Возвращение с того света...

В августе с председателем Кирово-Чепецкой местной организации ВОС Зоей Алексеевной Овечкиной мы приехали в деревню Марковцы к человеку, жизнь которого в августе 98-го года висела на волоске. Владимир Филиппович Чаузов с овчаркой Альмой встретил нас у калитки. На лай собаки навстречу вышла Ольга Степановна, жена хозяина ухоженного дома. Наш разговор мало-помалу подошёл к трагедии тринадцатилетней давности.

Август 98-го выдался погожим. Рабочие совхоза спешили воспользоваться солнечными денёчками. Перед уборкой зерновых всех механизаторов бросили на силосование. Привычные к крестьянскому ритму, они с энтузиазмом трудились весь световой день – с четырёх утра до 10 часов вечера.

Утро 3 августа в семье Чаузовых началось как обычно. Позавтракав, супруги вместе вышли из дома. Ольга Степановна дольше обычного задержала взгляд на спине удаляющегося мужа, на его ладной, крепкой фигуре, рубашке в клеточку. Почему-то вдруг стало не по себе, похолодело сердце. Отмахнувшись от неприятных мыслей, принялась за дела: она решила убрать лук и просушить его на солнце.

Когда увидела запыхавшуюся от бега дочку, полные страха и слёз её глаза, услышала слова: «Мама, там папа…», поняла, что случилась беда. Как была, побежала к конторе совхоза, слушая на ходу сбивчивый рассказ дочери, моля об одном: только бы жив остался. Мужа уже увезли в Филипповскую больницу. Люди стояли у конторы, обсуждая случившееся. «Горе-то какое! Не жилец Владимир-то...» – шептались бабушки. Кто-то ей сочувствовал: «Крепитесь, Ольга Степановна!..», кто-то предлагал подвезти до больницы. Всем было искренне жаль местную учительницу: дети любили её.

Когда вошла в палату и увидела мужа, сердце сжалось от боли: он был никакой, но в сознании. Врачи тоже были в шоке, даже не знали, с чего начать его собирать. Она сжала его руку и заплакала. Он силился что-то сказать, но у него ничего не получалось…

– Я отлично помню, как всё произошло, – вспоминает Владимир Филиппович. – Я тогда работал на силосном комбайне. Работы было много, да и стимул работать был: механизаторы зарабатывали до тысячи, когда директор хозяйства получал 200 рублей. Техника в хозяйстве практически на ладан дышала. Денег на ремонт или покупку новой техники не было. Мы сами, часто на ходу, старался подкрутить, подвертеть, если техника вдруг забарахлит. Так и в этот день. Я на обед не поехал – всё равно в поле привезут, что время зря тратить! – а решил подправить тягу передач. Комбайн не заглушил, поставил его на рычаг, взял разводные ключи и примостился под колесом. Ещё подумал, что моё тело так ладно вписалось в небольшую колею. Ключ оказался не того размера и сорвался, от этого, видимо, включилась передача и комбайн пошёл. Я даже не успел испугаться, что эта махина сейчас меня раздавит…

Он замолчал, снова переживая ужас той трагедии, а потом, справившись с волнением, добавил, явно сокрушаясь: «Если бы сообразил и глаза рукой прикрыл – бог с ней, с рукой-то! – глаза бы сохранил…».

Его обнаружили товарищи, когда вернулись с обеда. Он понимал, что произошло, но сказать ничего не мог из-за раздробленной челюсти. Практически ничего не слышал – лопнули перепонки. Ничего не видел – один глаз сразу вытек, другой был ранен. Несмотря на увечья – повреждён позвоночник, раздроблен таз, сломаны рёбра, проткнуто лёгкое – сознание не терял. На КАМАЗе его отвезли в деревню, вызвали скорую, но ребята решили до больницы держать его в кузове на носилках на руках. Местные врачи такого тяжёлого больного увидели впервые, у них не было опыта, чтобы облегчить его страдания.

