От Сталинграда до Люксембурга. ч. 18 Гитлер капут!

               
              ГИТЛЕР КАПУТ!

         В Гожаке вихрем пронеслась весть об окончании войны и полной капитуляции Гитлеровской Германии, и все оживились и прибодрились. Эге-гей, еще поживем!
  Завтрашний день  стал как-то яснее, но внутри многих грыз червь сомнения. Все упорнее и злее ходили слухи, подогреваемые англо-американскими разговорами, что возвратившихся в СССР ждут тоже лагеря, с такой же ржавой колючей проволокой…
       9 мая многие из лагеря потянулись в портовый город Бордо, вспоминала мать.  Недалеко от лагеря проходила железная дорога и   была остановка. В вагонах люди покатили на объявленный митинг в Бордо. Ехали и грузины, и белорусы и украинцы... Федор остался с караульной ротой еще пристальнее охранять лагерь. Он видел, что не всё местное население радовалось победе советских войск, да и среди своих сколько было перевертышей и вдруг что-то сотворят, и союзники могли кренделя  выкинуть… Татьяна, конечно, осталась с ним.

      Вернулись с митинга люди возбужденные, кто-то со ссадинами и царапинами, порванными рукавами… Оказывается, на  площади  Бордо, вокруг  которой  были порушенные бомбежкой здания, груды кирпичей, собрались тыщи народа. Разные нации и каждый на своем языке что-то лопочет. Все   шумели, обнималась, у кого и слезы на впалых щеках.
      Часто слышалось: „HITLER KAPUTT!  HITLER KAPUTT!» 
     С трибуны произносились горячие, громкие речи. И тут кто-то пристал к выступавшему, начал что-то доказывать, затеял перебранку. К ним подошли другие взбудораженные. Начались выкрики из толпы, угрозы, мат-перемат…
     То ли провокация какая, то ли люди были с обожженными нервами, а может, и хорошо выпивши… Одним словом, на площади завязалась нешуточная потасовка-свалка с кулаками и расквашенными носами.

     Но в лагере Федор Бичехвост удерживал порядок, и никакого продолжения не допустил, не говоря о стрельбе, то ли в день окончания войны, а то, и по самим победителям. И такое могло случиться.
      В тот памятный, последний день войны Федор с друзьями обменялись фотографиями, предчувствую разлуку навсегда. На фото оставили  незатейливые надписи и указали день "8 мая 45 года". Федор пронес их через все невзгоды и препоны, и благодаря этим фото мы можем взглянуть в лица ушедших от нас фронтовиков.

      У Федора сложились добрососедские отношения с ближними сельскими жителями. Да и  им, малозащищенным, было спокойнее! Ведь этот  видный советский командир удерживал в узде такую разношерстную, беспокойную  людскую массу.
    В один из дней  пригласил его в гости степенный француз.  С принарядившейся Татьяной они с интересом зашли в уютный домик, окруженный виноградниками. Жена хозяина угощала свежеиспеченным тортом, и, усевшись за круглым столом, покрытым белоснежной скатертью,  все пригубляли из маленьких рюмок домашнее бордовое вино. Улыбались, и понимали с полуслова друг-дружку, что ненавистной войне пришел конец."Гитлер капут!" не раз звучало в этом домике.

      Как-то, выбрав денек, наши  «молодые» устроили себе поездку-рандеву в Бордо. С   интересом бродили по старинным улочкам города. Там, под зонтиками грибков, люди за столиками пили пиво, закусывали живыми устрицами, капнув на них соком лимона:
     - Федя, как же они их едят, ну прямо глотают, они же  пищат? - изумлялась Татьяна.
     - Да устрицы у них такая ж еда, как у нас вареники с галушками. Хочешь попробовать?
     - Да ты што, меня  сразу стошнит, пошли дальше…
    Они заходили перекусить на шумливый рынок, прошли к порту, где на волне  колыхались лодки и суда, летали и кричали чайки. 

    ... Частенько к ним забегал друг Федора, «помело», как называла его Татьяна,    неунывающий Василий Чиханков, москвич. Он постоянно подшучивал и разыгрывал молоденькую и смущающуюся Татьяну-хохлушку… 
     - Этот баламут, был как черт, и меня, светловолосую все дразнил: «Хохлики, вы хохлики, золотые чубчики!». - А сам заливался смехом, - с  доброй улыбкой вспоминала его седовласая мать.

       - Я дуже скучала по своим сельским девчатам, - продолжала она.- Прознала, что они были в другом лагере, не так далеко он нас. Уговорила Федю съездить к ним, повидаться  так хотелось!
    Поехали мы к ним в лагерь, уже не вспомню где, на поезде. Разыскали его. Рядом лесок, озеро, а на бережку двухэтажный дом. Конечно, девчата все обрадовались, расцеловались, побалакали, что скоро будем дома, на Украине. Они все поглядывали на курившего втот момент  Федора, за кого же это я «выскочила».
      Нам сказали, что в этом  двухэтажном доме вроде отдыхал Наполеон. Вокруг чугунные столбики и цепи чугунные. Посредине озера скульптура женская, вроде купалась здесь королева и утонула, вот и память о ней. А мне все интересно, и я обошла вокруг дома.  Внизу  в нем  держали заключенных. С одной стороны, где  находились узники, была вода и решетки, чтобы не сбежали, значит.
      Еще мы были в городе, где похоронен Наполеон, (какой из рода Наполеона, мать, конечно, не знала, и рассказывала то, что слышала). Над землей было небольшое возвышение, а внизу гробница черная, в нее вели ступеньки.  Мы  туда спускались, смотрели.
     Повидала я своих девчат-односельчан, легче мне стало, и мы уехали обратно в Гожак. Больше своих подружек Варю Крымскую, Катю Кологоюду и других, я не видела, и куда их разбросала та страшная жизнь, не знаю… Живые остались или больные, кто на Украину  вернулся, а кто и за границей прижился...
         И мать погрузилась в свои думы, подперев рукой подбородок...

