вместе, у них случилась большая любовь, обвенчались. Жена стала носить двойную фамилию Самарская-Ковалева. До конца своих дней они гуляли по саду, как дети, взявшись за руки.
- Нет-нет,- опять вмешалась в разговор Акулина Ивановна. – Мы не панского рода, хоть корень у нас один. Родилось у них два сыночка и дочка, по преданию они обосновались то ли в Москве, то ли в Ростове.
-Сейчас модно примазываться при малейшей возможности к титулованным предкам. Разберемся...
- ... А там, оказывается, их деды и прадеды в соломе спали и зубами чухались – перебила внука Ивана Васильевича Акулина Ивановна.
- Вот, вот – только и добавил он.
Бездетные Купцовы отписали все движимое и недвижимое своей племяннице Танечке так, что по теперешнему первым директором была наша Катенька.  Хозяева не вникали в дела, доверяли Екатерине. Так случилось, что в один год не стало ни Татьяны Дмитриевны, ни ее супруга, , затосковала Екатерина Лукьяновна, слегла, не перенесла смерти своей любимицы.
Большой двухэтажный дом построила Екатерина еще при жизни Дмитрия Филипповича, в котором  сейчас разместилась школа. Старый панский дом до сих пор стоит в глубине школьного двора. Кованный забор и двухстворчатые железные ворота с замершими в поцелуе силуэтами Тани и Луки сохранились до сих пор. Все молодожены фотографируются на их фоне. Говорят, что если ворота долго  останутся открытыми, из глаз Тани и Луки начинают капать слезы. Во время оккупации немцы намеревались отправить ворота в Германию, ночью мужики утащили их и спрятали на дне озера.
- Мария Ивановна, по глазам вижу, хочешь что-то добавить.
- Спасибо, Акулина Ивановна, вы угадали.
- Володя, мой муж, подшучивал надо мной, с недоверием относился к рассказам моей бабушки Нины и мамы Веры. Они оказались правы. Так что в моих жилах течет кровь Ковалевых, Самарских и Купцовых. Родня моего отца – Барышева Николая Сергеевича, известный в городе Петербурге, дед Сергей Львович, профессор Петербургского университета уголовного права, работал со знаменитым юристом Кони Анатолием Филипповичем. На почетном месте в нашем книжном шкафу его работы. И я, и моя мама и бабушка Нина внучка Татьяны Дмитриевны и Лукьяна Даниловича, окончили педагогический университет, работали мы с мамой в средней школе, бабушка Нина – в университете. Мои дети пошли по стопам отца – военные
У четы Ковалевых-Самарских родилось трое деток: два сыночка Сережа и Митя (Морские офицеры, погибли в 1904 году во время войны с Японией) и дочка, моя прабабка, нарекли ее в честь кормилицы Татьяны Дмитриевны, Катенькой.
Бабушка Нина вышла замуж в 1915 году, через год родилась моя мама Вера, три года прошло и на свет божий появились двойняшки-сыночки.
Бабушка Нина интересовалась родом Ковалевых, и на это была у нее, как оказалось позже, серьезная причина. Кроме меня, никто не интересовался Ковалевыми, рассказы бабушки выслушивали и притворным интересом, она это чувствовала и в душе обижалась. Свой век бабушка Нина доживала со мной, она, как сына, любила моего мужа. Бабушкины два сыночка погибли во время Великой Отечественной войны – обидно, в первый день победы.
Бабушка Нина несколько раз рассказывала о своих предках, даже просила меня сделать пометки – память штука не надежная.
За пять лет до отмены крепостного права произошли крестьянские волнения с погромами помещечьих усадеб. Крестьяне Дмитрия Филипповича не поддались общему настроению, видимо, для этого были веские причины. Люди помнят добро. Самарский не вел разгульный образ жизни, не обирал крепостных до последней нитки. В голодные годы, когда случались недороды, Дмитрий Филиппович, может даже по настоянию Екатерины Лукьяновны, помогал голодающим выжить. Поместье помещика Збраилова, у которого за год до отмены крепостного права она купила сто десятин земли с крепостными, было разгромлено, усмиряли бунт солдаты, восстанавливали порушенное, те же кто громил.
В России в те времена не было ни Конституции, ни парламента, ни совета министров. Царь Александр II боялся взять на себя ответственность по отмене крепостного права (Вы меня извините за такой экскурс в прошлое, я излагаю то, что говорила мне моя бабушка). Тормозом отмены крепостного права, конечно же, были помещики. Им не хотелось терять власть над крестьянами и возможность жить вольготно за счет хлеборобов. С февраля 1861 года крестьяне перестали быть собственностью помещиков, они получили свободу и все свои дела решали самостоятельно на сельском сходе, волостном и выбирали волостного старшину. Контроль был за мировым посредником, он то и решал все споры между крестьянами и помещиком, имел большие полномочия, не подчинялся даже губернатору. Я говорю вам об этом потому, что первым мировым посредником был Дмитрий Филиппович Самарский, мой предок. Крестьяне от реформы ожидали совсем другого, а попали из одной кабалы в другую – надо отбывать барщину и платить оброк, и опять начались крестьянские бунты. По безоружным людям солдаты стреляли на поражение. Поселение Дубровки и Сосновки спас от погрома Дмитрий Филиппович, пошел на какие-то возможные уступки.
-Акулина Ивановна, простите, что я прервала ваш рассказ – извинилась Мария Ивановна.
- Ничегошеньки, Машенька, он как раз к месту, а что ты скажешь, Марфа Савельевна?
- В феврале восемнадцатого года им предложили покинуть поместье.
- Уйдем в чем стоим – предложила Татьяна Дмитриевна, сняла с себя украшения и положила на стол, оставила только обручальное кольцо и колечко, подаренное мужем на день свадьбы.
- Возьмите для туалета все, что потребуется  барыне и ее мужу – посоветовал Екатерине Лукьяновне молодой парень в очках, похожий на учителя – и Это тоже – он подвинул к краю стола, снятые украшения. – Петр Васильевич! Отвезите барыню, куда прикажет!
- Извините, не знаю, как вас величать, - обратился Лукьян Данилович – нам бы справочку, что мы добровольно, или хотя бы что не препятствовали власти, передали имущество в целости и сохранности.
- Все оформим, как положено, где вас искать?
- В хуторе Ковалевка – ответила Екатерина Лукьяновна.
- Удивительное дело – скажет позже учитель в очках – впервые встречаю, чтобы крестьяне с таким уважением отзывались о своем барине, просили его не беспокоить. Школа здесь будет.