Но на помощь одному из лучших механизаторов района уже спешили районные и областные врачи. Они прооперировали глаза, пытаясь спасти второй глаз, и скрепили челюсть. Транспортировать пострадавшего не решились, боялись – не вынесет дороги. Скорей всего тянули время: выжить после таких травм, не совместимых с жизнью, было нереально. Допускали, что если даже и выживет, не будет ни ходить, ни сидеть, ни говорить, ни видеть. Поразительно: он не хотел умирать, живучим оказался. В сознании был всё время. Неизвестно, какие рычаги сработали, но на шестой день искалеченного мужчину на вертолёте переправили в областную травму. Как говорят, с чистого понедельника начался его путь воскрешения к новой жизни, возвращение с того света.
В первую же ночь в реанимации в полусне он увидел своих бабушек, которые сказали: – Ты сюда к нам не торопись, внучек, живи, как живётся, на земле.

– Вы не поверите, – улыбнулся Владимир Филиппович, – но после этого сна мне стало легче, и меня вскоре перевели в общую палату. Хотя я и не видел, но ребята меня здорово поддерживали, разговаривали, шутили, телевизор я слушал. Жить захотелось. Интерес к жизни появился. И, надо же, ведь выкарабкался, чем многих удивил.

Постоянный контроль врачей делали своё дело – хотя и медленно, но кости начали срастаться, жестокая травма сдавала свои позиции. Через три месяца его перевезли в областную больницу. Неприятные воспоминания остались, когда в глазном отделении ему сказали, что второй глаз не спасти: «Время упущено, сетчатка глаза разрушилась, в лучшем случае вы будете видеть тени». «Где же вы были раньше? – хотелось упрекнуть врачей, но он промолчал.

И, правда, некоторое время светоощущение было, что вселяло надежду. А когда стал исчезать слух, ему показалось, что мир окончательно рухнет... Перспектива остаться без общения очень пугала. Спасибо, доктора в лоротделении подлатали.

Прикованный к больничной койке, Владимир Филиппович не раз мысленно прокручивал свою жизнь. Сам себя истязал вопросом, почему случилась беда? Почему он, бывший спецназовец, передовик производства, делавший в сезон по три нормы, получил травму, стал инвалидом первой группы? Это в 48 лет жизни! Такое даже осознать трудно. А как научиться жить по-новому? И позволит ли позвоночник двигаться? Сможет ли он смириться со слепотой? Ответить на мучившие его вопросы он не мог. Было лишь непреодолимое желание вернуться туда, в прежний мир. Хоть краешком глаза увидеть знакомые и дорогие сердцу лица, картины...

Часто вспоминалось деревенское детство. Лёгким его не назовёшь. Деревня жила тогда тоже тяжело. Но это было объяснимо: недавно закончилась война. Родители с утра до вечера работали, чтобы прокормить семью. В школу ходил за 5 км, каждый день туда и обратно. К ученью душа не лежала. Бабушка научила его всё делать по дому: и печку топить, и дрова колоть. Помнит, как она его наставляла: «Умение плечи не давит, главное – работай!». И он, последовав её совету, на всю жизнь полюбил сельский труд. Любая работа была ему в радость.
Окончив восьмилетку, с радостью уехал учиться на тракториста. Профессия для села, что ни говори, самая надёжная. Отработав год в совхозе, ушёл в армию, два года служил в спецназе. Вернулся в 1971 году, получил в совхозе новенький трактор, чему был безмерно рад. Директору удалось-таки уговорить, как он считал, перспективного молодого парня, поехать на учёбу в Нолинский техникум механизации, но после третьего курса учёбу он бросил – не лежала душа к руководству, ему было интереснее самому работать, нежели руководить людьми.

Часто ему снилась работа. Даже этот проклятый комбайн снился. Как будто бы он в поле, здоровый, ловко управляет трактором, хотя уже осознал, что работать никогда не сможет – никому не нужны слепые трактористы, даже патриоты родного совхоза. Это ради его престижа он вкалывал сутками почти 30 лет. Любая работа спорилась в его руках! Когда люди держались в деревне, они работали в две смены, а когда механизаторы стали разъезжаться в поисках лучшей доли, перешли на одну смену и работали весь световой день, по 18 часов в сутки.

