Возвращение к истокам. Гл. 9-я. Тревожные письма

Глава девятая. Тревожные письма


       Дальше наступил период, когда мы с отцом писали друг другу, но письма почему-то не доходили – мои к нему, его ко мне. Видимо, виновата была распутица. Каждый из нас обвинял другого в молчании, на самом же деле никто из нас виноват не был.
       Через некоторое время от него стали приходить короткие письма – одно за другим, и самое первое показалось мне странным. Не знаю, что явилось причиной депрессивного состояния отца, но письмо, которое приведу ниже, было написано именно в таком состоянии. Думаю, основной причиной этого было всё-таки приближение болезни, которую он чувствовал. Папа часто подчёркивал, что жизнь непредсказуема и в ней всё может быть. Встречалась и такие фразы: «хочу побывать в последний раз», «больше не увидимся», «чувствую ненормальное состояние», «если выживу».

19 апреля 1964 г.

       Не мог дождаться ответа, Тамара. Мне очень плохо… горько очень… Обещанное вышлю позже… если сумею… если выживу…

Реминисценция:
       Не знаю, почему отец написал эти отчаянные строки, что его беспокоило? Может, угрызения совести за то, что отверг единственного сына? И что значат слова: «если выживу»? Предчувствие болезни?..
Под «обещанным» имелась в виду фотография брата, которую папа должен был вернуть.

11 мая 1964 г.

       Почему не отвечаешь? Или не получаешь мои письма, или что-то иное? Это письмо шлю через Риту, возможно, от меня письма не попадают к тебе из-за обратного адреса (имелось в виду, что его письма ко мне перехватывают у меня дома). Так что пробую другим путём.
Здесь же приписка Риты:
       Тома! Неужели у тебя не нашлось времени зайти ко мне? Если приедешь в Томск, – приходи.

Реминисценция:
       В июне 1963 года, когда я приезжала сдавать экзамены в Томский политехнический, к Рите заходить не стала – вот она и пожурила. А не зашла, потому что нерадостно было на душе от неудавшегося экзамена, и теперь остаётся только пожалеть об этом, так как с Ритой мы больше не увиделись. А она, мне кажется, больше всех знала о репрессиях 1937-38 годов, молохом прошедших по семье моего прадеда в Молчанове.
       Как выяснилось позже, причина задержки писем  действительно заключалась в поздней навигации на Оби.

       Об этом же написал и отец в письме от 14 мая 1964 г.

       Лёд у нас ещё не идёт, ждём через неделю, а сегодня ведь четырнадцатое число – середина мая, не помню такого случая. Всё время чувствую себя плохо...

17 августа 1964 г.

       Не мог ответить на твоё письмо из-за того, что почти не был дома. В гостях у меня был Андрей Андреевич – косили с ним сено, охотились, рыбачили. Дома жили только дня три. Вчера он уехал – как будто остался доволен.
       Ты меня опять удивила. Я добился для тебя места в Томске – воспитателем детского сада, со временем можно было и другую работу подыскать. Сразу же обещали устроить в общежитие, таким образом, ты могла бы учиться на подготовительных курсах, но ты опять сделала по-своему. Я не обвиняю тебя, но мне ведь надо было многое провернуть. Коли всё так складывается, то в данный момент, думаю, тебе нужно продолжать работать в хим.лаборатории и продолжать учиться на вечерних подготовительных курсах. Советую также перейти в общежитие – так будет легче.
Дома всё по-прежнему, Людмила идёт в девятый класс.

Реминисценция:
        Удивила я отца тем, что сначала мы договорились о том, что я приеду в Томск, устроюсь на работу и параллельно буду готовиться к поступлению в институт, но потом заболела мама, да и сама вскоре сломала руку. Так что о поездке нечего было и думать, о чём сообщила отцу с опозданием. Мои отношения с отчимом к тому времени совсем осложнились, и я приняла решение уйти в общежитие.

6 октября 1964 г.

       Почти месяц не мог ответить тебе, действительно не мог. Два слова написать не хотел, а основательно по разным причинам был не в состоянии. Всё это время был в разъездах – и по направлению и без направления. Не хочу всерьёз принимать твои упрёки в спешности и холодности моих писем к тебе, ибо это не так, и ты хорошо знаешь, что всё, что связано с тобой, мне не безразлично. Не проходит и дня, чтобы я не думал о тебе и мысленно не говорил с тобой. Так зачем же так-то? Если и дальше так пойдёт, нам обоим будет больно.
       В телефонном разговоре ты не поняла моего состояния. Меня неприятно поразило то, что ты сказала Рите, а именно: нужно ли меня вызывать на переговоры, чем изрядно обидела. Не ожидал. И давай прекратим эту ненужную полемику. Есть куда более важные проблемы – так зачем же вносить в наши отношения раздор, тем более, искусственный?
       То, что мне сорок, а тебе девятнадцать – тоже не в мою пользу. У тебя всё впереди, у меня можно сказать – всё потеряно. Как ты думаешь – легко это осознавать? А я это знаю. Кроме того, и мне было девятнадцать, и жизнь в этом возрасте передо мной ставила неразрешимо трудные вопросы. Думаешь – это бесследно прошло?
Настраивайся на оптимизм – всё будет хорошо, и поскорее отвечай.

Реминисценция:
       Некоторая спешность и даже холодность, как мне показалось, в последних письмах отца всё же чувствовались, но это не было его виной. Скорее всего, он уже плохо чувствовал себя. А «неразрешимо трудные вопросы», которые жизнь ставила перед ним в его девятнадцатилетнем возрасте – это война, Великая Отечественная война, во время которой он получил три тяжёлых ранения и которая, по сути, сократила его жизнь вдвое.
       Перечитывая его письма, – особенно это, ловлю себя на мысли, что до конца дней своих буду чувствовать вину перед ним, а также перед мамой – близкими и дорогими мне людьми, ибо неосторожным словом иногда обижала обоих (может, чаще, чем хотелось бы). Теперь ничего нельзя исправить – родителей нет, и от этого щемящая боль в сердце.


http://www.proza.ru/2011/12/11/348