Сон

«Конец. Я умер. Я разбился об асфальт и умер.»

Он резко открыл глаза и судорожно вдохнул. По всей коже «бегали мурашки», будто он долго находился в очень неудобной позе, а теперь тело приходило в норму. Намокшие от холодного пота пряди волос налипли на лицо, и сперва ему показалось, что это потеки запекшейся крови после удара. Он аккуратно поднял руки и провел ими по вискам, привычным движением убирая волосы за уши. Скосив глаза немного влево, он увидел в темноте зеленые цифры электронных часов. Как и некоторые другие вещи в его квартире, эти часы были неизменной частью обстановки и не обязательно было видеть их полностью, чтобы спросонок понять, что он дома. Достаточно просто уловить глазами еле заметный зеленоватый отблеск на обоях или легкий блик на экране телевизора и внутренний центр «все нормально, я дома» сразу давал команду телу расслабиться. Так было и в этот раз, но он все равно посмотрел на часы. На табло светились цифры ноль, два, четыре, четыре. Последняя четверка превратилась в пятерку.

«Без четверти три. Еще ночь.»

Спать больше не хотелось, но было нужно. Утром на работу. Он перевернулся со спины на бок и поморщился от неприятного прикосновения к щеке влажной и холодной от пота наволочки. Мокрая футболка прилипла к груди и между лопаток.
 
«Придется вставать.»
   
 Он откинул одеяло и сел на краю кровати. Пошарил ногами по полу, но тапок нашелся только один. Левый.

«Лучше чем ничего.»

Надев тапок на ногу он встал. В призрачно-зеленоватом свечении часов он подошел к шкафу и достал сухую футболку. Свежесть этой футболки можно было поставить под сомнение, но она была сухой, и этого было вполне достаточно. Мокрая футболка отправилась на вершину небольшой кучи вещей рядом с кроватью.

Мочевой пузырь напомнил о своем существовании, и он направился в туалет. В комнате включать свет не было смысла, он прекрасно ориентировался в своей квартире и в темноте, но туалет – это другое дело. Открывая дверь в уборную, щелкнул выключателем. В еще не проснувшемся мозгу пронеслась мысль:

«Раз включает, значит - включатель.»

Обращать внимание на ненужные мелочи и сразу о них забывать с какого-то времени стало для него привычкой. Хотя на глобальные события, окружающих людей, прожитый день и прочие, более весомые, моменты он мог просто не обратить внимание.

Яркий свет от лампочки резанул по глазам, и он зажмурился. Несколько раз моргнув и потерев глаза кулаками он близоруко посмотрел в унитаз. Через пару секунд  глаза привыкли к свету и картинка перед ними  сфокусировалась. В унитазе плавал окурок. Он не смог вспомнить курил ли он в туалете и, если курил, то когда. Справил нужду, стоя упершись лбом в нависший над унитазом бойлер.  В месте соприкосновения лба и белого бока бойлера отчетливо виднелось жирное пятно и несколькими налипшими волосками. Пара последних капель мочи упала на пластиковый кружок унитаза, но ему было все равно, ведь теперь некому сделать ему замечание и вытирать их он не стал. В следующий раз.

Выходя из туалета, он споткнулся, зацепившись тапком за порог. Тапок слетел и  остался по ту сторону двери. Он выключил свет, не обратив внимания на боль в ноге.
 
«Теперь точно выключатель. Слил или не слил?»

Босиком, в трусах и футболке он прошел на кухню. Слабого света от уличного фонаря хватало чтобы не включать лампу. Он сел за стол и закурил. Вкус первой затяжки, как всегда, был дерьмовым, но он знал, что скоро он станет приятнее. Щелкнул кнопкой электрочайника и через две минуты уже пил кофе. В сочетании со вкусом кофе, вкус сигареты был намного лучше.

