Топливо для населения

                Топливо  для  населения

     В марте 1986 года,  после длительной болезни, я пришёл на работу. Кленин,  в тот момент заместитель начальника управления, повёл со мной разговор о моей возможности занимать должность главного технолога по восточным районам страны, что требовало частых и длительных командировок. Предложил мне кураторство институтов. Это предложение я отверг. Меня  тянуло к производству, где простор для деятельности значительно шире, чем в науке. 

     В этот период в угольной промышленности развертывалась интересная и важная работа в масштабах страны. Добывалось около 750 миллионов тонн угля в год. В то же время снабжение угольным топливом население  было крайне неудовлетворительным. По этому поводу в  государственные учреждения  поступало много жалоб. Тема была подхвачена начавшимися устремлениями перестроечного периода. Она затрагивалась в прессе, телевидением, в публичных выступлениях.

     Нельзя сказать, что в стране ничего не делалось.  Периодически принимались меры, но решить этот вопрос до конца не удавалось.  Внедрение  высокопроизводительной технологии добычи угля вело к снижению содержания в нем крупных кусков, то, что нужно для быта.  Положение можно было исправить за счет расширения объемов обогащения и рассортировки угля и использования брикетирования угольной мелочи. Но для этого надо было больше строить обогатительных и брикетных фабрик, сортировок .

     Дело в том, что коммунальный потребитель использует топки с колосниковыми решетками.  Мелкий уголь проваливается через щели и выбрасывается со шлаком. В рядовом угле, - не рассортированном, содержится  более 50 процентов мелочи, которая теряется безвозвратно. Охват обогащением, рассортировкой и брикетированием добываемого угля составлял в стране около 60 процентов.

     Специалисты обо всём этом знали. Но всегда находились иные направления капиталовложений, а  развитие обогащения, рассортировки и брикетирования откладывалось на потом.

     Советская система хозяйствования не  способствовала  улучшению положения в этой сфере.  Прейскурант цен был построен таким образом, что рядовой уголь во многих случаях стоил дороже, чем сумма рассортированного угля на сортовой и отсев.  Руководителю добычного угольного предприятия не нужен был дополнительный технологический цикл, связанный с обогащением и рассортировкой.

     Госплан формировал потребность по принципу суммы поступивших заявок. А заказывали чем больше, тем лучше, не заботясь о комплексном решении вопроса, экономике государства.  Потребителю, не частнику,  было всё равно, сколько стоит уголь, - деньги на его приобретение выделялись из бюджета. 

     Конечно, министерство угольной промышленности  не стояло в стороне от этого вопроса. Строились новые предприятия, ставились задачи научно-исследовательским институтам, организовывались  лаборатории для изучения проблемы. Однако капитальные вложения в обогатительную отрасль значительно отставали от необходимых. Ситуацию пытались изменить за счет внедрения новых технологий с малыми затратами. В большей части предложения исходили из научных институтов,  иногда отвлекавших от  очевидных путей решения вопроса. 

     В конце шестидесятых годов ученые подведомственного нам института  обратили внимание на использование автоклавного способа обработки бурых углей для предотвращения его разложения. Дело в том, что бурый уголь при хранении на открытом воздухе  превращается в порошок и для коммунально-бытовых целей не может быть применен. Чтобы устранить этот недостаток, мировая практика использует  метод  брикетирования. Однако этот метод требует строительства относительно сложных фабрик, а сам процесс  дорог. Венгрия, для  сохранения кусковатости своих бурых углей, использовала автоклавную обработку, что было значительно проще и дешевле  брикетирования. 

     В этот период  интенсивно  наращивалась добыча бурого угля в Канско-Ачинском бассейне. Работы велись в опережающем темпе, по сравнению со  строительством электростанций, и потому возникли невостребованные ресурсы.  Эти угли  имели низкую золу, почти не содержали серу и могли  бы стать  прекрасным  бытовым топливом. Залегание угля, организация добычи открытым способом  позволяли  развить её  в неограниченных количествах и обеспечить очень низкую себестоимость. Напрашивалось решение использовать автоклавный способ для этих углей.

