Окаменевшая скорбь

               
Феодосия. Декабрь. Промозглый, холодный день. Порывы ветра сменяет моросящий дождь. Настроение ужасное. С самого утра во мне  звучит тревожная мелодия то ли Чайковского, то ли Шопена. Брожу по опустевшим улицам. Лица у прохожих сумрачные. Непогода наложила на всё свой отпечаток. В каком-то сомнамбулическом состоянии подхожу к автостанции, бессознательно беру билет до Планерского. Сажусь в автобус. Мелькает в окне купол православного собора, и с новой силой звучит тревожная музыка, и словно из плотного тумана возникают слова, выстраивающиеся в строфы:
  Мысли с рыданиями ветра сплетаются,
  С шумом колес однотонным сливаются,
  И безнадежно звучит и стучит это:
  Ти-та-та…та-та-та…
  Ти-та-та…та-та-та…
Откуда это? Да это же Максимилиан Волошин! Ведь я же еду туда, где он жил, творил и умер. Затяжной поворот - и вот внизу уже виден Коктебель. Выхожу из автобуса, спускаюсь к морю. Черные тучи резко обрываются у кромки побережья. Вторая половина неба отсвечивает каким-то ртутным отливом, и это вносит мистическое мироощущение в мое настроение. Под ногами перекатывается  пестрая коктебельская галька, раздраженно шипят волны. Огромный пустынный дугообразный пляж. Ощущаю себя песчинкой в безграничном мире, и становятся понятными слова  -  одиночество, вечность…
Все даль и дальше удаляется Кара-Даг. Усиливается ветер. Волны уже рычат, выхватывая из-под ног гальку и уносят в море. И вот очередная волна  выбрасывает на берег оливково-зеленую водоросль. В ее стеблях контрастно чернеют несколько камешков.
Собираю их в ладонь. Они легки и отливают черным бархатом. Это гагат. Его еще называют черным янтарем. Образован он из смолистой древней древесины араукарий. Иногда с мыса Киик-Атлама, во время штормов, море прибивает гагат к коктебельским пляжам. Черных самоцветов очень мало. Гагат олицетворяет печаль, траур. Шумит море, рокочет галька. Смотрю на кусочки окаменевшей скорби. В этих самоцветах Коктебельский залив словно хранит боль и оплакивает умершего поэта, который любил это море и эту землю, и который похоронен здесь вверху на горе Кучук-Енишар. А там, на Кара-Даге, природа навеки изваяла его профиль в базальте.