Печальные события

                Печальные  события

       Семь лет  после развала Союза разделились для меня  на два периода. Первый - ожидание коренных изменений в социально-политической жизни, наполненное надеждами и разочарованиями, как и для всего  населения страны. Второй - печальные события в моей личной жизни,  резко изменившие  мою судьбу.          
    
          Москва в те годы представляла собой кипящий котел страстей и негодования, выплескивающий бесконечные разоблачения советского строя. Время от времени десятки тысяч людей заполняли  Манежную площадь, где выступали почти одни и те же ораторы, рассказывая о тех или иных негативных событиях и преступных личностях, убеждая людей, что «...так жить нельзя». Появились лидеры, которых любили слушать, толпа дружно кричала: «Позор прошлому!», приветствуя лучшие времена; «Ельцин! Ельцин!»... Мы с Асей несколько раз ходили на подобные митинги, вопреки предупреждениям родственников, что это опасно.      

      Магазины  пустели. Больше всего мы страдали от отсутствия продовольствия. Власти вынуждены были ввести талоны на «наиболее необходимые» продукты: сахар, водку, табак. У населения появилась новая забота: как отоварить талоны. В очередях простаивали целые дни. В результате в квартире появились ящики с водкой и сахаром. Промышленные товары также продавались по талонам, выдаваемым на работе. Многое покупалось только потому, что «дают». У меня в шкафу до сих пор висят три костюма с фабричными ярлыками. Они мне не нужны. Москву превратили в сплошной базар. Улицы, площади, скверы, подходы к большим магазинам и станциям метро были заполнены людьми, продававшими всё, что попадало под руку. 

      Началось повальное разграбление страны, создавались кооперативы. Подруга моей невестки, работая старшим инженером по ремонту здания Минфина РСФСР, создала строительный кооператив, привлекла к работе двух рабочих-паркетчиков. Пригласила к себе на работу невестку.  Вскоре они купили два деревообрабатывающих станка, арендовали кусочек территории на одном из оборонных заводов и стали выпускать плинтуса и наличники. Сына пригласил на работу школьный товарищ, который организовал кустарное производство приставок  к телефонным аппаратам  (определение  номеров поступающих звонков) и их  продажу. Вскоре  сфера деятельности расширилась, и они превратилась в торговую организацию, реализуя любую продукцию, от конфет до военных вездеходов. Заработки были невелики и случайны. Прибыль в основном присваивалась руководителем. Люди непрерывно меняли занятия. Кооперативы разваливались.

      Мне присваивать было нечего. Я продолжал работать, вначале в структуре «Уголь России», затем «Росуголь».   

      Материально я  был обеспечен. Мои опасения голодной смерти, к счастью, не сбылись. Получал неплохую зарплату, а ещё больше - всякие приплаты.  Мы всей компанией стали получать зарплату по пластиковым карточкам в банкоматах «МАПО-БАНКА», филиал которого находился в нашем здании. Условия были неплохие. На сумму  вклада ежемесячно  начислялись проценты, из расчета  80%  годовых. Можно было каждый месяц переоформлять свои сбережения на другой вклад, и тогда сумма начислений составляла 105 % годовых. Кроме того, компания «Росуголь» страховала каждого сотрудника на сумму его месячного оклада, которую по истечении месяца страховая компания переводила на счет сотрудника.  Таким образом, работник получал двойную зарплату, плюс хорошие проценты. Ежемесячно каждому также  выдавался продовольственный паек;  вручались талоны на обед.  Ко всему этому  я уже получал пенсию. Несмотря на большую инфляцию в стране,  жить было можно. Все, о чем я рассказал, было законно,  финансовые проверки не находили злоупотреблений в действиях руководства и профсоюзов.

      Но не просто складывались отношения с государством. С одной стороны, оно позволяло выплачивать достойную зарплату, а с другой стороны, вело политику выманивания этих денег. По стране, как грибы в дождливую погоду, росли инвестиционные фонды, которые собирали с населения деньги, якобы для вложения в развитие рухнувшей промышленности. Человек, сдавший деньги, получал акции и через определенный период  должен был получить хорошие дивиденды. Большинству этих компаний государство выдавало лицензии. Часть собираемых от населения денег изымало государство. В одном из выступлений по радио Геращенко, бывший в то время министром финансов, призывал сдавать деньги в фонды, имеющие лицензии, так как эти организации  находятся под «постоянным контролем» министерства. В данном случае министр выступал как самый матерый «наперсточник», но на государственном уровне.