В доме покойного Лукьяна Андреевича в то время с семьей жил родной брат Лукьяна  Даниловича Павло, там они и поселились в двух комнатах. Катя ухаживала за ними, как за малыми детьми, ей самой уже было за восемьдесят лет. Бог не обидел ее здоровьицем, ее никто не видел страдающей, угнетенной, всегда улыбчивая и все в делах и заботах. До 1921 года прожили они на хуторе Ковалевка, летом уезжали на хутор Каменная балка на свою дачу. – вмешалась в рассказ Акулина ивановна
Давно это было, еще при крепостном праве. Хутор Ковалевка расстраивался, в полную силу  работала кузня Лукьяна Андреевича, заказов было много, землю, что подарила Катеньке покойная барыня обрабатывали сообща. Рядом с ее землей граничили поля помещика Збраилова. Моя бабушка рассказывала, был он зверь-зверем, пьяница, дебошир, весь в долгах. Воспользовавшись этим Екатерина Лукьяновна уговорила продать ей 100 десятин земли и двенадцать крестьянских семей по ее выбору. Деньги были уплачены не малые. Поселила эти семьи у Каменной балки, как раз на границе, где сходятся ее и покупные земли.
- Вы теперь не крепостные, вы вольные, работать будете на моей земле.
-Значить, что получается – у чеченца мы работали за похлебку, а у хохлов за так – высказался пожилой мужчина.
- Я не вижу разницы между  нами хохлами и вами москалями, разве что в речи. Не сомневайтесь, обижены не будите, самое малое – хлеб и приварок на вашем столе будет круглый год. Дома будете строить добротные, дубовые, хлева для живности из глины. Сделаете запруду на балке, разводите гусей. Каждый десятый гусь по осени ваш. И еще – Екатерина замолчала, задумалась, как бы лучше выразиться, не обидеть людей – и еще, невест будете брать в хуторе Ковалевка и селе Дубовое, только связанных с родством Лукьяна Андреевича, мы будем невест сватать у вас. Все должно быть по доброму согласию, по любви.
- А если на хуторе любовь случится? – спросил молодой парень.
- Например, у тебя? Кто эта девушка?
- Красавица! Жаль! С моим двоюродным братом была бы отличная пара. Совет ва да любовь. Пригласите, не откажусь, люблю погулять на свадьбе. В породе Ковалевых все парни работящие, достойные ваших дочерей. Не чините им препятствий, приходят на гулянки в наш хутор, просим женихов к нам на вечерницы. Записаны вы все Кузнецовыми.
-Ковалевы от коваля. В  четырех их семьях были хорошие кузнецы. Без коваля и кузнеца хлеб не родится. – помолчав, продолжила Марфа Савельевна – Моя бабушка родом из хутора Ковалевка, посватался к ней Петро Кузнецов из Каменной балки, прижили десять детей, меня присватали за Николая Ковалева, родилось у нас пятеро детей. Так сложилось, что доживать свой век приходится с внучкой Анечкой. Нет больше красивого степного хутора Каменная балка, остались еле приметные холмики от сараев, дома разобрали и развезли по селам, а часть порезали на дрова коммунары. Выращивали хуторяне гусей, по выгону гуляли индюки, куры, разная скотина. Кузнецовы, да, Ковалевы жили зажиточней, чем в других селах им не надо было отрабатывать барщину, они отказались от наделов.
- Значит они были наемные сельхоз рабочие. Ай да, Екатерина, умная была баба – сказал Иван Васильевич – надо в архивах покопаться...
- Че теперь там искать. Теперь у каждого свой надел, да кто ж на нем трудиться, те же наемные, что и при Екатерине Лукьяновне.
Чуть в стороне от хутора Каменная балка, под лесом у трех дубочков поставили домик-пятистенку и каждое лето отдыхали здесь Татьяна, Лукьян и Катенька. Летом 1921 года занедюжила барыня и запросилась на дачу, здесь она и скончалась. Затосковал по своей  Танечке Лукьян Данилович, к осени и его не стало. Екатерина Лукьяновна пережила их чуть больше чем на полгода. Похоронены они на кладбище у хутора Ковалевка, рядом со своими родителями. Акулина Ивановна со своим мужем Егором отковали оградку, всем хутором ухаживали за мигилами дорогих нам людей.
- «Зарастут бурьяном дорожки к кладбищу – продолжила свое повествование Акулина Ивановна – кресты на могилах упадут на землю, уйдут из жизни те, кто знал о тех, лежащих под упавшими крестами и могильными камнями, кто скажет что было? Как? И зачем? И когда? «(А.И. Квиткин).
- Благодаря Екатерине Лукьяновне мужики да женщины нашего рода крепкие, рослые, сказалась порода москалей Кузнецовых. Вот, к примеру, твой прадеде – обратилась она к Павлу Николаевичу (дурашке) – о его силе ходили легенды. Сенокос на лугу проводили сообща, всем хутором: мужики косили траву, бабы сушили, копнили сено. Каждый из косарей косу выбирал по своей силе. Самая большая была у Павла Павловича и ручку (захват) гнал за двоих. Косу никогда не отбивал  и не точил. Нынешняя молодежь не знает, что такое настроить косу и слава богу. Не каждый и тогда мог это сделать. Мастером был твой деде, Иван Васильевич. Косу начинали отбивать на специальной наковальне, приспособленным для этого молотком. Надо так оттянуть лезвие косы, чтобы оно было ровное, как натянутое струна, получится волнистое – косу хоть выбрось.
Рано утром по росе начинается покос трав, впереди Павло Павлович со своей тупой косой, идет играючи, за ним, еле поспевают, остальные косари.  По жаре, пообедав мужики отдыхают в тени, а для твоего деда, Ваня, пацана 12-14 лет начинается работа. Пошутил твой дед, настроил косу и Павла Павловича. Тот не подозревая подвоха, при косьбе, как обычно приложил усилие, коса ушла в траву, как нож в масло, Павел два раза обкрутился и упал в траву, глядь, а Ваня мчится во всю прыть к хутору, только пятки влипали в заднее место. На следующий день Павел Павлович подал косу Ване и приветливо улыбнулся. Говорят, он быка кулаком с ног сшибал, дома он курице голову боялся отрубить. Своей силой ни Ковалевы, ни Кузнецовы никогда не хвастались, не участвовали в уличных потасовках.
- Боялись кого-либо скалечить – сделал вывод приймак Марии Спиридоновны.
- Может быть, наверное, и на них никто не нарывался, они старались не совать свой нос в чужие дела.