     При институте «ИОТТ» построили лабораторную автоклавную установку, на которой  получили неплохие результаты. Во всяком случае, так было отражено в отчетах института. Для нашего управления это было большим достижением.  Так совпало, что министр Братченко вскоре оказался в Венгрии, и  его ознакомили с автоклавной обработкой угля.  Это вселило в него уверенность, что найдено решения проблемы. Он доложил правительству. А затем в Венгрию был отгружен эшелон канско-ачинских углей для проведения промышленных испытаний. Каково же было  расстройство,  когда промышленные испытания показали, что автоклавный метод обработки  для наших углей непригоден!

      Для меня это  стало наглядным уроком, как следует быть осторожным в работе с учеными, которые желаемое иногда выдают  за  действительное. Это был пример, как пытались при незначительных затратах,  достигнуть большого эффекта. 

     В середине восьмидесятых годов был подготовлен очередной проект постановления Совмина СССР по нормализации обеспечения коммунально-бытовых нужд населения  топливом.
     На этом этапе, в связи с болезнью, я не участвовал в этой  работе. Её вели в Минуглепроме Вадим Георгиевич Кленин и заместитель министра Иван Антонович Сливаев.

     Мой выход на работу совпал с подписанием  этого постановления. Поскольку большая часть его поручений касалась предприятий восточных районов, то на меня  легла основная тяжесть исполнения этого документа. Предстояло написать проект приказа министра, во исполнение постановления правительства, каждый его пункт расшифровать конкретными заданиями исполнителям в отрасли. Приказ был подписан  министром.  В него вошли те вопросы, которые я знал. Двухнедельный срок его подготовки не давал мне возможность рассмотреть проблему глубоко.

     С этого момента началось мое ежедневное «погружение» в поставленную задачу. Вскоре я понял, что предприятия, подчиненные  Украине, не очень-то готовы участвовать в реализации  намеченной программы. В кругу моих проработок остались угольные бассейны России и Казахстана. В поисках источников пополнения ресурсов бытового топлива я стал часто выезжать в командировки, искал новые предложения и параллельно проверял ход выполнения  приказа министра. Строил свою работу  по такому плану:

     Не менее двух дней  работал в производственных объединениях, где прояснял общую обстановку. Далее - поездки по предприятиям.  Последний день командировки  был днем встречи с генеральным директором производственного объединения или его заместителем, где  обсуждались результаты моих проработок, возможные предложения в приказ министра по использованию имеющихся резервов, устранение отмеченных недостатков. Чтобы  беседы не оставались только словами,  я стал составлять  «памятные записки» на имя генеральных директоров объединений. Возвратясь в Москву, передавал их руководству. Таким образом, мне удавалось  подключать и их к решению конкретных вопросов. 

     Наиболее успешно по этой схеме  складывались мои отношения с Евгением Тимофеевичем Кролём, молодым и энергичным, вновь назначенным заместителем министра. Я стал осознавать свою значимость в решении важной народнохозяйственной проблемы, уровень доверия и ответственности. Приобретаемый авторитет следовало поддерживать повседневным трудом.  Это заставляло меня  досконально изучать вопросы, докладываемые руководству. За написанием «памятных записок» просиживал до полуночи.

    На что же обращалось  первоочередное  внимание? В первую очередь на угли, добываемые открытым способом,  пригодные для рассортировки, но отгружаемые потребителям в рядовом виде. На этих разрезах надо было внедрять упрощенные сортировочные установки, стационарные или передвижные. Что касается последних,  то отечественное машиностроение выпускало комплексы для дробления и рассортировки щебня, но они были небольшой  производительности. Тем не менее, на ряде разрезов начали использовать такие установки, после их модернизации.

     «Сибгипрошахтом» были  разработаны проекты нескольких вариантов упрощенных стационарных установок, собираемых из стандартного оборудования, выпускаемого отечественным машиностроением. Такие установки не нуждались в производственных помещениях, могли быть смонтированы за несколько месяцев на открытом воздухе, не требовали значительных капитальных вложений.  Их удалось быстро внедрить  на разрезах  объединений Кузбасса,  «Приморскугля»,  «Карагандаугля».   

