Соло ласточки глава3

***

    Когда я вбежал в подъезд знакомого дома, вечерняя улица горела ярким светом фонарей. А в  подъезде было темно и тихо. Я не думал  о том, что мой настойчивый стук в чердачную дверь может нарушить чей-то покой. Мне было наплевать на всех, кого могло напугать мое вероломство.
   Как  альпинист изо всех сил  взбирается на вершину пика с единственным желанием осознать смысл своего существования в этом мире, так и я карабкался по скрипучим ступеням потайной лестницы на чердак только с одной целью - осознать степень своего безумия и  страсти к этой женщине.
- Молодой человек, вы не ошиблись дверью? – Донесся голос Артура Борисовича с площадки. – Мне нравиться ваша пунктуальность, но оскорбляет ваша невнимательность. Разве можно перепутать чердак, с третьим этажом. Спускайтесь, голуба. Я боюсь оказаться в потоке сквозняка, а силы теперь не те, чтобы сопротивляться…
- Я действительно что-то напутал… Простите, ради бога… Как-то проскочил и не заметил. Такая темнота в подъезде…- вдруг залепетал я. 
- С кем не бывает. В наших подъездах нельзя оставить и спичечный коробок,  а вы хотите, чтобы лампочку, источник света и тепла, не выкрутили. Довели страну до нищеты… Бог им всем судья… Проходите, пожалуйста. Тапочек вы с собой, конечно, не взяли, поэтому оставайтесь, в чем пришли.
- Благодарю, - ответил я и снова смутился. Но мое смущение оставалось незамеченным до тех пор, пока я не вошел в комнату. На огромном диване в подушках, расшитых шелком, сидела Аглая Витальевна! Точнее женщина, которая была на нее похожа. Теперь я не торопился с выводами и не проявлял поспешной вежливости.
- Что вас так смутило? -  спросил Артур Борисович, проскочив мимо моих коленок. Скорость его продвижения по комнате уменьшали   углы стола. Но он проворно  избегал  столкновения. Подтянувшись на руках, он с мальчишеским задором запрыгнул на подлокотник дивана.
- Ну, что ж, позвольте представить вам мою гостью! Женщина - мечта, женщина – богиня, женщина- стена, женщина – княгиня…
- Нет, это совершенно ни в какие ворота, Артур Борисович…- она засмеялась, но ненадолго,  с этаким царственным умилением. – «Богиня» - звучит восхитительно, а вот «княгиня» - это совсем не обо мне…
- Это образное восприятие…
- Ох, уж мне, эти образные восприятия…. Дорогой, Артур Борисович, я уверена, что спустя несколько десятилетий  вашими стихами будет зачитываться вся планета. И биографы заинтересуются женщиной, чью красоту вы воспеваете. И во всей этой информационной паутине, хотите вы этого или нет, они отыщут сведения и обо мне. Поверьте, их разочарованию не будет конца, когда они обнаружат пролетарские корни в моем происхождении… Увы, я не Анна Керн.
- Но и я, увы,   не Пушкин…
- Вы вымогатель, вы провокатор – постоянно  добиваетесь комплиментов и похвал.  «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве» - это я процитировала Станиславского Константина Сергеевича. – Она нарочито посмотрела в мою сторону.
- Вы знаете мое отношение к цитатам. Но в ваших устах они как изумруды, как кладезь мудрости и интеллекта. – Артур Борисович потянулся к ее щеке. Она увернулась от поцелуя, но влажное чмоканье все-таки успело прозвучать в воздухе.  Я кашлянул в кулак. 
- Хватит, не дождетесь… Вы, кажется, хотели меня представить. Не томите молодого человека. – Она откинула подушку и величественно подняла себя с дивана. Артур Борисович вскочил  на подлокотник. Теперь он был чуть выше ее. Для меня стал  очевидным тот факт, что он часто проделывал такой трюк. Ткань на подлокотнике протерлась, так, что обнажила всю свою сущность – уточно-поперечное плетение нитей. Артур Борисович засветился, как эта потертость на обивке.  Он смотрелся настоящим кавалером. Элегантность, с которой он подхватил ее под  локоток, очень шла ему. Про разницу в росте я больше не вспоминал.