Вроде только жить хорошо начали, достаток стал приходить в дома односельчан, строилось жильё, появились машины, молодёжь в селе оставалась. Но с перестройкой в стране начался бардак, и деревенская жизнь стала рушиться, колхозы и совхозы попросту стали не нужны, они выживали, как могли. Техника не обновлялась, её латали и умудрялись ещё как-то держаться на плаву. Потому что, считает, рабочая совесть в людях была жива. Даже в самые трудные времена люди стремились к работе. А когда нечего стало купить в магазинах, когда месяцами не выплачивали зарплаты и пенсии – это было страшно, как хочешь, так и выкручивайся. Людей спасало подсобное хозяйство. Даже учителя заводили коров, телят, поросят, кур, овец. Пришлось и Ольге Степановне учиться крестьянским премудростям, которыми владели её предки, прежде чем перебраться в город. Она тоже завела большое подворье, разрываясь между работой, детьми и хозяйством.

Все преобразования в крестьянском укладе резали по живому, за каждым были чьи-то сломанные судьбы, личные трагедии. Поманили людей фермерством, и в фермеры подались работящие люди, своим уходом обескровившие хозяйство. И где они сейчас? На северах гробят здоровье, чтобы прокормить свои семьи. Не нужны, видать, стали фермеры, другие эксперименты стали проводить.

Чаще других бессонными ночами думал о жене, Ольге Степановне. В выходные она приезжала к нему, утешала, кормила, обихаживала. Серебряную свадьбу надо бы летом отмечать, а он в такой переплёт попал. Помнит, как в двадцать один год влюбился в молодую учительницу. После института городская девушка приехала по распределению в Марковскую школу, на родину своих родителей. Жила с подругой, которая вышла замуж за его друга. Он-то и познакомил Владимира с будущей женой. Через год и они сыграли свадьбу. Поначалу шумно жили, правда, шумел в основном он. Дети и домашние дела требовали времени, а он сутками на работе. Жена упрекала, а он горячился. Самолюбив уж больно был. Только позднее осознал, что был не прав: учителя в то время не только уроки и внеклассную работу вели, но и общественной работой были загружены. Спасибо тёще, это она спасла их брак, переехав из города к ним после смерти мужа. Она помогла поднять детей, дала им обоим работать столько, сколько могли…

В декабре, после всех больничных мытарств, Владимир Филиппович вернулся в Марковцы. Кругом было белым-бело от снега, и ему тоже надо было начинать новую жизнь с чистого листа. Все, кто был наслышан об этой трагедии, с трудом верили, что чепецкий механизатор остался жив после того, как по нему проехал семитонный комбайн. Не иначе, судачили, в сорочке родился. Сам пострадавший чудо своего возвращения с того света объясняет тем, что благодаря колее на дороге и паханому, мягкому полю его частично вдавило в пашню, и тем, что по нему прошлось только переднее колесо, очень широкое, из арочной резины, а заднее его не задело.

– Честно говоря, получив такой удар, я упал духом, – сознаётся в собственной слабости Владимир Филиппович. – По натуре я человек быстрый на поступки и дела, раньше без работы не мог и часа просидеть. Смириться с беспомощным состоянием, привыкнуть к «безделью» было невыносимо трудно. А когда отказал ещё и слух, совсем сник. В депрессии был жестокой. Казнил себя за неосторожность, которая привела к инвалидности. Я чувствовал, как жена разрывается, денег не хватает. К тому же, пока лежал в больнице, люди пережили дефолт, который съел их годами накопленные сбережения, а ведь селяне заработали их собственными потом и кровью. Согласитесь, есть повод поплакать над собственной судьбой.

Уже дома начались проблемы психологического плана. Ольга Степановна всеми силами пыталась выходить любимого человека, ухаживала за ним, как никто.

– Действительно, приспособиться к сильно изменившимся условиям жизни у мужа сразу не получилось, – говорит она. – После больницы дни надо было наполнять каким-то содержанием и смыслом. Первый год был самым трудным. Ему не хотелось жить. Лишь надежда на частичное восстановление зрения поддерживала это желание. Когда перед выпиской ему сняли повязки, оказалось, что левый глаз немного видит свет. Однако в институте Гельмгольца достаточно прямолинейно охладили наш пыл, что надежды на возврат зрения нет. Мужу пытались объяснить, что инвалидность – не приговор, с этим можно научиться жить. Нужно только захотеть жить дальше – и всё получится.

