Столпы сообщают

        В фондах 24, 59, 89 и других Государственного архива Свердловской области (ГАСО) хранятся многие сотни документов, рассказывающих о возникновении Северского железоделательного завода, о его первых строителях и мастеровых, младенческом производстве, о первых связях с другими уральскими предприятиями.
        Читать некоторые документы уже трудно. И не только потому, что одной букве современного алфавита соответствуют 10 – 15 буквам XVIII века, что каллиграфия тех времён резко отличается от нашей и чтобы привыкнуть к ней, требуется серьёзная подготовка, что почерк «канцеляриста Петра Коряваго» соответствует его фамилии, а потому что возраст этих документов уже более чем почтительный – они обветшали или поедены насекомыми.
        Доступ к старинным документам разрешён только при наличии специальных пропусков. Не зря же на посторонних лиц, работающих с ними, заводится своего рода личное дело исследователя и налагается серьёзная ответственность за небрежное отношение к манускриптам.
Исключительный интерес вызывает у исследователей фонд 59 – «Чертёжная мастерская Уральского горного правления», в котором хранится 825 единиц – карт, чертежей, планов. Десятки из них - Гумёшевского рудника, Северского железоделательного и Полевского медеплавильного заводов и их окрестностей. Причём, не только на русском языке.
        Ниже пойдёт речь о некоторых старинных документах, которые постараются вернуть нас к истокам биографии Северского трубного завода имени Ф.А. Меркулова.                16.11.1988 г.

        Современные профессиональные делопроизводители, наверно, даже не представляют, какую историческую ценность будут иметь подобные документы для потомков и едва  ли с должным усердием берегут их.
        Фонд 89, опись 1, дело 88 имеет пространное и скучное название: «…Протоколы заседаний Северской заводской канторы по разсмотрению дел, поступивших в неё за 1735 год; реэстры заводских припасов и списки окладных служителей за 1736 год. Книга входящих и исходящих дел канторы за 1735 – 1737 годы. Начата 23 января 1735 года, окончена 28 октября 1737 года».
        К сожалению, эта книга имеет уже девятый порядковый номер. Восемь первых то ли хранятся в Перми, то ли в Ленинграде, то ли затерялись совсем. Ну что ж, полистаем девятую. В ней тоже, что не перевёрнутая страница, то интереснейший факт из биографии предприятия.
        Читая «столпы» (краткие протокольные записи), я не раз вспоминал строки из письма Петра I к начальнику Казанских, Уральских и Сибирских горных заводов Вильгельму де Геннину, написанного 20 ноября 1723 года.
        Глава Российского государства советовал ему серьёзно относиться к выбору мест для строительства медеплавильных и железоделательных заводов. Он писал: «…надлежит того смотреть, дабы был водяной ход как для привозу материалов на заводы, так и для отвозу сделанных вещей на заводах, чтоб без водяного ходу не учинилось дороговизны».
        Если вы проедете по старым уральским предприятиям, то увидите, что основатели их – В. де Генин и В.Н. Татищев – учли дельный совет своего государя.
        С первых страниц 88-го дела «столпы» сообщают «о бытии у новостроящегося Северскаго завода по штату, «о посылке на него двух шнурованных, с сургучной печатью, книгов для записи припасов при Северском заводе», «о бытии прапорщику Кудрявому при строении завода», «отправлении заводской работы крестьянами» и т.д.
        В это время отводится большое значение лесозаготовке, и из Полевской заводской конторы, которая выполняла руководящую роль, прислан был указ «об определении целовалника Ежевского к приёму лесных припасов».
        Целовальниками назывались заведующие казённым или общественным имуществом. Перед вступлением на должность они целовали крест в знак того, что будут работать честно.
        Начиная с апреля 1735 года, всё чаще встречаются записи о присылке на строительство приписных крестьян, ссыльных, драгун, солдат, беглых. Всё чаще Полевская контора требует от Северской отчёты о заготовленных припасах, о наказании крестьян за огурство (т.е. за отлынивание от дела), о выдаче работным людям денег и провианта, требования о поимке беглых с соседних заводов, о выполненных работах
       Реляции (т.е. донесения, сообщения) Северской конторы хорошо показывают напряжённую обстановку, ритм строительства и заботы конторы о пуске завода в действие.
Очень трудно с рабочими, их так не хватает! Запросы на людей чередуются с просьбами сообщить о «плавилных и горных учениках, и кому сколко даётся жалованя». Подъячим (служащим конторы) приходится думать и о жилье для строителей.
        22 мая из Полевской конторы получены копии указов «об отводе места в лесу на строения ссылным», а с ними и сами каторжане. Запросил лесу для собственного дома копиист Неклюдов, о постройке харчевни хлопочет Хмелёв.
