Никиткина жизнь. Часть 3. Заграница. Глава шестая

Глава  шестая

Тьма была густой  и осязаемой. Её можно было взять в руку и мять как кусок теста.

-Кто здесь? Обзовись! – прозвучал грубый рык, только отдалённо напоминающий общепринятую, в человеческом понимании, речь.
Эхом прокатились ужасные звуки, а ответом была тишина.
- Обзовись немедля! -  вновь загрохотал страшный голос:
- Вызывает тебя,  демон  блуда  и  князь  инкубата –Асмодей!  Обзовись, знаю, что ты рядом!
- Здесь  есть я,  инкуб низшего разряда, одна из чешуек великого Левиафана. Имя мне Март. Из ангелов падших происхожу, за любовную страсть к себе подобным низвергнутый…   - голос отвечавшего был мелодичен и печален.
 -Что делаешь здесь, ничтожный, в пределах тёмного земного воздуха и кем отослан дела греховные творить? Разве не знаешь ты, что даже духам тьмы претит творить тот блуд, из-за которого разразился ужасный суд над Содомом и Гоморрой и другими городами? Разве не говорил всем великий и ужасный Диаболус: – «Никто,  творящий  усердно  неестественный плотский грех, не может получить отпущения грехов,  кроме как по особой милости Спасителя».  А в Книге премудрости Соломона сказано: "Таковые сильно будут истязаны". Властью, данной мне, низвергаю тебя до наступления Судного Дня в телесную оболочку жабы болотной! Издынь навеки! 
 Несколько раз страшно сверкнула молния, но грома не прозвучало. Сгусток темноты стал рассеиваться, пока не исчез без остатка. Посреди глухой лесной поляны повисли клочья  призрачного утреннего тумана…

  *   *   *
Никитка проснулся, с трудом приходя в себя.  Что-то скользкое и холодное касалось щеки. Он открыл глаза и прямо перед собой  увидел серое бородавчатое тело, покрытое слизью. В испуге дёрнулся и подскочил.  По мокрым от утренней росы опавшим листьям неуклюже  попрыгала прочь большая скользкая жаба. От омерзения морозная дрожь прокатилась по телу –  гнусное животное, похоже, всю ночь грелось возле его лица.
 Никита, не совсем соображая, где он находится, огляделся. Потухший костёр едва дымил. Под навесом дружно храпели, обнявшись, двое мужиков. Дерюжка, которой они укрывались, сползла, обнажив голую задницу одного из них. Рядом, на огромной медвежьей шкуре,  лежали, укрывшись с головой,  ещё два тела. События прошедшей ночи, с внезапной чёткостью, проявились в памяти.

  *   *   *

После того как Варенька выгнала их  из землянки,  переночевать решили неподалёку, на укромной полянке, со всех сторон окружённой густыми зарослями кустарника. Мужики приняли его появление в их компании как за должное – такой страх и почтение отчего-то внушала им Варя. Все они довольно сносно разговаривали по-русски, густо перемешивая речь украинскими и польскими словечками. Выяснилось, что Никитка застрелил их главаря, и получалось   что теперь,  вроде бы как,  Варя стала  за командира. Из их сбивчивых рассказов  Никитка понял, что  разбоем  они промышляют недавно – с начала лета,   а пристанищем им служат  несколько тайных браконьерских укрытий. Через пару недель с   наступлением холодов, собираются перебраться в родные места – куда-то на юга.

 В разных уголках леса у них были закопаны тайники,  или,  как они их называли,  - «схроны». Из одного такого схрона извлекли увесистый сундук, где находилось копчёное сало, домашние колбасы, горшки с топлёным маслом и бутыли с вином и самогоном.   Сверху лежало несколько домотканых половиков и шерстяных платков. Была даже пара добротных новых валенок. Никитка  поразился такой основательной крестьянской запасливости.

