Махачкала и золотые штаны

- Пасматри! Пастматри, что они делают! Уйййяяяя! Параститут какой ! Ибрашка! Смотри! Они через сигарету цылуюца! – кричал маленький весёлый Биссерхан, наливая нам домашнее вино. Красивая смуглая девушка прикуривала сигарету у другого парня без спичек. Сигарету от сигареты. Оба не вынимали сигарет изо ртов так сказать.
Вокруг царило веселье - девушки, вино, сыр, сушеная баранина.
Это моё первое махачкалинское воспоминание.
Я родился и вырос во Львове. Приехал в Махачкалу из Уркараха, где прожил полгода в гостях у друга Шамиля Гасанова. Удивительный человек – врач, историк, философ, поэт.
Я возвращался во Львов и был в Махачкале проездом 1 день.
Я пошел на пляж. Я был совершенно один в совершенно незнакомом городе.
И вдруг на пляже, глядя на море, я вдруг что-то такое почувствовал,
сам не знаю что и решил не ехать во Львов, а пожить полгода в Махачкале.
Вот такой дзенский или дао экспириенс.
Приезжаешь в совершенно незнакомый город и пробуешь просто жить.
Никого не знаешь, ничего не знаешь и тебя никто не знает.
Счётчик обнулён. Каждый день что-то новое. Шаг за шагом.
У меня был какой то один адрес на клочке бумажки, который мне дал Гасан Гасанов – брат Шамиля.  Дал и сказал: если чо, там нормальные пацаны живут даргинцы, можно пару дней переночевать. Я пошел по этому адресу.
Это был маленький дворик в одной из одноэтажных построек сразу за площадью Русского театра. Прекрасный самобытный райончик маленького восточного приморского города. Просто неземная красота. Хотелось плакать и снимать кино.
Сейчас наверное это все уже посносили. Умывальник и туалет во дворе.
Небольшая комната и 5 кроватей. Тумбочка и стол. Там жили молодые ребята.
Вечером к ним приехали в гости девушки и было веселье, такое как в фильмах  Кустурицы - Уйййяяяя! Параститут какой ! Ибрашкаа! Смотри! Ай, саул, красвчик! – сказали мне пацаны – если чо – не теряйся - если чо! – сказали мне пацаны.
Меня напоили, накурили и я быстро уснул.
Утром я пошел в гостиницу Ленинград выпить кофе и позавтракать. Я же из Львова.
В баре я оказался один. И кофе оказался не кофе. Точнее это называлось кофе, но было что-то другое. Я спросил: что это? Она мне – кофе. Я – нет. Она- идемте я покажу.
Мы пошли на кухню и я увидел большущюю кастрюлю в которой варились кофейные зерна и помешивались огромной поварешкой и оттуда жи черпаком наливались в чашки. Вот – сказала официантка-барменша  Маша ( она же Мерзият) – вот смотрите
 –это кофе , а это кофейный напиток – сказала она и гордо улыбнулась. В этот момент я опять ощутил действие махачкалинской травы и начал истерически смеяться и мы с Машей подружились. Я сказал что я совершенно один в городе и ищу работу с пропиской. Я был молод и неотразим и Маша взяла надо мной шефство. – А ты почему с бородой? – спросила Маша ( в наше время творческим людям было модно-принято длинные волосы и бородку) –чо? Умер кто? У нас так ходят когда соболезнование – объяснила она.
Работники общепита это отдельный клан – отдельная мафия и там все друг друга знают. Маша рассказала про город и посоветовала контору ТоргМорТранс – там директриса еврейка и ты еврей , кароче, красиво оденься, да, туда иди и цадаха ей сделай, а про бороду скажи – дядя умер и теперь вообще никого не осталось - сказала Маша-Марзият.  Что такое «цадаха» я тогда еще не знал, но догадался по смыслу.
Мне очень понравилось название ТОРГМОРТРАНС и я пошёл наряжаться. Вещей у меня было не много и все какие-то джинсовые и слишком хиповые для Махачкалы, но была одна вещь, которую прислал мне брат из америки. Штаны американского астронавта. Золотые. Простеганные. Авиа штаны. Как из фильма «Звездные войны» или из фильма «Аполло 18» там где они на базе тренируются. Штаны смертельно прекрасные. Но махачкала консервативный город. Тут нельзя ходить в шортах, тут хипарям режут волосы и бьют их – предупреждали меня. Но я решил закалять характер, тем более, что ничего красивее у меня не было и мне казалось, что эти космические штаны очень подходят названию ТоргМорТранс.
Я купил коробку конфет «Птичье молоко» и бутылку шампанского. Зашел в кабинет директрисы – добрейшей женщины Райхан ( она была директором пищевого куста) и сказал, что я дальний родственник и вот родители просили передать и устроить меня на работу с пропиской и общежитием. А что родственников в Махачкале совсем нет? – удивилась Райхан, ей было лет 55.  Нет – ответил я – в войну всех убили.
На следующий день я уже работал грузчиком и экспедитором в кафе Причал и в портовской столовой и жил в портовском общежитии на берегу моря.  О, это отдельный прекрасный мир и он достоин отдельного повествования.