        Конторе нужны плотники! На строительство их присылают мало – Шелегин, Пермяк, Чепыштанов. Присылают людей и других строительных и прочих специальностей – каменщик Головков, кузнец Гордей Коновницын, сторож Сидор Холуев. Однако вскоре солдат Исай Токарев сообщил конторе о побеге последнего. Впрочем, сбежал не один Холуев. Этот факт вынудил вызвать на Северский завод дополнительное подразделение драгун и солдат во главе с капралом Серебряковым в подчинение прапорщику Петру Кудрявому.
        Всё виднее очертания «завода», всё шире разрастается Северская слобода. 20 мая получен указ об очистке места под пруд и заготовке из леса на нём материалов на строения. Для вывозки леса в контору прислали конюха с лошадью.
Нужно ли говорить, как трудно было населению, если со стройки, бросив ружья, бежали даже рекруты. 16 июля Полевская контора вынуждена была приказать Северской конторе рапортовать ей понедельно о людях и о ходе строительства, а 21-го – о возведении «редутов ко обороне». В этот же день заводской управитель Бекетов вызвал к себе на совет прапорщика Кудрявого.
        Здесь вновь хочется привести отрывок из другого письма генерала В. де Геннина Петру I: «…оным солдатам хотя жалованье даётся каждый месяц порядочно и безволокитно, також и провиант, однако бежало ныне много на воровство на Волгу. И того ради я вынужден был, по учинённому пригерехту (военному суду), которые пойманы, перевесить, и тех, которые подговаривали бежать, и другия наказания учинить. И ежели не перестанут бежать, то и жесточе буду поступать». А ведь Геннин часто заступался за «профоса», как наз  ывали тогда солдата.
                7 декабря 1988 г.
        Заводская плотина строилась по модели и чертежам. Крестьяне возили на неё землю, «которая имеется горбинами близ плотины».
        Но лето было в разгаре, и Полевская контора начинает отрывать мастеровых людей на сенокос, прислав взамен их демидовских плотников.
        2 августа Злобина вызвали в Полевскую контору и вручили указ «о заложении Северского завода – крепости, об отпуске крестьян в домы» для заготовки сена.
        Из Алапаевской конторы прибывают деревянные модели будущих заводских устройств. Но заводские дела идут медленнее, чем нужно. Советник Андрей Хрущёв, осмотрев строительство, устраивает поручику Арефьеву нагоняй, обязав как можно скорее выправить дела.
        С 8-го числа начинается возведение палисада – забора из плотно пригнанных друг к другу столбов, кольев, заострённых вверху. В эти же дни идёт подбор пушкарей из ссыльных, плавильных учеников. Спустя две недели, закипели работы на «очистке под пруд места», во всю строилась крепость. Список канониров отправлен был в Екатеринбург, а оттуда пришло грозное предупреждение «о содержании приказного порядка» - отклик на приезд Хрущёва.
        19 августа императрица Анна Иоанновна запросила через контору судных и земских дел прислать ей расклад на крестьян и обстоятельную ведомость «к предбудущему году кончая в октябре месяце».
        В ответной депеше писалось: «…небезызвестно, что здешний Северский завод начат вновь строится в нынешнем 1735 году и какие принадлежащие припасы сперва подлежало заготовить, о том взята в Полевской заводской канторе роспись от плотинного мастера Злобина, по которой росписи как лесные, так железные и чугунные припасы и изготовлены, и из оных лесных припасов и строения завода надобные и издержаны, а что ещё к достройке в прибавку потребно каких лесных и протчих припасов приготовить к будущей весне крестьянами, о том в Северской заводской канторе известия не имеется и колико заготовить ещё надобно кроме плотинного мастера Злобина… взять не от кого, а оный Злобин к заводским делам обычен и строению Северскаго завода определён по указу Ея Императорскаго Величества и Канцелярии Главного Правления заводов».
23 октября Леонтий Злобин отправил руководству перечень необходимых в 1736 г. припасов, приведённых в «Книге…». Из списка следовало, что для строительства двух молотовых фабрик, заводской плотины, светлиц и казарм для жилья необходима, говоря современным языком, лесопилка.
        31 октября, выполняя указ императрицы и Канцелярии Главного Правления Уральских, Сибирских и Казанских заводов, приказчик Пётр Крявой, взяв с собой подъячего (т. е. служащего конторы) и плотника, ездили на речку Кунгурку выбирать место для строительства «пилной мелницы» о трёх станах и фабрики.
        Следует отметить, что мельницей называли тогда вообще всякое предприятие, действующее при помощи водяного колеса.
        О результате поездки Корявой пишет: «По осмотру моему явилось около места с правой стороны по течению воды лес красной и на строение плотины уже удобен, а сколко на строение плотины и фабрик каких лесных припасов надобно приуготовить, о том в Северской заводской канторе известия не имеется…о том справится с плотинным мастером Злобиным и для того послал к нему писмо, чтобы он объявил обо всём писменно».