      Интересная работа была проведена в производственном объединении «Красноярскуголь», на разрезе «Бородинский», где добыча угля осуществлялась роторными  экскаваторами. Было замечено, что при обрушении пласта на поверхности оказываются более крупные куски.  Если экскаваторщик будет работать внимательно, то у него есть возможность загружать железнодорожные вагоны  крупным углем. Практически без затрат можно было бы получить несколько миллионов тонн бытового топлива.

     Но  на пути  реализации этого предложения появилось несколько препятствий, которые  предстояло преодолеть. Нарушался ГОСТ, требовалась корректировка цены на сортовой уголь и отсев.   

    Приехав в Москву, я занялся реализацией своей задумки. Первый звонок - в Госсандарт СССР, к заместителю начальника угольного отдела, моему хорошему знакомому. Предложение встречено в штыки. «Мы - организация, призванная создавать стандарты и следить за их выполнением.  Твои предложения граничат с уголовным преступлением. Я из-за тебя не хочу терять работу», - таков был его ответ.  Но после длительного разговора пришли к согласию. Проводимая работа будет оформлена как эксперимент. Помогли перестроечные веянья и  приятельские отношения.    

     Второй звонок - в угольный отдел Совмина СССР, к моему соавтору по написанию учебника «Аппаратчик углеобогащения».  Филиппову, который  занимался качеством угля. Та же схема разговора, завершившаяся соглашением:  не мешать  Минуглепрому   проводить  эксперимент. 

    Затем  началась проработка предложения внутри министерства, где главным оппонентом стал начальник управления качества угля и стандартов Никода, под руководством которого я начинал свою деятельность в министерстве. Договорились. Общими  усилиями  решили вопрос с Комитетом цен о продаже  разрезом отсева по цене рядового угля.   Эксперимент начался.

     Через некоторое время я решил убедиться в правильности принятого решения. Создал группу из работников института «ИОТТ», Красноярского управления углесбыта и разреза «Бородинский». Группа  посещала потребителей угля: частный жилой сектор, котельные при больницах, школах, и вместе с ними составляла соответствующие акты. Отзывы были только положительные. Повышение стоимости на один рубль за тонну сортовых  углей не вызывало возражений. Разрез за один зимний сезон отгрузил более  миллиона тонн.  Был отмечен рациональный  житейский опыт потребителей бурого угля. Хорошие хозяева складировали его в деревянные ящики, а сверху  накрывали влажной мешковиной, что обеспечивало сохранение кусковатости  в течение более продолжительного периода. Обобщенный материал был разослан всем заинтересованным организациям. 

     На соседнем разрезе Березовский модернизировали погрузочный комплекс, где на двух технологических линиях установили  грохота для выделения сортовых углей.      

    В Хакасии перестроили яму привозных углей на обогатительной фабрике Черногорского разреза, что позволило принимать уголь на переработку не только в железнодорожных вагонах - думпкарах, но и в автосамосвалах непосредственно из забоя.  Этим  исключалась  перевалка угля  через промежуточные склады и его  переизмельчение. В комплексе с другими работами производительность фабрики  увеличилась  в два раза.  По этой фабрике пришлось много работать,  обеспечивая её рабочими и инженерно-техническими кадрами, подключая через Благова  городские и партийные  власти.   

     Однажды  очередная моя командировка закончилась написанием проекта приказа по производственному объединению «Красноярскуголь». Я не все вопросы пытался выносить на министерский уровень. Желательно всё решать на месте. С проектом приказа  зашёл к генеральному директору объединения  Таскаеву. Он  пригласил директора по производству,  который стал возражать,  не хотел лишних хлопот. Таскаев внимательно выслушал  своего сотрудника,  прочитал приказ заново и подписал его. Действие генерального директора вызвало недоумение директора по производству,  на что ему было сказано: «Я не стану конфликтовать с Благовым и его  людьми,  тем более  что в приказе всё написано правильно. Прошу организовать его выполнение». Это свидетельствовало  об уровне доверия нашему управлению.

