Письмо

Джон Уильямс сидел на деревянном стуле. Слегка опираясь на письменный стол, он мокнул перо в банку с чернилами и стал писать на листке бумаги, скрывая содержимое от посторонних глаз. А посторонними глазами был его двенадцатилетний родной брат, который пристально смотрел за его рукой, надеясь на то, что сможет узнать содержание текста. Младший брат давно стал замечать написание каких-то текстов Джоном. И всякий раз, когда малыш Том хотел посмотреть на лист, Джон его откидывал в сторону и орал на него жуткими угрозами. В этот раз он не подошел, он не пытался заглянуть в листок, он не выглядывал из дверного проема и не спрятался под кроватью или в шкафу с зимними шубами. Джон был сильно погружен мрачными мыслями и содержанием текста. Слезы падают на стол одна за другой, каждый раз когда парень делает паузу, чтобы придумать что писать дальше. В комнату вбегает Том и кидается на брата, пытаясь оттолкнуть его и хоть одним глазком взглянуть на написанное творение. Старший брат бьет правой ногой по грудной клетке малыша и затем сжав кулак, наносит удар по лицу. Томми падает, его глаза начинают слезиться.
- Зачем ты так? Что я тебе такого сделал? Я лишь хотел посмотреть...
- Не стоит тебе сюда смотреть. Я тебе об этом сотый раз говорю и мы каждый раз изза этого ссоримся.
- Так, дай один раз посмотреть и я не буду больше...
- Нет! Ты не понимаешь...
- Да, я не понимаю. Почему с тех пор, как умер наш отец, ты что-то пишешь? А мне не даешь посмотреть.
- Так, надо.
- Дай, я посмотрю, - молвит младший брат и встает на ноги, чтобы взять лист, но Джон не позволяет и еще одним ударом отбивает его в сторону.
Малыш зарыдал и убежал в другую комнату, а парень стоял опустив голову и задумавшись об избиении родного брата. Простой этот продлился недолго и он стал писать дальше. Закончив писать текст, он его аккуратно сложил и поместил в конверт. Его глаза были наполнены печалью, а душа тоской, но собравшись с силами, он одел свою куртку и вышел во двор.
- Мальчики, обед готов! - кричала их мать, с кухни их небольшого дома.
- Сейчас. Десять минут, мам, - крикнул Джон в ответ и направился прямо.
Он шел, смотря на деревья, с опавшей осенней листвой. Земля практически вся была покрыта этими желтыми и оранжевыми листьями. В основном это были листья клена. Парень прошел мимо надписи "Флэнктонский лес", которая висела на одной из толстых веток. Обходя каждый клен, его душа наполнялась болью, а щеки слезами и он все больше думал об отце, который давно ушел из жизни. Он дошел почти до середины леса и едва перебирая ногами, приблизился к колодцу. Этот колодец был покрыт темными камнями и на один из этих камней, прикоснулся конверт. Джон медленно отпустил его. Письмо лежало спокойно и не могло упасть, хотя один край во внутрь выглядывал. Парень затем развернулся, проронил очередную слезу и стал уходить по направлению своего дома. Малыш Том хотел разгадать эту тайну: Что все это значит? Письмо без адресата, текст, который нельзя смотреть, оставление письма на колодце? Спрятавшись за деревом он, наблюдал уход брата, но вскоре взгляд вернулся на колодец, но письма там уже не было. Он тихо подкрался, не своевольно шурша листьями под ногами и посмотрел на воду в колодце. Там стояли люди, но было темно и очень сложно было разглядеть кто они. Ему показалось, что они читали письмо Джона, но уверен в этом он быть не мог. Внезапно, они посмотрели вверх и заметили Тома. В тот же миг, его кто-то толкнул и тот стал падать, приближаясь к троице неизвестных людей, читавших письмо. Он потерял сознание, то ли от страха, то ли от удара головой об дно колодца, который смягчила грязная вода.
Пробудившись, он посмотрел на яркое красно-оранжевое небо, но было тяжело ему понять, это рассвет или закат. К его счастью в колодце больше никого не было. Он кричал на помощь, но ответа не было. Спустя примерно час, он удивился тому, сколько времени он пробыл без сознания. Ведь, как оказалось, то был рассвет и приходящий день давал, о себе знать. Он постоянно дрожал от холодной воды, но заболеть он не боялся, он боялся того, что уже никогда не выберется отсюда. И больше ему хотелось узнать, кто его сюда столкнул, а не то, зачем сюда приходил брат. Он хотел выбраться, но только спустя столь долгое время стал карабкаться наверх, по ровно выложенным камням. Падал он много раз, но надежды не терял. Он пробовал снова и снова, попытка за попыткой. В очередной раз, соскользнув с камня, он приземлился на дно и загребая руками стал выныривать. Уровень воды был ему по плечи, но плавать он умел. Когда он прикоснулся до дна, почувствовал что-то мягкое. Не камни, не песок, не глина и даже не земля, но что-то иное. Том сгреб кучу того, что лежало на дне и посмотрев на нее, застыл. Влажная бумага, сильно смягченная водой. Открытые конверты и листы с текстами, только текст там было трудно разобрать, грязная вода смыла практически все чернила. Он стал вспоминать, как его брат что-то пишет. В воспоминаниях были так же яростные удары и угрозы. Малыш бросил то, что осталось от листа и делая вздох, стал пытаться снова выбраться наружу. Все ближе и ближе, он приближался к свободе. К желтому осеннему лесу, к брату, к любимой матери. Последний камень остался, чтобы вылезти, но кто-то хватает его за ногу. Его взгляд медленно поворачивается вниз. Человек весь в водяной грязи, черной жидкости и в чем-то еще потянул его вниз. С большим всплеском, он снова дотронулся до дна и тут же он вынырнул, переводя дыхание. Но душу его заполонил страх, поэтому выныривал он с неохотой. Рядом с ним, из воды поднялось еще два человека, но увидев ямки, где должны были быть глаза, он убедил себя, что это не люди. Глазные яблоки отсутствовали напрочь. Тот, кто скинул Тома вниз поднялся чуть выше и высунул руку на светлую улицу из темного колодца, в котором днем практически все можно было разглядеть, если смотреть изнутри. Спрыгнув вниз, он образовал еще один всплеск и стал открывать конверт, который взял с края колодца. Этот "не человек" достал из конверта лист и протянул мальчику. Тот дрожащими и влажными руками взял его и вслух стал читать...

