Наследники Эдема. Глава 9

 
   Глава 9. Хайлит.
 
   Когда пелена тумана расступилась, я облегченно выдохнул. На этот раз ход оказался правильным.
   Мы стояли на краю плоской скалы, чудом пробившейся сквозь песок. А может, это Ледник ее каким-то образом обнажил, соорудив себе надежный фундамент. Впрочем, других скальных пород, выходящих на поверхность, я в Хайлите не встречал.
   Серое мутное небо давило сверху своей безысходностью. Только в зените сквозь сплошную завесу облаков светлым пятном проступало местное солнце. И вокруг, насколько хватало глаз, безжизненная серая пустыня. До самого горизонта, где земля сливалась с небесами. Создавалось впечатление, будто стоишь на дне огромной, давным-давно заброшенной кем-то печи, и под ногами тысячи, или даже миллионы тонн остывшего пепла. Только черный стержень обелиска торчал в нескольких километрах отсюда, словно ручка гигантского совка. А может, действительно вокруг не песок?
   - Ну, и что ты здесь забыл? - поежившись, спросил я "головастика". - Ад отсюда давно уже переехал.
   Но спиллянин не ответил. Он стоял неподвижно, словно к чему-то прислушивался. Плед на нем растрепался, обнажив тощие морщинистые плечи, и я заметил на одном из них тонкую лямку ремня. Что там у него? Сумка?
   - Туда, - вдруг сказал "головастик", указав пальцем в сторону обелиска. И стал спускаться со скалы.
   - Ну, уж нет, - заартачился я. - Мы так не договаривались. Ты пришел туда, куда хотел. Где мой субмар?
   - Немного терпения, - ответил спиллянин. Он уже спустился, и ждал меня. - Прогуляемся в одно место, а затем получишь свой субмар. Заодно поможешь.
   - Место? Здесь? - усмехнулся я. - Если тебе надо начерпать песка, то зачем куда-то ходить? Бери прямо тут. Он везде одинаковый. Гарантирую, что даже мелких камней не попадется. Их просто нет. Ни больших, ни маленьких. Никаких. Только мелкий серый песок.
   - Не понял, - "головастик" раздраженно фыркнул. Или чихнул? - Так тебе нужен субмар или нет?
   - Нужен, - тут же признался я, и в один прыжок оказался рядом со спиллянином. Сила тяжести здесь была на треть меньше земной, что позволяло чувствовать себя настоящим атлетом.
   - Тогда пошли.
   "Головастик" направлялся прямо к обелиску. До сих пор была видна только верхняя часть монумента, возвышающаяся над барханами, и когда мы поднялись на один из них, я смог разглядеть обелиск полностью. Ничего особенного. Такая же конструкция, как и во всех остальных мирах: уходящий ввысь на пятнадцать метров шестигранник с неровной, будто кем-то обломанной верхушкой. Только вот одна деталь...
   Сначала думал, что померещилось. Но присмотревшись внимательнее, не поверил глазам. У самого основания монумента едва угадывалось серое, как и все вокруг, сферическое образование, больше всего напоминавшее гигантское осиное гнездо. Интересно, что за тварь додумалась здесь обосноваться? Местной жизни быть не могло. Значит, пришлый? Так или иначе, "головастик" направлялся именно к этому жилищу и, похоже, свидание с его обитателем вполне могло состояться.
   Когда до "гнезда" оставалось метров десять, из-за обелиска вдруг вышел человек с карабином. Именно человек, одетый в свободный черный комбинезон, местами запачканный серой пылью.
   - Брось оружие, спиллянин, - уверенно проговорил он, поведя стволом. "Головастик" тут же сбросил с плеча АК. - И отойди в сторону.
   Мне вдруг показался очень знакомым голос этого человека. Если бы не грязная копна волос, да торчащая клочьями в разные стороны борода, возможно, и узнал бы. Однако в таком облике он больше всего походил на потерпевшего крушение моряка. Да и мир вокруг был подходящий - необитаемый.
   - Фёст?!
   Я вздрогнул. Значит, не ошибся, и он меня знает. Кто же это такой?
   - Савицкий? - вдруг мелькнула догадка.
   - Фёст! Живой! - воскликнул тот, опуская ствол. - А говорили, что погиб. Правильно я не верил. Такие, как ты не умирают.
   Надо же. Стас Савицкий еще совсем недавно работал в лаборатории Максима Петровича. Как молодого археолога занесло туда, одному Богу известно. Жил среди ученых, постигая новые для себя горизонты. Помогал по мере возможности, но все как-то в подсобниках ходил. А тут вдруг его в Хайлит занесло.