     В производственном объединении «Дальвостуголь»  (Приамурье) был модернизирован сортировочный комплекс. В результате установка заработала стабильно,  обеспечив прилегающие районы сортовым углем. 

     Классификация бурых углей на валковых грохотах, установленных на разрезах объединения «Приморскуголь», давала положительные результаты.  В Карагандинском бассейне ускоренными темпами было завершено строительство погрузочных бункеров под готовую продукцию на ЦОФ «Сабурханская», что устранило недостатки безбункерной погрузки, навязанную угольщикам Госстроем СССР. Копирование западной практики использования железнодорожных вагонов  в качестве  бункеров,  без учета нашего климата и постоянной нехватки вагонов, вело к значительной потере производственной мощности предприятий. Резко ухудшилась эффективность использования вагонов. Можно себе представить, какой ущерб принесло бы это новшество, преподносимое авторами как экономия средств  при строительстве. Пришлось провести большую работу по отмене этого положения и пересмотру всех проектных решений предприятий с безбункерной погрузкой, а  на действующих предприятиях,  введенных в строй без бункеров,  строить бункера в сложных условиях действующих фабрик.

     Большая и серьезная работа велась в Кузбассе.  Такие крупные разрезы, как Кедровский и Черниговский производственного объединения Кемеровоуголь, имевшие в своем составе  современные обогатительные фабрики, использовались лишь на 50 процентов  их мощности. В то же время эти разрезы часть угля отгружали в рядовом виде.  Лев Моисеевич Резников, генеральный директор этого объединения был сильным организатором в угольной промышленности, пользовался большим авторитетом. Под его руководством созданное специализированное объединение из разрозненных разрезов Кузбасса за короткий срок удвоило добычу угля. За эти достижения кандидатура Льва Моисеевича рассматривалась  на присвоение звания Героя Социалистического Труда. Так что указывать ему на имевшие место недостатки в работе предприятий углеобогащения  было  делом непростым, но необходимым. Я действовал   излюбленным методом ; посредством «памятных записок». 

     Такая форма общения  между генеральным директором объединения и главным специалистом министерства скорее была редкостью, чем повседневностью. Но мне она очень помогала.  Поначалу высокие чины  не реагировали на них. Но когда по записке с ними начинал разговаривать заместитель министра, которому я  её передавал  через Благова,  отношение  менялось.

     Так было и с Резниковым.  Поначалу он заставил меня записываться к нему  на прием.  Как он говорил, для того, чтобы подготовиться к разговору, так как я - «парень непростой», а он обогащением не очень-то занимается, есть дела поважнее.  Вскоре у нас сложились хорошие, деловые отношения. Он понял, что меня можно использовать в  интересах объединения. Мне удалось уговорить его создать в объединении  службу по обогащению, я  рекомендовал туда проверенных, опытных работников. Теперь значительно ускорилось выполнение намечаемых мероприятий по освоению мощностей обогатительных фабрик. Была разработана программа строительства пятнадцати упрощенных сортировок на разрезах. Оживилась работа по строительству и освоению упрощенных сезонных  установок для обогащения  вскрышных пород, - это слой породы, снимаемый с поверхности земли для вскрытия угольного пласта.  При отсутствии обогатительных установок эта смесь угля и породы выбрасывалась в отвал. Обогатительные установки позволяли  извлечь угольную часть из горной массы в объеме более  трёхсот  тысяч тонн в год.

     Иногда мои претензии выводили Резникова из себя,  и он  отвлекался от беседы, то приглашая в конференц-зал посмотреть фильм о тибетской медицине, где его показывали для нас двоих, то  вручал два билета в кинотеатр на интересную картину... Хотя мог мне просто предложить покинуть кабинет,  но этого он себе не позволял. Однажды на коллегии министерства Резников  хорошо отозвался о моей работе, хотя она ему доставляла немало  неприятностей...

     Несмотря на имевшую место административно-командную систему  управления производством, инициатива снизу имела большое значение, она питала идеями, помогала быстро реализовать задумки. Особо ярко это проявилось на обогатительной фабрике Кедровского разреза. Фабрика имела две независимые технологические линии по переработке угля, мощностью по 3 миллиона тонн в год  каждая. Работала неустойчиво, в половину своей мощности. 