-Моя матушка – продолжила Акулина Ивановна – Анастасия  Самойловна Чередникова попросилась  у Екатерины Лукьяновны поселиться на хуторе Каменная балка. В селе Медовое жить  было невмоготу – не плодородная, каменистая земля, из трав один буркун, на одних сборах меда не проживешь. Семья была работящая, прижились на новом месте. Случилась беда. Муж ее, Степан, скоропостижно скончался. Екатерина сосватала Настю Ковалеву Ивану. Пятеро детей покойного Степана, трое Ивана (жена его утонула в реке), да, прижили совместно четверо (я последыш) были им совсем не в тягость.  В 14 лет я влюбилась в Ковалева Егора. Из-за родства родители были против и решили мы с Егором сбежать в город Луганск. В то время доживал свой век в поместье дальний родственник матушки покойного барина Николая Филипповича. Худенький старичок, ходил по селу с палочкой, любил детвору, угощал их всякими сладостями. По профессии был доктор, но никого не лечил, так если, кто обратится, поможет советом. Вот к нему и обратилась Екатерина Лукьяновна с нашей бедой. Николай Семенович, так звали доктора, нарисовал наше родовое дерево, оказалось мы с Егором в четверых.
- Брак можно вступать и троюродным, ничего плохого не будет, наоборот, порода окрепнет.
Сыграли свадьбу, а пожить, налюбиться не удалось. Егора призвали на фронт, а вскорости получили письмо от Ивана Нехая, что тяжело раненый Егор  скончался у него на руках. Через  семь месяцев после свадьбы я стала вдовой. Я чуть не тронулась, говорят даже заговариваться стала. Рождение Дашеньки вернуло меня к нормальной жизни. Прошел год, боль моя чуть приутихла, Егор продолжал жить в моем сердце. Наверное, я бы не отважилась его так любить, если б знала, что так придется страдать.
Сидим в тенечке с Дашенькой, скрипнула калитка, я обернулась, во двор, опираясь на палочку входит мужчина, худющий, кожа да кости.
- Вам кого? – спросила я.
- Тебя, моя милая Акулинушка! – по голосу догадалась – Егор.
Мужа я быстро поставила на ноги, отянулся, щеки зарозовели, семья наша пополнилась детишками и 1925 году у нас было пятеро. Как и в прежние годы мы вместе косили сено, убирали выращенный урожай, помогали выжить семьям, погибших в войну с германцем и в гражданскую. Первые годы советской власти забирали силой весь хлеб, организовали у нас на хуторе коммуну, поселили на  нем с десяток бедняцких семей из соседних сел. Работники из них оказались никудышние, прокормили мы их осень и зиму, весной пришло время работать в поле, коммунары разбежались.
- Свобода при советской власти, кто где хочет, там и проживает – оправдывался комиссар убежавших.
- Так-то оно так. Свобода это хорошо, но хлеб все равно сеять надо – сказал Егор – В коммуне мы живем еще с дедовских времен. Ты, мил человек, комиссарь, докладывай начальству что надо, одного тебя прокормим, больше не осилим, вдов на хуторе больше, чем мужиков.
На землях бывших помещичьих владений образовался совхоз «Путь Ленина», в других селах стали силой загонять в колхозы, раскулачивали, выселяли, нас это не коснулось – мы были государевы работники. Директором назначили Гаврилу Ковалева   который еще пацаном ушел из дому на Донбасс, работал в шахте, приезжал несколько раз в Дубовое, агитировал за советскую власть.
Земли наши плодородные, хлеба государству сдавали много, директор в почете, с его мнением считались в районе и области, рабочие его поддерживали...
- Еще бы!.. – сказала Марфа Сафроновна – большая половина из них его кровная родня. Советская власть много воспитала руководителей на селе. Лучшие из них потомки из кулацких, зажиточных семей – от туда у них и хозяйственная хватка. Развалили колхозы и совхозы босяки, дорвались до власти что разворовали, что пропили. Не хмурься, Губернатор, так оно и есть.
- Грянула Великая Отечественная война, в один день ушли на фронт мои сыновья, ваши отцы, деды, а вернулся домой один мой младшенький Петечка – продолжила свой рассказ Акулина Ивановна. – Перед приходом немцев поручили Егору перегнать скот за Волгу. По пути часть скота передали воинским частям, под городом Калачом столкнулись с фашистами, как оно  там получилось, Егора застрелил немецкий офицер.
В сентябре 1945 года Петя вернулся домой.  Протопал рядовым до самой Германии, воевал под Сталинградом, Курском и, слава Богу, остался жив и без единой царапины. Богомольным он не был, в бога верил, никогда не сквернословил, уважительно относился к людям, особенно к детям. В 1937 голодном году зимой зашла к нам в хату девчушка, худющая – кожа да кости, остановилась у порога и упала в обморок. Петя уложил ее на кровать, раздел, укутал кужухом. Девушка открыла глаза.
- Как звать тебя?
- Лена. Я из села Отрадное, там все умерли с голодухи. У меня еле хватило сил, чтобы перевалить через бугор к вам на хутор, мама посоветовала, иди говорит на хутор Ковалевка, там люди добрые, помогут.
Петя несколько дней ухаживал за Леной, делился своей едой (у нас тоже было не густо. В совхозе каждый день выдавали по стакану зерна  на работающего). Лена чуть-чуть отянулась, засобиралась уходить.
- Она мне нравится – сказал Петя отцу.
- Значит так тому и быть – ответил Егор.
Осталась. Осенью обвенчались. Зимой Лена занедужила какой-то женской болезнью, прооперировали. Беда. Она не может быть матерью. Советовали Пете разойтись.
- Нет! Я клятву дал перед богом  - жить с Леной в горести и радости.
Любовь у них была на зависть другим. Петя оберегал ее от тяжелой работы, уходя на войну приказывал нам:
- Берегите мою Леночку, как свою родную кровинушку. Я обязательно вернусь с этой войны.
Вернулся и сразу на МТФ скотником дойного гурта. Многие женщины остались вдовами, до войны не успели обзавестись ребеночком. Молодые, кровь с молоком, им только любить и рожать детей. А с кем? Мужиков осталось мало, жены не спускали с них глаз. Трудно было женщинам с детьми и во время оккупации, да и после, все равно радость для матери. Петро прям кстати – молодой, красивый, ласковый, не пьяница, и жена со двора ни ногой, обострились болячки. Первой понесла от него Варя Ковалева – девочку назвали Рая. Прошло два года и еще четыре женщины родили ему сыновей. Все они работали на МТФ, коров доили, за телятами ухаживали с раннего утра до позднего вечера, оставляя детей на произвол судьбы.
