Враги

                1.
Каждую ночь лагерь жил пьянящим ожиданием скорого штурма. Вокруг множества костров, отбрасывающих отблески пламени на оружие и доспехи, в воздухе витает грозное возбуждение, отражающиеся на лицах собравшихся вокруг них, масками сосредоточенного гнева ветеранов, отчаянного нетерпения молодых солдат, пьянящего ужаса юношей впервые вставших под знамена Черного Барона.
Их командир вышел из палатки, война давно стала его ремеслом, но и ему не удается расслабиться и уснуть. Слишком высоки ставки, слишком велик риск. Слишком долго он ждал встречи с врагом, от которого его отделяет лишь пологий склон холма, заканчивающийся в редком кустарнике у рва с водой. Здесь берег порос камышом, а за ним крепостной вал и стена, через которую легко можно запустить стрелу, осветив ей путь ненавистью. За стеной движутся тёмные тени и там на их лица тоже ложатся жаркие всполохи караульных костров. Там тоже ждут.

Сердце гонит горячую кровь, и та стучит копытами бешеных  табунов, живущих в ней, в виски человека поклявшегося именами святых и памятью предков отомстить за все слёзы, которые он не мог утереть всем вдовам, сиротам и старым калекам. Отомстить за засыпанные пеплом колодцы и источники. Отомстить за позор поражений. За жизнь без надежды. За детей, у которых украли отцов. За женщин, будущее которых лишили любви. За обездоленный край, за который некому постоять. Но скоро враги заплатят им за всё.

Напрасно смуглолицая красавица, бывшая его верной спутницей в долгих походах, поднялась за ним следом. Напрасно зовёт вернуться в палатку. Она молода. Красива. Её лукавый взгляд лишает сна и рассудка. Её молодая грудь, полная у основания, слегка вытянутая к вершинам, увенчанным крупными тёмными сосками, сушит и дразнит. На ней нет сейчас ничего кроме множества украшений подаренных им.  Она прикасается к его руке и начинает удивительными движениями бёдер чарующий танец.
Но не на неё он смотрит  сейчас. И ни она, ни кто другой не заставят его оторвать глаза от крепости, мрачной преградой вставшей на пути его отряда.
 
Где-то там за этой стеной заблудился рассвет. Лагерь только что затих, но вдруг взорвался криками. Кажется там, в пойме реки начинается бой. Слышно как лязгнули клинки. По-бабьи запричитал раненый. Всё стихло.
Минуту спустя по подъему холма к его платке спешит сотник с сообщением: взяли вражеских лазутчиков, они хотели уйти по воде, но там стояли наши коневоды и их затея провалилась. Двое убиты. Один ранен – ему разрубили плечо. А одного взяли живым. Связали. Ведут сюда.

                2.
Вражеские костры горят на его земле, алчно вспыхивают глазами кровожадных хищников, стремясь заглянуть сюда, за крепостные стены, запугать, сломить, выжечь саму мысль о сопротивлении. Уничтожить и растоптать то, что ему так дорого. Глупцы! Среди его воинов нет трусов. Каждый почтёт за честь отдать жизнь за своего господина, отомстить за поруганную землю и кровь родных и близких. О, им есть за что ненавидеть врага, даже умирая, они будут грызть его зубами, рвать на части и жадно пить его горькую чёрную кровь!
Черную…. Его злейший враг никогда не снимает чёрных одежд, ездит на черном жеребце и даже завел себе чернокожую невольницу из далеких южных стран. Злобный хвастун! Зачем тебе черные одежды? Ведь каждый и так знает, что твоя душа черна как сажа!
 
А что же тот, кто взирает на неприятеля со стен старой крепости? Он, как в сказке, никогда не любил иного цвета, кроме белого. Белый Герцог, так называют его. И  белый сокол свободно парит на его развернутом стяге.
Белый и Черный. Добро и Зло. Все как в дешевых пьесах, которые он видел в детстве в балаганах заезжих комедиантов, где клюквенный сок течёт вместо крови. Но только теперь с подмостков жизни течёт горячая человеческая кровь….