     В одну из  командировок ко мне обратился её директор с предложением, не останавливая работу предприятия, реконструировать фабрику. План был прост: на одной из секций заменить обогатительный аппарат на более производительный, перенести  рассевной  грохот  в помещение погрузки угля, исключить из схемы ленточный конвейер. Технологическая схема упрощалась, её производительность увеличивалась вдвое, улучшалось качество сортового угля. 

     Просмотрев от руки нарисованные схемы реконструкции и  ознакомившись на фабрике с предложением, я понял, что предложение стоит внимания.  Ответил так: 
     - Если бы вы обратились с этим предложением два года назад, я бы сказал - нет.  Но сегодня, когда нас призывают быть инициативными и стремиться к совершенству,  согласен вас поддержать. Но участие проектного института  обязательно.
     И тут же руководители фабрики обратились  с просьбой:
     - Убедите  руководство объединения в том, что это нужное дело и очень выгодное. Нас не слушают,  не хотят лишних хлопот. Всё основное оборудование у нас уже есть. Мы организуем круглосуточную работу.  Разрез готов нам помочь материалами и деньгами. 

     На следующий день  руководство объединения приняло решение поддержать коллектив фабрики.  После чего я отправился в институт «Кузбассгипрошахт», где договорился с главным инженером института  выполнить необходимые расчеты, в счет резервных лимитов  на проектирование.

     Через три месяца в Москву позвонил директор фабрики и сообщил, что реконструкция закончена, но запуск секции в работу не разрешает Кузбасское   управление Госгортехнадзора, из-за отсутствия проектной документации на переделки. Срочно вылетаю в Кемерово, осматриваю фабрику. У меня замечаний нет. Еду в проектный институт и встречаюсь с главным инженером:
     - Почему нет чертежей и расчетов прочности строительных конструкций? - отвечает:
     - Фабрика действовала, как партизаны-налетчики, мы не успели развернуться, а они уже всё сделали без наших расчетов. Так пусть за всё сами и отвечают.

     Приглашаю главного инженера  выехать со мной на фабрику. Осматриваем секцию. Никаких сомнений, заложены балки с двойным запасом прочности. Можно ругать лишь за перерасход металла.  Выдаю задание главному инженеру института: 
     - В трехдневный срок выполнить эскизные чертежи реконструкции, все расчеты несущих конструкций здания оформить в установленном порядке и передать объединению. В противном случае вынужден буду обратиться в Комитет народного контроля и попросить наказать вас  за срыв выполнения поручений. Мои угрозы возымели действие.  Необходимая документация была выполнена.

     Вскоре директор фабрики, Борис Федорович Буянов, ушел с фабрики,  поругавшись с директором разреза. Новым местом его работы стала небольшая фармацевтическая  фабрика, где он нашёл себя на новом поприще: освоил производство новых медицинских препаратов и стал преуспевающим бизнесменом. Впоследствии он не раз оказывал материальную поддержку Беловской ЦОФ, помня, где прошло его становление как  руководителя.

     Работая с Кузбассом около двадцати лет, я полюбил этот бассейн, познакомился со многими его работниками и стал ревнивым  защитником его интересов. Я изучил почти все его предприятия,  знал, где и сколько по маркам  добывается угля на шахтах и разрезах,  хорошо знал систему погрузки и перевозки  угля. И это вовсе не потому, что был такой способный.  К этому меня принуждала занимаемая должность.

     Однажды я был зачислен  в состав комиссии, направленной в Кузбасс правительством, когда было допущено снижение нормативных запасов коксующихся концентратов у металлургов, это грозило остановкой доменных печей. Разбирая причины в Москве, как всегда, спорили угольщики с железнодорожниками.  Угольщики доказывали, что у них достаточно угля на складах, и виной сбоев является  плохое обеспечение   вагонами.  МПС настаивало на том, что склады шахт и разрезов пусты.  Руководителем  этой комиссии был назначен начальник  статистического управления по Кемеровской области.