- Не хорошо, Варя, бросать девочку одну в хате под замком? А если не дай бог, что случится – выговаривала жена Петра Лена Варваре.
- Куда ж я ее дену, матушка умерла в прошлом годе, кто ж за меня коров доить будет?
- Приноси ко мне, пригляжу, чай не чужая она мне.
Незаметно все дети Петра оказались под надсмотром Елены, они называли ее мама Люна. Петру прилепили в хуторе прозвище Султан.
Женщины Пети жили меж собой дружно, помогали друг дружке, вместе копали огороды, сажали картошку, косили травы, перевозили сено. Дети ночевали там, у кого застанет ночь.
- Дуська, дети у тебя? – кричит пришедшая с вечерней дойки Марина Соколова.
- Не переживай, у Ленки они, с отцом собираются ночевать на сеновале.
Нет на белом свете моего сыночка Петеньки, рядышком сидят за столом четыре его сыночка, не похожие один на другого, но в каждом я вижу свою, родную мне черточку нашей породы. Сколько их наплодилось внуков и правнуков уже не пересчитать у покойного Петра Егоровича.
- Тридцать четверо. Сегодня утром внучка Раина родила двойню – отозвалась Марина.
- Дедушка Архип, почему  по уличному  тебя зовут Кайда? Ты не обижаешься? – спросил внук примака Михаил Дмитриевич.
- Не обижается – ответила за деда Акулина Ивановна. – Жена у него московка, за пятьдесят лет не стала хохлушкой. Дед старается подражать жене в разговорах – вместо когда у него получается койда.
- Дедушка, какая у тебя самая главная награда? – не отставал пацан.
- Главная награда, та, что доктора подарили мне – жизнь – ответил дед Архип.
- Это ты точно сказал, но я сам видел, даже держал в руках, представление о присвоении тебе Героя Советского Союза. Рискуя жизнью, спас от разгрома целый полк. В военкомате считают что я выдумываю.
- Иван Сергеевич, однополчанин Архипа Васильевича, служил писарем при штабе.
- Я попросил своего зятя Виктора, он попытается через своих хороших знакомых, поискать в военных архивах.
- Спасибо, Михаил Дмитриевич, - поблагодарила примака Акулина Ивановна.
- Мы благодарим господа Бога, что послал нам такого удивительного человека – Михаила Дмитриевича. Прижился он на хуторе, скрасил нашу стариковскую жизнь. – Марфа Савельевна выпила полстакана напитка и продолжила – Летом мы все в заботах, зимой ночи длинные, мучит бессонница, мысли всякие лезут в голову, болячки отзываются. Стемнеет, соберемся у Михаила Дмитриевича гуртом, с песнями, готовим что-нибудь вкусненького на вечерю, покушаем семейно, запьем напиточком из сухофруктов и лесных ягод, рассаживаемся по удобнее, кому охота полежать – диван рядом и начинаем нескончаемые разговоры- воспоминания. Не один вечер не проходит, чтобы мы не вспомнили погибших в горниле войны, женщин и малолеток, которым пришлось голодным добывать хлеб для фронта, малых детишек познавших голод и холод во время войны, да и после Победы было не сладко. Росли наши внучата не имея самого необходимого – еды и одежды, как они радовались перешитым перелицованным из нашей довоенной  одежды, курточкам, пиджачкам, юбочкам и штанишкам. Из трофейных одеял, шинелей, плащ-палаток мастерили мы детям зимнюю одежду. Самое главное, жили тогда дружно, помогали друг другу, горевали и радовались всем хутором. Нам, пожилым, хочется, чтобы вы, молодежь, услышали нас, поняли и сравнили с тем, что мы имеем сегодня и как живем. Мой совет, не завидуйте богатым, их особнякам, нарядам, золотым украшениям, заграничным машинам. Помните, главное в жизни  - это человечность, любовь  к родным и близким, товарищам, просто к людям. Об этом мы говорим длинными зимними вечерами, иногда и поплачем. Тогда Дмитриевич берет гитару, поет песни своей молодости, старается развеселить нас и дед Кайда – расскажет новую придуманную им байку, не хуже чем у Петросяна, хохочем до боли в животах. В холода, метели заночуем Марии – на пол набросаем одежды, в покат разляжемся и спим, пока петух не прокричит. Вот на эту маленькую штучку, -показала на магнитофон –Дмитриевич записывает наши разговоры, песни, Архиповы байки – слушаем и смеемся от души.
- Я не в обиде на тех парней, что подшутили надо мной, высадили в селе Дубовое.- отозвался Михаил Дмитриевич - Зима, холодно. В своей легкой одежде, промерз до костей, не знал куда податься. Архип и Машенька привели меня на хутор.  Как только я вошел в хату, на меня дохнуло теплом, уютом, чем-то близким и родным, хотя до этого ни разу не бывал ни в одном деревенском доме. Я сразу почувствовал, здесь мне будет хорошо. И правда, хуторяне оказались людьми общительными, добросердечными, я сразу их полюбил. Я рад, что стал частью этого села, многому научился, узнал о незнакомой мне жизни.
Из всех записей, а их накопилось очень много, я выбрал главное, собрал на одной кассете, приходите, сделаем копии, будет вам память о нас стариках, ваших предках. Ваши бабушки гордятся своей потомственной родословной Ковалевых и Кузнецовых. Живы еще те, кто может помочь желающим восстановить всю родословную ветвь. Почти каждый человек в пожилом возрасте, вспоминает прожитую жизнь, своих близких, подаривших ему белый свет, казнится, что мало узнал в свое время о своих далеких предках.
Екатерина Лукьяновна была умная, дальновидная женщина, поселила своих родных на курортном месте. Вы прижились, не замечаете неземной красоты. Весной выйду на скифский курган – хутор как на ладони, по огородам сады в цвету, сирень в каждом палисаднике, шпорыш ковром лежит от  каждой хаты до  дороги, пруд с вековыми вербами, лес, где из под каждого камня бьет родник. Вода холодная, чистая – пьешь  и пить хочется! Лесные поляны в разнотравье. Ароматный запах плывет над землей. Огромные глыбы камня. Выпирающие из земли. Напоминают деда и бабу, идущих из леса с лукошками ягод.