Белый герцог вздохнул. Враги. Их слишком много. Барон знал, когда нанести предательский удар. Гарнизон крепости невелик, но, вставший лагерем под её стенами, Черный негодяй не подозревает, что здесь верная гвардия Белого герцога. Каждый из его «бородачей» это его опора, сила и отвага. И каждый из них стоит в схватке десятерых, а, значит, расклад не так плох. Из прошлой вылазки они приволокли пленного. Важная птица. Одни доспехи стоят целой деревни. Гордое лицо, надменный взгляд, да только в этом взгляде, как в черном омуте плеснулся животный ужас. Боишься? Ты задрожишь еще сильнее, когда узнаешь, что за участь ожидает тебя!
Все не так плохо. Сегодня он отправил за помощью четырех лучших разведчиков. Надо продержаться три дня. Всего три дня и три ночи. И тогда Барон захлебнется своей кровью.

Легкий шорох платья за спиной. Герцог обернулся.
Глаза его потеплели. Как же она прекрасна. Юная нежная, как бутон розы. И её слезы, как искрящаяся роса на лепестках. Два месяца назад она стала его женой, но он до сих пор не может поверить упавшему в руки счастью. Она плачет, глупышка. Всему виной сон, в котором она увидела его мертвым.
Герцог шагнул к ней, желая обнять, укрыть от ночной прохлады это хрупкое и такое беззащитное создание, беззаветно и без колебаний поверившее в его любовь.

За рекой раздались крики, звон оружия, заметались факелы.
Лицо герцога окаменело. Это могло означать только одно: разведчики попали в засаду….

                3.
С рассветом с крепостной стены призывно пропела труба, предупреждая лагерь неприятеля о скором прибытии парламентеров.
И вот, перед палаткой со штандартами Черного барона, уже стоят несколько горожан и двое рыцарей. Возглавляет  их посланник Белого герцога – худой, высокий старик, совсем седой, длинноволосый,  с усталыми глазами и припухшими веками, в высоких кожаных сапогах и кожаном колете, покрытом на плечах ниспадающим белым плащом с изображением креста и знаков своего рода.

Навстречу им из палатки, тяжёлыми шагами вышел, громадный, одетый в дорогие, переливчатые, как ртуть, доспехи, сияющие в лучах восходящего солнца, капитан. Утренний воздух ещё не прогрет, а его лицо уже лоснится от пота. Он вышел из палатки один, а это, значит, больше переговоров не будет. Однако, законы войны требуют уважать парламентеров. Капитан сообщает:
— Ваше условие поменять одного на четверых не приемлемо! Помимо этого они видели наш лагерь – много знают.
— Могу ли я надеяться, что вы сохраните им жизнь до конца осады!
— Нет, их повесят, сегодня в полдень на холме напротив городских ворот, чтобы их жены не думали, что сегодняшний рассвет они встретили в постелях с городскими блудницами.
— Капитан, один из них мой сын!
— Скажите, который, и тогда Барон повесит его повыше.
— Буду рад встрече с вами на поле брани. Прощайте.

                4.
Пленных лазутчиков казнили в полдень, двоих повесили мёртвыми, третьего живым, последний, самый молодой, связанным ждал решения своей участи под обозной телегой.
День проходил в тщательной подготовке штурма, осмотре боевых машин, ревизии припасов. Тянуть с осадой невозможно, не хватит сил, да и армия герцога, наверняка, двинулась на выручку своего сюзерена. Закончить всё необходимо этой же ночью, самое позднее завтра. Больше нет сил терпеть это невыносимое ожидание, рука постоянно сама ложится на рукоять меча, а взор ищет за бойницами презренного супостата. Навозный червь, бледная немочь, рыбий помёт, как там еще называют тебя твои холопы. Белый герцог, скоро я позабочусь о вечной бледности на твоем лице, я увижу, как побледневший от страха и ужаса, ты будешь просить меня о милости. И ничего не получишь.