Возвратившись из Москвы, он не сразу приспособился жить по-новому, хотя быстро научился сам себя обслуживать. Были метания, отчаяние, безысходность. Года три себя не мог найти, но постепенно всё-таки смирился со слепотой. Лишь в квартире чувствовал себя уверенно и спокойно. Дома ему было знакомо буквально всё – каждая дверь, любая вещь, всегда стоящая на своём месте. Лёгкое прикосновение пальцев – и всё мгновенно обретает свою форму, даже цвет. В памяти оживают картины прошлой жизни.

Я боялась, что муж запьёт, но бог миловал – на вино его не тянуло, хотя, чего греха таить, были случаи – иногда напивался с тоски. Я не скандалила. Терпением меня бог не обидел. День за днём старалась вывести его из состояния апатии. Помогли дети, которые жили самостоятельно, друзья и близкие. Их поддержка была спасительной. А когда слух стал возвращаться, когда он приобрёл слуховой аппарат, жить стало легче. Благодарна обществу слепых, которое направило мужа в Волоколамский центр реабилитации, где он увидел людей, которым было гораздо труднее его. Оттуда он вернулся совсем другим человеком. Я не один год вселяла в него надежду и веру в себя, а там это сделали за два месяца. Мы с детьми не нарадовались, что у него снова появилось желание жить. А когда в доме появилась овчарка Альма, жизнь совсем изменилась. Он натура деятельная, куда бы он без собаки? Мне ведь некогда было уделять ему много внимания: работа в школе требовала времени и отдачи. Собака для него больше, чем друг. За восемь лет она стала членом нашей семьи.

Прервав жену, Владимир Филиппович рассказал о поездке в Купавну:
– Мы с Альмой сразу понравились друг другу. Две недели жили в двухкомнатной квартире, привыкая друг к другу. Когда вернулся в Марковцы, жена прошла с нами по всем деревенским маршрутам, а потом я стал ходить с Альмой, учился «видеть» дорогу ногами. Она очень умная, понимает все команды. Конечно, дороги и проблемные участки я помнил по зрячей жизни и понимал, если она ведёт меня не туда. Был уверен, что после дождя в лужу не затащит. Только осенью в непогоду мы оба не выездные, а зимой для нас раздолье. За здоровьем Альмы мы следим. На питание деньжат подкидывают, да и мы сами ничего для неё не жалеем. Каждый год ездим на прививки к ветеринару. Часов в семь вечера закрываемся с ней в комнате, и до семи утра она ведёт себя спокойно. Потом я выпускаю её на прогулку. Не представляю, как бы я жил без неё, да без книг. За счёт книг я и живу, день и ночь практически с ними.

И это не просто слова. Владимир Филиппович – один из самых активных читателей специальной библиотеки для слепых. Даже жена, учительница литературы, подтверждает, что благодаря книгам её муж вырос и духовно, и интеллектуально. Только вот магнитофон книголюба пришёл в негодность, износился, а ехать в город и проходить все кабинеты, чтобы оформить ИПР для получения тифлофлешплеера, желания у супругов нет. «Я лучше сяду на хлеб и воду и сэкономлю деньги, чтобы купить аппарат, чем снова испытавать эти унижения в больничных кабинетах» – твёрдо говорит Ольга Степановна.

Меня интересует, оказывает ли инвалиду по зрению какую-нибудь помощь государство?

– Не скажу, что государство нас бросило, – говорит Ольга Степановна, и муж с ней соглашается. – Конечно, слепота убивает, но и с этим недугом жить можно. Надо радоваться тому, что есть у нас, что имеем. Деревенская жизнь нас не тяготит. На селе жить нелегко, но с проблемами мы пока справляемся. Причин для недовольства нет, и хуже люди живут. В Волоколамске муж познакомился со слепым, у которого пятеро детей, а жена бросила. Вот это страшно. А у него есть я, дети, Альма, односельчане уважают, сочувствуют, относятся по-доброму. Сосед с сынишкой прошлым летом забор переставил, каждую весну помогает вспахать огород. В магазинах все продавцы обходительные, никогда не обсчитают. Друзья хоть и разъехались, но когда приезжают, заходят. Мы всегда находим поддержку у администрации поселения. Нам бесплатно провели водопровод. Недавно в наши дома пришёл газ, облегчив нашу жизнь. У нас сейчас и отопление, и ванна – всё, как в городе. Были бы деньги, сейчас всё можно сделать и купить.