Жаль, хутор на грани вымирания. Пустеющие дворы зарастают бурьянами. Три безхозных хаты передала Галина Ивановна горожанам, летом они приезжают на хутор, отдыхают и любуются нашими красотами. Подворья обустроили, залюбуешься, даже в огороде пытаются что-то выращивать. Вот если бы соединить хутор с селом, всего-то и делов – построить чуть больше километра дороги, от отдыхающих отбоя не было бы, а то дождь за горами, к хутору только вертолетом можно долететь. Галине Ивановне со своим хозяйством не осилить, может губернатор поможет, сделает доброе дело, выделит средства для строительства дороги.
Иван Васильевич улыбнулся, перемолчал, он не любил давать пустых обещаний. Предложение Топоркова тронуло его душу. Как ни как – земля его детства.
- Дорогие мои деточки! Спасибо, что выслушали нас, пожилых людей – и, помолчав, добавила скорее для себя, чем для гостей – пожалуй все.
- Простите, Акулина Ивановна – отозвалась Мария Николаевна.  – Я должна выполнить последнюю волю моей бабушки Нины. Чувствуя, что силы уходят, она сняла с шеи медальон в виде пуговицы на суровой домотканной нитке надела его мне и сказала:
- Никогда не расставайся с ним. Он не приметный на первый взгляд, не ценный, так медная пуговица, сувенир. Память. В селе дубовое и хуторе Ковалевка есть у кого-то точно такой. Вместе они большая сила. Найди этого человека, не сможешь, передай своим детям, кому доверяешь. Не спрашивай, больше ничего не знаю.  Передал мне его  прадед Лукьян Данилович в присутствии своей жены Татьяны Дмитриевны и  Екатерины Лукьяновны. «Потомки разберутся, что к чему, а нет, так из земли пришло, в земле пусть и останется».
Марина Николаевна сняла с себя медальон и положила перед Акулиной Ивановной.
- Может у кого сохранился такой же.
- Сохранился – Акулина Ивановна сняла с головы платок и рядом на стол лег такой же медальон. Медальонами их было трудно назвать – медные пуговицы с крестами на наружной стороне, на внутренней стороне петелька из проволочки, чуть выпуклые, закатанные во внутрь.
- Мне передал муж в 1941 году, как он к нему попал я не спрашивала. Сегодня я думала передать его самому младшенькому моему внуку Ваське, он парень смышленый. Танька – обратилась она к дочери Василия Ивановича – гукни сюда мальца Ваську.
Василий и Катей, запыхавшись, подбежали к Акулине Ивановне.
- Чо,ба? Говори быстрей нам некогда.
- Повремени маленько, набегаешься еще. Будьте все свидетелями, передаю Василю Васильевичу свой и привезенный Марией Николаевной медальоны.
Вася принял от Акулины Ивановны подарок без восторга, подумаешь какие-то две медяшки на засаленных нитках, понюхал, потряс около уха.
- Надо распечатать, внутри что-то шебуршит.
Николай Бобров принес инструменты. Плотный металл, отлично завальцованные края медальончика плохо поддавались, стараясь не попортить его, не спешил. Крышечка снялась, внутри небольшой листочек пергамента с рисунком – сгорбившаяся бабка с корзиной полной грибов и прямая черта до волнистого обрезанного края. Раскрыли другой медальончик – сгорбившийся дед с окладистой бородой, опирался на палочку и опять линия тоже к волнистому краю. Приложили листочки – волнистый срез и линия совпали.
Катя, присмотревшись к рисункам, шепнула Ваське
- Это дед Рада и баба Рада – показала на каменные глыбы у леса.
Все обернулись, посмотрели на каменные глыбы напоминающие двух стариков, выходящих из леса с лукошками полными, собранных грибов, довольных находкой. С незапамятных лет дали им имена – дед Рада и баба Рада.
- Посмотри, что спрятано на середине между стариками – Василий Иванович взял штыковую лопату, определил середину, снял на штык верхний слой дерна, на глинистой почве нарисовались черты порушенного грунта. На глубине больше метра лопата  цокнула обо что-то твердое, оказался большой глиняный горшок (макитра по местному) подняли, поставили на стол, вскрыли и ахнули – большая половина сосуда заполнена десятирублевыми монетами царской чеканки. Вскрыли конверт. В нем была акция какого-то механического завода, номера счетов в швейцарском банке на солидную сумму денег.
- Что же мы будем делать с богатством? – спросила Мария Николаевна.
- По закону, найденное в земле, принадлежит государству... – начал было губернатор Иван Васильевич Ковалев.
-  Пока дойдет это добро в казну, от него останутся ножки да рожки – сказал Николай Бобров (Чужак).
- Марина, где твой Сережка? – спросила Акулина Ивановна.
- Да здесь я, бабушка.
- Сергей Петрович, ты юрист, тебе и карты в руки, помоги нам  справиться со свалившимся на наши головы богатством.
- Во-первых, клад надо определить в надежное место – Сергей позвонил по сотовому телефону – дежурный. Подскажи Иван Михайлович в отделе? Пригласи его, пожалуйста. Это Ковалев Сергей Петрович. Тут такое дело, клад обнаружили. Да, в хуторе Ковалевка. Иван Васильевич здесь, где же ему быть.
Не прошло и часа, первым подъехал начальник милиции Михаил Иванович Кузнецов, следом бронированная сбербанковская «Нива». Акулина Ивановна сделала выговор Кузнецову, что не принял ее предложение.
- Простите, Акулина Ивановна. Я  человек служивый, не все от меня зависит. Петро Воробьев напился, у деда Степана отобрал двухстволку, ранил жену, забрался в баню, грозился убить любого, кто приблизится. Пришлось повозиться.
Работники банка сделали опись, уложили железный ящик, опечатали. Подпись, по просьбе хуторян, поставил Сергей Петрович, он будет выступать как доверительное лицо от хуторян.
Праздник был испорчен, теперь только и было разговоров про клад, кому он принадлежит, может его поделить поровну между всеми родственниками, а кто они эти все? Сколько их Ковалевых, Кузнецовых и под другими фамилиями живут по белу свету? Не пересчитать потомков Лукьяна Андреевича.
- Причем тут дед Лукьян. Клад принадлежит прямым потомкам Татьяны Дмитриевны и Лукьяна                Даниловича Ковалевых-Самарских – Марии Николаевне и ее детям.
- Акулина Ивановна права , по закону так оно и есть – подтвердил Сергей Петрович.
- Спасибо. Если это так, я думаю, - внесла предложение Мария Николаевна – на эти средства надо поставить памятник на могилах моих предков и построить дорогу к хутору Ковалевка.