- Аглая Витальевна, прошу любить и жаловать…- пропел Артур Борисович.
- Юрий Валентинович, прошу простить меня за рассеянность…
- Вас зовут Юра? – спросила женщина, и легкий румянец вспыхнул на ее щеках.
- Хотите сказать, что мы знакомы? –  ответил я  и расплылся в ехидной улыбке. Большего я не мог себе позволить, так как сомнения вновь проникли  ко мне в душу. Ее непохожесть на столовскую  «даму в черном» и  чердачную гейшу  была поразительной. Теперь она играла роль вечерней гостьи  Артура Борисовича.
    Как она была хороша, как целомудренна и величественна в наивной уверенности, что неотразима.  При более детальном рассмотрении ее наряд не выдерживал никакой критики.  Те достоинства, которые он выделял и явно   подчеркивал, создавали  образ женщины с претензией на утонченный вкус. Теплый рассеивающийся свет от абажура над столом придавал ее коже матовый оттенок, тонкий черный плюш, из которого было сшито платье, искрился ворсинками, а губы бликовали слоем густо наложенной помады. Шею украшала  нитка пластмассового жемчуга,  черные кружевные перчатки, чуть выше локтей, дополняли ее вечерний туалет, а лакированные туфли на высоком каблуке придавали ее фигуре геометрическую пропорциональность. Она претендовала на светскость в вечернем  облике. Но ветхость ткани и дешевизна дополнений, бросающаяся в глаза, делали ее схожей со студенткой колледжа, которая, оставшись одна дома, бесцеремонно ворошит бабушкины сундуки и надевает то, что ей кажется сверх актуальным  на сегодняшний день.
- Нет, - вмешался   Артур Борисович. – Я посвящен в подробности личной жизни Аглаи Витальевны. Это дает мне право пояснить столь эмоциональное восприятие вашего имени.
- Ах, Артур Борисович, зачем же первому встречному рассказывать о причинах. И пусть все следствия останутся за семью печатями, - перебила она его.
- В нашей компании не должно быть никаких тайн. Не знаю почему,  но вы,  Юрий Валентинович, вызываете во мне доверие, - сказал  Артур Борисович  и почему-то понизил голос. - У нашей красавицы всех любимых мужчин звали Юрами.
- Почему  в прошедшем времени? – спросил я с улыбкой, не предав значения вопросу. Женщина подошла к окну, отвернулась и задумалась. В ее позе я заметил провинциальную театральность. «Не хватает только мундштука и обволакивающего облака дыма»- подумал я.
- Потому, что их нет рядом с ней, неужели непонятно, - прокомментировал маленький кавалер. Он с досадой покинул подлокотник, на котором чувствовал себя на равных в нашей компании, подлетел к ней и дотянулся до ее локотка. –  Но, если Аглая  Витальевна захочет, то сама вам обо всем расскажет. Это потрясающие истории, в которых такой накал страсти и драматизма, что они звучат как поэмы, нет, оды любви…
- Может Аглая  Витальевна просто великолепная выдумщица? – сказал я с тем же едким намеком. Беседа не клеилась. Я не мог понять, зачем мы здесь. Здесь, в этой комнате, заваленной вещами, отжившими свой век.  Здесь, когда должны быть на чердаке. Мы – это я и она. Артур Борисович  был третьим  лишним рядом с нами. А предлога для уединения я не находил…
    Но этот маленький человечек чувствовал себя превосходно. И если бы она попросила его сделать тройное сальто через диван, он, не задумываясь, исполнил ее просьбу. Он парил над ней, хотя в его случае правильнее было бы сказать, лежал у ее ног.