Чашка несладкого кофе пробудила его окончательно, но картинки из сна все еще стояли у него перед глазами: слева - дорожка к входу в подъезд, выложенная из серой цементной плитки, и перекосившаяся скамейка вдоль нее; позади скамейки – кусты; грязная крыша подъездного козырька с сигаретными окурками и разным мусором, выброшенным жильцами из окон; зеленый контейнер для мусора немного правее; спиленное наполовину дерево в палисаднике справа; небольшой цементный парапет со ступенями к двери, ведущей в комнату с мусоропроводом. Все это он видел раньше - в детстве, и знал, где находится это место. Это был один из подъездов девятиэтажного дома, находившегося по соседству с домом его родителей, в котором он прожил, пожалуй, большую половину своей жизни. Но если раньше почти все это он видел снизу, то в этих снах ракурс всех этих предметов кардинально изменился. Вся эта картина неслась на сумасшедшей скорости, на него. Хотя и это не совсем верно. Это он летел навстречу грязному асфальту между мусорным контейнером и цементным парапетом. Несся чтобы в конце пути разбиться об асфальт и умереть.

Когда-то давно кто-то ему сказал, что летать во сне означает расти. И старая дурацкая реклама подтверждала тоже самое: «Бабушка я опять летал во сне! Значит, ты растешь, внучик!». Ну или что-то в этом роде. Когда он еще был десятилетним мальчиком ему иногда снились сны в которых он летал: просто отталкивался ногами от земли и взмывал в воздух, а потом, без всяких взмахов руками и ногами, просто расслабленно парил над деревьями или пролетал между ними, с особой опаской пролетая скопления проводов между столбами и не взлетая слишком высоко до облаков. С приземлением тоже проблем никогда не возникало. Да, это были хорошие сны, и просыпаясь после таких снов он чувствовал себя наполненным силой и здорово отдохнувшим. Позже эти сны уступили место другим. Каждый мальчишка, становясь взрослее, проходит через такие сны. Когда гормоны ломают голос и украшают лицо прыщами, а озабоченность своим внешним видом и отсутствием внимания со стороны девочек граничит с исступлением, приходят поллюционные сны. Пожалуй, это самые яркие сны с очень неожиданным и приятным финалом.
Однако прошло время и его сны исчезли совсем. Их просто не стало. Когда они пропали он не отследил, ведь в потоке взрослой жизни есть дела поважней, чем отслеживать свои сны. Куда более важней.
 
Но стоит ли считать полетом во сне падение? Ответа он не знал. Да и о каком росте может идти речь когда тебе уже перевалило за тридцать? Значит, все-таки он падал.

Лишь однажды, уже во взрослой жизни, на совсем короткий период, сны снова вернулись к нему.
Это случилось, когда он встретил ее и влюбился.
Эти сны невозможно было описать. Просто не было таких слов ни в одном из языков на планете. Да и не было у него необходимости в этом. Картинки и образы из этих снов можно было только чувствовать и переживать. Просто были он и она, и была любовь между ними, и были сны. И днем он наслаждался ею, ночью упивался их близостью, а после, до пробуждения  – были сны.

Но и они закончились. Хотя не совсем так. Они изменились.
 
Из несметно огромного количества ярких образов и видений появился один единственный эпизод. И теперь, на протяжении долгих девяти месяцев, он видел его из ночи в ночь. Если бы кто-нибудь спросил  у него точную дату появления именно этого сна, он смог бы назвать ее так же четко как дату своего рождения, ведь такие даты не забываются. Никогда.
 
Первый такой сон он увидел в ночь после ее смерти.
 
Ее смерть была нелепой ошибкой всего сущего, разорвавшей его сердце и душу на мелкие клочья. Раздавившей его жизнелюбие и желание видеть или чувствовать жизнь и радость. Он умер тогда вместе с ней. Он четко это понимал. И несмотря на, то, что его оболочка все еще дышала, питалась, испражнялась и ходила на работу – внутри ничего не было. Ни души, ни сердца – только черная пустота. С каждым новым днем он все глубже и глубже погружался в бездну одиночества и совершенно не испытывал желания выбираться из этой черной дыры. Зачем? Ведь ее больше нет. А по ночам он видел этот сон и всякий раз просыпался в холодном поту.

Все предыдущие ночи он видел, что летит с крыши вдоль стены. Он не отталкивался от края крыши, не стоял на краю за арматурным ограждением, он сразу летел вниз. Но за все девять месяцев в этом сне он ни разу не падал и не касался асфальта. Пробуждение всегда прерывало полет за считанные сантиметры до удара о грязь.
 