     В течение трех часов обсуждаем вопрос  у него в кабинете. Каждый выступающий защищает позицию своего ведомства, не зная конкретной ситуации.  Я уже давно убедился,  что чем выше начальник, тем меньше он знает. Вопросов много, а он один. Однажды, на совещании больших руководителей, защищая себя, начальник углесбыта Украины Мееров сказал примечательную фразу: «Я не такой большой начальник, чтобы допустить крупную ошибку». Обсуждаемые вопросы почти все мои, и я вынужден выступить. Разложив всё по полочкам, предложил проехать по предприятиям Кузбасса и ознакомиться с положением дел на месте. Разумеется, маршрут был предложен, исходя из интересов угольщиков.

     На завершающем этапе работы начальник статуправления попросил  помочь написать доклад для Совмина. В процессе работы он мне сказал:   «Я не думал, что в Москве так хорошо  и предметно знают  Кузбасс». Я ответил, что каждый должен знать то, чем он занимается, и у нас в  министерстве таких людей немало.    

    Однажды  мне  попалась справка об обеспечении  фабрик различных регионов запасными частями к обогатительному оборудованию, изготавливаемому Луганским машиностроительным заводом, на долю которого приходилось около 50 процентов всех поставок. Справка свидетельствовала о том, что завод годовой план выполнил на 101 процент.  А дальше шла расшифровка поставок по производственным объединениям.  Украина получила к плану 134 процента,  все остальные - от 65 до 75 процентов. Я не мог не реагировать на этот факт. Стал разбираться с механиком нашего управления. Оказывается, Госплан запчасти планирует в денежном выражении  по факту  получения за прошедший год. Украинские предприятия забирают с завода заготовки, а не готовые машины.

     Все претензии к механику нашего управления:   
     - Почему не ставишь вопрос перед соответствующим министерством? - отвечает:
     - Если тебе надо, то ты и спрашивай с них, а я писать никуда не буду. Завод иногда идет нам навстречу.

     Начальство не реагировало на мои замечания, Благов у нас уже не работал. Принимаю решение написать в Комитет народного контроля.  В письме излагаю существо вопроса, напоминаю о решениях правительства про первоочередное развитие Кузбасса. Действия завода квалифицирую не только как нарушение плановой дисциплины, но и как уголовное преступление, связанные с приписками и незаслуженной выплатой премий. Завод приучил потребителей, в условиях постоянного дефицита, низко ему кланяться и выпрашивать то, что ему положено получать по плану.            

     Через несколько дней обнаруживаю в  почтовом ящике  открытку с просьбой позвонить по указанному номеру в КНК. Звоню. Строгий голос представляется начальником отдела по машиностроению и спрашивает: 
     - Откуда вы так детально осведомлены об изложенных фактах?
     Отвечаю:
     - Работаю в Минуглепроме, и меня возмутили действия  завода.
     - Почему межведомственные проблемы вы не решаете на уровне министерств?…       
    Начинаю ощущать, что моему собеседнику не нравится моё обращение. Задаю ему вопрос:    
     - Если вы считаете моё обращение  неправомерным, то прошу вернуть   письмо, и я решу, куда его направить.   
     - Нет, нет, вы меня не поняли,  мы обязательно разберемся!

      После мне стало известно, что на завод выезжала комиссия. С завода позвонили нашему механику, выясняли, кто я такой,  пригрозили,  что мы в дальнейшем не можем рассчитывать на снисхождение в поставках.  Механик перестал со мной разговаривать. Зато фабрики России стали получать запчасти в соответствии с выделенными фондами.   

     За два с половиной года работы над постановлением по обеспечению населения бытовым топливом удалось обеспечить прирост производства сортовых углей и брикетов более чем  на 9 миллионов тонн  в год, или на 11 процентов.   

       Начавшиеся в Кузбассе в середине 1989 года массовые забастовки  шахтеров  стали началом хаоса и полного развала страны. Я был свидетелем того, как посещавшие Кузбасс секретари  ЦК КПСС были  растеряны,  не могли взять инициативу в свои руки. Условия диктовали все, кому было не лень. Безделье и отсутствие умения руководить страной  и должно было, рано или поздно, привести к тому,  что случилось...