Я подружился с персоналом кондитерского цеха и жил на берегу моря как молодой бог, купаясь в море, масле и сахаре, а молодые поварихи с которыми я флиртовал стирали мне бельё. А что еще нужно молодому порутчику в отставке, которым я себя воображал и собирался писать книгу стихов.  Я видел даже самого начальника ТоргМорТранса – пожилой добродушный даргинец похожий на Горбачева, что очень веселило всех тогда в 1985 году. В 1986 он подарил мне на свадьбу барашка.
Что бы как-то отблагадарить Машу-Мерзият я решил пригласить её в ресторан. Она сказала, что вечером тут бывает музыка и танцы. Я пришёл в золотых штанах. Я выглядел не тупо. Я выглядел красиво - как космонавт. Но Маша не выдержала и быстро ушла после первой бутылки коньяка.
А публика в ресторане уже собралась прекрасная как в кино. Какая-то компания махачкалинской молодёжи праздновала день рождения и заказывала танцы. И компания каких-то московских командировочных – несколько мужчин типа мелких чиновников, один с яркой молодой блондинкой, явно любовницей.
И ещё один столик куда иногда подсаживаются музыканты.
Играли они хорошо с тем самым лёгким кавказским оттенком, который так украшает порою весёлый блатной шансон. Я спросил – что за группа? Они пригласили за столик.
Спросили кто такой и что за штаны. Я ответил, что брат в америке космонавт в НАТО работает и вот прислал. Рассказал про Львовских лабухов, купил коньяк. Компания была полублатная. Музыканты, воры, деловые. Все уже хорошо выпили и сидели, шутили, отдыхали весело и громко. Один был без ноги по пояс. Очень красивый атлетический мужчина очень красиво одетый без ноги с красивыми дорогими костылями.
В какой то момент он заказал песню толи «Дым сигарет с ментолом», толи «Не сыпь мне соль на раны», встал подошел и пригласил блондинку сидевшую за московским столиком на танец. Наступила тишина и на пустом танцполе в гнетущей тишине они танцевали в центре зала. Мой сосед хлопнул меня по плечу и сказал: «Смотри! Братишка! Ай-саул! Гаджишка-красвчик бросает вызов двуногим!»
С некоторыми интересными и уважаемыми людьми из блатного мира махачкалы мне довелось увидеться в фотомастерской у легендарного Унчика. Водку пили стаканами. Лермонтова и Есенина километрами наизусть.
Дети высоких чиновников, которые стали разбониками джигитами с воспитанием и образованием. Просто лихие джигиты и весёлые люди.
Свободные – вот ключевое слово.
В 5 утра идёшь мимо гостиницы Каспий, а там на втором этаже свет горит и на веранде сидят чай пьют курят и о чем то своём говорят старые воры в законе и поливальная машина и запах моря и свежо.
Памятник Ленину белеет  в темноте и показывает рукой в направлении пляжа - ИДИТЕ КУПАТЬСЯ! – призывает  он ленинским голосом. Из Гостиницы Каспий выходит Арсен ( или Арслан) не помню точно, его называют Паук, отсидел лет10, говорят страшный человек. А на самом деле нет… сын известных чиновников. Бродяга и разбойник. Он дружит с Юладом – братом Муслима и говорит, что ему скучно со стариками пить чай и он хочет водки выпить с Юладом и обсудить одно выгодное дело. Мы идём в 5 утра в гости в очень выскопоставленный дом, рядом с домом Расула Гамзатова. По дороге он где-то срезает или покупает огромную розу. Мы очень пьяны я не помню он читает Лермонтова  «Тучки небесные вечные странники», так что у меня ком в горле и говорит: 26 лет, мальчик! Как он мог уже все знать?- и мы доходим до дома. Я говорю: нас не пустят. Он долго звонит в дверь. Открывает мать. 5 30 утра. В глазах её гроза. Арсен еле стоящий на ногах но чёткий: Мать! Я к вам! Это срочно! Вот моя мама - ваша сестра - тётя Патимат просила передать первую сегодня срезанную розу из своего сада!
Хозяйка варит кофе. Запах молотого кофе. Запах свежих булок. Запах варенья из райских яблочек. Запах моря. Запах утренней свежести. Запах молодости и рая.
Мы поднимаем Юлада и идём за Муслимом и снова идём пить в ресторан Лезгинка. Там встречаем какого то знакомого. Нас пятеро. 9 утра. Юлад берет шашлыки, зелень, 5 бутылок водки, чёрный хлеб.  Смотрит на меня в золотых космических штанах и говорит: Вот! Чисто дагестанский завтрак!
После завтрака мы идём в чайхану пить чай. Это рядом. Почти напротив дома пионеров, где я когда – то работал методистом по работе с молодёжью. Есть ли теперь эта чайхана не знаю, но тогда там было модное место, где собирались журналисты и литераторы всякие и что то обсуждали и спорили бесконечно.
Рядом парк и аварский театр. Красота. Чай настоящий из чайничков с пиалами и пиалы с сахаром и разговоры…споры какие то….Отпоились чаем и пошли гулять через парк и опять пришли к памятнику Ленина а там какой-то мужик в каске с отбойным молотком долбит землю. Долбит дырку в преисподнюю дорогу в ад и долбит по нашим уставшим от алкоголя мозгам так что мы умираем. И тут Муслим кричит ему: Чувак! Эй! Мужик!