- Правильно говоришь – поддержала Марию Николаевну Акулина Ивановна – клад это их труд, на них его и надо потратить, увековечить их память. Мы жили без клада, проживут и наши внуки и правнуки, как говорит мой праправнук Василий Васильевич Ковалев – нечего на халяву поглядывать – чуть помолчав предложила – Шашлыки поспели, налейте и нам с Марфой  казенной водочки, выпьем за жизнь, которая была у каждого своя и была такой какой она  была предначертана судьбой.

С Кашары
2008 январь – 2009 год
И.А. Квиткин.


Хуторская сага
Часть 4
За бесконечными делами,
Не слышим мы, когда порой
Крадется легкими шагами
Судьба за нашею спиной.

Плохое проходит, хорошее тоже.
И теченье событий похоже
Та то, как зарю поглощает рассвет,
А то чем мы жили, того уже нет.

Сильнее смерти, только жизнь!
Вот за нее  то и держись
Борись, сражайся до конца…
Друзьям твоим, чьи помыслы чисты
Все окружающие рады, как и ты.

                А И. Квиткин

- Дед, твоя станция, проспал, - сказал усатый парень, видимо с той же компании.
- Остановите, мне надо сойти, - попросил водителя пожилой мужчина, и вышел в вечернюю морозную купель. Автобус, обдал его гарью несгоревшей солярки, подняв вихрь снежной пыли, скрылся за поворотом.
 - Скажите, это станица Луговая? – спросил мужчина у проходивщей мимо женщины.
- До Луговой еще ехать и ехать, - «отомстили» догадался он.
- Следующий автобус когда?
- Завтра в десять, если вам до Луговой.
- Гостиница…
- Нет у нас. Был дом приезжих на четыре комнаты, содержало его Райпо, теперь зияет выбитыми окнами, скоро будет торговый центр Федьки спекулянта. Домину вон какой себе отгрохал. Надо переночевать?  Иди в кочегарку. Петька за бутылку уступит место в дежурке. Видите труба дымит – туда и путь держите.
Мороз забирался куда хотел, ноги в полуботиночках совсем закоченели.
- Куда путь держишь7 – спросил облокотившийся на ворота дед с окладистой бородой, усами, густыми, тяжелыми бровями.
- Отстал от автобуса переночевать посоветовали…
-… В кочегарке. Троих уже выпустили оттуда в одних трусах. Заходи в хату, она хоть и неказистая, но теплая и хозяйка приветливая сеструха моя. Гостюю я у нее.
-Не удобно…
- Заходи, заходи. Мы люди простые, старой закваски. Темной ночью раньше пускали путника в хату, не спрашивая, кто он.
Пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолок, вошли в хату. За столом с нехитрым угощением сидели две пожилые женщины.
- Дуся, возьми на постой приезжего. Отстал от автобуса. Замерз, как цуцик.
- О боже! В такую стужу и в такой одежи, - хлопотала хозяйка хаты, раздевая незнакомца.- Садитесь на диванчик, ставьте ножку на стульчик, надо обувку снять. Сидите, сидите, я сама развяжу шнурочки, куда вам с окоченевшими пальчиками. Боже мой! Он в бомазейковых носочках! Маруся, на печи, в уголочку, носочки суконные подай. Сейчас я разотру ваши ножечки, наденем носочки и будет о кей!
Мария подала ей пару суконных, ручной вязки, носков. Надела. Погладила.
- Как раз в пору. Вот тапочки, садитесь  к столу, будем знакомиться. Вы, как гость, представьтесь. 
_Топорков Михаил Дмитриевич, пенсионер, одинокий, жена померла три года тому назад. Двое детей, живут своими семьями. В городе Задонске у меня приличная квартира. Ехал в станицу Луговая, к товарищу. Ошибочно вышел из автобуса в Дубовом. Пацаны подшутили. Ехала шумная компания молодых людей с гитарой. Не пели, а орали что-то похожее на песни. Молодая женщина с заболевшей дочкой просила помолчать, дочке. Мол, плохо. Бесполезно.
- Люди добрые помогите, дочке плохо помогите, угомоните ребят, - но никто из здоровых мужчин и пальцем не пошевелил.
Я поднялся и попросил вежливо соблюдать тишину. Парень с гитарой поднялся, бренча на гитара, пошел на меня. Отобрать инструмент не составило труда, парень бросился на меня с кулаками, уложил его на проходе и предъявил им удостоверение полковника милиции. Притихли, а потом пошутили.
- Евдокия Петровна Кузнецова, хозяйка этой хаты, дети живут отдельно, есть внуки и правнуки, управляюсь пока сама, а дальше, как бог даст, голову есть куда будет  прислонить. Это мой братик Архип Петрович Ковалев…
- Сестра, не лишай меня слова, по уличному прозываюсь Кайда. Один живу на хуторе Ковалевка. Не бездетный. Приглашают, не хочу, у нас в хуторе своя жизнь, куда ж без нее – свои радости и все такое. Нет, пока двигаюсь, буду на хуторе. Здесь, в селе, живет мой сын Ванюшка,  это нас с Марией доставил.
- Мария Семеновна Ковалева, не удивляйтесь, мы все на хуторе Ковалевы. Одна, дети разлетелись по белу свету, слава богу, у них все по уму.
- Михаил Дмитриевич, испробуйте колбаски домашней. На днях кабанчика закололи, свеженькая.
Выпили по рюмочке под колбаску, разговорились о детях, внуках, вспомнили былые времена, молодость, работу, заговорили и о сегодняшней жизни.
- Она, хоть и стерва, директорша наша, но в хозяйстве у нее порядок, не забалуешь. Пайщиков земли не обижает, - сказал Архип Петрович, помолчав, добавил.- остепенилась она, жаль поздно, муж ушел от нее, бросячка она.
- Не тебе ее судить – вмешалась сестра – сам в молодые годы кобелевал…
- Так то ж сразу после войны, сколько молодаек осталось без мужской ласки, вот и приходилось нам с Петром Ковалевым упираться.
В хату вошел мужчина лет сорока в полушубке и валенках.

- А это мой сынок Ванюшка. – все поднялись из-за стола.- Миша, давай к нам на  хутор, посмотришь на нашу жизнь, погостюешь хоть у меня, хоть у Марии…
- Ты чё, Кайда, меня уже просватуешь? И, в правду одевайтесь, может какая из хуторянок вам и глянется. Поучаствуйте в наших вечерницах, мы о себе вам поведаем, вы о своей жизни в милиции.
Он еще не успел ничего сказать, ему подали валенки, шапку-ушанку, помогли одеть пальто. Михаил Дмитриевич не сопротивлялся, ему по душе были эти простые деревенские женщины, чувствовал с ними  себя спокойно, по-домашнему.