       Пильная мельница и фабрика при ней, как следует из «столпов», начали возводиться под присмотром Северской конторы в тот же день - 31 октября 1735 года.
        Пугало приближение морозов, поэтому основная масса строителей работала на возведении заводской плотины, в том числе и солдаты. В помощь Злобину прислали плотинных учеников – позаботилась Канцелярия Главного Правления заводов.
        В октябре началось распределение мастеровых людей по постоянным рабочим местам. В «реэстре» (т. е. в штате) появилась не слышанная доселе профессия «якорные мастеровые люди». Чтобы снять с себя неприятности за нищенское существование ссыльных, выполнявших самые тяжёлые работы, начальство обязало простой местный люд брать их на поруки. Ведь в случае побега ссыльного с завода вина за это ложилась на поручителя - на него налагался крупный штраф.
        20 октября началась завозка чугуна с Сысертского завода, а на реке Чусовой продолжалась чистка пристаней. В ноябре на Северский завод приезжают первые горные служители.
        Указы следуют один за другим: «о строении судов на лутчем месте», «о перемене целовалников», «о присылке учеников в школу», «о присылке подвод для воски железа и ядер», «об отпуске чугунных припасов в сылву», «о посылке на поселение крестьян».
Указы, указы…То мелькают не перевёрнутые страницы «Книги…» - то летят к будущим поколениям рапорты наших предков.
                10 декабря 1988 г.

        Наступил 1736 год. На берегу будущего пруда появились светлицы, кузницы, другие строения.
        Вот что пишут о них копиисты Фёдор Зарцов, Степан Пушкарёв и приказчик Пётр Корявой в своей «Описи строений Северского завода кантор и квартирам и протчему…»: «Около заводу и около жилья крепость построена и полисадник на пятистах четырнадцати саженях дорога… Плотина длиной сто пятьдесят сажен, шириной двадцать сажен, вышиной наслано дёрном фашинником три яруса и того высотой три сажени под вешняки и под ларь срублено свинок до вешняшного порогу шириной тринадцать сажен…длиной по течению реки… тридцать восемь сажен… вешняшный мост длиной сорок две сажени под ним набиты сваи и на сваи положены брусья и поставлено четырнадцать стоек, трёхаршинные под фабрики и под фундамент сваи набиты и обложены брусем такожде под горны и под стулья и под стан и под подушки и под меховые сваи набиты».
        Прежде чем описать слободу, выясним значения некоторых привычных для того времени и диковинных для нашего слуха слов, приведённых в тексте «Описи…».
        Если судить по плану Северского завода, который «сочинял геодезист Яков Мелников 1761 года июня 7 дня», сам завод и прилегающие к нему строения были ограждены деревянным палисадом, рогатками, которые были возведены примерно по сегодняшней улице Ленина, сворачивали на улицу Р. Люксембург, а поравнявшись со зданием бывшей Свято – Троицкой церкви, под углом в сорок пять градусов, поворачивали к пруду.
        Это с северной стороны. А с южной рогатки защищали завод с берега пруда, проходили по территории современных мартеновского и трубопрокатного цехов, вдоль правого берега реки Северной Полевой до предполагаемой точки пересечения с продолжением улицы Ленина и резко, под прямым углом, поворачивали к перекрёстку улиц Пролетарская – Ленина.
На каждом углу палисада стояли бастионы – пятиугольные укрепления с одним – двумя валами для размещения пушек. Рогатки представляли собой крестообразно сколоченные колья, опутанные проволокой для преграждения прохода, а палисады – заборы из плотно пригнанных друг к другу столбов, кольев, заострённых вверху.
Аршин и сажень – старинные меры длины, равные: первый – 71,12 см, вторая – 216 см. Фашины – связанные между собой прутья – использовались для укрепления земляной насыпи. Вешняк – это отверстие в плотине для паводковых вод, а вешняшный мост – мост через него. Ларём называли канал из досок, по которому подавалась вода из запруды на водяное колесо. Меховые сваи – сваи для мехов, то есть устройств в виде специальных ящиков или из кожи для подачи дутья в доменном производстве и работающих от водяного колеса.
        Возможно, этот небольшой словарик устаревших слов поможет читателям лучше понять устройство плотины – запруды поперёк  слившихся рек Северной и Полевой, поднимающей уровень воды для создания возможности применения водяных колёс в качестве двигателя.
На кой ляд понадобилось «огород городить» - строить укрепления? На этот вопрос отвечает толстая рукописная книга – дело 91 из фонда 89: «…оружие на Северском заводе… и переписка с начальниками окрестных гарнизонов о башкирских волнениях и мерах борьбы с ними за 1737 – 1739 годы». Но речь сейчас не о них, не о башкирских волнениях.
        Итак, в 1736 году на территории будущего Северского завода – крепости появились не только промышленные постройки, но и «светлицы» для жилья. Дома простого люда располагались по обе стороны палисада. Как в «обывательских», так и в «светлицах» командного состава, «окончины» (т. е. окна), «застеклялись» слюдой. Стекло было слишком дорогой роскошью. Крыши изб покрывали дранью.
