Эстетизм

Все второпях как всегда - натягиваю брюки, белую рубашку, галстук, пальто и бежать. Когда красиво одет чувствуешь себя уверенней в обществе. Пусть ты наркоман, алкоголик, дегенерат, социопат, да бог весть кто, если на тебе красивая обертка, все это не имеет значения. Ты лучше их – типов в пуховиках, тулупах и потертых джинсах. Даже если они внутри святые страдальцы. На трамвае доезжаю до театра и захожу. Меня уже ждали. Давно здесь не был. Всю свою короткую жизнь. Пожалуй, это лучшее место для меня в данный момент. Мне тут действительно комфортно, потому что могу скрыть свою личину под всеобщим пафосом. Мне кажется, к тому же, я неплохо вписываюсь в данную атмосферу. Вчерашний перегар перебивает жвачка. Я взял в буфете стакан яблочного сока за тридцать рублей и потягивал его через трубочку. Весь из себя элегантный и добрый. Экто куда приятней чем пить водку одну за другой в душном прокуренном баре. Но без пьяных выходок в полной мере не оценить всю эту красоту. Мне так кажется. Последний звонок. Отправляюсь в зал. Наступил на ногу какой-то пожилой даме и извинился, вежливо так и красиво. Да, я умею играть свою роль. Нас было человек шесть, в компании, и я оказался посередине. Сижу прямо, руки сложил на коленях. Я молодец. Они начинают донимать меня вопросами и ждать от меня каких-нибудь пошлых шуток. Как бы не так. Не сегодня. Люблю разочаровывать людей. Я сдержан и серьезен.
 - У тебя что-то случилось?
 - Нет, все нормально.
 - Да ладно, не наебывай меня, я же вижу!
 - Все хорошо. Расслабься.
Джилл сидит рядом и хватает меня за руку, прижимается ко мне и что-то шепчет. Мне это совсем безразлично и только из чувства вежливости я слегка целую ее в щечку. Свет гаснет, начинается спектакль, я отстраняюсь от всех и полностью переношусь на сцену. Чувствую себя Миллером, пытаюсь представить как бы он вел себя здесь. Вышла главная актриса, старовата, но довольно сексуальна, начали появляться еще герои, а я старался вникнуть в сюжет. Через час начался антракт и я пошел перекурить. Даже здесь, в таком интимном месте, как курилка, все держат светский стиль и мне это безумно нравится, они идут до конца. Здесь же я заметил группу возбуждающих меня девиц лет двадцати пяти. Короткие юбочки, стройные тела и страстные глаза. Пока я смотрел на них, начал чувствовать напряжение в брюках. Сигарета кончилась, я бросил окурок  в урну и, сгорбатившись, вышел. Кто-то же их все-таки трахает. Хотел бы я взглянуть на них, избранников. Так прошел еще час в зрительном зале и мы вернулись домой.
Я часто пишу ночью в темноте, рядом с Джилл, предварительно удовлетворив ее и усыпив. В эти минуты на меня находит жуткая тоска и нет сил ее сдерживать. К тому же в такой атмосфере можно писать любые мысли, не боясь быть осмеянным. А еще есть в этом некий элемент таинственности, писать втихаря, пока все спят и не подозревают о твоей выходке. Все равно, что дрочить в тайне от родителей, пока они смотрят телевизор в соседней комнате. Или прятать пачку сигарет в потайной кармашек школьного  рюкзака. Каждая заметка в телефоне, еще не перепечатанная на компьютер, все равно что патрон, дожидающийся своей очереди в обойме. Время уходит. Скоро вставать на работу. Почесывая яйца, разглядываю свои трусы в свете луны. Пора бы купить новые. Эти еще ничего, но начинают рваться. Джилл будет ругаться. Я кладу руку на ее голую горячую попку и постукиваю пальцами. Тут она начинает храпеть и я толкаю ее ногой в бок. Снова тишина. Еще немного и город проснется. Этот храп время от времени напоминает мне, что бой еще не окончен и жизнь продолжается. Проснувшись, город начнет убивать.
Вырубился я незаметно для себя. Звенел будильник, а Джилл пыталась меня растолкать, взобравшись на меня сверху.
 - Вставай!! Пора на работу!
 - Я не пойду сегодня.
 - Это почему??
 - У меня выскочил прыщ на лбу, здоровый, он делает меня слишком тривиальным, примитивным и доступным.
 - Что за херня, я не поняла?
 - Ладно-ладно, встаю.
Она пошла на кухню готовить яичницу, а я вырубился дальше.
На часах восемь. Я уже на работе, глаза слипаются от усталости. Ненавижу эту работу. Она перекрыла мне весь кислород, я задыхаюсь и скоро буду мертв окончательно, потеряю всякую возможность выбраться. Передо мной на столе дымится чашка чая. Я плавно закрываю глаза и опускаю голову, как за моей спиной открывается дверь и крик разрывает мой покой:
 - Секонский!!
Я не спеша поворачиваюсь на стуле и поднимаюсь перед маленькой женщиной-татаркой лет сорока пяти.
 - Доброе утро, Зала.
 - Ко мне в кабинет зайди.
Не ответив, двинулся за ней следом. Идя по коридору, я часто представлял, как мог бы держать в руках увесистый автомат, желательно старый немецкий времен второй мировой. Дверь открывается. Выходит мужчина. Очередь из автомата – и вот он лежит изрешеченный в осколках стеклянной стены, упавшей вслед за ним. Мы дошли. Она протягивает мне какое-то резюме.
 - Ты знаешь этого человека?
 - Да.
 - Что можешь сказать о нем?
 - Ничего парень, способный.
 - Сможет у нас работать?
 - Легко.
 - А по профессии он кто?
 - Программист.
 - Хорошо его знаешь?
 - Конечно.
 - Ладно, можешь идти.
Я вышел. Понятия не имел, что за человека она мне показала. Надеюсь, он не промах, может даже какой-нибудь психопат, который с радостью расхуячит все это место бомбами.