Подъехали к хутору.
- В этом году осветили улицу, живем как в городе. Жаль,  много хат пустует, снегом занесло под самую крышу.
Хата Марии Семеновны рубленная с тремя окнами в палисадник, крыша покрыта чаканом под корешок, добротные надворные постройки, огорожено подворье крашенным штакетником. Хатой можно назвать с большой натяжкой – это был дом, поставленный мужем в хрущевские годы – был достаток да пятеро детей подпирало.
- Заночуешь Дмитриевич , у меня, людских пересудов не боюсь. Самое большое через полчаса все хуторские будут в курсе.
И верно! Не успела еще Семеновна ознакомить его со своим жильем, как в комнату зашла Акулина Ивановна с вопросом:
- Ну, показывай своего примака, Мария.
- Дуська?
- Ну, а кто же, сейчас все хуторяне здесь будут.
Подошли еще несколько женщин, назвали себя. Дмитриевич попросил не беспокоиться, у него память на лица и фамилии профессиональная.
- Все, - с порога выпалила вошедшая Дуська – помер Федька на руках у Нюрки. Царство ему небесное. Заговорили разом, перекрестились на образа.
- Мария, оставайся с гостем, мы пойдем обряжать покойника.
Ушли. В комнатах стало тихо. Помолчали.
- Жаль. Хороший мужик был, работящий, безотказный. Покажу вам комнату-спальню.
Комната Михаилу понравилась – койка с горкой подушек, тумбочка с настольной лампой, стена завешена ковром.
Уселись в зале, поговорили о том о сем, о хуторе, его родоначальнике Ковале, которого его дочка Екатерина выкупила у помещика, и что об этом точнее расскажет Акулина Ивановна. Ей уже сто лет стукнуло, а память дай бог каждому.
Дмитриевич поинтересовался семьей покойного.
- Нюра, моя ровесница, росли вместе, вместе коров за сиськи таскали, в один год вышли замуж, наши дети росли вместе, в общем хуторяне мы – это как одна семья.
Нюркина мать с Ковалевым Василием Егоровичем поженились до войны, прижили троих детей, Нюрка средняя. Василий с войны не вернулся, пацаны погибли от взрыва мины, хотели посмотреть что там внутри. Екатерина воспитывала дочь в строгости. После семи классов – куда идти работать? – Только коров доить. Вернулся со службы в армии Петро Иванович Кузнецов, видный собой парень, весельчак-говорун, поет, играет на всех инструментах. Подружились с  Нюркой. Любовь у них случилась. Пристал он к ней в зятья – жить у родителей было негде, родили сыночка. Нюрка души не чает в муже, пылинки с него сдувает. Петро и на работе в приличном костюме, при галстуке. Водителем у директора – иначе нельзя. Нюрка же в резиновых сапогах, в сером халате, да с запахом молока и навоза. Приедет директор на дойку, а она к мужу стесняется подойти в таком наряде, да и он не рвался к ней, сторонился.
У Федора отец тоже погиб на войне, двое их осталось у матери – он  и  сестра, помоложе. Федя парень был стеснительный, робкий, не разговорчивый. До армии у него и девчонки не было. Отслужил. Через месяц женился на главной экономистке совхоза Валентине Богдановой. Чужачка она. По направлению, после окончания института прибыла. Дивчина бойкая, с юморком, как потом стало известно, грех у нее был дивичий и она верно рассчитала, Федя ей простит, если даже и  поймет что не первый.. Механик Ваня Кузнецов имел на Валентину серьезные намерения,  она побоялась, как бы он после первой брачной ночи ее с позором не спровадил. Федя покрыл ее грех. Зло механик затаил на него. Посадил его на самый старый трактор и Федя больше был в мастерской, чем в поле. Перемазанный приходил домой, где его ждала не жена, а холодная чужая женщина. Сам стирал свою одежду, готовил покушать.
Петро загулял с Валентиной и она настояла сойтись и жить вместе. Петро долго колебался, он любил Нюру, да и сынок подрастал. Решился. Как только Нюра уехала на вечернюю дойку, он приехал домой и начал в узел собирать свои вещи.
- Ты куда это намылился? – спросила теща, чувствуя неладное. Разговоры о его связи с Валентиной-экономисткой гуляли по хутору. Доходили они и до Нюры. И верила, и не верила.
- Ухожу к Валентине.
- Ты, зятек, в доме гвоздя не забил, ни копейки в семью не принес. Все это куплено на нищенскую зарплату жены и мою пенсию. Скидывай и пиджачок и проваливай, - угрожая скалкой, выпроводила его из хаты.
- Петро ушел к экономистке, - ошарашила мать, возвратившуюся с дойки дочку, -без глупостей, Нюра. Мы с тобой пережили горе пострашнее: похоронка на твоего отца, гибель моих сыночков. Пойди к пруду. Небойсь еще помнишь, как сидели мы со своим горем на глыбе у бабы Рады, смотрели на воду и на душе легчало.
 Екатерина Семеновна почти вытолкала Нюрку со двора, и та пошла к пруду. На душе было пакостно, ну чем она ему не угодила, конечно, Валька всегда разодетая, размалеванная. Ну откуда у нее, доярки, время краситься: поднимается ни свет, ни заря, и каждый вечер почти до темна,  а днем надо и  по дому работу сделать. Какое там носик пудрить, успеть бы лицо с мылом вымыть!
На валуне у бабы Рады (две огромные каменные глыбы, похожие на сгорбленных деда и бабу, возвышающихся из лесу) сидел Федька.
- Подвинься, - попросила Нюрка.- Страдаешь?
- Да нет. Может оно и к лучшему. Ломаю голову: сегодня переночую у сестренки, жить там негде, теснота. Определюсь. Пристану к кому-нибудь в зятья – пошутил он. – Свой дом я продал на снос, Валька надоумила.
Помолчали. Оба смотрели на пруд. Чистая гладь воды иногда нарушалась всплеском большого сазана, да щука гоняла молодь. Смеркалось.
- Вот что, Федя, пойдем к нам, места хватит.
- неудобно, что люди о тебе скажут.
- Поговорят, да и перестанут, хуже чем есть, нам с тобой не будет.
Екатерина Семеновна подбросила дров в горнушку, налила воды в ведерный чугун.
- Нюрка, неси одежонку переодеться, - и Федьке – раздевайся.
- Не удобно.
- В детстве я не раз тебя купала, мой голову, становись в тазик, теперь мойся сам.
