Баги и Кава

Их звали Баги и Кава. По крайней мере, они называли друг друга только так. «Нам не нужны имена, чтобы как-то обращаться, друг к другу» - говорили они. Иногда она трогала его за волосы и тихо шептала: «Баги, Баги… твои волосы все в ракушках, Баги», а он, смеясь, отвечал ей: «…в твоих ресницах опять запутался лунный свет, Кава…». Они сидели на раскаленном от полуденного солнца песке и тихо шептались, а бывало, - кричали что есть мочи до тех пор, пока их голоса не сливались с шумом океана.

Они зарывались еще глубже в песок и тысячи нагретых песчинок дарили им свое тепло. «…как это здорово, Баги – почему Там никто не спит на песке?...». «…я не знаю, Кава… быть может, они просто не знают, как это – спать на песке?...». И тогда они вновь начина-ли смеяться и в темноте ночи их смех казался им таким же естественным, как вода или небо, таким же привычно-теплым как песок, в который они зарывались каждую ночь.

Баги научился лазить по деревьям. Он делал это теперь так виртуозно, что мог забраться на верхушку самого высокого дерева быстрее, чем Кава успевала разжечь костер. «…ты так быстро забираешься на эти деревья, Баги… помнишь, как раньше, когда мы только оказались здесь, ты упал и разбил себе колено, а я два дня залечивала тебе раны соком це-лебных трав, ты помнишь?». «…Да, я помню это… Мне казалось тогда, что я никогда не научусь забираться на эти деревья и что мы так и умрем с голоду на этом острове…» - от-вечал Баги. Кава долго смотрела на него, и лишь когда Баги возвращался к ней из прошлого, она вновь заговаривала с ним, закапываясь своими тонкими пальцами в его волосы.

«…когда-то у нас было Время, ты помнишь это, Баги…?» - однажды спросила она. Он смеялся, но ответил со всей серьезностью: «…нет, Кава. Я не помню…» - он смотрел на линию горизонта и взгляд его снова затуманивался, как всегда, когда речь заходила о прошлом. «Правда, я не помню этого... - говорил он – помню, что я носил браслет. Вот на этой руке, (он показал Каве свое загорелое от солнечных лучей запястье и, улыбаясь, про-должал) я смотрел на эту руку и думал о смерти. Я боялся смерти еще больше, чем боялся жизни, но когда мы оказались здесь – время перестало существовать, а, значит, перестала существовать и смерть. Ты понимаешь меня, Кава? Мы вечны, Кава, ибо здесь нет време-ни.

- «…мы вечны…» - повторяла она. «…здесь нет времени…».
«…Сегодня такое красивое небо, Баги, посмотри… да посмотри же ты, дурачок…».

***

Пароход делил океан надвое, шумно прокладывая себе путь сквозь морскую гладь. На па-лубе шло веселье: шампанское, дамы, облаченные в вечерние платья, сладковатые запахи  парфюма. Светские львы беседовали о политике, дети, уподобившись взрослым, вели себя смирно – никто из них не позволял себе повысить голос выше, чем это «полагалось» в приличных местах.

Лишь один мужчина, одетый во фрак, и который, казалось бы, ничем не отличался от остальных присутствующих здесь кавалеров, был будто бы обеспокоен чем-то. Весь вечер он не находил себе места – не участвовал в светских беседах, отказывался веселиться и даже не попробовал шампанского, которое вызвало такой неописуемый восторг у всех, кому посчастливилось пригубить его. Он метался по кораблю, разговаривал с матросами, размахивая руками во все стороны, и постоянно поправлял бабочку, которая так и наровила придушить его упитанную шею.

- «…Где моя жена?! Я спрашиваю – где моя жена?!...» - кто-нибудь из вас, кричал он, по-казывая на матросов, может мне ответить?!

Матросы недоуменно разводили руками, и лишь маленький юнга, - чернокожий мальчик лет 10, - прошептал ему на ухо какие-то заветные слова, показывая пальцем на противо-положную сторону корабля. Мужчина, отблагодарив мальчугана парой шелестящих ку-пюр, которые завалялись у него в кармане, пустился бегом в указанном направлении и уже через несколько минут он увидел ее – свою жену, крепко спящую рядом с двумя пу-стыми бокалами из под шампанского. Она была одна. Обняв руками колени, она спала тем крепким сном, который бывает лишь у людей, видящих самые прекрасные сны.

Он не выдержал. Резко схватив ее за плечо, он начал трясти ее что есть сил, грубо срывая с нее завесу сна.

- «…да что же ты делаешь?! – кричал он – что ты себе позволяешь?! Ты думаешь, что мо-жешь вот так просто взять и уйти?! Вот так просто, в разгар вечера?! Ты понимаешь, нет… (он запнулся, и от переполняющей злобы его бабочка вновь норовила «улететь», но он уже не замечал этого) … нет, ты понимаешь - что это за вечер?! Ты понимаешь, как много он значит для меня?! Как много он значит для нас? Да здесь же все – Смиты, Фолк-неры, Джонсы?! (он назвал еще с десяток фамилий) Здесь такие деньги, такие возможно-сти, их остается только хватать голыми руками, а ты… (он смерил жену брезгливым взглядом) валяешься тут пьяная, как последняя…

Он недоговорил. Только сейчас, когда он, наконец, смог успокоиться, он понял, что в его жене что-то не так - он не узнал ее. Он не узнал эту походку, столь легкую, не отягощен-ную грузом повседневных забот. Он не узнал ее лицо – будто бы отстраненное от окру-жающего ее мира. Не узнал ее тело, не узнал ее дыхание… Даже платье, которое она надевала при нем еще несколько часов назад, теперь, казалось ему чужим.

«…Прости меня… - лишь ответила она – мне снился сон, ты знаешь… прекрасный сон..» - она улыбнулась какой-то особенной, таинственной улыбкой от чего ему стало еще более непонятна и неузнаваема та женщина, которую он привык называть своей женой.
- «…Что я должна сделать?...» - вдруг, спросила она.
Он долго смотрел на нее, будто бы сомневаясь – говорить или нет? Но быстро одумав-шись, отчеканил: «для начала – поздоровайся со Смитами, спроси – все ли хорошо с ма-лышкой Бетти и как идут дела у Джона с его затейкой – он улыбнулся, намекая на какую-то историю, о которой она не имела ни малейшего представления… Так он продолжал еще очень долго, перечисляя хоровод бесконечных имен и светских сплетен. Она слушала его молча, а когда он закончил – молча исполнила все приказания.

Утром они сошли на берег. В тесной и душной гостинице, где они остановились, он никак не находил себе места. Он не узнавал эту женщину. С того самого вечера на корабле, она почти не разговаривала с ним, предпочитая обходиться жестами и условными знаками. Он же молча глядел на нее, не зная с чего начать разговор. Иногда она спрашивала:
- «..сколько сейчас времени..?..»,  а он, смотря на свои часы, ценой которых он так гордился, неизменно называл точные цифры.

Баги хорошо запомнил то утро, когда допив свой кофе и расправившись с завтраком, он увидел свою жену. Она была мертва. В предсмертной записке было лишь несколько строк:

Я возвращаюсь туда, где Мы – Вечны. И буду ждать тебя на песке. Баги от Кавы.

***
Говорят, что есть один остров, проплывая мимо которого можно увидеть два слабых силуэта, а если внимательно вслушиваться, то можно даже расслышать их смех, сливающийся с шумом прибоя. Говорят так же, что на этом острове растут необычайно высокие деревья, забраться на которые – почти невозможно.