        Читаем: «…в первых трёх светлицах в одном перерубе…живёт прапорщик Кудрявой при них окончины слюдяные семь целые…с седми чюланами и с нужниками…конюшня…в трёх светлицах живут подячие солдаты и целовалник сторож и плотники…покрыты дранью при них чюланов четыре нужников два дверей тринадцать…три печи… Квартира в которой живёт плотинный мастер Леонтий Злобин. Квартира которая была построена для приезда заводского управителя Бекетова…Светлиц недостроенных… Одна кузница…Одна батарея…Погреб земной…Казарма построена для постою в работное время мастеровых и протчим людем… с голбцом…». (По – видимому, в те времена о запятых не имели представления).
        Все перечисленные объекты описаны настолько подробно, что читая «Опись», как бы побываешь в них сам. Для исследователей и писателей подобные документы – ценнейшие находки. Читать записи не просто, но я сохранил их подлинное написание, не внося практически никаких поправок.
                24 декабря 1988 г.
        А что представлял собой штат строителей? «Реэстр наличия имеющихся при Северском заводе определённых людей», составленный в 1736 году Петром Корявым и Степаном Пушкарёвым, отвечал на этот вопрос подробно. Из их «штатного расписания» следовало, что среди первых заводских строителей было по два копииста и целовальника, один канонир, три старших и четыре простых солдата екатеринбургской роты, по два кузнеца и надзирателя лесов, четыре плотника, конюх с лошадью, конторский сторож. Кроме их, в штат входили три человека, присланных на поселение комиссией Калиновской слободы, двадцать один посланные на поселение и трое ссыльных – на вечную работу.
        В этом «реэстре» много фамилий, встречающихся в штате нынешнего Северского трубного завода – Токарев, Мельников, Плотников, Долганов, Шелегин, Зырянов, Савёлков, Ширяев, Нестеров, Климов и других. Вот из какой глубины Леты идут корни многих наших трудовых династий!
        Все они составляли список «определённых людей». Но в возведении завода – крепости принимала участие и большая группа приписных крестьян. Как отмечают историки, навечно отданные предприятию, приписные крестьяне были основными группами работников на уральских заводах.
        В навечно отданные попадали различными путями – купленные крепостные, бывшие беглые, переведённые на заводы для обучения мастерству, рекруты, ссыльные. В отличие от приписных крестьян, навечно отданные к заводам, средства к жизни добывали прежде всего работой на предприятиях. А крепостные крестьяне обязаны были отрабатывать только налог – 1 руб. 10 коп. за каждую в их семье душу мужского пола, независимо от возраста
Количество душ в семье устанавливалось ревизскими сказками – государственными переписями населения – и оставалось постоянным до очередной переписи, хотя в очень длительный промежуток между ними одни рождались, других прибирала смерть. По закону «мужских душ» к заводским работам подбирали из расчёта: 100 – 150 дворов - к домне, 50 дворов – к медеплавильной печи, 30 – к молоту.
        В описываемый период государственным крестьянам «платить оброку с положенной мужеска пола души велено – 2 рубля в год».
        Давайте представим, что это были за деньги.
        В 1735 году В. де Генин писал: «…продаётца того хлеба пуд ржи по 4 и по 5 копеек, овса по 3, пшеничной муки по 10, ячмень по 4 копейки за пуд, мяса продаётца по 20 и 30 копеек».
        Пройдёт три десятилетия и эти цены возрастут. Перенесёмся из 1737 года в 1770-й, летом которого в Полевском побывали академические экспедиции И.И. Лепёхина, П.-С. Палласа и несколько в стороне – академика И.П. Фалька. Все трое писали о крайне бедствии приписных крестьян и оставили нам тому документальное подтверждение. Например, Фальк – стоимость основных продуктов питания, Лепёхин – размеры их заработной платы.
        По ревизским сказкам 1763 года пуд ржаной муки стоил уже 13 коп., пшеницы 20, ячменя – 12, ячменной крупы 27, овса – 14, говядины – 40 – 50, коровьего масла – 1 руб. 80 коп.
        «Плакат» (то есть указ) 1724 г. регламентировал труд приписных крестьян на заводах, установил нормы оплаты их труда в зачёт подушных денег.
        Важнейшими их повинностями были: добыча, сортировка и доставка на завод руды; заготовка и сечение дров на угольное жжение; кладка в кучу угольных дров; дернение, осыпка, сжение и разломка этих куч, другие трудоёмкие и длительные процессы приготовления древесного угля. Ведь вся промышленность феодально-крепостнической России при выплавке металла была основана на использовании древесного угля.
        А заработки были невелики. Судите сами.