В черной одежде и золотой пыли гаснущего солнца он вернулся в палатку, чтобы ещё раз увидеть любимую и проститься с ней. Но путь ему преградили братья-рыцари:
— Враги не отдают голову нашего брата, требуют взамен четвертого.
Оказывается рыцарь, попавший в руки врагов, погиб. Его обезглавленный труп с оторванными ногами только что перебросили с той стороны крепостной стены.

Когда визжащего от побоев лазутчика притащили к палатке, он с трудом перевел дух и крикнул:
— Ненавижу вас, черные жабы! — и с ужасом выслушал собственный приговор:
— Слушай, юнец, сейчас тебе вспорют брюхо, и вместо ливера засунут туда болотную жабу, а вместо языка в рот посадят лягушку. И я буду жалеть больше всего на свете о том, что не увижу, как твоя мать, обезумев, истошно вопя, будет плакать над тобой. Прижиматься к тебе заплаканной щекой, и, услышав робкое биение надежды под твоей рубашкой, поверит, что ты жив, и будет целовать тебя, а её поцелует в ответ холодная жаба.
— Давай!  Верю, ты сделаешь, как сказал, — голос юноши дрогнул, — и я вечно, на земле и в аду буду проклинать тебя сатана, потому что ты скрываешь под черной одеждой душу дьявола!
— Нет, я ношу этот костюм с тех пор,  как Белый герцог, поступил с моим отцом так же, как я сейчас собираюсь поступить с тобой. Он надругался над моим отцом… и моя мать сошла с ума… и  я поклялся не снимать траура пока не воздам убийце по заслугам… а сейчас,  я хочу, чтобы твоя мать страдала так же, как страдала моя!

                5.
Он почти оглох от грохота камнеметных машин, звона клинков и воплей раненых.  Крепостной  бруствер, лишившись большинства своих зубов,  напоминал ощеренный рот мертвеца, через который вместе с утренним туманом, подобно черной змее, вползали новые и новые орды врагов.  Их оказалось слишком много. Видя, как последний из его «бородачей» упал сраженный алебардой, Белый Герцог понял, что проиграл. В лужах крови, изуродованные и перепачканные каменной пылью, лежали те, кто поклялся до смерти защищать своего господина. И они сдержали свою клятву.
 
 Герцог стоял над трупами друзей в разорванной кольчуге, рваном грязном плаще и его спутанные длинные волосы трепал холодный ветер. На окровавленном лице безумными звездами горели глаза. В руке он сжимал меч, а его губы шептали проклятья. Когда на крепостной галерее показался его враг – Черный Барон,  ноздри Герцога хищно затрепетали, он рассмеялся  смехом помешанного и закричал:
— Сюда! Иди сюда, Черная Жаба!
Барон увидел своего врага и его губы растянулись в ухмылке. Он что-то сказал  слугам и несколько рыцарей в черных доспехах поспешили к Герцогу.
В тот же момент почти у самых ног Белого Герцога зашевелилась гора человеческих тел. Его старый полковник, тот, что вчера вел переговоры, с трудом спихнул с себя тело вражеского капитана и прошептал окровавленным ртом:
—  Милорд, спасайте… вашу жену…
Пелена безумного наваждения растаяла.  Как он мог забыть?! От мысли об участи, которая ожидала его любимую, по спине Герцога потек пот. Он кивнул смертельно раненому и сказал:
—  Спасибо, храбрый старик!

Он бежал по длинному пустому коридору и сердце оглушительно бухало в груди. «Где же ты, любимая? Где?»
Кухня, каминный зал! Пусто! Где Ты?!
Он нашел ее в капелле. Его любимая стояла на коленях перед маленьким алтарем. Слева от нее скорбной статуей замер монах, горбатый бельмастый уродец в заляпанной грязью рясе, такой грязной, словно он сам только что вернулся с ристалища.