Наши дети выросли добрыми, заботливыми, самостоятельными, они у дела, часто нас навещают. Мы ими довольны. У них свои семьи. У сына двое детей, наши внуки. Дочка младше брата на три года, окончила пединститут, но в школе работать не захотела. Младший родился в 85-м, больным. Где только мы его не лечили, но всё напрасно – 10 октября прошлого года отмучился.

Жалеть сейчас надо об одном, что деревня рушится, и никому до этого нет дела. Тысячи гектаров не обрабатываются, заросли лесом. Население сократилось в два раза. Вроде все условия к жизни есть, но медицина ни к чёрту не годится. Старенькую маму мужа год назад мы к себе перевезли. Две недели болеет, а помочь некому, никто из врачей не приезжает. В такую жару и до беды недалеко. Вот так и изживают деревню.

Ольга Степановна пишет стихи. Известный вятский писатель Е. А. Мильчаков убеждает её, что надо их опубликовать, но автор не соглашается: «Это только мои мысли, и я не хочу, чтобы кто-то их читал». Супруги не только по-прежнему не утратили чувств друг к другу, но и ведут здоровый образ жизни, не надеясь на медицину.

Уезжая из Марковцев, мы порадовались, что сегодня в семье Чаузовых царят мир и гармония. Владимир Филиппович пожелал всем членам ВОС не терять мужества, самообладания, быть добрее и терпимее друг к другу. Со своей стороны и мы пожелаем чете Чаузовых счастья и здоровья, исполнения их заветной мечты – быть поближе к своим детям.

И последнее. Никто не знает, что ждёт нас сегодня, завтра и в далёком будущем. Порой каждый день может оказаться сюрпризом. Каждый из нас в одночасье может не увидеть дневного света, окружающей обстановки, лиц родных и любимых людей. Поэтому зрячим иногда полезно вспомнить, что рядом с нами живут те, кто очень нуждается во внимании и помощи других людей, и попытаться сделать что-нибудь, что сделает их жизнь немного лучше и интересней.


Рецензии
Спасибо за приглашение, Лидия -- Ваше письмо получила. Вы просите отзыва.

Что я могу сказать? Нужное и своевременное дело находить таких людей, вникать в их жизнь. Доносить эту горькую правду до других. С точки зрения журналистики здесь все ровно, выдержанно, наверное, "форматно", как сейчас любят говорить даже в районках. С другой стороны текст содержит немалое количество газетных "штампов", что заставляет желать его, как это уже выразился автор одной из рецензий, короче, компактней.

Много лишних отсылок, обрывающихся и логически незавершенных. НЕ понравилось и очень описание гибели внука. Он, "маленький", почему-то "отмучился". А взрослый комбайнер тогда что? Мучается еще больше, страдает?.. Во имя чего? Желает ли ему и жена такого, вот «Облегчения», «отмучивания»? Несколько некорректно звучит, Вам не кажется? Как-то, вот, очень холодно по ребенку мне стало. Бабушка сразу показалась какой-то неискренней, зацикленной только на своей большой беде.

Может быть, и не нужно было здесь этой детской смерти? Логические звенья такого рода отвлекают от главной сути, делают текст механичным, растертым вдоль и поперек другими повествовательными линиями.

Теперь с точки зрения художественности... Если честно, ее маловато, вернее, ее просто нет. По прочтению у меня так и не сложились портреты этого человека и людей, его окружающих. Не сложилось представления и о внешней "атмосфере" -- нет «очерковости» быта, нет природы, нет ощущения присутствия. Много нравоучений. Причем, напористых, штампованных, мало аргументированных. Это -- в рассуждениях о загубленности деревни, медицины, взаимоотношениях с властью и т.д... Всего этого как-то многовато. Оно могло бы и не звучать столь прямо. Оно читалось бы между строк, потрудись автор заглянуть во внутренний мир своих героев, поработать над их прямой речью, заговорить в материале их языком. Были бы и портрет кой-какой, и моралите прикрылось бы...

Но... это только МОЕ мнение. Вы попросили высказаться, Лидия, я высказалась, как можно объемней.

А в общем -- Вы умница! Из этих наработок со временем может вырасти великолепная, очень нужная и востребованная «Книга судеб».

Спасибо Вам!

С уважением,

Инна Молчанова   16.01.2012 23:56     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.