Gistoria morbi доктора Долгополова

 *  *  * 
Аптекарь Фердинанд Виндт в гневе размахивал свежевыписанным рецептом перед лицом недоумевающего клиента:
- Этот мальчишка Долгополов опять смеет строчить срочные цедулки! А мне еще сулему растирать, с шалфеем голову морочить. Время на это нужно, сударь, время! И уж врачу-то, каковым себя считает этот несмышленыш, об этом хорошо ведомо. А он взял себе за правило все рецепты только срочными и выписывать. Без году неделя, как из университета, а поди ж ты, раскомандовался!
Клиент, дородный мужчина в шубе и с бакенбардами, словно виноватый, попытался выгородить доктора:
- Так мне ведь еще в Нижний Новгород надо к поезду успеть, потому и рецепт срочный...
- Всем надо куда-то успевать. И доктор Долгополов сам вечно куда-то бежит, словно буквы в его рецептах. Хорошо, сударь, мои фармацевты поторопятся, только к вашему сведению, не потому, что я боюсь врача, а из уважения к его знаниям, каковые охотно признаю. Хотя в прошлый раз за просрочку он изрядно поколотил провизора Лисовского. Рука у Нифонта Ивановича сколь на хирургию горазда, столь и на трепку... Да вон и его самого несет! - аптекарь выглянул в окно и перекрестился по-католически, слева направо. - Провизор! - обернулся он к двери в лабораторию. - Прими
срочный заказ, если подзатыльника не желаешь!
***
...В своем нижегородском доме именитый доктор, депутат II Государственной Думы Нифонт Иванович Долгополов с удовольствием делился воспоминаниями, держа в руках чашечку горячего кофе:

-Я ведь в те далекие поры под надзором полиции состоял. В Бирюче слыл за вольнодумца, амбиции через край хлестали. Меч- лось мир перекроить, облагодетельствовать человечество. Это у меня с младенчества, от родителя моего, городского лекаря. Повеверите ли, Алексей Максимович, но я чувствовал себя врачом всегда.

Помните, поют мальчишки в прихожей рождественское величание?

-Гей ты, хлопчик маленький
Возьми ножик тоненький,
Порежем Иуду -
Прискорбного сына! -

так у меня свой смысл в слове «порежем». Думалось, что об хирургической операции толкование идет. Я потом стащил у отца ланцет и так крысу исполосовал, что только кровавые брызги лете- ли на манжеты из брабандских кружев. Маньяк, а не ребенок.
Собеседник поднялся из кресла, густо потянул из трубки:
- Это называется призванием, любезнейший Нифонт Иванович. Право слово, вы так и проситесь в прототипы моего нового романа. Я мечтаю написать о мятущемся интеллигенте, зажатом между революционными бурями и кастовыми предрассудками...
- Пустое, - остановил врач Горького. - Уж если и есть теперь люди, прочно стоящие на ногах, так в их числе я первый. У меня совершенно прочные убеждения и ясно продуманный план действий. Я и по жизни не был авантюристом, а в разряд неблагонадежных попал лишь потому, что всегда резал любому чину в глаза правду-матку... Кстати, мне ваш кашель очень не нравится, Алексей Максимович. Даже звон фарфоровый в легких без стетоскопа слышу. Оставьте вы курение, Бога ради! Ведь не успеете написать своего романа из-за этого пристрастия!
Горький походил вокруг стола, примостился на подлокотник кресла, развел руками:
- Не могу, - выдохнул он несколько колечек дыма. - Хотя вы правы. Помнится, мне в Ялте и Антон Павлович рассказывал о ваших лекарских предупреждениях уже ему, самому великому Чехову.
Нифонт Иванович рассмеялся и метнул на стол, в зеленое световое пятно от лампы книжку журнала «Земские ведомости»:

- Тут я пишу, что не только Чехова пользовал, все вы, сочинители, как дети, к здоровью легкомысленно относитесь. Мачтет - тот вообще медицину не признает В этом смысле умница Короленко: Владимир Галактионович даже физическую зарядку каждый день не забывает. Посмотрите, ведь и выглядит по-бойцовски, еще такого напишет, что мир ахнет!
Горький снова набил трубку, устроился в кресло:
- Вольно вам рассуждать о здоровье, когда у самого все благополучно. Еще бы - председатель Пироговского общества врачей, видный земский деятель, специалист с обширнейшей практикой А я, как был босяком, так и остался. До сих пор, несмотря на известность, ни кола ни двора не имею. Сегодня вот у вас заночую, а завтра, вроде перекати-поля, унесусь неведомо куда. А вы говорите зарядка!..
Нифонт Иванович потянулся к журнальному столику, где пыхтел лунобокий самовар. Взяв еще чашечку, укоризненно покачал головой:
- Кабы все было так просто, любезнейший Алексей Максимович! Я ведь тогда, в 1897 году, из Бирюча бежал. Кстати, так и не успев напоследок поколотить нерадивого провизора аптеки. А до того успел наладить работу в городской земской больнице, пригласил еще троих врачей, собрал штат из фельдшеров. У нас в городе количество больничных коек по губернии уступало лишь самому Воронежу. Я первым в окрестных городах добился полной прививки населения от оспы. Сам делал хирургические операции такой сложности, что на моем опыте адъюнкты из петербургской военно-медицинской академии учебные пособия для всей страны готовили!
- Так чего ж вы бежали из Бирюча?
- Припекло с такой стороны, откуда не ждал. Я ведь из Харьковского университета был исключен за участие в студенческих стачках. Потом экстерном учебу заканчивал. Нелегкое это дело, sapient sat, как говорится, но осилил. Так вот, организовал я в Бирюче нечто вроде подпольной квартиры для бывших сокурсников, некогда осужденных и бежавших. Лечил их, в меру сил снабжал деньгами. Так вот выследила меня именно нижегородская охранка. Прибыл к нам здешний ротмистр, чуть наручники на меня не надел. Да благо, засмеялся доктор, - приключилась с ним желудочная болезнь. Так я пользовал его через аптеку. Да-с... Этот ротмистр и уговорил меня перебраться на Волгу, где вроде бы сумел предать забвению все жандармские документы по студенческому делу. Кстати, до сих пор считаюсь лечащим врачом того ротмистра, теперь уже полковника. Только сегодня рецепт ему выписал.
- Не обольщайтесь, - сквозь пелену табачного дыма глаза Горького просто горели, - в нынешней предгрозовой ситуации жандармы вернулись к прежним политическим делам. Боюсь, что вам снова припомнят студенческую вольницу. И депутатская неприкосновенность вас не спасет, помяните мое слово. А Думу вашу разгонят, как разогнали и предыдущую. Так что легкой жизни не ждите, основательный человек доктор Долгополов... А, кстати, нет ли у вас вина, или на худой конец медицинского спирту?
***
Бирюченский аптекарь Фердинанд Финдт не поверил своим глазам. Он поднес листок к пузырю лампы и с удовольствием отметил:
- Точно! Нифонта Ивановича почерк. И «cito» его знаменитое в уголке на своем месте. Господин хороший, - обратился аптекарь к представительному клиенту из нездешних, - где же это вы виделись со знаменитым нашим земляком, доктором Долгополовым? Неужто из самого Нижнего привезли этот рецепт? Сию минуту уважим вашей милости, дам только распоряжение... Так вы говорите, что он по-прежнему практикует в вашем городе?
Клиент распахнул шубу, большим платком отер лоб:
- Душно у вас с мороза-то... А Нифонт Иванович за противуправительственую деятельность сослан теперь в Астрахань под гласный надзор полиции. Проверяются его давние связи, и боюсь, что у вас в Бирюче сыщется много такого, что опорочит его как политика.
- Но не как врача! - горячо возразил аптекарь Виндт.
- Как врач Нифонт Иванович Долгополов уже составил славу русской медицины, - согласился клиент. - И здесь его опорочить не сможет никто.
***
Строки «Медицинской энциклопедии» скупы, как странички истории болезни. «Долгополов Нифонт Иванович (1857-1922), врач, общественный деятель. Родился в г. Бирюч, Воронежской губернии, выпускник медико-хирургического факультета Харьковского университета. Практиковал в Бирюче, Нижнем Новгороде, Астрахани Встречался с Л.Н. Толстым, написал о нем брошюру... Активно участвовал в бурных событиях конца 19-го и первой четверти 20-го веков.
Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище».
Мне лишь остается добавить, что в городе Бирюче доныне сохранился дом Долгополовых. Он стоит на улице Typгенева, без памятной таблички, окнами на здание санэпидстанции. Словно врач Долгополов и доныне патронирует бирюченскую медицину...

* * *

На снимке: доктор Долгополов осматривает больного Максима Горького. Н-Новгород. 1913 г.