- Пусть грустно станет тем, кто не с нами! – прокричал Артур Борисович в закрытую форточку. – Нас ждет чудесный вечер втроем! Моя фантазия бьет ключом! Прошу в столовую!
- Ну, зачем же так кричать? Давно пора за стол, а то все разговоры, разговоры….- Задумчивость и грусть исчезли с лица Аглаи Витальевны так же быстро и незаметно, как и появились на нем. Она отошла от окна и направилась в мою сторону. Когда она подошла ко мне  так близко, что я разглядел облупившееся покрытие на боках пластмассового жемчуга, Артур Борисович с криком «Алле оп!» дернул золотистый шнурок на стене. Аглая  Витальевна подхватила меня под локоть и резко развернула к себе.
- Закройте глаза, приготовьтесь к неожиданностям…
   Весь этот пассаж они проделали с такой синхронностью, что мне показалось это действо хорошо отрепетированным и, может быть, не раз исполненным для других посетителей и гостей этой странной парочки.
   Неожиданность заключалась в том, что расшитые шелковые портьеры, разделявшие пространство комнаты, раздвинулись по подобию театрального занавеса и образовали будуар, внутри которого стоял круглый стол с резными ножками, стулья с высокими спинками и свечи, которым тоже суждено будет вспыхнуть неожиданно. Парочка напряженно  смотрела на меня, они ожидали моей реакции. Я молчал. А им казалось, что они меня ошеломили таким превращением. Они радовались как дети.
- Браво! Брависсимо! - отрепетировано смеялась Аглая Витальевна.
- Ну, что ж, к столу, господа.  Аглая Витальевна, зажгите свечи!
   Мы вошли в будуар-столовую. Я сел напротив Аглаи Витальевны, Артур Борисович между нами.
- Прислуги не держу, поэтому смелее орудуйте лопаточками, – распоряжался хозяин – лилипут, с ловкостью раскупоривая бутылку шампанского. – Сегодня только шампанское! Реки шампанского…
- Наливайте уже. - Аглая Витальевна кокетливо протянула руку с  фужером к бутылке. Артур Борисович не торопился – все делал с достоинством и со знанием этикета.
    Ужин начался. Приборы на столе и посуда, блюда с салатами, бутылки с шампанским в ведрах со льдом, минеральная вода в графинах, белоснежные салфетки – все при свечах играло каким-то искусственным, ненастоящим светом.  Реквизит и бутафория для спектакля на сцене «погорелого театра». Но на вкус все оказалось настоящим и приятным. Салат «Оливье», сыр «Российский», колбаса «Салями» и гусь с яблоками, фрукты в хрустальной вазе – обычный набор праздничного стола. «Да, к встрече Артур Борисович подготовился основательно!» - подумал я. 
- Когда-то, в этом доме были две столовые, одна на втором, а другая на четвертом этаже. Этот дом построил мой прадед - Артур Игнатьевич Ступин - в начале двадцатого века. Он, великан двухметрового роста, косая сажень в плечах, все делал основательно, с размахом. А какие женщины его любили! Какие женщины, под стать вам, Аглая Витальевна… Со столиц приезжали только для того, чтобы послать ему воздушный поцелуй. Вот в этой самой комнате он их и любил… – Глаза Артура Борисовича запылали как угли.
-   И этому факту есть доказательства? – пошутил я, но я не мог и предположить, что мой вопрос вызовет в нем такую бурю эмоций. Он вскочил на стул, раскинул свои коротенькие ручонки и скрипучим голосом закричал.
- Да! Воздух! Вы только принюхайтесь, ну, втяните воздух носом…  А?! Чувствуете запах спермы?
- О, господи! Артур Борисович! Прекратите сейчас же! Иначе я уйду! Вы меня знаете…
- Не уходите, голубушка, не уходите…- заскулил он и в одно мгновение оказался у нее на коленях.