      Мне, как и многим другим, особенно пожилым людям, хотелось как-то обеспечить свою старость, и потому я собрал все свои сбережения и отнес их в пять подобных фондов, которые больше всего были на слуху и которые с утра до позднего вечера рекламировались центральным телевидением, радио, газетами. Очень хотелось стать владельцем маленькой-премаленькой доли собственности, созданной собственным многолетним  трудом. Это был и патриотический жест людей, веривших в быстрое возрождение своей Родины, желавших ей помочь, памятуя больше  о детях и внуках.

      Вскоре государство навело «порядок» в этом вопросе, выдав населению ваучеры, дающие право на участие в приватизации государственной собственности. Это оказалось очередным обманом.  Пришло похмелье. В газетах появились статьи о мошенничестве фондов,  со сданными деньгами и ваучерами можно было  распрощаться. Государство изъяло у фондов всё, что  ещё не было вывезено за границу. К суду привлекли несколько человек, остальным дали возможность сбежать. Никто из  чиновников, организаторов этой системы, не пострадал. Геращенко продолжал быть самым «знающим» и «умным»  финансистом. Ему доверили Центральный банк страны. Кстати сказать,  в Румынии за подобные пирамиды было свергнуто правительство. В результате действия всех этих инвестиционных фондов государство куда больше проиграло, нежели выиграло. Люди утеряли веру, а это многого стоит.

      Доллар вышел на передовые позиции. А потенциальный инвестор - население России, - предпочитало хранить сбережения  в чулке, а ещё - лучше за рубежом. Правительство разъезжает по миру и агитирует вкладывать капитал в российскую  экономику, но практически ничего не делает  для того,  чтобы привлекать к инвестициям свое население. Наглядный пример: сбербанк, который довел проценты по вкладам до того, что они  в несколько раз ниже фактической инфляции в стране. Болтовня о реформе банковской системы продолжается и по сей день, но практически ничего не делается. Я не экономист и мои рассуждения - на уровне обывателя, но мы, обыватели, население страны, хотим ощутить улучшение жизни не по рассказам с  экранов телевизоров, а посетив  магазин и рынок. Нужны не «умные» экономисты, а  практичные, честные люди. Я хотел бы увидеть в Сбербанке очереди на сдачу денег такие,  какие были в инвестиционных фондах.

      К концу 1994 года заболела Ася:  боль в области сердца. Она до этого перенесла два инфаркта на ногах, и сердце побаливало у неё часто. Однажды она потеряла сознание. Врач «Скорой  помощи» констатировал  третий инфаркт. Отвезли  в больницу. Пролежав там три недели, она вернулась домой. Мы  отстранили её от всех домашних дел. Так прошло около двух недель.   

      Однажды Ася вошла в Илюшину комнату и села на диван, включила телевизор. Вдруг я, находившийся в соседней комнате, услышал её крик. Вбежав в комнату,  увидел, что она склонилась на бок, лицо искажено. На мой вопрос: «Что случилось?» ответила двумя словами: «Очень больно». Приехала «Скорая помощь»: признаки почечных коликов, возможно и защемление позвонков. Сделали уколы и уехали, посоветовав утром вызвать врача на дом. Но состояние  её  ухудшалось, пришлось вызвать «Скорую помощь» повторно. Снова уколы. Кое-какие рекомендации. Уехали.  Состояние Аси становилось все хуже и хуже. Вынужден вызвать «скорую» в третий раз, чтобы  отправить её в больницу. Там должны установить диагноз. Опять уколы.