Сноровисто разожгли костёр, нарубили веток для подстилки и  устроили навес. В наступающих сумерках стало  тепло и уютно.  На огне скворчала свиная грудинка и самогонка лилась рекой. Никитка, памятуя свой первый печальный опыт употребления этого зелья,   от самогонки отказался и с удовольствием цедил из кружки кисло-сладкое домашнее винцо.

Довольно сильно запьянев, мужики коротко перебросились между собой несколькими фразами по-польски, и вскоре один из них торжественно привёл за руку Вареньку. Её усадили на принесённую медвежью шкуру и рыжий поляк, с поклоном, привстав на колено, поднёс серебряный кубок с вином.

Загадочно улыбаясь,  она откинулась назад, опираясь на локоть так,  что соблазнительная округлость грудей рельефно обрисовывалась под платьем, выпирая через расстёгнутые верхние пуговки. В  прелестных Вариных глазах таинственно мерцали отблески пламени костра.
 
- Ты посмотри на них, Никитка! – хохотнула она:
-  Хамы, мужланы, а как деликатно с дамами обходиться могут! Сказано -  заграница!

Никитка угрюмо отмалчивался. Он не разделял её восторгов и всё происходящее ему совсем не нравилось.

Между тем, Варенька пригубила вина и, раскрасневшись, потребовала танцев.   Один из мужиков тут же достал свирель и они стали неуклюже топтаться, приседать и подпрыгивать под  пронзительные звуки,  режущие ухо и только отдалённо напоминающие музыку.

Варенька, вальсируя,  несколько раз прошлась кругом возле костра и,  запыхавшись, с  хохотом упала  на шкуру. Один их поляков тут же поднёс ей  полный кубок с вином и  присел рядом. Его рука осторожно легла на Варенькину коленку,  оставшись там. Через минуту он уже обнимал её за талию, что-то нашептывая на ухо. Тут же рядом присел другой мужик и нагло положил ей свои лапищи на грудь. Третий,  плеснув в кружки самогонки,  тоже подсел к ним. Про Никитку,  оставшегося по другую сторону костра, казалось, все позабыли. Компания, сидящая напротив, пила на брудершафт, и все весело хохотали. Вскоре платье на Вареньке было  уже полностью расстёгнуто, а юбка задралась почти до пояса. Она вяло отталкивала тянущиеся к ней жадные руки и махала изящными ножками в розовых чулках, подвязанных кружевными чёрными резинками.
-Нет,  - неожиданно выкрикнула она,
 - Я не хочу так любиться по-скотски!
Мужики недоуменно переглянулись.
 - Я хочу, чтобы вы мне показали что-нибудь необычное в любви! Вот, к примеру, сначала на моих глазах  его полюбите, а потом уж подползайте ко мне! – она указала на Никитку.

Здоровенный рыжий поляк, на ходу скидывая одежду, тут же направился к нему.  Дальнейшее произошло почти мгновенно. Мускулистое тело, резко пахнущее чужим потом, навалилось на Никиту,  руку больно завернули за спину, и, галифе, с треском выдираемых пуговиц,  мигом слетело с его тощих ягодиц. Он попробовал вырваться, но тяжёлый удар в живот перехватил дыхание и, тут же, резкая боль пронзила все внутренности сзади. Зажмурив глаза и почти в полузабытье, расслабившись от боли,  он со стонами ждал  когда же что-то  твёрдое и ужасно большое перестанет елозить у него внутри. Среди дикого ржания мужиков, находивших всё творящееся очень забавным, он с горечью различал заливчатый, похожий на звон колокольчика, Варенькин смех…

  Когда его муки кончились, кто-то накрыл его дерюжкой, поднёс целую кружку самогона и ободряюще хлопал по плечу. Не глядя в сторону Вареньки, он выпил до дна, вяло зажевал куском сала. Боль внутри отступала и уже казалась вполне терпимой. 

И тут навалилась  густая тьма со странными голосами…