        Заводской мастер получал 60 рублей в год, плотинный – 36, подмастерье – 30, лучшие слесари – от 24 до 30 рублей, лучшие работники – 24, обыкновенные – 15 – 18, молотобойцы - от 12 до 24, сторож – 16, углежоги - по одной копейке с короба угля. За летний день работы конный крестьянин получал 10 копеек, пеший – 5, зимний - соответственно 6 и 4 копейки.
        Руководители экспедиций отмечали: «приписанные к заводам крестьяне роптали, жаловались, не вытерпев заводской муки, разбегались». Среди архивных документов встречаются указы о жестоком наказании «нетунков», «нетов», то есть не явившихся на работу. Эти указы касались только строительства Северского завода. Читая их, невольно представляешь побеги подневольных людей на Волгу, Дон, видишь ватажки «варнаков», подкарауливающих обозы богатых купцов на местных дорогах.
                14января 1989 г.
Издавна известно, что скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Прошли полные забот и тяжкого труда ещё два года..
В декабре 1738 – го особенно много хлопот навалилось на плотинного уставщика Лариона Грамотчикова. В его обязанности входило строительство плотины, водоспуска, распределение работ, надзор за сроками монтажа механизмов на самой молотовой фабрике.
        Из столицы и Екатеринбурга торопили: скоро ли хоть одна фабрика задышит? Даже сейчас, в XX веке, на стройках в крупных городах ощущается нехватка рабочих рук, а в ту пору, да в глухомани, каково было! Вот и летели туда «писма запросные»: «Людей! Людей шлите!»
        Горному начальству не терпелось увидеть первую северскую фабрику к Рождеству. Новый, 1739 – й, год был, как говорится, «на носу», а работам не виделось конца.
        Фузелёр Иван Мясников и ссыльный поселённый Пётр Гусев, посаженные под караул за утрату пороха, через слюдяное оконце каторжной избы видели, как нелегко было крестьянам, под резким ветром, под жгучим морозом забивать сваи строящегося спускного моста. «И почему это нельзя было сделать летом?» - размышляли они.
        Каторжная изба размещалась на пригорке, рядом с конторой, и арестованным хорошо было видно всю строительную площадь, раскинувшуюся на левом берегу  новой реки – Северной Полевой. Им, людям в годах, много повидавшим за рекрутскую жизнь, даже звон заводского колокола, ежедневно и нудно призывающего работных людей на постройки, к обеденному перерыву, окончанию работы или приглашающего их к конторе при каком – нибудь важном сообщении или происшествии, мог поведать немало.
        Через товарищей, приносившим узникам пищу, они знали, какая тяжесть забот лежала на плечах Лариона Грамотчикова. Его письма – запросы северские и полевские подъячие едва успевали читать. Он требовал «к вождению фабрик щипов», «косяки пиловалные к делу водяных колёс», «весов со всем прибором», «на строение фабрик горбовин», «висячие замки для запирания у молотовых фабрик ворот вне работное время», «для света в нощное время» свечи сальные, сторожей, кузнецов возвратно, которые напредь были, молотовых работников, плавильных учеников – Василия Скурихина и других. И многое – многое другое.
        В канун престольного праздника Рождества – 3 января 1739 года – плотинный уставщик завернуть из Полевского завода кузнецов Максима Кашанаева с двумя товарищами для ковки валов к достраиваемым фабрикам и прислать припасов железа на топоры, которыми вскоре предстоит рассекать крицы – железную губчатую массу, пропитанную шлаками. После удаления шлаков под специальными молотами и будут получать кричное железо. Однако вместо трёх запрошенных кузнецов присланы были два других – Засыпкин Ефим с напарником.
        Радостно и торжественно забил колокол только 15 января, и, услышав необычно радостный набат его, Мельников и Гусев, крестясь, кинулись к единственной окончине: «Слава Богу, свершилось!». Через слюду они увидели оживление толпы у дверей кричной фабрики и на берегу плотинного водостока.
        Догадка не обманула их: в этот день Грамотчиков отправил в Полевскую контору с нарочным доношение: «На имеющихся при Северском заводе одна молотовая фабрика…в ход пущена и на один молот железо куётца беспрестанку…». Полетела депеша и в Екатеринбург, а оттуда и в столицу.
        Родился новый уральский завод – Северский железоделательный!
        Теперь подьячих стали интересовать и такие вопросы: «Скоко положено по стату и по указам фабричных мастеров, подмастерьев, учеников и работников?», «Расстояние верст с росписью» от Северского завода до других уральских заводов и российских ярмарок, за какую плату железа производить» и т.д.
        21 февраля было получено письмо «О содержании Петра Гусева…под караулом в заводской работе». Теперь Пётр знал о ходе строительства фабрик всё. Вечерами, из – за разговоров, оба с Мясниковым, долго не могли заснуть. Сочувствовали другу Алексею Кокушенкову, которого подьячие вынуждены были отправить в Полевской завод для лечения заболевших глаз; арамильским крестьянам, прибывшим (в морозы то!) забивать сваи спускного моста; наряженных конторой судных дел на поплав, ученикам недавно открытых школ, которых Канцелярия Главного заводов правления предложила северской  конторе определить к ремёслам.
