Следственный эксперимент. Ч. 4

                4
         Попетляв по нескольким улицам ночного города, Носов  остановил машину в жилом районе и выключил двигатель.
   - Ты адрес его знаешь? – спросил он.
   - Поца?
   - Нет. Витьки своего.
   - Знаю. Если только он не переехал.
         Федор вытащил из кармана записную книжку и ручку.
   - Напиши сюда, – открыл он чистую страницу.
   - Я не знаю. Я показать могу, – немного растерялся Филюев.
         Федор повернул лицо и посмотрел на стажера так, что тот моментально вспотел.
   - Опять ты за свое. То ты грязный стакан называешь чистым, теперь говоришь «знаю», хотя на самом деле не знаешь. Тебя хрен поймешь, –  он засунул свои канцтовары опять в карман. – Ладно, покажешь. Что б ты знал: между адресом и местом жительства есть огромная разница.
   - А зачем он вам понадобился?
   - Так, водится за ним один грешок. Похоже, травку сбывает. Если не пресечь, то скоро станет рассадником заразы похлеще.
         В этот момент где-то отдаленно послышался длинный взвизг.
   - В темноте раздался девичий крик, переходящий в женский, - ворчливо прокомментирорвал Носорог, открывая дверь машины. - Пошли.
         Он вышел. Филюев сделал то же самое. Он хотел было уже захлопнуть свою дверь, но Федор сказал:
   - Не шуми. Прикрой только, – и сам осторожно прижал свою дверь к проему. – Ступать тихо, - вполголоса добавил он.
   - Не угонят?
   - Мою - нет. Себе дороже.
         Почти неслышно он быстрыми шагами направился к подворотне, ведущей во двор одного из ближайших домов. Филюев чуть ли не на цыпочках поспешил за ним.
         Во дворе не было никого. Во множестве окон еще горел свет. Где-то негромко играла музыка. Из одного из окон продолжал слышаться визг какой-то истерички. Но не менее громкое рычание и шум ломающегося заводского оборудования, доносившийся оттуда же, указали на то, что это не очень талантливая начинающая актриса, напуганная каким-то очередным компьютерным монстром.
         Федор, не останавливаясь и не обращая внимания на эти звуки, пересек просторный двор с пустой в этот час детской площадкой в центре, и прямиком вошел в один из многочисленных подъездов. Судя по уверенности, которая исходила от него, он бывал здесь, и не один раз. В еле освещенном слабой и запыленной лампочкой подъезде он остановился, повернулся к догнавшему его Филюеву и приложил палец к губам, потом отвернулся и, ступая неслышно, стал медленно спускаться по ступенькам вниз. 
         Тяжелая дверь в подвальное помещение была едва заметно приоткрыта. Прислушавшись, он смутно услышал чьи-то голоса. Говорили негромко и где-то в глубине, поэтому слов было не разобрать. Медленно-медленно, стараясь не скрипнуть дверью, Федор  открыл дверь так, чтобы можно было войти. Изнутри понесло сыростью и смрадом. Был абсолютный мрак. Они вошли и остановились.
         Голоса по-прежнему были неразборчивы. Постояв так минут десять, оба слегка «прозрели»: привыкшие к темноте глаза дали возможность смутно различать предметы. Где-то в самой сердцевине огромного помещения, разделенного на отсеки, едва мерцал слабый свет. Федор осторожно двинулся в том нправлении. Стажер не отлипал. Скоро свет стал едва заметно поярче, потом еще. Стал виден проем входа в тот отсек. Носов остановился и прислушался. Голоса теперь  уже звучали отчетливо:
   - Ну что ты за мудак! До седых волос дожил, а так и не понял, что все в этом мире относительно. Например, если ты идешь в туалет пописать, то это вроде бы малая нужда. Но если ты идешь в туалет пописать, но находишься в пивном баре, где успел уже выпить пять кружек свежего пива, то это уже о-очень большая нужда.
   - Да, но мы говорим о женщинах, а не о туалетных нуждах. Должны же в них быть какие-то абсолютные критерии добра и зла.
   - Придурок. Человечество строго индивидуально. И женщины во сто крат больше мужчин. Попробуй сказать мужчине, что он тебе кого-то напоминает. Он пропустит мимо ушей или в крайнем случае слегка удивится. А женщина? Она тут же хлестнет тебя по роже. А если это жена, то она будет напоминать тебе эти слова до гроба или вообще потребует развода. Каждая женщина – единственная и неповторимая, поэтому женщине нужно угождать, а не доказывать ее неправоту. Женщины – эфемерные создания. Я понял это очень давно. Много лет назад я познакомился с одной яркой женщиной. Она выглядела так, что все наши модели, завидев ее и поплакав в уголках, одна за другой  ушли на пенсию. А когда я попробовал то, что она приготовила своими руками, я понял, что моя жизнь прошла зря, потому что в свое время я женился не на той женщине. Я был яростно в нее влюблен, и надо сказать, пользовался взаимностью. Но когда я однажды мягко намекнул ей, что не все ее желания выполнимы, она не менее мягко дала мне понять, что наше сближение было ошибкой.
   - По поводу угод ты возможно в чем-то и прав. Но есть и возражения. Стараешься делать, как лучше, а для них все равно плохо. Однажды я как-то повстречался и резко влюбился в одну страстную брюнетку с горящими зелеными глазами. Мне тогда было 29, а ей все равно. В первый же вечер я в стремлении угодить вошел в нее так, что у нее улетел в форточку шиньон. Она улыбнулась и сказала: «Ой».
   - А ты?
