Рождественская жуть

Голое незашторенное окно, за которым лютует январский ветер. Голая чугунная батарея, от которой веет холодом. Голые обшарпанные стены, голая лампочка в патроне под потолком, голый маленький человек посреди комнаты. В руке он сжимает револьвер, старый, потёртый Webley-Fosbery с рукоятью из слоновой кости. Тускло блестит в свете лампы лысина, потное испуганное лицо; всё дряблое, обрюзгшее тело покрыто бисеринками пота. Мужчине явно холодно и неуютно, ствол револьвера дрожит вместе с замёрзшим телом. Внезапно он крепче сжимает рукоять оружия, зажмуривается и … краснеет.

Из глаз брызжут слёзы, голый зад смачно шлёпается на грязный пол, мужчина закрывает лицо руками и больно разбивает себе лоб револьвером. Ему себя жалко, он противен себе, но жалости всё же больше — складки на боках содрогаются в такт плачу. Пухлая, словно детская, левая рука размазывает по лицу слёзы и сопли — как же ему жаль себя!

Внезапный звонок в дверь отвлекает мужчину от столь увлекательного занятия — он брезгливо бросает револьвер в угол, от чего старый, изношенный механизм приводится в действие и с необычно тихим хлопком стреляет. Пуля разбивает лампочку и со шмелиным жужжанием рикошетит от потолка, от стены, финишируя наконец в дряблой левой ягодице зарёванного дяденьки. Тонко взвизгнув, он ничком шлёпается на пол. От страха мужчина даже перестал плакать.
 
Разом погружённая в ночь, комната заиграла новыми красками. Стены разделились на блестящие и неблестящие в уличном свете зоны, образующие словно-бы географическую карту. По этой карте чуть погодя, начали курсировать корабли — обрадованные темнотой, изо всех многочисленных щелей повылезали тараканы. На месте, примерно соответствующем Аргентине, один из тараканов остановился и задумчиво повёл усиками. С точки зрения таракана, след от пули выглядел, по крайней мере, окопом для стрельбы из положения стоя, но вряд ли таракан когда-либо стрелял. Задумчиво поведя усиками, насекомое обогнуло воронку и поспешило по своим делам.

Прошло полчаса. Дяденька начал замерзать, одновременно с холодом до него стал доходить весь комизм ситуации: уважаемый человек, ведущий бухгалтер предприятия лежит в съёмной квартире, на холодном полу,  голым и с пулей в пятой точке. С антикварной пулей, выпущенной из антикварного револьвера позапрошлого века, поправил бы его на удивление крупный таракан, заползший прямо на ствол и оттуда взиравший на это великолепное в своей абсурдности зрелище. Однако тараканы навряд ли были способны оценить ситуацию, они ведь даже в оружии не разбираются.

Молча, на четвереньках, озябший бухгалтер двинулся к той стене, от которой рикошетировала пуля. Ступив ладонью в осколки разбитой лампочки, он ойкнул, однако пополз дальше, пока, наконец, не очутился напротив причудливо изуродованной безвестными гастарбайтерами Южной Америки. Именно она отчётливо узнавалась в очертаниях ноздреватых пятен шпатлёвки.

В тёмной, едва освещаемой с улицы, комнате, голый мужчина раз за разом задумчиво прикасался пальцем к дыре на месте Буэнос-Айреса. Мужчина понял что-то очень важное, что-то, сознания чего он был лишён всю сознательную жизнь, нечто, ради чего, пожалуй, стоило получить пулю. Впервые в жизни у него появилась мечта.

Молча, сверкая в темноте белками глаз, бухгалтер поднялся на ноги и на диво уверенно направился к месту, куда, готовясь к суициду, сложил одежду. По пути он окончательно прекратил существование несчастной лампочки, наступив на её осколки розовой пяткой. На этот раз мужчина не издал ни писка. Это был словно другой человек. Всё, что осталось от него прежнего — грандиозная ссадина от пули на левой ягодице, на которую безучастно взирал со своего антикварного наблюдательного пункта крупный таракан. Насекомое переменило позу лишь тогда, когда сквозь распахнутую мужчиной входную дверь ворвался яркий, ослепительный солнечный свет, когда песни незнакомых птиц и запахи неведомых фруктов заполнили голую комнату обычной панельной девятиэтажки на окраине.

Щурясь, мужчина шагнул прямиком на ярко-летнюю улочку Буэнос-Айреса. Лишь на секунду став прежним, он аккуратно, бесшумно притворил за собой дверь. Сухо щёлкнул английский замок и комната снова погрузилась во мрак.

«Вот и ещё один. Ещё 3 патрона, и всё. — подумал Бакалавр, шевеля усиками, - А этот бухгалтер, пожалуй, не такой и дурак». Соскочив со ствола, обречённый быть тараканом быстро и мягко пронёсся вдоль плинтуса, взбежал по холодной трубе отопления и скрылся в вентиляции.