        С появлением «новорождённого», появились и первые неприятности. 7 марта «за изломанием» у одного боевого молота чугунной крестовины и неимения запасной, фабрика встала. Грамотчиков ищет выход из положения: – то ли искать изготовителя на других заводах, то ли отливать свою? Он выбирает первый - едет за опытом на Кушвинский и Сысертский заводы.                21 января 1989 г.
        Крестовины Грамотчиков на шёл на соседнем – цесаревны Анны – Сысертском заводе, Эта проблема была решена. Но появились другие: кому, каким образом, по какой цене сбывать продукцию – «припасы»?
        Продаже способствовало возведение на речке Кунгурке плотбища, то есть плотины, к которой ещё 26 января 1739 года Полевская контора распорядилась заблаговременно начать перевозку припасов, лишь только они появятся. А 19 марта северские подьячие уже доносили ей «о возке железа на пристань», требуя приёма его целовальником на месте. Через несколько дней надзиратель за припасами сообщил в Полевскую контору «о приёме образцоваго железа» и та потребовала от обжигальщика Сергея Еремеева и впредь производить металл «по образцу сходного».
        Новую победу заводское начальство отметило тем, что выдало «молотовым мастерам и подмастерьям и работникам за ковку железа денег». Пополнялся и изменялся штат завода медленно. По просьбе Полевской конторы ей был возвращён кузнец Иван Калистратов, а у северского горна его место занял присланный взамен Кирилл Шляпников. 12 марта прибыло пополнение молотовых мастеровых – Яков Храмцов с товарищами.
        Из чтения «столпов» осталась непонятной дата начала работы второй молотовой фабрики, потому что сообщения, якобы о её пуске встречаются 14 февраля, 7 марта. 27 же марта приводится «скаска» плотника Геннадия Силина о пуске молотовой фабрики и что она в совершенство приходит.
        27 января, 29 февраля, 21 марта и в другие дни доставляли на завод из Канцелярии Главного заводов правления просьбы о высылке ей ведомости «о строении Северского завода сколко какие имеет в действии фабрик», «Когда на Северском заводе фабрики в ход пущены?», «Как скоро новые заводы построены быть могут?», «О новых строениях и о старых починках», «Сколко каких фабрик порознь в действе и не в действе и как скоро построен быть может?».
        21 марта Северская контора отправила в Екатеринбург полный отчёт, который, к сожалению, в «Книге входящих и исходящих дел завода за 1738-1740 годы» не приведён. Ясно одно – в марте на Северском железоделательном заводе кричное железо выдавала уже не одна молотовая фабрика. И вот у которой – то из них 16 марта сломался молот. Разгневанные подьячие потребовали объяснений у Луки Пермякова и других молотовых мастеров.
        Как им было не огорчаться, если они только что сообщили в Полевскую контору о немалом количестве выкованного железа, «в отпуск годного,…на оковку валов» и о получении от неё чугуна в штыках – продолговатых брусках. К 1739 году северские мастеровые уже имели большой опыт по монтажу и ремонту механизмов, поэтому молот был восстановлен без посторонней помощи.
        Напомню, что на молотовых фабриках производили передел чугуна в железо. Чугун разогревали в специальных кричных горнах и обрабатывали боевыми молотами.
Вопросы торговли припасами волновали Канцелярию ещё до начала строительства Северского завода.
        В письме от 20 ноября 1723года к В. де Геннину, Петр I требовал при выборе мест для будущих предприятий «надлежит того смотреть, дабы был водяной ход, как для привозу материалов на заводы, так и для отвозу сделанных вещей на заводах, чтоб без водяного ходу не учинилось дороговизны». Поэтому 25 октября и 3 ноября 1735 года Полевская и Северская конторы начали переписку с чусовскими пристанями и Канцелярией Главного заводов Правления по поводу транспортировки северских припасов к заказчикам водным путём, и в связи с этим – «о строении судов на лутчем месте» своими силами.
        По этой же причине началась переписка и с коломенским мастером Чистым. (Коломенки - небольшие речные суда). Наконец, 27 марта 1739 года заводскому комиссару Бурцову был направлен рапорт с ведомостью «сколко какого порознь железа счётом и весом в караван отправлено».
        27 апреля на Северский завод прибыла группа крестьян из Камышевской слободы Екатеринбургского дискрикта (округа, административно – территориальной единицы, введённой Петром I), «которым положено сработать при Северском заводе разной работы за подушный оклад». 17 и 14 мая доставили указы из Екатеринбургской заводской конторы о посылке якорных ( то есть ремонтных) подмастерьев да мастера Михайлы Авдеева «с товарыщи», молотовых мастеров и подмастерьев Егора Мурашова «с товарыщи», приехавших на двух казённых подводах.