Тот долбит и не реагирует, долбит и не реагирует.
 Муслим кричит.
Мужик напряжён.
Он выключает молоток и мрачно смотрит на нас.
- Чо нада?
Муслим говорит: брат, как тебя зовут?
Тот отвечает: ну Расул, а чо нада?
Муслим говорит: послушай Расул, тебе сколько лет?
Расул: ну 20
Муслим: вот послушай Расул, 20 лет назад был вот такой же прекрасный и тихий солнечный день и твой отец, прекрасный джигит, встретил прекрасную девушку – твою мать и у них случилась прекрасная любовь и в результате этой прекрасной любви в этот прекрасный благословенный аллахом мир родился ты, Расул. Так неужели всё это ради того чтоб ты в воскресение в такой же день ты ***чил отбойным молотком возле памятника Ленину дырку в ад?
Расул напрягся и несколько секунд оцепенело молчал, а затем хрипло спросил: водка есть?
 Есть! – ответили мы хором. Расул посмотрел на нас, на небо, на солнце, на море, резким движением отшвырнул отбойный молоток и сказал: пошли!
 В первую же неделю своего пребывания в Махачкале я однажды вечером гулял по улице Дахадаева и увидел афишу-плакат на клубе торговли. Там было написано: молодежный народный театр набирает артистов для постановки спектакля «451 по Фаренгейту» по произведению Рея Бредбери. Ну вот – порадовался я Махачкала-Бредбери-Форенгейт –лёгкий оттенок сюрреализма ситуации подтолкнул меня зайти внутрь. Во Львове я играл в театре Татьяны Малиновской, да и вообще я всегда хотел быть артистом или режиссером.
В театре я встретил бородатого красавца в стиле Дата Туташхия. Это был режиссёр Магомед Адухович Магомедов. Удивительный прекрасный человек.
Вечером мы уже сидели у него во дворе и дома  и проговорили полночи. Это был знаковый для Махачкалы человек. Подвижник. Энтузиаст. Человек с большим сердцем. Аварец. Глядя на него я так представлял себе Шамиля, мне хотелось бы чтобы он сыграл в кино такую роль, мне кажется он бы смог. Он познакомил меня с самыми интересными людьми города, многие из которых впоследствии стали моими близкими друзьями.
Мага хотел сделать театр – это была его мечта. Он учился у Захарова и бердил театром.
Мага познакомил меня с другими театральными студиями. Мелентьев и Гентелев вели театральную студию на телевидении. Намруд Басриев руководил театром «Гистрион» в клубе Рыбников и поставил спектакль «Тиль Улиншпигеь», до этого был Бартыханов со своими эпическими постановками  и шумный городской праздник и маленькая Махачкала как то тихо бурлила, как белые морские барашки тихо урча накатывают на пляж. Махачкала переживала тихий застой но было несколько факторов которые повлияли на удивительную культуру этого «города, который был».
Городом управляло поколение людей переживших в детстве войну - это особенное чистое поколение, потому что так получилось - война+СССР, это поколение тех , кто после войны учился в Москве и в Питере или в других городах и вернулся в родной город.
Уникальный момент – много разных народов в на одной территории объединенных русским языком, но сохраняющими свою народную культуру, поэтому было много разных национальных театров и танцевальных ансамблей и многое другое – то есть больше во много раз разной культуры на 1 квадратный метр – каждый старался сохранить эдентичность. Ну и общий образ Кавказа. И современные тенденции из Москвы-Питера. Все положительно влияло на город. И новое поколение, закончив разные столичные вузы тоже возвращалось в Махачкалу чтобы сделать что то новое и современное.

Магомед посмотрел на мои штаны и решил что я должен играть главную роль Монтега в спектакле «451 градус по Фаренгейту». Мы уже начали репетиции и готовили бутафорские огнеметы, которые Магамед хотел сделать из аквалангов, противогазов и фанариков.
Но однажды Магомед вернулся из Москвы с новой пьесой «Прощай овраг» про собак и мы все стали собаками.
На одну из репетиций пришла Юля Иванова в последствии Сулейманова, Рамазанова, Лихтман. Мага пригласил её художником оформить спектакль. Юля придумала огромную книгу – сцену с переворачивающимися страницами с картинками и текстами из книги.
Мы разговорились, что-то про Хармса, долго смеялись и тут за ней пришёл её парень – художник Тимур Сулейманов. Мы подружились с Тимуром и Юлей. Они оказались замечательными художниками и пригласили меня снимать комнату в их мастерской.
В их мастерской на улице Чохского я писал романтические декадентские стихи и впервые взял в руки кисть и масляные краски. Это была настоящая творческая мастерская, где рисовались картины, писались стихи, приходили люди, выпускалась стенгазета, выставки и чтения, акции и перформансы, бесконечные гости.