    Аркадий Борисович заплакал пьяными слезами. Она позволила ему опустить голову на свою декольтированную грудь, и он, заглатывая воздух, потерялся в ней, спрятался и притих…
   «Вот это я попал…». Страдания подвыпившего лилипута не вызвали во мне сочувствия, а вот очевидная связь между «уродом и красавицей» вызвала во мне отвращение и злость. Я отчаянно пережевывал гусиное мясо, искоса поглядывая на обоих. Но еще большую неловкость и озлобление я испытал тогда, когда Артур Борисович приложился губами к ее губам… Отвратительное зрелище… Но Аглая Витальевна  нисколько не смутилась. Она ответила ему таким же страстным поцелуем, после чего спустила со своих колен, как мать, уставшая от капризов и шалостей балованного ребенка. Артур Борисович вернулся на свое место спокойным и довольным, и, к моему удивлению, продолжил свое повествование, как ни в чем не бывало.
- И разве мой прадед-великан мог предположить, что его правнук-лилипут будет ютиться в одной единственной комнатушке собственного дома…
- Вам еще повезло, что вас не отдали в приют, а оставили в семье… - сказала Аглая Витальевна равнодушно. - И жили бы вы сейчас в доме для престарелых. И дамы преклонного возраста оказывали вам внимание… и любили… бескорыстно и преданно.
- Голубушка моя, а я вас никогда ни в чем не обвинял. Я  не оплачиваю вашу любовь только по одной причине. Я ценю вас  за профессионализм! - Артур Борисович развернулся в мою сторону и с видом эстета от искусства, продолжил, - Аглая Витальевна в юности мечтала об актерской профессии. Я был ее репетитором. Мои опыт и знания в театральном деле пригодились ей. Она училась у самого Преображенского! Играла несколько лет на сцене областного театра, ее уже почти заметила столица, но…
- Артур Борисович, нашего гостя не интересует мое прошлое, рассказывайте лучше о себе, о доме,  ностальгируйте о родственниках.  Это ваш гость, между прочим… - сказала она сквозь сжатые зубы, но голос не повысила и даже мне улыбнулась.
-Да, Артур Борисович, так, что там, на счет дома? – поддержал я ее. Она ответила мне благодарной улыбкой.
-  Вам, правда, интересно?- спросил он, и на его лице засияла детская улыбка. Его наивность и доброжелательность подкупали, и как видно, не меня одного.  Он устроился на стуле, поджав под себя коротенькие ножки. Такая поза возвышала его над столом, он чувствовал себя комфортно. И его ничто не смущало – ни наигрыш в перепадах настроения, ни интимные «шалости» по отношению к Аглае Витальевне, ни мое отвращение от увиденных сцен. Его вдохновляло мое недоумение, так же как вдохновляют режиссера-постановщика овации зрителя, когда дают занавес…
-  На первом этаже мой дед завел магазин и назвал его «Галантерейные галереи», в трех верхних этажах - жилые помещения, цокольный этаж - для прислуги…
- А сейчас там кто-нибудь проживает?
- Что вы, голуба моя… А хотя нет…- Он посмотрел на Аглаю Витальевну и протянул к ней морщинистые ладошки, угрожающе шевеля пальцами. – Крысы! Вот такие огромные, с меня ростом… И самый главный крыс среди них - я!
- Шутите, шутите, Артур Борисович. Даю вам последний шанс рассмешить меня. Иначе спектакля не будет…
- А я что делаю. Но одному, знаете ли, трудно, а наш гость, уважаемый Юрий Валентинович, как-то уж совсем безучастен к вам…- И лилипут посмотрел на меня такими глазами, как будто просил о помощи. Я не разобрался в чем смысл его просьбы. Но решил поддержать его и включиться в их странную игру, в которой мне явно была отведена роль.