Женщина обернулась. Её бледное личико озарилось улыбкой. Она  встала с колен. Герцог шагнул к ней и вытащил длинный стилет…
—  Что вы делаете, милорд?! —  Закричал монах.
Герцог не слышал его. В тот момент, когда его губы слились в страстном поцелуе с губами любимой, холодный клинок нащупал её грудь…
За их спиной  загрохотали сапоги.
В капеллу ворвались четверо. Черный барон остановился на пороге и его рев усилился и отразился от сводчатых стен храма:
— Успел! Что же, твоей подстилке повезло! Но ты не отделаешься так легко!
Герцог осторожно опустил тело жены на мозаичный пол. Выпрямился и с усмешкой взглянул на врага. Меч с лязгом выпрыгнул из ножен.

— Вы не смеете! — Запричитал сгорбленный монах. --  Опомнитесь! Это дом молитвы!
— Прочь, серая крыса! —  Оскалился барон. Он взмахнул мечом, и служитель Господа  повалился мертвым.
Черная перчатка указала на Герцога:
— Взять эту белую гусеницу! Он мне нужен живым!
Три черных рыцаря, как гончие псы накинулись на жертву. В дрожащем свете факелов засверкали клинки. Маленькое помещение взорвалось звоном стали и проклятьями дерущихся.
С лица Герцога не сходила улыбка, он пружинисто перемещался по залу, словно исполнял свой последний танец. Удар, поворот, отскок в сторону, длинный выпад, блок!  Снова удар и тела врага забилось в конвульсиях у его ног. Барон взревел от злости. А Герцог, все так же улыбаясь, ткнул стилетом в бедро одного из нападающих и скользящим ударом меча достал второго. Все трое истекали кровью, но продолжали бой. Левая рука Герцога больще не действовала, перерубленная в плече, висела безжизненной плетью. Правая же, ткала мечом немыслимые узоры смерти.

Свистящий удар и второй противник, захлебываясь хлынувшей из разрубленного горла кровью, рухнул на пол. Борон заскрипел зубами.
В тот момент, когда Герцог вонзил клинок в живот последнего нападающего, барон не выдержал.
--Умри, тварь!
Его длинный меч метнулся к груди врага и погрузился в нее по рукоятку.  Враги замерли. Их глаза встретились. Герцог больше не улыбался. Он силился, что-то сказать, но с губ слетело лишь невнятное бормотание.

Барон с проклятием выдернул меч, и тело врага неуклюже сползло вниз.
Он долго смотрел на труп своего давнего недруга и хмурился. Ручеек крови из рассеченной груди Герцога достиг его сапога и начал неторопливо огибать носок. Барон брезгливо одернул ногу, вздохнул и мрачно побрел прочь.

                6.

За пиршественным столом одна хмельная чаша сменяла другую. Черный Барон говорил здравицы за каждого, кто был с ним в главной битве его жизни. Немногие из тех, кто пришёл с ним три дня назад под стены этого города, смогли разделить сейчас его трапезу, и его победу.
Солнечный диск окровавленным глазом опускался за холмы.
Барон не чувствовал ни боли, ни радости. Усталой рукой он поднял кубок с вином и крикнул своей женщине, бывшей здесь же со всеми.  На ней был мужской костюм и кольчужное оплечье отличной работы:
— Принеси ещё вина! Я хочу выпить за наших врагов!

Его наложница вздрогнула и поднялась со скамьи, а за столом воцарилась гробовая тишина.
— Братья, — барон говорил громко и уверенно, —  братья, много лет ненависть была нашим знаменем, а месть единственной целью. Нас закалили походы, пожар войны опалил нам сердце, сегодня в прах повержен перед нами наш главный враг. Сегодня не осталось ни одной силы равной нам в бою,  но я призываю вас отдать дань тем, с кем сражаясь, мы стали непобедимы! Я пью за наших врагов!

Его голос утонул в смехе и улюлюканье, рыцарям понравилось сказанное, а тем временем темноликая женщина, проскользнув в палатку, склонилась над кувшином с дорогим вином. От пришедшего вечером с маркитантами кривого чернеца, она получила кошель золота, обещание не чинить ей препятствий, ни в чем, если  решит остаться жить в этих краях и крохотный флакон с ядом, открыв который, она высыпала смерть в широкое горло кувшина тонкой белой струйкой.

               
                Декабрь 2011