Они познакомили меня с художественным миром  столица Дагестана. Юра Августович – гениальный художник, внешне похож на Достоевского, до сих пор помню его картину «Мальчики», его супруга замечательный художник Жанна Колесникова, до сих пор помню её картину «Событие» - мы делали в 1991 году совместную выставку в Москве в ЦДХ. Это вообще художественная семья потомственная с огромной мастерской люди ангелы и дай бог им здоровья. Эдуард Путерброт – гениальный художник – с ним познакомила меня моя жена Таня Мун. Я считаю Эдика в чем то своим учителем. Ибрагим Супьянов удивительный. Адиль Астемиров. Ирина Астемирова.
В какой то момент в Махачкалу приехала режиссер Лариса Лелянова – подруга Бориса Гребенщикова и первым делом поставила в Русском Драматическом театре рок спектакль в котором звучало 10 песен Аквариума. «Маленькие Голанндцы» - так называлась эта рок-драма на тему жизни молодежи – художников, музыкантов и тд. Магамед с Леляновой дважды привозили Гребенщикова и группу Аквариум в Махачкалу с концертами и бесконечными прекрасными пьяными тусовками-посиделками. . Когда Лелянова родила сына БГ приехал его крестить. По дороге в церковь, которая находилась в первой Махачкале зашли ко мне домой привести себя в порядок. Таня гладила красную рубашку БГ, а он свистел на балхарской игрушке свистульке «под небом голубым». Эту свистульку-идола подарил мне Эдуард Путерброт. Я берегу ее до сих пор. Прошло 30 лет и недавно Гребенщиков был у меня во Львове в музее САЛО.
Я спросил его: помнишь?
Он говорит: помню…
Мага нашел заброшенный ангар для ремонта паровозов в начале первой Махачкалы и прямо в роскошном клетчатом пиджаке полез внутрь и там среди говна и мусора поднял вверх руку торжественно сказал – здесь будет театр! И он сделал там театр. Выбил что-то у государства, сделал ремонт и сделал настоящий театр ДОМ. Там тоже выступал Гребенщиков и там еще жила и выступала грцппа «Поле Чудес» под руководством Макса Гребешкова-Гольденберга. И играл в ней на барабанах Саша Макеевский – первый муж Ани Тысячной. Я тоже вместе с Магой ползал там в грязи а потом в 2001 кажется году мы вспомним это с ним в Москве как самое теплое время в нашей  жизни.
13 декабря 1985 года я хорошо помню.
Два театра – театр Маги и театр «Гистрион» Намруда Басриева встретились на дружеском капустнике в кафе чтобы поздравить с днем рождения известного махачкалинского диджея и меломана Жорика Гарунова.
27 лет – боже какой старый – подумал я.
Театры показывали свои номера. Было весело.
Я показывал что-то из Хазанова, кажется «бег в мешках», а в конце были танцы.
В театре Намруда Басриева была одна актриса, которая играла роль Жилины,
чем то похожая на молодую прекрасную Людмилу Полищук.
Я пригласил её на танец.
Она обняла меня и сказала:
если ты хочешь, чтобы у нас что-то получилось – держи меня крепче.
Увидев, что я  вспыхнул как огонь, она добавила: в танце. 
Теперь это знаменитая скандальная журналистка Светлана Анохина известная в ЖЖ как Кавказская пленница.
Но бог с ними с журналистками.
В глубине зала я увидел столик за которым сидели 2 очень милые девушки и тихо грустили со стаканами в руках.
Я взял яблоко и разрезал его ножом так чтобы получились розочки и сложил обратно.
Подойдя к столику с девушками я торжественно преподнес яблоко ( в то время я играл роль змея –ангела «Д» в спектакле Магамеда «Божественная комедия»).
Жестом фокусника я превратил яблоко в две розочки и подарил девушкам.
Одна из них Таня Мун – она была художником спектакля Тиль в театре Гистрион - стала моей женой, а её подруга Таня Самойленко лучшей подругой.
Самоха работала в библиотеке Ленина в методическом отделе   и там же в другом отделе  работала будущая скандальная журналистка.
Туда в то время все любили захаживать  за книгами и на перекуры за библиотекой с чаем и разговорами обо всем на свете.
Однажды я возвращался после репетиции в общежитие поздно вечером.
Общежитие находилось на территории порта за железной дорогой и чтобы туда попасть нужно перейти пешеходный мост через железную дорогу.
На мосту я увидел, как девушка перелезла через перила моста встала, выгнулась и приготовилась прыгать вниз под поезд.
С другой стороны моста шел парень.
Мы увидели ее одновременно и одновременно подбежали.
Нам удалось уговорами и силой снять ее с моста.
Она сказала, что не может идти домой, потому что муж ее  бьёт-бьёт и вот-вот убьёт.   
Девушка и парень перекинулись парой слов на даргинском языке. Парень сказал, что спешит домой и что его ждут, и он не хочет вмешиваться в чужие семейные дела.  Я решил проводить бедную девушку домой. Оказалось что она живет в Альбурикенте и что у нее там есть несколько вагончиков которые здаются. Такие совсем простые маленькие фанерные домики. Альбурикент ночью 1985 года это шок.
Это какие то бесконечные индийские кварталы из лачуг как из фильма Жесть.