     Пока приехавший врач по телефону  запрашивал место в больнице, я должен был одеть Асю, но сделать этого  не смог. Напичканная лекарствами, она находилась в полудремоте. Когда я к ней прикасался, она  начинала кричать от боли.  Решили с врачом,  что трогать её не стоит. Утром вызвали участкового врача, которая сказала, что необходимо в поликлинике сделать УЗИ.  Боль  постепенно стихала, но подняться  с дивана она не могла. Пришлось подождать  три дня.   В медсанчасти АЗЛК, куда Илюша привез Асю, где её все знали по  работе в «Красном Кресте», обнаружили сильное затемнение левой почки. Посоветовали немедленно лечь в больницу. В больнице, куда попала Ася,  несмотря на хорошую оснащенность аппаратурой, установки для компьютерного обследования не оказалось, и Асю повезли в больницу № 15. После чего вызвали меня и сообщили, что у неё рак левой почки и нужна немедленная операция, лучше в онкологическом институте на Каширском шоссе.   

      Обратились в институт. Принять не могут, палаты все заняты, - ждите.  Асиным состоянием интересовались родственники и друзья, все   старались чем-то помочь. У Эллы с Женей (Асина родня) были друзья, супруги, оба доктора медицинских наук. Мы их знали, встречались по случаю семейных торжеств. Было решено просить  их  помочь в  госпитализации.  Но в то время эти врачи находились на временной работе  в Израиле. Позвонили им, а те - своим друзьям в Москву.  Наш покровитель  в Москве оказался известным медиком, знакомым заведующего урологическим отделением онкологического центра на Каширском шоссе - профессора Матвеева. Новый год задержал госпитализацию, но в конце концов Асю положили в одноместную палату, а через несколько дней сделали операцию. В реанимации  пролежала неделю, так как ко всем болячкам послеоперационного состояния добавилась сильная аритмия сердца.

      После операции я  пошёл к лечащему врачу узнать об Асином состоянии.  Но она  избегала разговора,  ссылаясь на занятость. У дверей её кабинета я просидел два часа и начал догадываться, что Асины дела плохи. Видя мое настойчивое выжидание, она отвела меня к другому врачу. Тот сказал, что операция прошла успешно, но мне лучше об этом спросить  у заведующего отделением, который оперировал. Пошёл к Матвееву. Он пояснил, что случай был сложный,  удалили всё в пределах видимости,  заодно и селезенку. После чего я задал  вопрос: 
      - На что можно надеяться? -  Он  ответил:   
      -  Будем надеяться на лучшее. -  Немного помолчав,  добавил:      
      - Все мы ходим под Богом.
      Мне разрешили ночевать в Асиной  палате. Принес надувной матрас и одеяло.  Утром убирал свою постель в туалет и ехал на работу,  после работы сразу возвращался в больницу. И так девять дней. Ася понимала, в каком положении находится, но мужественно держалась, очень хотела преодолеть болезнь. Приехав домой, она вела себя спокойно, старалась, меньше привлекать к себе внимания,  даже пыталась скрыть от нас частые приступы аритмии сердца. 

      Это время совпало с моей возможной поездкой в Израиль. Ася первая в семье сказала, чтобы я обязательно поехал. Она с нетерпением будет ждать моего возвращения и впечатлений. Вернулся я из Израиля в середине апреля. Она внимательно слушала мои рассказы, но настроение у неё было плохое. Приближалось время прохождения  компьютерного обследования, и  предчувствие возможного отрицательного результата  страшило её. Через несколько дней Илюша отвез нас в онкологический институт.  Обследование  показало наличие метастазов. Использовать химиотерапию при поражении почек нельзя. Лечение ограничилось  приемом  повышенной порции витаминов.

      Наступил 1996 год. В начале февраля неожиданно пришло сообщение из Кузбасса о том, что  застрелены директор Беловской ЦОФ Михаил Григорьевич Богомольный, его жена и шофер. С Михаилом я был знаком  с середины пятидесятых годов, был он  моим земляком, из Винницы,  близким мне человеком по духу и взглядам. В отрасли числился одним из лучших директоров, пользовался большим авторитетом. А директора  угольных шахт и фабрик Беловского района избрали его старостой директорского корпуса. Люди, работавшие с ним, гордились тем,  что прошли школу Богомольного. Два его сына с семьями уже жили в Израиле, а он  собирал вещи для отъезда к детям. Был он принципиальным, самостоятельным человеком, видимо, не хотел подчиниться мафиозным структурам.  Убийство Богомольного я сильно переживал.      