   - Савицкий, что ты здесь делаешь? - спросил я, подходя ближе.
   - Работаю, Фёст, - ответил тот, вешая карабин на плечо. - По-настоящему работаю. Да что мы стоим-то?! Пошли в дом. Я чайник поставлю. Замерзли, небось, после Ледника?
   - Подожди, - замер я. - Ты работаешь? Здесь, в Хайлите?
   - А что такого? - удивился Савицкий. - Пойдем, все расскажу. И спиллянина позови.
   Я махнул рукой "головастику", и тот, подобрав с земли автомат, двинулся за нами.
   Вход в "гнездо" Савицкого оказался вполне традиционным: лестница в три ступени, низкая дверь из хорошо подогнанных досок. Где он в Хайлите взял дерево, оставалось загадкой. Однако происхождение материала для самой постройки у меня сомнений не вызывало. Похоже, бетон на основе серого песка. Поверхность шершавая и теплая, словно нагретая солнцем. Хотя, какое тут солнце?
   Внутри оказалось довольно тесно. По крайней мере, для троих. Иллюзию, что находишься внутри осиного гнезда, напрочь убивала светящаяся белым матовым светом поверхность обелиска, проступающая сквозь серые стены. Посреди помещения низкий круглый стол из того же бетона. На столе ворох каких-то бумаг, почти полностью похоронивших под собой толстый древний ноутбук, непонятные прямоугольные емкости и остатки скудного обеда, состоявшего в основном из пищевых концентратов.
   Савицкий разгреб бумаги, и под ними оказался еще и электрический чайник. Он щелкнул кнопкой, и сразу послышался тихий монотонный гул.
   - Ну, чего встали, - хозяин сел на пол, доставая откуда-то из-под стола набор одноразовых стаканов.
   - А электричество откуда берешь? - спросил я, пытаясь проследить путь шнура от чайника. Затем сел напротив Стаса, отстегнул успевший намять шею субмар, и положил его на стол.
   - От обелиска, естественно, - проговорил тот. - Он же хитрый, зараза. Из внешнего мира берет энергию, и в свободную зону отдает. Вот, пришлось дом со стороны зоны ставить. Подключил к нему пару конвертеров для преобразования тепла, так что с этим проблем нет.
   - Да, техника в радиусе ста метров еще будет работать, - я скептически осмотрел помещение. - А выходишь из зоны как? Через Ледник?
   - Мне незачем выходить, - ответил Савицкий, разливая кипяток по стаканам. - Все интересное тут, рядом. Чуть позже покажу, если хотите.
   - Идет, - без всякого энтузиазма кивнул я, кидая в свой стакан пакетик заварки. Следом упали две ложки сахара. - Ты мне лучше скажи, чем Хайлит отличается от прочих миров? Помимо отсутствия всякой жизни, естественно. Да и ты ведь не просто так сюда пришел?
   - Не просто так, - согласился Стас. - Была у меня одна теория. Впрочем, вполне успешно подтвердившаяся. Ты, наверное, хочешь от меня услышать про некую систему, которая выбирает критерии перемещения разумных существ? Что ж, она существует. Ведь открываются только те ходы, которые ведут в пригодные для жизни миры. Ни одной ошибки до сих пор не было...
   - Слышал про эту систему, - прервал я Савицкого. - И не раз. Сосредоточься лучше на Хайлите.
   - А что Хайлит? - развел тот руками, едва не расплескав чай. - Он тоже пригоден для жизни.
   - Но ее нет, - заметил я. - И неизвестно, была ли вообще когда-то. И это притом, что во всех других мирах она присутствует. Хайлит - единственная стерильная планета.
   Савицкий таинственно прищурил глаза.
   - Я так не думаю, - заговорщицки проговорил он. Затем достал пакет с сушками. - Угощайтесь. Правда, не совсем свежие. Мне продукты редко доставляют. Хорошо, хоть они здесь не портятся, и могут храниться очень долго.
   - Так, что ты не думаешь? - в нетерпении я подался вперед. - Ты нашел живые образцы?
   - Не совсем, - Стас покачал головой. - Я ведь археолог, и моя задача изучать по вещественным источникам историю цивилизаций. И я теперь могу смело заявить: Хайлит в прошлом был заселен людьми.
   - Людьми?! - я буквально подскочил на месте. - Ты ничего не перепутал? Земля - единственная человеческая планета. Аналогов нет.