Интересно отметить, что северчане в это время не только принимали у себя «командированных», но и сами бывали в их роли. Так, 22 мая 1739 года на Кушвинский завод отправилась бригада плотников, которая везла туда сопроводительное письмо. В нём писалось, какую работу можно дать каждому из них Например, «Подмастерскую плотинную должность снести может Григорий Силин».
        24 мая в Кушву отправилась  ещё одна группа плотников, а к северчанам «со стороны» прибыл их коллега Лука Кирьянов. Затем прислали ещё одного молотового мастера Григорьева, подмастерьев Матвея Зубрина с товарищами. Позже к ковке железа пришли молотовые мастера Иван Ряпасов, Егор Рыбников, рекруты Лупан Кузнецов, Василий Гулемов.
30 мая заводы осмотрел комиссар Бурцов и разрешил на места мастеров и подмастерьев «заступать из понятных людей».
        Подкралась сенокосная пора. Надзиратель работ Пешехов получил от Полевской конторы разрешение отпустить половину мастеровых людей на заготовку сена для личных нужд.
Не о зарождении ли традиции выдачи рабочей одежды говорит тот факт, что «Василий Емельянов работает в казённом платье и обуви в молотовых фабриках у ковки железа»?
        Да, время текло. Вот уже и свои кадры растить начали: произведён в секретари протоколист Яковлев. Началась перепись детей мастеровых мужского пола для определения их в школу и «мастерствам поучения». Девочки в счёт не шли – на них подушный налог не распространялся. Для удержания мужчин – матеровых на местах, особенно осуждённых на поселение, их насильно женили на «блудных девках», привозимых со стороны.
        10 сентября на Северский завод поступили указы из Сената, Берг-коллегии «О учинении школ математики, арифметики, инженерству» и требование «О репортовании…о заведённых разных фабриках и мануфактур в каком состоянии содержатца»
        Читая документы 1735 – 1739 годов – периода строительства родного мне предприятия, среди многих фактов, вызывавших отрицательные эмоции, встречал и такие, которые заставляли уважать руководство горного департамента России – Берг – коллегии. Например, за очень строгий учёт материальных и людских ресурсов, их экономное расходование.
Например, 20 сентября на заводе был получен указ из Канцелярии Главного заводов правления «о немедленной присылке ведомости о излишних сверх комплекта мастеровых людей» и «Роспись к каким мастерствам на Кушвинский завод и другие тамошние заводы требуется мастеровых». Или ещё указ: «О запрещении годного стоящего близ завода лесу рубить обывателям про свои нужды».
Между тем, от Кунгурского плотбища всё чаще и чаще стали отплывать коломенки с припасами Северского завода – чугуном, «полосным» и кровельным железом. Взамен уплывшим судам, северчане изготовляли другие. Так, указ от 19 октября 1739 года призывал их к «постройке пристойного числа коломенок для сплаву чугуна на Сылвинский завод». Сылвинский и Уткинский заводы первыми получили северскую продукцию.
        27 октября 1739 года Канцелярия Главного заводов правления специальным указом приказала северчанам на пакетах с припасами делать «прописку», то есть указывать адрес предприятия – изготовителя.
        24 декабря в Екатеринбург ушло «чёрное доношение» и ведомость о том, «сколко имеетца при Северском заводе молотовых и якорной фабрик построенных совсем».
Подходил к концу первый год трудовой деятельности предприятия.
                25 января 1989 г.
        Читальный зал Государственного архива Свердловской области (ГАСО) с первого взгляда напоминает небольшой школьный кабинет истории – два ряда сдвоенных столов, высокие шкафы с документами, витрины вдоль стен. Только стол хозяйки «класса» стоит в правом, а не в левом углу и «ученики», чаще всего, намного старше своей «учительницы». Что касается «учебников», то возраст многих исчисляется несколькими столетиями…
        ГАСО только что открыли, и в читальном зале сидят четыре человека. Они давно знают друг друга и потому перебрасываются шутками, непозволительно (в другое время) громко разговаривают между собой. Однако вольное поведение непродолжительно и вскоре в зале воцаряется тишина, изредка нарушаемая учёными – историками из Уральского госуниверситета. Но ни Ольга Алексеевна Бухаркина – заведующая читальным залом, ни я не одёргиваем их: кандидаты исторических наук Рудольф Германович Пихоя и Эдуард Фёдорович Пензин заняты очень  серьёзным делом – подбирают материалы для пятитомника по истории Урала, который готовят несколько вузов Уральского Отделения Академии наук СССР. (В декабре 1987 года бывший выпускник Полевской политехнической школы № 3 Р.Г. Пихоя защитил докторскую диссертацию и сейчас работает проректором УрГУ).