Но я решил жить в этом домике. Ночью мы пили коньяк и разговаривали и я почувствовал насколько мы из разных миров. Утром девушка исчезла. Помню только, что у нее были золотые зубы, которые гармонировали с моими золотыми штанами.  Я перевез свои пожитки в этот домик и вскоре столкнулся с её мужем и его друзьями, которые красиво размахивая ножом посоветовали мне исчезнуть. Но я уже отметил там новоселье и мне уже подарили люстру и сервиз и я все это просто так бросить не мог. Я пошел в спорт-товары и купил эспандр. Снял с него одну мощную круглую резинку с металлическими крючками по краям. Если натянуть и резко отпустить – выбивает полкирпича из стенки. Обмотал и застегнул как пояс и пошел в честном бою отвоёвывать свои вещи. Вещи отвоевал в кровавом бою, а жить переехал к Тимуру с Юлей в мастерскую на Чохского.
А случайный парень с моста оказался чьим то родственником, и девушка тоже оказалась чьей то родственницей и через какое – то время Шамиль мне рассказал, что
 в Уркарахе по селу ходит легенда про парня в космических золотых штанах, который спас девушку прыгающую с моста.
И тогда я понял, что я Бэтмен.

Прожив полгода в горах,
 в старом селе Уркарах,
услышал я разговор
про странную  Песню Гор,
что голосом ветра звучит
 так, что сердце стучит,
если пешком в ночи
идти по тропе в Кубачи...
 
Короче, дамы и господа, горы невыносимо величественны и прекрасны!
Кавказ остается в сердце.
Как и завещал великий Михаил Юрьевич.
Пришло время, и я спустился к побережью Каспийского моря, в город Махачкала, бывший Порт-Петровск, лежащий неподалеку от того места, где старый восточный джинн, пролетая, высыпал набившийся в остроносую туфлю песок, и возник бархан Сары-Кум, породивший самый великий мираж в истории кино — «Белое солнце пустыни».

Когда мы с Таней Мун решили сыграть свадьбу, мы сняли маленький домик с садиком на улице Загородная в первой Махачкале. Это был самый конец города. Домик маленький через родственников сняли не дорого. Вода во дворе. Печь угольная. В первой комнате которую мы обклеили картинками из журнала Корея и сделали инстолляцию  «уголок Ким Ир Сена» . Дядя Клим и Тётя Лёля подарили нам синий большой диван и он стоял в первой комнате и просыпаясь мы смотрели на печку, на огонь, на уголок Ким Ир Сена , где рядом с портретами и картинами революции висели ножи, сковородки, поворёшки и ёлочные игрушки с гирляндой. В самой-самой первой комнатке-коридоре стояла плитка и там готовили, там жила крыса и была огромная дырка. А ведь это первая комната – точка входа – начало интерьера. А это важно. Я взял фанерку от посылки крышку – тогда были деревянные посылки из фанеры с реечками. И на этой крышке нарисовали крысу и написали что здесь живёт большая злая крыса, и затолкав стекла в дыру - забили её красивой фанеркой-картинкой. Так нам удалось сохранить тотальную честность нашего бытия.  Была гостиная и там в центре стол, а вокруг разные старые стулья и железная кровать с сеткой. И еще одна комната-спальня-мастерская. Там гардероб и швейная машинка. Стол огромный поставили во дворе - там такой милый садик был, и свадьба гуляла три дня.
До центра города можно было минут за 40-50 дойти пешком.
Интернета не было и мобильников не было и компьютеров не было и простого телефона не было.
А были  2 автобуса – 9 и еще какой то.
Да. В этом городе я женился, и через год у меня родилась дочь.
Про нее и будет мой рассказ. Про дочь Алису и про то, с чего начинается родина.
Я положил жену на сохранение в пятницу, 23 августа 1987 года, и пошел покупать ванночку для купания малютки. После недолгих размышлений я выбрал чугунную ванночку за 8 рублей, а не пластмассовую за 26, что позволило мне сэкономить 18 рублей и купить на них 10 бутылок красного сухого, чтобы обмыть ванночку и снять нервное напряжение перед родами. Ко мне на помощь пришел Максим Гребешков-Гольденберг — музыкант, композитор, лидер группы «Поле Чудес», которая в тот момент была в Махачкале.
Чугунная ванночка оказалась очень тяжелой и очень большой, и поэтому было принято решение слить все спиртное в огромную хозяйскую компотницу. И мы наполнили до краев хрустальную бадью.
Квартиру мы снимали на улице Пугачева, и в этот ответственный момент ко мне в гости зашел Муслим Муслимов — покойный сын покойного директора «Дагэнерго».
Он зашел проверить, как идет подготовка к родам, и был удивлен.
— А как же вы наливаете? — строго спросил Муслим.
В ответ Макс, ухмыльнувшись, зачерпнул из хрустальной бадьи большой фарфоровой чашкой и молча протянул Муслиму.
Мусик остался доволен.
И вот, в разгар этого напряженного ожидания рождения на свет нового человека, мы рассуждали.
Я помню, что думал в тот момент, что детей мы рожаем из чистого эгоизма.
Дарим им жизнь.
Выпускаем в этот очень несовершенный, полный страданий мир.
Дарим им жизнь, обрекая на смерть.
Потому что так хотим.
Потому что хотим любви.
Хотим любить и хотим, чтобы нас любили.