   - Я знаю, что говорю, - обиделся Савицкий. - Если до сих пор они не попадались, это не исключает возможность их существования. Пойдем.
   Стас встал на четвереньки, отполз от стола, и открыл в полу люк.
   - Ну, смелее. Увидите своими глазами.
   Я заглянул внутрь. Вниз, вдоль светящегося тела обелиска, шел узкий ход с небрежно вырезанными в стенках ступенями. Ого! Насколько же глубоко он уходил?
   Стас лихо нырнул в распахнутый люк. Я повернулся к "головастику":
   - Давай первым, спиллянин.
   Но тот не двинулся с места.
   - Нет, я останусь, - проговорил "головастик". - Меня мало интересуют останки людей. Честно.
   - Ну, как хочешь, - пожал я плечами. Поведение всегда не в меру любопытного доходяги вызвало легкое недоумение. Значит, спиллянин здесь уже был. Не затем ли он меня сюда вел, чтобы показать открытие Савицкого? Тогда зачем ему это нужно?
   Недолго думая, я начал спускаться следом за Стасом. Ход был таким тесным, даже локти не расставить. Хорошо хоть ступени глубоко прорезаны, и ноги вставали надежно. От обелиска вместе со светом исходило тепло, так что через пару минут глаза начал заливать соленый пот. Я даже пожалел, что не оставил наверху куртку. Ведь кто же знал...
   Однако спуск продолжался недолго. Ноги вдруг потеряли опору и...
   - Давай смелее! - послышался снизу голос Савицкого. - Тут невысоко.
   Пришлось поверить на слово. Полет длился долю секунды. Затем несильный удар о землю, и я откатился в сторону. Встал, отряхнулся.
   - Иди сюда! - голос Стаса звучал из-за светящегося основания обелиска. Оно было значительно шире остального тела, и представляло собой приплюснутую цилиндрическую тумбу. Вот, значит, откуда растет этот шпиль. Какая здесь глубина? Метров десять? Возможно, что и больше.
   Я находился в довольно просторной пещере, стены которой были уже не из серого бетона, а из вполне обычных скальных пород. По центру пещеры располагался обелиск, и то, что находилось с той стороны, я не видел.
   Обогнув основание монумента, едва не наткнулся на Савицкого.
   - Смотри! - с гордостью произнес он, указывая рукой куда-то вглубь вытянутой пещеры. Свет туда практически не доходил, но картину я увидел почти сразу.
   На каменной стене были искусно изображены фигурки людей. Без сомнения, именно людей. Это чем-то напоминало творения художников древнего Египта, но куда более качественно исполненное, с множеством мелких деталей.
   Насколько я понял, картина являла собой некую сценку из жизни... предков? Или параллельно развивавшихся братьев по крови? Кто знает, может быть Ледник появлялся на Земле и раньше, еще на заре времен. Только живых свидетельств этому не осталось.
   Я подошел к картине поближе, и с упоением смотрел на идущих плотной колонной людей в белых, украшенных причудливым орнаментом тогах. Некоторые из них несли пузатые амфоры, у других в руках были предметы, очень напоминавшие древние мушкеты. И по выражениям их лиц, - а некий художник талантливо передал эмоции, - я понял, что люди эти чем-то здорово озабочены. Страх, угнетение, порой ненависть. Это что, военный поход? Или скорее бегство? Я смотрел на них, и понимал, что нет во всей Вселенной других таких существ, как мы, люди. Мы единственные и неповторимые, способные так ярко выражать свои чувства. Даже "головастик", как бы он нам не пытался подражать, он всего лишь имитация. Хорошо сделанная, с душой, но имитация. Кривое зеркало, отражающее наше поведение, но не способное передать всю суть внутреннего мира. Ведь ни внешний облик определяет человека, и не образ мышления, а то, что мы чувствуем. И можем это выразить. Не важно как. Кто-то рисует картины, кто-то пишет стихи или книги. В каждом мазке кисти, в каждой строчке сквозят эмоции. Плохие ли, хорошие, но это эмоции настоящего человека. Поэтому я даже ни секунды не сомневался в том, кто был создатель настенной картины.
   - Таких доказательств много в Хайлите, - уверенно проговорил Савицкий, расхаживая у меня за спиной. - Просто никто раньше здесь не задерживался надолго. Пришли, посмотрели, и вернулись туда, где жизнь бьет ключом. А самое интересное можно обнаружить после песчаных бурь. Это явление редкое, но зрелищное. Вот тогда и обнажаются останки городов. Белоснежные камни, словно куски сахара. И везде яркие, не поддавшиеся времени картины. Это надо видеть! Жаль, конечно, что спустя несколько часов песок вновь забирает эту тайну, скрывая от посторонних глаз. Мне вообще порой кажется, что он живой. Ведь могут же существовать неорганические формы жизни? Могут, Фёст?