      Тогда в освобожденной Франции и оккупированной войсками союзников Германии развернулась борьба за тела и души бывших невольников. Ведь они представляли для Америки, Англии, Австралии, СССР,  огромную  трудовую армию, крайне необходимую для восстановления  разрушенного хозяйства. Одновременно спецслужбы развернули  охоту за умами  - техническими, научными и прочими высококвалифицированными  профессионалами.
 
        Бывший военнопленный офицер Д.Ломоносов вспоминал:
       «Впервые пришли советские газеты, переполненные сообщениями о том, как встретил Победу народ, как по всей стране проходят митинги, на которых трудящиеся высказывают огромную благодарность Партии и Правительству за заботу о народе, славят товарища Сталина за гениальное руководство Красной Армией в достижении Победы над врагом.
      После пережитого эти газеты читать не хотелось.
      Появились в лагере и офицеры - представители командования Красной Армии.   
На большой центральной площади городка соорудили эстраду, украшенную портретами Сталина, Черчилля, Рузвельта. На митинге, на который собралось все «население» лагеря, выступали члены комиссии по репатриации. Рассказывали о положении на родине, оперируя обычными штампами, о героическом труде, патриотическом порыве и т.д.
       Призывали не поддаваться на агитацию представителей капиталистических стран, обещающих всевозможные блага, а на деле стремящихся к пополнению армии рабов.
      Родина помнит о вас, ждет и встретит как героев, говорили они в своих речах перед собравшимися. Думаю, что их речи если и играли какую-либо роль в убеждении тех, кто не собирался возвращаться домой, то только отрицательную.
      Тем не менее, подавляющее большинство cтpeмилocь скорее попасть на Родину, несмотря на ходившие слухи о том, что там нас ждет осуждение наказание за предательство, выразившееся в добровольной сдаче в плен.
      Через  этих представителей  можно было отправить письма на Родину.
Написал письмо и я, сообщив, что жив и здоров, надеюсь скоро вернуться домой".

       Вот и Федору передали одно такое письмо от нашего военнопленного, бывшего.
       Конверт был замусолен. Видать долго ходил из рук в руки.      
       - Так, - потер глаза Федор, -  и что же в нем…

       «14 июля 1944г." -прочитал. - Эге, долго оно блуждало, а до дому  так и не дошло.  Видать, не удалось переправить через фронты. Почитаем дальше...

       "Письмо, посланное из далекой Франции, где я нахожусь в партизанском отряде вместе с французскими патриотами, в борьбе с немецкими оккупантами.
         Здравствуйте родители,мама и папа, а так же моя жена Женя и дочь Светлана.
Шлю вам из далекой Франции свой горячий партизанский привет. Я пока жив и здоров, что и для Вас желаю.
       Во-первых пропишу, что я попал в плен 1942 г., в октябре месяце.
       После чего я попал во Францию, где нас пленных находилось 8 человек, где мы несли  большую каторжныю работу. Много раз приходилось умываться кровью от немецких гадов. Но пришел тот момент расплаты, когда я связался с французским патриотами.
       И в одну ночь я бежал, в лес, в горы, от немцев в отряд партизанов. Где и сейчас я нахожусь в руках с оружием, в борьбе с фашизмом. Гады  теперь почувствовали, разгром близок, остались считанные дни. На всех фронтах враг отступает, не знает, за что хвататься.
        Мы здесь, партизаны во Франции, бьем их по всем швам, нас здесь много.
        Так что, мама, немецким гадам пришел конец. Мы их в плен не берем, а уничтожаем, как мух, вредный элемент.
       С тем заканчиваю своё коротенькое письмо. Не знаю, дойдет или нет. С тем до свидания. Ваш сын Владимир.
     Мой адрес. Гор. Нальчик. Кабардино-Балкарская АССР. Улица Красноармейская, дом № 21.
Получить Тропченко Евдокие Ивановне.
      Письмо посылаю через Швейцарский Красный Крест, на гор. Москву Красный Крест, а Москва на гор. Нальчик.
            Да здравствует всемирный вождь и учитель т.т. Сталин.
                К сему партизан Владимир".

     Федор задумался. Как же сподручнее переправить это письмо, чтобы дошло до родителей  и жены с детьми Владимира. Да и жив ли тот, а может уже и голову сложил...
     Но они там ждут от без вести пропавшего весточки, и  уже не один год...

     В один из вечеров Федор впервые не вернулся со службы в свою комнатку к Татьяне. Она не знала, что же делать?! Всю ночь провела одна, в думках, что же с ним случилось, пропал, и как же она будет вдруг… На этой чужбине…  Лучше бы с девчатами осталась... Господи, а тут еще забеременела...  Федя все время говорил ей, нам надо с тобой пожениться…  Плакала...
   Темное небо нависло над Гожаком.. До рассвета оставалось совсем немного.
      А за окошком вовсю шумела, гудела разномастная лагерная жизнь. И ликовали  подвыпившие бывшие невольники рейха: "Гитлер капут!" "Гитлер капут!"..

    На фото. Боец из караульной роты лагеря Гожак. Справа "балабон" Василий Чиханков

               Продолжение здесь:  http://www.proza.ru/2011/12/14/1365