      Однажды я почувствовал  трудность при дыхании, особенно на улице. На работе,  в обеденный перерыв,  пошёл в аптеку купить для Аси лекарство, но одышка была настолько сильной, что я еле дошел обратно. В помещении моё состояние было лучше. На утро следующего дня я  отправился в нашу ведомственную поликлинику. Сделал ЭКГ, её долго рассматривала  терапевт, поинтересовалась, нет ли болей в области сердца. Я ответил,  что  боли нет, но какой-то дискомфорт ощущаю. С диагнозом обострение стенокардии и с таблетками нитросорбита  поехал домой. Освободили от работы на три дня. К вечеру у меня поднялась температура, и я слег в постель. Через два дня надо было снова посетить поликлинику, но с температурой я  не поехал, а позвонил врачу.  Она  разрешила продлить моё пребывание дома ещё на три дня.   

      Придя в поликлинику через шесть дней после первого посещения, я снова сделал  ЭКГ и зашёл к терапевту, которая, послушав меня,  продлила бюллетень,  Я ушёл,  по пути  сделал некоторые покупки и с полной сумкой вернулся домой.  Через два часа из поликлиники  звонит терапевт и сообщает, что у меня инфаркт. Мне следует немедленно лечь в постель на спину и по возможности не двигаться. Ко мне выехал врач, который решит вопрос моей госпитализации.  Через два часа я уже - в кардиологическом отделении  больницы.  Видимо, моё эмоциональное восприятие Асиной болезни и убийство Богомольного отозвались  такой бедой. Врачи же к моим предположениям добавили ещё одно ; атмосферное влияние.

      К концу пребывания в больнице мне предложили продлить лечение в специализированном подмосковном санатории, который размещался в Удельной.  Место хорошее - лес, озеро. Во время прогулок я заметил, что на территории санатория прогуливаются молодые   евреи с длинными пейсами. Живут они в  трехэтажном доме на территории санатория. Знакомлюсь с некоторыми парнями. Оказывается, это иешива  (религиозная школа). Учащиеся приехали из стран СНГ и находятся на полном пансионе. Школа содержится на средства американских и европейских еврейских общин. Скоро пасха, и я прошу разрешения  у американского раввина Хаима, из бывших русских,  посетить седер, - праздничный ужин, сопровождающийся особым ритуалом. Седер вел раввин, приехавший из Екатеринбурга. Это мой первый седер в жизни. 

      На больничном я нахожусь около четырех месяцев. Мне предлагают оставить  работу и оформить инвалидность. Но я себя чувствую неплохо, и покидать работу не хочу. Договорился с кардиологом о разрешении продолжить работу.

      Два летних месяца Ася провела в Барыбино, немного участвуя во всех дачных работах, но гораздо чаще отвлекаясь на отдых. Быстро уставала. Пристрастилась к чтению книг, в основном детективов и любовных романов. Видимо, это отвлекало  её от страшных мыслей. 

      Приближалось первое октября - день Асиного рождения. Попросила  пригласить всех родственников и близких друзей. По её замыслу, это должно было стать прощальной встречей. Внешне её болезнь не была ярко выражена, и можно было подумать, что у неё все в порядке. Держалась она спокойно, но в её речах и беседах можно было  уловить печальные нотки прощания.  Я снимал этот ужин на видеокамеру. Все желали ей здоровья, а она улыбалась и обещала постараться выполнить их пожелания.  Не потеряв интереса  к жизни и людям, Ася находила в себе силы посещать совет ветеранов, забирала Машу после занятий из  театральной студии, но иногда просила это делать меня, после работы.

      Состояние Аси с каждым днем ухудшалось. Силы  покидали её.  Матвеев  предложил  сделать повторную операцию. Ася, не задумываясь, согласилась. Договорились, что она сделает все анализы и ляжет в институт. Пройдя необходимую подготовку, Ася легла в урологическое отделение института, но операция не состоялась. Матвеев уехал во Францию на симпозиум, а его помощники не решались оперировать.