Подошла Нюра, вытерла его вафельным полотенцем. Федору было  приятно: так помогала ему мыться только покойная матушка.
- Покорми парня, а я к Кайде смотаюсь, сын с невесткой приехали, поговорить надо.
- Что за дела у тебя с судьей?
- Та, уж есть.
Федю определили ночевать в летней кухне. Утром, пораньше, Екатерина Семеновна подняла Нюрку.
- Мам, ну дай поспать хоть в выходной.
- Договорилась я с невесткой Кайды, она вас разведет без проволочки, поспешайте.
Решение суда уже было готово.
- Через дорогу ЗАГС, зайдите, я договорилась с Машенькой. Удачи вам в жизни.
И в ЗАГСе все уже было заготовлено, расписались в журнале и вышли из здания мужем и женой.
- Что же мы наделали? – первым опомнился Федя. – ну, и матушка у тебя!
- Что сделано, то сделано.
- Самое удивительное, Михаил Дмитриевич,  пересудов почти не было, а в скорости и совсем забыли об этой истории.
Нюра встретилась с механиком отделения.
- Иван Никифорович! Я с твоей Катериной уже третий год носилки с силосом таскали. Подруги мы. Пора и тебе к моему мужу лицом повернуться.
Механик никого не боялся, даже с директором совхоза мог не соглашаться, дискутировать, кроме своей Катерины. Выпьет, придет в мастерскую и начинает  цепляться к каждому.
- Иван Никифорович! Катерина  на горизонте, - говорил ему обычно слесарь-наладчик Сергеевич, и механик «испарялся».
- Сергеевич, - обратился к слесарю механик.- Через пару дней трактор Федора должен быть в борозде и чтобы я его больше здесь не видел.
Время шло. Федор  уже не похож на того замызганного тракториста. Чистая, выглаженная спецовка, выбрит, подстрижен, он  числится в числе передовых, премируют к праздникам, зарабатывает солидно. Деньги они с Нюрой отдавали матери, советуются, что надо купить и Екатерина из района привозит покупки. Нюра забеременела, родила двойню – девочки. Праздновали всем хутором.
- Геннадий Иванович, - обратилась Нюра к управляющему отделением. – Напарник Черенкова  Виссариона Максимовича ушел на пенсию. Может посоветуете ему Федора в напарники?
- Я не против, но Виссарион мужик с норовом.
Советовать не пришлось. На утреннем наряде Черенков сам попросил Федора в напарники. Сработались. Через пару лет обоих представили к правительственным наградам и вне очереди продали легковые автомобили «Жигули». В хуторе шутили – Нюрка на радостях снова родила двойню – теперь пацанов.
Поступили в совхоз первые тракторы К-700, один на отделение  пригнал его сам механик.  Как завороженные, смотрели трактористы на красавца, гадали, кому повезет сесть за руль этого великана.
- Нет, на меня пусть не  рассчитывают,  - говорил Виссарион Максимович,  не  в моем возрасте подниматься на такую верхотуру.  Федор – самый раз.
- Нюрка вильнет задом перед управом, и дело в шляпе.
- Николай, Нюру сюда не  вмешивай, до беды не далеко, - отозвался Федор. – Предложат – не откажусь.
- Не пугай меня, Федя, я боксер. Уложить тебя – мне раз плюнуть.
Он встал в боксерскую стойку и запрыгал около Федора, который смотрел на него с улыбкой, не вынимая рук из карманов комбинезона.
- Раз намерился – так ударь.
Николай со всей силы целясь под дых, пустил свой кулачище, заорал не  своим голосом и свалился у ного Федора.
- С землей смешаю, - заорал Николай.
– Эй, петухи, хватит! – окликнул подъехавший управляющий. – Куда ты суешься со своими кулачищами, Федор – десантник.  Тебе же на ринге не раз синяки ставили и на носилках уносили. Федор не годится на своем напарнике приемы  применять. Приказом директора совхоза за вами закреплен трактор К-700. Миритесь.
Проработали они вместе почти до пенсионного возраста.
Время летело, дети выросли. Ванюшка, сын Петра отслужил в армии, пришло время заводить семью. С невестой Машенькой получили благословление родителей.
- Папа и мама! -  обратился Ваня к родителям,  - я хочу сменить фамилию Кузнецов на вашу – Ковалев. Маша не против.
- Дело твое, но я бы не советовал, – сказал Федор.- Ты затаил обиду на кровного отца. Зря. Это дела твоей мамы, и его, Петра Ивановича. И не нам их судить. Ваня, ты должен быть им благодарен, они подарили тебе жизнь. Переступи через обиду, сходите с Машей  к ним домой, и пригласите отца на свадьбу. Как ты, Нюра считаешь?
- Отец ведь, - был ответ. 
Петр Иванович и Валентина Максимовна были  крайне удивлены, с радостью приняли приглашение.
- Петя, сходи в сберкассу, переведи все свои сбережения на Ванюшку. Детей у нас своих нет, а он твоя кровинушка, - посоветовала жена.
На свадьбе гуляли более 150 человек. На почетном месте сидели Нюра, Федор и Петр.
Родной отец подарил молодым сберкнижку, а там десять тысяч рублей – по тем временам деньги не малые.
От сердечного приступа умерла Валентина, через положенное время Петр отписал сыну все свое имущество, и определился в дом престарелых. Его там приняли с распростертыми руками – Петр Иванович играл на всех музыкальных инструментах, пел, и мог еще пуститься впляс. Через год Петр превратил дом престарелых в ансамбль песни и пляски, разъезжали  с концертами по близлежащим городам и  станицам, приобрели на заработанные деньги шикарный автобус.
Ванюшка с Машенькой живут в отцовском доме и работают в средней школе, навещают отца, да и он, скучая по внукам, бывает в селе.
- Такая вот хуторская история – закончила рассказ Мария Семеновна.
- Сага хуторская.
- В каждом доме - своя жизнь. Зимние длинные вечера, наслушаешься. Оставайтесь и, живи сколько хотите.
На похороны Федора Петр Иванович приехал с духовым оркестром. Погода морозная, деды играли в теплом автобусе, приоткрыв окно, а когда покойника вынесли на улицу, музыканты сопровождали траурную процессию до середины хутора. Врач дальше не разрешила, опасаясь за  здоровье пожилых людей.
После поминок Мария спросила у вдовы:
- Куда же ты теперь, небось к сыну в село?
- Нет, Маша, пока сама на ходу не хочу быть им в тягость. У них своя жизнь, свои порядки. Да и куда мне без Вас, пропаду.