Бескорыстно и сильно будет любить новое существо своих родителей.
Маленькое зависит от большого.
Так устроен мир, в котором мы хотим продлиться и любить себя в своем продолжении.
Весь этот бред прервал телефонный звонок из больницы в субботу утром.
Началось.
Я побежал в больницу.
Там, в приемном покое, я ожидал, волнуясь, в обществе огромного аварца, который тоже ждал результатов от своей жены.
Моя родила первой.
Точнее, это были не роды, а кесарево.
И каждые 10 минут мне сообщали о происходящем.
Спускалась медсестра и сообщала: «Разрезали». «Извлекают». «Обвитие».
— Кто? — не выдержал я.
— Девочка! Раздышалась! — радостно ответила медсестра.
— Лучше камень, чем девочка, — тихо сказал аварец, у которого уже было три дочери.
И в этот момент в мире стало на одного человека больше.
Я стал отцом. Мир изменился и наполнился необычайным смыслом.
Мы назвали ее Алиса, подразумевая, что страна наша полна чудес и кроликов.
Я помню, как кричал в истерике под роддомом, когда махачкалинская чиновница из загса отказалась дать нашей девочке двойную фамилию, сославшись на то, что для этого нужно, чтобы родители были знаменитыми.
— Мы будем знаменитыми! — кричал я пьяный и счастливый, и жене было за меня неловко.
И началась новая жизнь.
 В течение месяца нас приходили поздравить толпы людей.
Это был непрекращающийся праздник.
Кафе «Причал», в котором я когда-то работал грузчиком, прислало продуктовые дары от самого директора ТоргМорТранса. Мы накрыли стол и начали принимать гостей. Поздравить приходили: Магомед Магомедов и пол его театра, Намруд Басриев и пол его театра, Путерброты, Бройтманы, Бачинские, Чейшвилли, Муслимовы, Гарунов и Магатова, друзья из училища имени Джемала и даже Боря Гребенщиков, который со своей командой в это время тусовал в Махачкале и собирался давать тот единственный концерт «Аквариума», который вспоминают до сих пор. Режиссер Русского театра Лелянова и ее муж, актер того же театра Данилевич, учили нас купать ребенка. И всем им, этим людям, мне хочется крикнуть через годы: «Салам!», потому что в этом мире хаоса самое ценное — это островки сентиментальной привязанности, на которых живут наши близкие и родные...
Где вы, друзья!
Где вольный ваш припев?
Еще вчера, за столик наш присев,
Беспечные, вы бражничали с нами…
И прилегли, от жизни охмелев!

Месяц мы отмечали рождение Алисы, и закончилось все грандиозным праздником под нашими окнами — в соседнем дворе Марина Матаева выходила замуж, и «Лезгинка» зажигала! Был невероятный праздник с танцами и песнями.
 
А через год приехал в гости мой двоюродный брат Игорь.
Он был уже крутым бизнесменом и, посмотрев на махачкалинскую жизнь образца 1987 года, спросил:
— А сколько вы еще собираетесь тут жить?
— Ну, вот Алиса начнет ходить, — невнятно забормотал я в ответ.
— Ходить? В школу? — спросил брат. И через два месяца мы уехали во Львов начинать новую активную жизнь.
Во Львов  Алиса попала, когда ей был один годик, и пошла в украинский садик, а потом и в школу, изумляя и радуя старых бендеровцев своим чистым украинским языком, который они никак не ожидали услышать от черноволосой узкоглазой девочки.
И росла Алиса в старинном городе Львове в удивительное время путчей и гкчп в атмосфере любви и свободы, в золотых лучах заката старого мира.
в 1995-м мы уехали к моим родителям в Германию, и Алиса поступила в гимназию. В результате сегодня родным языком для нее стал немецкий. По-русски она еще говорит, а вот украинский уже только понимает. А я…
Какие-то польские ученые в шестидесятые годы вычислили, что по уровню психологического стресса эмиграцию можно приравнять к нескольким годам в концлагере. Теперь я понимаю, что они правы. Да — одиночество, да — язык, да — чужой мир, и сетчатка глаза не узнает привычные очертания любимого и начинает бесконечно слезиться, и многое другое, иное, тоскливое и несчастное, неразличимое в сумерках... впрочем, и сумерки тут другие.
 
Я уехал в Москву. И работал там - строил свое издательство «Запасный выход». Я жил тогда на Ленинградском проспекте в писательском доме, в квартире Андрея Георгиевича Битова, которую он мне любезно сдал во время нашей совместной работы. Большая просторная квартира, этажом выше Фазиль Искандер. Этажом ниже Белла Ахмадулина.
С торца дома была  Клиника головной боли доктора Вейна.
Алиса приезжала ко мне на каникулы. Мы много гуляли по Москве, по выставкам, клубам, тусовкам,  по той удивительной Москве на стыке тысячелетий. Потом дома вместе готовили ужин и смотрели кино и мультики. Как-то к Алисе пришла ее младшая двоюродная сестра Лена, и они уселись смотреть мультфильм «Покахонтас». Обе девочки:  и Алиса, и Лена — наполовину кореянки — были удивительно похожи на героиню мультфильма из какого-то племени американских индейцев.