      Прошло более десяти дней.  Ася уже не могла самостоятельно ходить. Матвеев, осмотрев её после командировки, видимо, понял,  что операцию делать  бесполезно. Решено было начать курс облучения. На первые сеансы мы возили её на коляске. Эта процедура ей помогла, она встала на ноги и последующие сеансы, а их было двадцать два, посещала самостоятельно: Матвеев проявлял к ней большое внимание, контролировал и позволял себе вмешиваться в работу радиологов. Врач, проводивший облучение, даже спросил  Асю,  не является ли Матвеев её родственником? Несмотря на явное улучшение Асиного состояния, Матвеев сообщил Илюше, что это явление временное, её  жизнь продлится не  более полугода.

      В августе моё здоровья резко ухудшилось,  сильный насморк и затруднение носового дыхания. Диагноз: двусторонний полипозный этмоидит, хронический гипертрофический ринит. Состояние ужасное, дышу только через рот.  Нужна срочная операция по удалению полипов. Но лечь в больницу я не смел, приближалось первое октября, Асин день рождения, я не мог в этот день не быть рядом с ней. Подготовкой к приему гостей занималась Ира, хотя Ася и  помогала ей вместе с Машей. Это было прощание с близкими ей людьми. Свое состояние она  хорошо понимала.

      За обедом Ася держалась свободно, без всякого напряжения и намека на свою болезнь. От выпитой рюмки шампанского порозовели  щеки. Она была хорошо причесана, улыбка не сходила с  лица. Можно даже сказать,  что она неплохо выглядела для своих 64 лет. О  болезни можно было и не догадаться. Сама она об этом за весь вечер не промолвила ни слова. Говорила больше, чем обычно. Всю семью разделила на две половины: мужскую и женскую.  Надо было высказаться и как бы невзначай поблагодарить близких за совместно прожитые годы. Меня выделила отдельно, сказав, что я всю жизнь был для неё  опорой и надеждой, и за это она благодарна. Мужская половина ей доставляет больше всего хлопот. Посетовала, что мужчины выполняют  много  обязанностей, но им постоянно приходится об этом  напоминать. Женская половина доставляет ей гораздо меньше беспокойств, это её верные помощники. Маша вызывает  умиление, а Ире она благодарна  за усердие в организации этой встречи и  желает ей здоровья и большого счастья в  жизни. Всё говорилось с юмором и доброй иронией. Вадим Кленин подметил, что много говорится о присутствующих, а сама виновница торжества, самая приятная, самая уважаемая и любимая всеми,  как-то остается в тени. И конечно, в который раз за время нашей долгой дружбы, признался  ей в любви и пожелал  доброго здоровья,  выразив надежду, что в будущем нам ещё не раз удастся встречаться.  В тот вечер никто  не мог поверить,  что через четыре месяца Асеньки не станет.

      После Асиного дня рождения я вынужден был заняться своим здоровьем. Обратился к руководству нашей компании с просьбой о помощи в лечении. Мне пошли навстречу и оплатили  мое лечение  в клинике управления делами Президента России. Это бывшая  Кремлевская больница. После операции, которую мне сделали  в конце октября, я словно заново родился на свет. Моя работа продолжилась.      

      Асино же здоровье с каждым днем ухудшалось, и  в январе она  уже с трудом поднималась с постели.  Мы наняли медсестру, которая утром и вечером делала ей уколы наркотиков. Я взял отпуск для ухода за ней. Надо было обеспечить её питание, выписку лекарств, посещение аптеки, встречу медсестры...

      Ася перестала разговаривать, в глазах можно было прочесть страдание и испуг, но сознание оставалось ясным. Редко она делала некоторые указания, касавшиеся того времени, когда её не станет:  «Хуже всего будет тебе,  мужчины менее приспособлены к одинокой жизни. Найди себе подругу, если понравится, женись. Когда ребята переедут в свою квартиру,  отдай им всё, что  захотят взять. В квартире сделай ремонт, а то из-за моей болезни мы не могли заняться этим необходимым делом. Илюша должен тебе помочь. Я прошу тебя больше уделять времени внукам. После моей смерти меня кремируйте, это проще для вас. Урну захороните в мамину могилу. Помяните  меня  хорошим обедом,  пригласи всех,  кто придет со мной проститься…».   

      21  февраля 1997 года Аси  не стало. Моя жизнь во многом  потеряла смысл. Боль утраты  не проходит, и по сей день. Как много дала мне  Ася!  Иметь добрую, умную и красивую  жену во всех отношениях - это большое счастье, а её утрата несравнимое горе.