   - Не знаю, - отрешенно проговорил я, не в силах оторвать взгляд от нарисованных фигурок. - Еще не сталкивался.
   - Вот и я о том, - продолжал Савицкий. - Значит, есть шанс, что Хайлит кем-то или чем-то населен. Не ошибся, выходит, Ледник. Просто мы не разглядели...
   Я повернулся к Стасу. На душе было так тоскливо, будто только вчера потерял кого-то из близких. Сердце щемила непонятная тревога. Неужели, так на меня подействовало изображение?
   - Скажи, Савицкий, - проговорил я. - Что у тебя творится внутри, когда ты смотришь на нее? - мотнул головой в сторону картины. - Какие чувства возникают?
   - Предостережение, - коротко ответил тот. - Возможно, запечатлен один из последних моментов цивилизации. Вот только угроза не ясна. Я так и не увидел ни на одном рисунке причины их гибели. Это очень странно. Люди издревле изображают своих врагов. Схематично, абстрактно или еще в какой форме, но изображают. А здесь ничего. Ни одной зацепки.
   - Действительно, странно, - я попытался припомнить скудный курс истории. Куда там. Все было тщательнейшим образом забыто. - Картина здесь одна?
   - В этой пещере - да, - кивнул Савицкий.
   - Тогда, пошли обратно, - я поежился, но вовсе не от холода. Перед глазами продолжали стоять лица перепуганных насмерть людей, выражающие не только страх, но и покорность судьбе. Что их сломило? Что заставило склонить головы?
   Подъем занял куда больше времени. Стас, видимо привыкший к подобным упражнениям, быстро вскарабкался по металлическим скобам, вбитым в неровную поверхность стены. Затем уцепился руками за край прохода, подтянулся и исчез внутри. Я попытался проделать тоже самое, но выходило гораздо медленнее, неуклюже. И это несмотря на меньшую, чем на Земле, силу тяжести. Если бы не конец веревки, которую сбросил вниз сжалившийся надо мной Савицкий, трепыхался бы еще полчаса.
   Вновь оказавшись в скромном жилище археолога, отдышался и стал взглядом искать "головастика". Но его нигде не было.
   - Где спиллянин? - спросил я Стаса.
   - Без понятия, - пожал тот плечами, сматывая кольцами веревку. - Может, на улицу вышел?
   Я распахнул дверь, спустился по ступенькам. Под ногами только серый песок, на котором никогда не остаются следы. Охватившее меня смятение рвало грудь, выворачивая наружу давно затаившуюся тревогу.
   Спустя три часа я окончательно понял, что "головастик" исчез. Автомат все также продолжал стоять возле двери. Возле него лежала моя сумка с аккуратно сложенным ремнем. Все вещи внутри были на месте. Но что-то изменилось. Неужели спиллянин заполнял своим присутствием эту пугающую пустоту? Что было до него? Что со мной осталось?
   Я подошел к столу и увидел субмар. Он лежал на том месте, где я его оставлял. Новый, сверкающий полированной поверхностью при свете обелиска. В нем отражалась моя фигура, искаженная, похожая на уродца. Руки словно плети, а голова как огурец.
   Значит, спилянин сдержал свое слово. Я честно заработал этот субмар. Но где же тогда мой старый?
   И тут мое сердце практически остановилось. Мысль была настолько чудовищной, что могла смело граничить с безумием.
   ОН ИХ ПОМЕНЯЛ!!!
   Трясущимися, непослушными пальцами быстро открыл тугую крышку на торце корпуса, и к своему великому изумлению обнаружил внутри батареи. Те самые батареи, что я у него забирал там, в грязной питерской квартире. Мои личные метки хорошо были видны.
   Тогда как он ушел? Как?
   - Твой субмар на месте? - спросил я у Савицкого. Голос предательски дрожал.
   - Зачем мне субмар? - неожиданно ответил тот. - Дорогая и ненужная вещь. Ведь всегда найдутся добрые люди, которые помогут пройти. Стоит только правильно попросить.
   - Проклятье! - я уже ничего не понимал. Устало сел на пол, прислонился к чуть теплой стене и закрыл глаза. Савицкий еще что-то говорил, но я его не слышал. Только где-то глубоко внутри меня, медленно, неотвратимо, начал пробивать себе ход наружу настоящий неподдельный страх.