колдстаф

На выходных мы всегдашним сбродом оказались в дедушкином доме немца, Колючка спаивал незнакомых девок, Крим выводила из себя Гусеницу, тыкала ножиком ей под рёбра - ты слишком толстая, даже для шлюхи слишком толстая. Ну перестань же, убери эту штуку. Оу, не думала что шлюхи так говорят. Ты. Ёбнутая. Лесбиянка, убери нож
- Эй, ****и, ведите себя потише. - Колючку называли так потому что никто не соглашался переспать с ним больше одного раза.
- Дорогая моя девочка, ты совсем плоская, - говорит Колючка. Тебе бы подкачать банки, что ли.
Немец угрюмился на всех вокруг. Тоже мне - люди, сплошное уродство. И пил мутно-бурую жижу. Стена то и дело натыкалась на его плечи. Гусеница смеялась, когда это видела. Негромко.
- Признавая свои слабые места человек становится бессмертным. - Прогуляло эхо.
- ***ня! - крикнула Крим, ткнула кого-то острым пальцем в поясницу.
- У каждого человека есть ахиллесова пята. - Говорил пьяный Бог Фридриху. - У меня, например, эта девка. Единственное моё чувствительное место, а она, ****ь, не понимает.
- Чего-чего? - Фридриху было плевать. Бог гундел.
- Ничто не угнетает меня так, как её переживания. Я места себе не нахожу.
Здесь Фридриху показалось, что его собеседника не существует, поэтому он встал из-за стола.
- Крим, можно тебя на минуточку.
- Да, Фриди, конечно.
Отъехала дверь, ВСЕМ
****И
стоять!
Немец сказал, что это его дед. Орёт: Выметайтесь
ОТСЮДА! 
- И какого *** твой дед творит? - Спросил Колючка.
- Он иногда просыпается. - Немец помутнился. Выбежал на улицу, чтобы проблеваться. Все в смятении последовали за ним, и дед запер дверь.
- Дряхлая мразь. Чего это он у тебя такой? - Спросил Бог.
Из Немца текло рекой. Не мешай, а.
И мы переместились в конюшню, где счастливая хромая лошадь доживала свой третий десяток. Враньё это всё - про его проблемы. Сказал Фридрих, обращаясь к Крим, которая мотала головой на уровне его пояса, никого не донимала, - как и любая несносная девка она была уверена, что хорошо сосёт.
- Джаз. Самая крутая штука в этом мире. - Колючка снова заболтался с девчонками. Тем было неинтересно. Гусеница обняла Бога - всё будет хорошо, мальчик.
- Как же порою хочется, чтобы кто-нибудь достал пистолет и всех нас перестрелял, чтобы взорвалась машина.
- Ох, не говори так.
Бог вырвался из объятий. Что хочу, то и говорю.
Красно-подпалое солнце жарило вечер. Все разошлись по одиночке. ;