   - Я говорю: «Что ты орешь, дура? Ты думаешь, если ты будешь так орать, то ты таки станешь космонавтом?». Она сочла это оскорблением,  и несмотря на то, что я старался изо всех сил, в конце концов громко хлопнула дверью и ушла в прошлое. Для меня это было ударом. Разве я не делал все, чтобы угодить? Именно с тех пор я стал женоненавистником. Это было нетрудно. Мне стоило лишь представить себе это эфемерное создание, когда оно тужится и кряхтит на унитазе, и вся эта эфемерность мгновенно куда-то улетучивалась. Были, конечно, потом у меня, но только одноразовые. Когда уж совсем невмоготу. 
   - Я же говорю – придурок. Без женщин мужчины замучили бы себя онанизмом и никогда бы не увидели своих детей и внуков. Ты-то уж точно уже не увидишь. И ты еще и хам. Разве можно так говорить женщине? Тем более - в первый день знакомства. Темнота ты бескультурная. По библиотекам надо было ходить в свое время, а не по бабам.
   - Она первая прыгнула в постель. И я сказал ей это не после, а в процессе. Была бы умная, могла бы сделать вид, что не расслышала. «Темнота». «Бескультурная», - передразнил собеседник. -  Бабы мне никогда не мешали. А книги всегда были моим большим увлечением. Ты представить себе не можешь, сколько книг прошло через мои руки. И только классика. Анатоль Франс, Стендаль, Эмиль Золя, Луи Арагон, Чарльз Диккенс, Марк Твен, Толстой, Достоевский... О, Достоевский! Его я любил больше всех. Каждый его том уходил у меня по 12 рублей за штуку. Огромные по тем временам деньги...
   - Спекулянт.
   - Не спекулянт, а коммерсант. Я занимался коммерцией уже тогда, когда ты еще произносил это слово с оглядкой и шепотом.
   - Какая разница? Спекулянт. Чмо болотное. Сталинский недобиток.
   - Так я тогда еще даже не родился.
   - Значит, твоему отцу по яйцам недодали. Жаль, что мы в то время не встретились. Я бы тебе...
   - Ну хватит вам, – довольно строго перебил его кто-то неведомый третий. – Размахались тут...
         Было ясно, что назревает гражданская война. Пора было вмешаться. Федор, уже не конспирируясь, пошел быстрыми громкими шагами к обитаемому отсеку. Там мгновенно воцарилась тишина. Опер с учеником застыли в проеме несуществующей двери и принялись внимательно изучать помещение и его обитателей.
         Внутри на составленных столбиками грязных кирпичах, вокруг расстеленного на полу куска картонной коробки от телевизора «Самсунг» сидело трое пожилых бомжей в рванине. Многократно заляпанный «стол» был сервирован старыми сложенными газетами перед каждым, как салфетками. На каждой газете стояло по самодельному стакану, состряпанному из неровно отрезанной нижней половины пластиковой бутылки из-под питьевой воды. Там же лежали бесформенные куски хлеба с обязательными крошками, и остатки лука. В центре между ними на куске разбитой тарелки стояла зажженная свеча. Ближе к углу, вдоль стены стояло несколько пустых бутылок из-под «бормотухи» с разной степенью запыленности. Еще одна, почти полная, стояла около одного из участников банкета. Или старосты, или дежурного. Все трое молча смотрели на гостей, держа в руках по толстому арматурному пруту. Узнав Носова, они отложили свое оружие, каждый  подальше от себя.
   - Прекратить базар, – негромко сказал Носорог. – Накажу.
   - Никакого базара. Полный штиль, – засуетился один из них, делая еще и отрицательные жесты руками, как бы усиливая сказанное.
         Судя по голосу, это он защищал женщин от хамов.
   - Отсталые вы люди, – вошел Федор в отсек. – Арматурой сейчас уже никто не пользуется. Сейчас модно бить по морде огнетушителями. Скрипач не заглядывал сегодня?
         Все трое помотали головами.
   - Мы с такими не водимся, начальник. Зачем нам в грязь влипать? – сказал тот, около которого стояла начатая бутылка.
         Видимо все-таки «староста». Именно этот голос принадлежал тому, кто прервал перебранку.
   - Да уж, чистюли вы известные. За квартал гигиеной от вас разит. На отраву деньги находите, - кивнул Федор на бутылку, - а на баню у вас никогда нет.
   - Бани остались в прошлых веках. А если где-то еще и есть, то простые люди туда сейчас все равно не ходят. Сейчас настали времена  саун с бассейнами, тайского массажа с косыми бабами, спортзалов с тренажерами. Кто в домах живет, свои ванны имеют. А для нас теперь только дождик, снег...
   - Ладно. Хватит лирики. Значит не появлялся Скрипач?
   - Я же говорю - не водимся...
   - Будет врать. Я неделю назад видел вас вместе.
   - Так это я просто закурить у него попросил. Никакого контакта.
   - После того, как ты попросил у него закурить, у нас появилось заявление о краже из этого дома, а у тебя бормотуха. Курить тебе бросать надо. Иначе и нам покоя не будет, и сам сопьешься.
   - Это совпадение...
   - Таких совпадений за тобой хватает. Ладно. То, что ты у него в наводке, я давно знаю. Доказать не смогу. Но если я достану Скрипача, он мне сам все споет. Дуэтом на «гастроли» поедете. А может быть и хором. В тихий северный курортный городок.
         С этими словами Федор повернулся и, мотнув головой Филюеву в сторону выхода, быстрыми шагами пошел прочь. Они выбрались на свежий воздух, пересекли двор и вышли на улицу.