И вот там такой момент: Покахонтас говорит главному герою, красавцу-блондину, приплывшему на корабле из чужой страны: «А можешь ли ты спеть Песню Гор голосами ветра?» И герой растерялся. И тут Алиса говорит Лене: «А я знаю такую песню, я родилась в горах!»
Лена, конечно, удивилась, но и я тоже. «Откуда ты знаешь?» — спросил я.
«Мама рассказывала, что я родилась в Махачкале, и я очень хочу туда поехать, ведь там моя родина. Есть же такое слово — Родина?»
«Есть такое слово», — ответил я и весь вечер рассказывал ей про Дагестан. Про Уркарах, в котором жил, про Махачкалу, про то, как вкусно есть зеленые яблоки, сидя в порту на старом деревянном причале и бросая огрызки в воду.
Через неделю я провожал Алису в Германию из Шереметьево-2.
Вместе с Алисой летел мой друг русский писатель Слава Курицын, и я был очень рад, что девочка летит не одна, и в аэропорту мы выпили.
На паспортном контроле выяснилось, что у нее просрочен паспорт.
Это был немецкий путешественный паспорт. Алисе 13 лет. Все это вызвало подозрение, и таможня решила разобраться, что к чему. Что это за маленькая узкоглазая девочка с немецким путешественным паспортом. Курицына пропустили, а Алису задержали и устроили допрос.
— Кто ты, девочка? — спрашивает строгая таможенница. И напряжение ее голоса театрально растет от спокойного до почти истерического крика в конце допроса.
— Я — Алиса Бергер-Мун.
— Кто ты по национальности?
— Вы не смеете задавать ребенку такие пошлые вопросы! — начал акцию защиты и протеста пьяный русский писатель Курицын, и менты увели его в сторону.
— Я наполовину кореянка, наполовину еврейка.
— Где ты живешь?
— В Германии.
— А почему?
— Мы там живем, у меня вид на жительство.
— А тут написано, что ты гражданка Украины...
— Да, я гражданка Украины. Раньше я жила во Львове.
— А почему же тут стоит штамп Махачкалы? — разоблачительно визжит тетенька.
Алиса совершенно спокойно, с европейской улыбкой смотрит тетке в лицо. 
— Потому что это моя родина. Знаете такое слово — Родина? Знаете Песню Гор, которую поют голосами ветра?
— ------------------------------------------

Когда родилась дочь наступило время работать – зарабатывать деньги.
И я пошел работать художественным руководителем Клуба Рыбников.
В Клубе Рыбников я решил организовать киноклуб Иллюзион для просмотров шедевров мирового кино. Долго добивался фильма Феллини «Репетиция оркестра» и вот когда весь цвет Махачкалы – человек 200-250 в зале собралось, директор Заур Казулаев решил отменить кино. Что-то его пугало и напрягало. Ну понятно что. Но просмотр состоялся и даже Анна Джетере что-то говорила про культуру и город.
Потом я работал в Доме пионеров – там тоже замечательные люди Юзик Ханукаев и Цахай – музыкальные и танцевальные ансамбли, Али Ага доводивший лезгинкой детей до исступления, барабанщики «Нагара» дружный коллектив – одна семья с одной большой матерью Людмилой Путерброт. Теперь она известный экстросесенс целитель и диагност. Там я окунулся в жизнь настоящих горожан. Однажды мы пошли на соболезнование. У Люды Брюшковой умерла мама. Я ненавижу все что связано со смертью. И не хожу на такие дела но все настояли сказали что надо и все пошли. Там стол – поляна водка много людей все быстро напились и уже у всех такой праздничный настрой. И люда Брюшкова говорит : ну кушай кушайте тут все такое свежее и прекрасное! А подвыпившая руководитель танцевального ансамбля Патя говорит: Ну что ты Люда! Мы же не кушать сюда пришли, а поздравить!» наступила тишина и Патя поняла что ляпнула и начала плакать а все её и друг друга успокаивать и выпивать дальше. Кушайте кушайте, все такое свежее и прекрасное! Ещё мама готовила! – мрачно подумал я про себя.
Потом я работал в первухе в клубе Нефтебазы художественным руководителем и устроил там крутую дискотеку с диджеями и разными видео приколами, в честь полёта в космос первого лакского космонавта Муссы Манарова. Приходили даже Мурад Ильясаджиев, Шамхал - модельер, Мошка – знаменитый Мошка, который лучше всех танцевал и катался на скейте и вообще был красавчик.
Уборщица она же контролёр пожилая полная русская женщина тётя Маша несокрушимой скалой стояла на входе и пропускала строго по билетам. Тут подошли какие парни и начали просить: «Тётя Маша, пропусти нас! Наши сегодня в космос полетели!»
Тётя Маша строго посмотрела и сказала: «А ну валите отседова без билетов! Наши давно уже летают!»
А художник  Тимур Сулейманов написал такой  стих:
Я в космос лечу -я Манаров Мусса
И вьются по ветру мои волоса
Не Юра Гагарин, не Гера Титов
В жестоком пространстве
Нет места для слов.

