Малолетний садист

               
 На западной окраине Минска, где прошло моё послевоенное детство, часто случались разного рода происшествия. Чаще всего почему-то неприятные. То драка стенка на стенку, то рванёт где-нибудь на пустыре найденная пацанами граната или мина, а то просто вдруг мужик с перепоя примится колотить супругу.

 Но инцидент, произошедший в нашем доме, явно не вписывлся в этот "неприятный" ряд происшествий. Он буквально потряс весь Грушевский посёлок и его жители единодушно назвали случившееся страшной трагедией. Вот что произошло в конце лета 1949 года на окраине белорусской столицы.   

На первом этаже нашего подъезда проживала, как теперь говорят, неполная семья. Это была тётя Сима, тихая незаметная женщина лет 35-ти и её двенадцатилетний сын Фред. О тёте Симе соседи говорили разное. Но чаще всего – не очень хорошее.

Поговаривали, что её муж во время войны служил в полиции, и его убили партизаны. Трудно сказать насколько эти слухи соответствовали действительности. Но вела себя тётя Сима, как мне тогда казалось, довольно странно. Она почти ни с кем не общалась. Была замкнутой. А главное – никак не реагировала на, несомненно, доходившие до неё пересуды соседей.

С Фредом я общался мало. Он был на три года старше меня. Как и мать, тоже такой же нелюдимый. Во дворе почти не бывал. В наших играх учувствовал редко. Помню только, что у него была большая лупа. Предмет зависти всех дворовых мальчишек.

В солнечные дни он часто сидел на скамейке под своим окном. Выжигал картинки на деревянных достечках. У него это здорово получалось. Я иногда присаживался рядом. Наблюдал за работой. Фред не возражал, но всё время молчал. Или как-то неохотно отвечал на мои вопросы.

Пожалуй, единственным, с кем Фредик не то чтобы дружил, но постоянно общался, был его одноклассник Иван Скребков. Особым прилежанием Ваня не отличался. Был туповат и ленив. По этой причине часто навещал Фреда. Списывал у него домашние задания. А сосед у нас всегда ходил в отличниках.

Скребковы жили в соседнем доме. Внешне он был как две капли воды похож на наш неказистый двухэтажный барак. Но изнутри имел существенные отличия. Дело в том, что жильцами этого дома являлись работники Комитета государственного контроля. Естественно, коммунальных квартир там не было. Зато имелись все коммунальные услуги, за которыми мы бегали во двор.

Ванин папа был в Комитете какой-то важной «шишкой». Имел даже право на владение личным оружием. К большому горю, хранил его очень небрежно. Однажды в конце летних каникул Скребков-старший по рассеянности оставил ключ в замке письменного стола, где хранился его пистолет ТТ.

Скребков-младший тут же оплошностью отца воспользовался. Прихватив пистолет с полной обоймой патронов, Ваня с каким-то своим приятелем решили пострелять. На ближайшем пустыре они устроили пальбу по консервным банкам. Расстреляв, как им показалось, весь боезапас, Ваня решил зайти к Фреду.

О том, что там произошло, ходило несколько версий. В деталях они разнились, но существа жуткой трагедии не меняли. Вообще-то, эту трагедию можно было бы назвать несчастным случаем, если бы не одно очень важное обстоятельство.

Именно оно превращало несчастный случай в жестокое умышленное убийство, непостижимое для нормального человека. Особенно, если учесть, что преступнику было всего тринадцать лет. Кстати, возраст спас Ивана Скребкова от очень серьёзного наказания. Впрочем, как потом оказалось, не только возраст. Однако об этом чуть ниже.

После такой преамбулы постараюсь пересказать, всё то, что сохранила моя память об этом жутком случае. Когда Ваня пришёл к Фреду, тот был чем-то занят. Пустил в комнату приятеля, только заинтересовавшись пистолетом. Дальнейшие события пересказывались по-разному.

По одной версии они, вроде бы, затеяли игру в войну. Иван направил пистолет на Фредика, и со словами: «Вот так Иван Никулин, русский матрос, бил немцев в Севастополе» нажал на курок. Под таким названием в то время в кинотеатрах Минска шёл художественный фильм.

Пистолет неожиданно выстрелил. Пуля угодила прямо в лоб. Фред тут же рухнул на пол. На следствии Скребков заявил, будто бы думал, что расстрелял на пустыре все патроны, так как обойма была пуста. О том, что в стволе остался последний патрон он не знал.

Всё то, что произошло до сих пор, можно было бы считать ужасной, преступной, но все-таки непреднамеренной трагической случайностью. А вот дальнейшие действия Ивана иначе как хладнокровным убийством не назовёшь.

После рокового выстрела он не впал в прострацию. Его не хватил шок. Он не стал орать, взывая о помощи. Этот малолетний зверёныш поступил иначе. Диаметрально противоположно тому, что диктует логика нормального человека.

Непостижимо для его возраста, но действовал парень, как закоренелый душегуб. Хладнокровно пытался, хотя и по-детски наивно, скрыть следы преступления. Увидев бездыханное тело в большой луже крови, Иван решил, что Фред мёртв. Он натянул на простреленную голову наволочку. Затем закатал тело приятеля в одеяло и затолкал его под кровать. После чего тщательно вымыл пол. Окровавленные тряпки выбросил в выгребную яму нашего общественного туалета.

Позднее медэкспертиза установила, что ранение было смертельным. Но непосредственной причиной смерти явилось удушье. Таким образом, выходило, что несчастного Фредика этот несовершеннолетний садист не только застрелил, но ещё и задушил.

Возможно, психологи могли бы как-то логично объяснить такое алогичное поведение Ивана Скребкова. Я лично за такой анализ не берусь. Похороны Фредика прошли так же тихо и незаметно, как он и жил. Ну а Скребков-старший, похоже, смог замять уголовное дело сына. Или, по меньшей мере, спустить его на «тормозах».

Ивана наказали как-то странно. Как точно, никто толком не знал. Он продолжал учиться в нашей школе. К нему прочно прилепилась кличка «убийца». Однако называть его так прямо в глаза побаивались.

Ваниного отца, вроде бы, понизили в должности, но в Комитете он остался. Примерно через год Скрепковы куда-то съехали, а эта история, обрастая жуткими подробностями, ещё долго, будоражила сознание жителей нашего посёлка, постепенно превращаясь в легенду. Мне её доводилось слышать даже спустя много лет.