Только этой ночью сон изменился. Он упал, разбился об асфальт и умер. Во сне.

«Значит пора.»

Эта мысль не вызвала никаких эмоций, хотя со стороны можно было заметить какое-то облегчение в выражении его лица.

Он вернулся в комнату и призрачно-зеленоватого свечения часов уже не было видно. Слабый свет из окна комнаты, предвещающий еще не скорый рассвет, победил тусклое свечение цифр на электронном табло. Как и на кухне свет он включать не стал, все, что было ему нужно находилось на видных местах. Он натянул джинсы и застегнул молнию на ширинке. Похлопал по правому карману и убедился, что маленькая фотография с ее улыбающимся лицом, истрепанная и затертая все еще в нем. Натянул синий свитер с нелепым рисунком улыбающегося оленя на груди и бережно провел по рисунку рукой. Когда она подарила ему этот свитер, он смеялся над этим рисунком и сквозь смех кричал, что никогда не будет его носить. Хотя одевал его пару раз, когда хотел ей сделать приятное. Но после того чертового дня он носил этот свитер постоянно и снимал его только когда шел спать.
 
На часах горели цифры: ноль, три, три, один.

Вернулся на кухню и засунул в задний карман джинсов сигареты и зажигалку. В коридоре на босые ноги надел кроссовки и, не закрывая входную дверь на замок, вышел из квартиры.

«Ключи. Незачем теперь.»

Когда часы в его комнате показывали ноль, четыре, ноль, ноль, он уже стоял под знакомым ему подъездом и смотрел на доску объявлений слева от двери. Старые и новые листки бумаги наклеенные один поверх другого с прослойками клея между собой смахивали на расслоившиеся ногти неведомого исполинского зверя. «Продам», «Поменяю», «Лечу мазью»………… Но взгляд остановился на: «Отдам пушистого котенка в хорошие руки». Он оторвал язычок с номером телефона и зажал его в кулаке. Толкнул дверь со сломанным кодовым замком и вошел в подъезд. Затхлый запах подвала, дерьмо не дотерпевшей до газона собаки под ногами, тусклая лампочка и исписанные стены – обычный подъезд. На стене кто-то выцарапал в штукатурке: «Я люблю тебя», он прочел, и его лицо исказила гримаса боли.
 Далее лифт, каких сотни в больших городах, с обожженными кнопками и следами от сгоревших спичек на потолке кабины. Освещение настолько слабое, что разобрать где какая кнопка сложно, но он знает – ему нужна самая верхняя и тут ошибки быть не может.

«Скрипит. Как они живут рядом с таким скрипом?»

С лестничной клетки девятого этажа он поднялся на чердак по ступеням из арматуры. Дверь на крышу заботливо выломана то ли вандалами, то ли гуляющей по крышам молодежью. Хотя по большому счету это одни и те же люди. Он улыбнулся, ведь раньше и сам ходил с друзьями на крышу и с дверьми они поступали также.

Он подошел к краю крыши и посмотрел вниз. То, что он там увидел совсем не пугало его, а напротив – влекло. Ведь для этого он и пришел сюда.

Он достал сигареты и закурил. Оставшуюся пачку и зажигалку положил на рубероид рядом с собой. Достал ее фото из кармана и со слезами на глазах посмотрел на него. Затем спрятал фотографию в карман и с сигаретой в губах перелез через арматуру заграждения.

После последней затяжки окурок полетел вниз, выбивая фонтанчики искр при ударах о стены и карнизы окон.

«Потух.»

Он посмотрел на клочок бумаги с номером телефона у себя в руке и тоже засунул его в карман.

 Затем он широко раскинул руки в стороны и, не отталкиваясь ногами, полетел вниз, навстречу грязному асфальту.
Для него выпачкаться в грязи этого асфальта и в собственной крови значит снова встретиться с ней, но на этот раз уже не расставаться никогда.

И он снова увидел картинку из своего сна, но был рад видеть все это, ведь знал, что на этот раз пробуждения не будет.
 
«Отдам пушистого котенка в хорошие руки».

«Конец. Я умер. Я разбился об асфальт и умер.»