Работал я еще художественным руководителем клуба в Альбурикенте на самой горе. Маленький районный клубик. Устроили там лекцию про политическое положение ну и вообще - от общества Знание. Приехал лектор лет 45 еврей в очках - ну типичный лектор с портфелем . На лекцию удалось согнать человек 20 стариков. Кажется, были одни мужчины. Умные пожилые кумыки. Аксакалы. С первой же секунды стало ясно, что они не верят лектору-еврею в очках и его начали перебивать. Лектор тоже это чувствовал. Из зала прозвучал вопрос: «Хватит нам-старикам мозги пудрить, скажи-ка лучше сколько у тебя детей?»
Лектор понял, что настал момент истины и сказал: «Двое. Должно было быть трое, но обманула меня русская жена…» Старики одобрительно загудели – пообсуждали это и решили, что лектор честный и сказали чтоб он своими простыми словами все рассказал. Лекция получилась весьма неплохой. Я слушал.

Эдуард  Путерброт
Однажды мне нужно было сделать фотографии в музее Пушкина
для книги-диска Андрея Битова ГЛАЗ БУРИ.
Битов позвонил директору музея и меня уже ждали.
Они знали, что я приду со съёмочной группой.
И вот мы пришли и выписываем пропуска и директор нас встречает.
Я говорю: здравствуйте!
Я Борис Бергер
А это со мной
Съёмачная группа
Антон Путерброт и Илья Гиммельфарб
Директор заулыбался и спросил:
- А Розенкранц и Гильдельштерн не пришли?
Так вот, отец Антона Путерборта – Эдуард Путерброт – которого я считаю одним из своих учителей и поэтому не могу о нём писать внятно.
Эдуард Путерброт.
www.puterbrot.su/
Гений.
Даос из Дагестана.
Когда я уехал из Махачкалы мы изредка переписывались.
Он писал удивительные письма.
«Знаю, что Львов красивый город, я там был, влюбился в город, и думаю, что там может жить художник. И даже знаю, что много хороших художников там живет.
Это не Махачкала. Но, слава богу, и Махачкала город. Мне его хватает.
……………..
У нас есть и счастливые новости. Самое большое счастье – мастерская. Светлая. С видом на море. Газ. Там. Уже пишу. Картины. О плохом писать не буду. Только о хорошем.»
Я был в этой мастерской. 
Действительно прекрасно.
Из  окна - море и камыши.
Я сидел и рассматривал альбом Хакусая ,
а Он показывал в окно и  говорил – вот здесь моя Япония.
Его письма напоминали письма японского самурая, которого отправили защищать границу северной провинции.
Хотя жизнь его происходила на юге.
Путерброт – человек южной культуры.
Если вы смотрели фильм «Стиляги», то это про него.
Он был главным стилягой Махачкалы.
Дома у него  всегда можно было найти  лучшие альбомы по искусству, первое издание философии супрематизма, фарфор тех времён,  а в мастерской сотни картин, скульптур, рассказов, зарисовок, ну и вообще это был человек ума и сердца.
Ум позволил ему превратиться из городского принца в художника и даже зампредседателя союза художников Дагестана.
Сердце заставляло его рисовать.
Сильный человек может позволить себе быть добрым – это про него.
Живопись Путерброда эмоциональна и философична.
Он работал в театре и создавал удивительные миражи.
Театральная мистерия Эдика Путерброта была невероятно наполнена доброй иронией, юмором и любовью.
Помню декорации к спектаклю «Деловые люди» - две клетки с узким как для львов в цирке переходом между клетками.
И актерам, чтоб попадать из одного пространства в другое, приходилось ползать на четвереньках.
Помню, он любил делать декоративные камни и раскидывать их по сцене, чтоб актерам было трудно ходить и чтобы они играли точнее и были более сосредоточены.
Эдик культивировал вокруг себя целую диаспору дагестанских художников, бесконечно и бескорыстно помогая им. Он создавал свой круг. Дагестанскую школу ЮГА.
Он очень повлиял на многих хороших известных художников дав каждому из них элемент своего знания мира и мира живописи.
В несвободное брежневское время театральная живопись была загадочным оазисом, куда не часто приходили голубые мундиры и цензоры. В этом волшебном мире своих снов и фантазий жил удивительный гениальный художник Эдуард Путерброт.
На каждой городской выставке его картины вызывали стресс на фоне шаблонного соцреализма и прочего салонного реализма.
Но сам Эдуард был во много раз больше чем все его картины. И только огромное чувство юмора и сила духа помогали ему вписываться в социум – быть главой семьи, растить двоих детей, быть членом союза художников и тд.
Как то я спросил его после выставки: почему так много у вас доброты и почему всё так ласково и несмело?
Он заулыбался и ответил: Не смело? )) Возможно.)) Посмотрим на вашу смелость, когда придёт время.
После этого на одной из последних выставок он представил работы предельно минималистичные, которые вызвали шок уже у всех «любителей дагестанского искусства».
15 ноября 1993 года он трагически погиб в схватке с бандитами. Погиб, но не пустил их в свой дом и защитил свою семью. Вечная ему память. Аминь.
После смерти Эдика Путерброта для нас с Таней  Махачкала закончилась, как заканчивается роман Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества», где основное действие происходит в сказочном Макондо.