- На заднем дворе – конюшни. Купеческий быт, одним словом. Жили на широкую ногу, всех привечали, всем помогали. На деньги моего прадеда была вымощена центральная улица в городе…  А потом все коту под хвост, всех в Сибирь…
- Вы слушайте его больше, он  фантазер еще тот! Александр Дюма отдыхает, - улыбнулась  Аглая Витальевна. Она, как обычно, сидела на краю стула,  прижав локотки к туловищу. Но над тарелкой не кокетничала, ела с аппетитом, запивая шампанским.
- Голубушка, я понимаю вас… Вы просто завидуете мне. Я, в отличие от вас, знаю свое генеалогическое древо, - добродушно улыбнулся  Артур Борисович. Становилось заметным, то обстоятельство, которое объясняло все в их отношениях–  лилипут ее боготворил, а она, используя его привязанность (нет, скорее патологическую зависимость), не ограничивала себя в поведении с ним. «Да, лилипут, лукавил, когда говорил, что она навещала его всего два раза. Они  близки и зависимы друг от друга.»  - злился я, разглядывая обоих. Мне были обещаны неожиданности, и я готовился к встрече с ними. Шутки мои не клеились. Мое напряжение опять не осталось незамеченным.
-  Вы совсем не пьете шампанского или предпочитаете более крепкие напитки?- спросила она, допивая второй бокал.
 - А вы, Юрий Валентинович, с такой же иронией относитесь к воспоминаниям о жизни своих предков? – спросил лилипут, допивая третий.
-  Я мало, что знаю о жизни предков. Жили как все, работали, растили детей.  А  пью я все, что горит. Мне непривычно пить спиртное в компании, в которой не говорят тостов…
-  Юрий Валентинович, - не дала закончить мне мысль Аглая Витальевна, - сколько вам лет?
- Тридцать девять, а вам?
- А мне сорок один.…  Но речь не обо мне.… Неужели вы, в свои  тридцать девять лет не осознали ненужности и бестолковости красивых фраз.… Сколько раз вы поднимали бокал за здоровье детей…
- У меня нет детей…
- Простите, я образно выражаюсь, за детей вообще, а они болеют и умирают, например, от голода,  в Африке. Сколько раз вы выпивали за любовь, а самый близкий, любимый человек бросал вас…
- Нет, с этим у меня все в порядке. Я в браке вот уже восемнадцатый год…
- Не перебивайте ее, она этого совсем не любит, - прошептал Артур Борисович, он стоял за моей спиной на стуле. Похлопав меня между лопатками, он, как шаловливый агнец,  спрыгнул со стула и сел на свое место.
-… сколько раз вы провозглашали тост за Родину, а ей на вас наплевать. Она вспоминает о вас, только тогда, когда испытывает недостаток в пушечном мясе.… Поэтому, я не люблю тостов - этих пустых или надуманных афоризмов, коротких словосочетаний, этих бесконечных предлогов, чтобы выпить! Пейте без тостов, шампанское не потеряет свой вкус от вашего молчания. Пейте уже… - и  она протянула свой фужер к бутылке, которую держал в руках Артур Борисович, он все с тем же восхищением смотрел на нее.
- И все-таки, может я, и нарушу традиции вашего стола, но я хочу выпить за встречу, за вашу неординарность и  ваше гостеприимство!- я выпил до дна.
- Налейте вы ему водки уже…- сказала Аглая Витальевна. – А мне еще шампанского… и желательно через край…
  Артур Борисович, достал из буфета бутыль с мутной жидкостью и налил  в мой фужер, в котором осталось несколько капель  шампанского. Налил через край. Аглая Витальевна, предложила выпить с ней на брудершафт, а потом долго и нежно целовала мои губы. Артур Борисович дернул золотой шнурок на стене и открылся второй занавес, за которым стояла кровать в рюшах. Мне опять бросилась синхронность их действий, но  я не мог сопротивляться возникшему влечению. Я поплыл по руслу знакомой мне реки, растворяясь в тумане, как ежик…