        Неожиданно слышу нарочито громкий шёпот Пензина:
        - Ну, Рудольф, сейчас Алексея плясать заставим!
        - Если есть за что, - немедленно откликаюсь я
        - Есть, есть! - поддерживает весёлое настроение своего коллеги и Пихоя.
        Оба подходят к моему столу и развёртывают передо мной незнакомый цветной план (так в XVIII веке назывались карты и чертежи). Заметив мои восхищение и радость, Эдуард Андреевич, с хитрецой, наперёд зная ответ, спрашивает:
        - Неужели не видели?
        - Не – е!
        - Странно. Ну а хотя бы карты учащихся полевских школ восемнадцатого века видели?
        - Ка-а-акие? – Я так смотрел то на Пензина, то на Пихою, что они расхохотались.
        - Тоже мне – краевед! – беззлобно поддел Пензин и взоры всех троих устремились на карту.
        В её верхнем левом углу взметнулись в разные стороны  стрелы, Самая большая показывала направление наиболее частых ветров. А в нижнем правом углу два молодых человека в красивых голубых камзолах держали в руках принадлежности топографов.
        Всю площадь ландкарты занимали изображения гор, водоёмов , лесных массивов будущего Сысертского горного округа. Выполнена она была великолепно! Знаками зодиака изображались на ней лесные дачи заводов, сами предприятия.
        Отметив мою реакцию на карту, Рудольф Германович удовлетворённо сказал:
        - Отлично! Без лишних обсуждений откладываем её для переснятия на вкладыш…
        В тот же день Э.Ф. Пензин поведал мне о том, что в школах восемнадцатого века очень серьёзное внимание уделялось геометрии, географии, геодезии, топографии, рисованию. Ученики выходили на местность и занимались снятием с неё планов.
        Нас внимательно слушали две девушки, заглянувшие к Бухаркиной, и Пензин обратился к одной из них:
        - Принесите нам, пожалуйста, из пятьдесят девятого фонда, седьмой описи планы нескольких предприятий Сысертского горного округа. Когда дверь за девушкой закрылась Эдуард Фёдорович тихонько заметил: - в ГАСО почти все сотрудники - выпускники нашей кафедры архивоведения.
        Через несколько минут передо мной лежала кипа старинных, довольно хорошо сохранившихся карт, чертежей, планов. Так я впервые узнал и о них, и о их юных создателях.
        Большая часть работ геометрических и маркшейдерских учеников представляла собой разрезы, планы новых и ранее открытых шахт Гумёшевского рудника, планы Полевского медеплавильного и Северского железоделательного заводов. Например, два подробных плана «измерил и сочинил майя 20 дня 1807 года маркшейдерский ученик пётр бутырин».
        По ним совершенно легко можно узнать, какую продукцию и каким образом изготовляли северчане на фабриках. По планам Бутырина можно судить и о размере Северского завода, рабочей слободы при нём, места расположения фабрик, кузниц, магазинов, плотничной и сторожевой изб, Свято – Троицкой церкви, жилых усадеб и огородов при них.
        Сохранившаяся копия «Чертежа назначению лесовъ» на уголное зъжение и на протчия заводския потребности…полевскихъ съ кунгурской пилной мелницей и заводу императрицы Анны считая по вырубке прежнихъ сначала строения оныхъ на сто летъ, чрезъ какия урочища назначение учинено», «сочинённая» геодезистом Яковом Мельниковым 8 декабря 1754 года и в том же году скопированная учеником Егором Антоновым, несёт исключительно много информации.
        Не только потому, что мы, потомки, увидим на ней Кособродскую и Полдневскую крепости, местные заводы, реки , пруды, железные и медные – большие и маленькие – рудники, лесные дачи, закреплённые за предприятиями. А потому, что мы узнаем, какую громадную роль в развитии уральской промышленности играл в то время лес – основное строительное и топливное сырьё, какая борьба за владение им велась между заводчиками и правительственным Кабинетом.
        План – копия ученика Егора Антонова, хранящийся в ГАСО под литерами «фонд 59, опись 7, дело 100», поведает нам о конкретном споре из – за «курения Полевского завода», в который были втянуты Государственная Берг-коллегия, Канцелярия Главного заводов правления, поверенные Полевского, Сысертского, Уфалейского, Кыштымского, Нязепетровского и других заводов, представители «некоторых башкирцов».
        Интересно отметить, что в ГАСО сохранилось много именно копий графических документов, выполненных учениками – Иваном Баженовым, Петром Бутыриным, Григорием Лабутиным, Никитой Поповым, Андреем Флоровским, Егором Антоновым и другими в XVIII – в начале XIX веков. Вероятно, подлинники их хранятся в центральных архивах страны.

Примечание:
Кожевников А.Н. Пусть ведают потомки… - Екатеринбург, 2008:  Изд-во Уральского госуниверситета. – 384 с., илл., с. 19-39.
1 марта 1989 г.