Электричка

Размеренный перестук колёс. Трёхместное сиденье. Крайнее, у окна, занял неотразимо привлекательный, обаятельный, могучего, сильного, крепкого телосложения пожилой человек. Казалось все глаза, собравшиеся в этом вагоне, были с восхищением направлены на него. Достав книгу из рюкзака и положив последний на полку, он сел,  расправил свои плечи, и стал читать то ли Чехова, то ли Зощенко, то ли Тургенева, чем немало удивил рядом находившиеся глаза. Сначала, они широко раскрылись, потом стали многозначительно переглядываться и удивляться, да, вот это мужичок! Скромно замечу, пожилым человеком был я. Ну, чуть-чуть преувеличил, с кем не бывает? Но вдруг, глаза вагона резко метнулись в сторону дверей и раскрылись ещё шире, восхищённее. Даже я оторвался от книжки.
В первый момент мне показалось, что на землю опустились небеса  обетованные. В дверях стояла девушка-облако. Высокая блондинка с воздушными ресницами, пухленькими щёчками и такими же прелестями, украшающими её тело. Я восхищено! Сказало одно полушарие моего мозга другому. О, да! Отозвалось другое. Томным взглядом она обвела весь вагон. И по мере продвижения взгляда, у людей подпрыгивали и ёкали сердца, на секунду повисая в воздухе, лопались, как мыльные пузыри, расстроенные, что он не задержался на них. По вагону понеслась миномётная канонада. Неотвратимо приближаясь ко мне. Ёк! Чпок! Ёк! Чпок! Ёк! Чпок!  Моё сердце тоже учащённо забилось, готовясь к прыжку.  Но грудь, как та мать, чувствующая скорую гибель сына, с отчаянным криком: «Не пущу!», сжала все рёбра, обхватив ими сердце, чем спасла меня от его разрыва. 
Увидев свободные места, незнакомка подошла ко мне и поставила на сиденье две сумки (как я их раньше не заметил?), набитые разнообразной снедью, угловатыми пакетами с молоком и ещё бог знает с чем. И присела, так, что между нами оказались те самые пресловутые сумки. Я, было, расстроился, что не смогу ощутить тепло её тела своим боком, но дальнейшие события расстроили меня несравнимо больше. Девушка плавными движениями раскрыла дамскую сумочку. Достала жевательную резинку, развернула и положила в рот. Её нижняя челюсть задвигалась вправо, влево, вниз, вверх. По воздуху понеслись звуки чавканья. Она задумалась. Свернула фантик. Посмотрела по сторонам, видимо, ища урну, что меня порадовало, но не найдя таковой, бросила фантик под сиденье, чем меня расстроила. Опять задумалась. Через секунд пять, снова полезла в сумочку. Вынула из неё наушники. Надела на свои прелестные ушки. В моей голове проскочила мысль, а что она достанет из своей сумочки в следующие пять секунд? Мысли не ошиблись, она, действительно, в очередной раз заглянула в сумочку и достала тощий томик Дарьи Донцовой. Раскрыла, но почему-то смотрела не в книгу, а прямо перед собой, на перегородку вагона. Только сейчас до меня дошло, что она слушает музыку. А весь вагон слушал тонкий шипяще-свистящий звук, выплёвываемый наушниками в окружающую среду.
Люди нервно заёрзали на своих местах, уже злобно поглядывая на девушку. Девушка? Девушка наслаждалась осознанием своей индивидуальности, красоты, неповторимости, наслаждалась окружающим миром и, как ей казалось, божественной музыкой. Через некоторое время она посмотрела на сумки. Да, да те же пять секунд подумала и решила, что они мешают восприятию прекрасного. Собралась с силами и сдвинула сумки в мою сторону, как бульдозер. Я, аж, подскочил на месте, с последующим выдохом: «Ох!» Углы пакетов упёрлись мне в рёбра, в пространство между рёбер, печень особенно жалобно отзывалась болью. Девушка посмотрела на меня не только томным взглядом, но и томно жуя, лениво чавкая. Из наушников неслось: «Пс! Пс! Пс!»  Затем, она отвернулась, удобно расположилась, полуразвалившись на сиденье, закрыла глаза, продолжая держать перед собой раскрытый, тощий томик Дарьи Донцовой. И зачем он ей? Подумал я. Потом, ещё раз задумавшись, достал ручку с блокнотом. Так родилась моя новая мысль и новая запись в старом блокноте: « Быдло – это смесь пороков, заключённых в телесную оболочку, часто в очень привлекательную.»