Письмо № 1546.
Дядя Джим, у вашей сестры, т.е. моей матери Гельды здоровье в полном порядке, как всегда. Вчера вечером она приготовила тыквенный суп. Вы же знаете, что я его не люблю, но съесть она меня все таки заставила. Сегодня пообещала приготовить яблочный пирог, когда Томми вернется домой. Мне обидно знать правду и то, что случилось вчера только добавит мне тоску. Все, что произошло тогда... тысяча пятьсот сорок шесть дней назад, остается до сих пор у меня в голове. Я же был примерно такого возраста, как сейчас Том. И черт возьми, такой же любопытный. Но мое любопытство спасло вас и я рад писать вам каждый день. Меня это не чуть не утомляет, но постоянно нагоняет тоску и все время мне тяжело сдерживать слезы. Как вы и говорили, я не ввожу в курс дела маму, хотя она заслуживает знать. Лишиться родного брата, его жены и любимого мужа это тяжело. Я лишился тети Бет, вас и отца... А теперь еще и брата... Нельзя было делать то, что делали вы. Но у вас как всегда были свои правила, нравы, взгляды, интересы и законы. Ладно, вы втянули тетю Бет в это дело. Только из остатков уважения я продолжаю писать вам, учитывая, что вы являетесь далеко не первым родственником для меня...
Тетя Бет, я наконец закончил читать последний том произведения, за которое вы постоянно говорили, до того самого проишествия. Я снова написал это слово "Происшествие". Извините, но я по другому не могу назвать. Я скучаю по вашему милому голосу и по вашей дружеской улыбке. Я сегодня знакомлюсь с девушкой, ваш совет мне бы не помешал. Но т.к. выбора у меня нет, прийдется обойтись без него. Я преподнесу ей букет цветов и сочиню какой-нибудь стишок, о любви. Это ее должно удивить. Жаль, что вы не научили мою маму готовить свой фирменный вишневый пирог, сегодня мог бы быть яблочный. Но ваш естественно лучше. Рисунки ваши я не продам никогда, не волнуйтесь. Такая красота останется у нас, по крайней мере оригиналы. Мама хотела продать, но я стоял на своем. Завтра я буду учиться рисовать. Вас я никогда не превзойду, и никто не будет лучше вас. Но как приятно, когда ты красками зарождаешь смысл на бумаге, как я сейчас зарождаю смысл текстом, на этом листе. Вы до сих пор моя лучшая подруга, хоть я и не знаю как вы там и какого обо мне мнения...
Отец, я думаю, что ты бы не простил мне такое. То, что я мог допустить глупый поступок твоего сына. Я помню, как ты сказал... Любопытство до добра не доведет. Мое, как видишь довело. Довело добра людей, но не вашего. А то, что вы сделали точно до добра не доведет. Извините, но вы сами так решили. Ты сейчас смотришь на сына, а он не понимает в чем дело. Но я представляю, как ты рад его видеть за все эти годы. Но меня окутывает грусть, потому-что я уже не увижу его. Как и тебя. Мама вчера вечером плакала и выкрикивала твое имя. Джек!.. Добавить могу только то, что мне очень жаль...
Брат, прости за то, что мучал тебя все эти годы. Пора тебе узнать всю правду. За день до смерти отца, они втроем решили кое-что сделать. Провести один из ритуалов антихриста. Этот ритуал повысил бы силу главного помощника дьявола, в замен на богатство, счастье и бессмертие. У них что-то пошло не так и из перечисленного они обрели лишь бессмертие. Они стали проклятыми душами. Врата ада стали открываться в наш мир, я прибежал на голос тети Бет, которая кричала со страхом и смотрел на этот адский огонь, который окружал проход в горящую бездну. Тетя Бет и Дядя Джим не знали, что делать, чтобы остановить это. И они стали молиться. Кто-то выскочил из той стороны портала и стал вести переговоры. Наказание за молитву - проклятие заточения и дальше следовало бы слияние ада с землей. Этот демон увидел меня и приволок к троице. Дальше стал говорить, что как только вы трое потеряете человечность, ад станет землей. Кто узнает, о заточении, сам будет проклят, как и троица. Если кто-то вылезет из колодца, то ад появится на земле раньше времени. Если что-то пойдет не так и договор будет нарушен, или просто тому демону что-то не понравится - начнется адский армагеддон. А тем, кто находится в колодце я помогаю оставлять человечность, благодаря моим письмам, они никогда не забудут, что такое любовь, доброта и жизнь. И теперь, брат, ты тоже не забудешь. Мне не приятно об этом писать, но ты теперь тоже проклят и бессмертен...
Ждите следующего письма...