Маркиз де Сад Философия ублюдка

Маркиз де Сад: Философия ублюдка

Ублюдком, по определению, является незаконнорожденный ребёнок, кое-как воспитанный матерью, родственниками или чужими людьми, когда родной отец не соизволил, признать его, за продолжение собственной фамилии. Обида ублюдка на родного отца подобна проказе на теле сословного общества. С этим у Донасьена-Альфонса-Франсуа де Сада, было всё, кажется, благополучно. Отец маркиза – Жан-Баптист-Жозеф-Франсуа граф де Сад, королевский наместник в провинциях: Бресс, Бюже, Вальморе и Жэ; посланник при дворе кёльнского курфюрста и посол в России – от сына никогда не отказывался. Он дал ему воспитание, имя, а впоследствии и немалое состояние. Когда это только фасадная сторона безупречной легенды об аристократическом происхождении «узника Бастилии и Шарантона». Поскольку маркизу льстило положение ублюдка только на геральдическом древе человеческого рода! А отнюдь не по верительной грамоте столбового дворянина. Это заслуживающая внимания оговорка. Так как в его случае, это, и довольно стойкая моральная позиция, выстраданная им годами во время пребывания в тюрьме (15 лет и 3,5 месяцев) и нахождением в психиатрической лечебнице (11 лет и 8 месяцев).
Как всегда структурно-логический анализ уникального «метафизического челленджера» производится в соответствии с правилами деконструкции.

1) Телеология или опыт создателя, как звучная пощёчина для либертена.

Сада оскорбляет идея верховного бога. Божественна только плоть. Он с удовольствием вызвал бы создателя на дуэль, если был бы уверен, что тот поднимет перчатку. Поэтому маркиз злопыхает, шипит, замахивается тростью на трансцендентного обидчика. Так де Сад вербует потенциальных секундантов или же прощупывает преступных сообщников лишенных, как и он здравого рассудка. Это подлинное безумие, но он ничего не может с этим поделать. Оскорбленного грешника возмущает всякая мысль о божественном провидении. Хотя в анамнезе его заточения этот профилактический мотив пресечения сексуальных эксцессов инвариантно оказывается фатальным. Духовная рана никогда не затягивается. Обида по-настоящему не сублимируется. Сад мстит своим творчеством тому, кто обязал мастера творить на грани сползания в мерзкое насекомое.  (Сеанс теологической сатисфакции). (0).

2) Природа, как мать для всех монстров и как мачеха для их несчастных жертв.

Сад, как и Дарвин: принадлежит к плеяде негативных натурфилософов. Так по его убеждению, страдания жертвы лишены всякого нравоучительного смысла. Но иногда он не прочь капитулировать на случай чуткого литературного прочтения. Это происходит за счет инверсии метафизических предпосылок о природе божественной морали. В этом случае неким «лапласовским механизмом» наказывается добродетель (Жюстина), когда порок торжествует на земле (Жюльетта). Это откровенная подтасовка. И здесь Сад насмехается над легковерным читателем. Так как «узник двойной морали» маркиз де Сад всецело на стороне аппетитов плотоядных, хотя и догадывается, что век хищника недолог за пределами тюремной клетки. И поскольку у него нет на воле никаких собратьев, нет настоящих единомышленников, нет и конфидентов…. А имеются только поросячьи лужи, где барахтаются такие доисторические Левиафаны, как и он; никак не передвигающиеся по земле без инвалидного приспособления, каковое продолжает называться ими «метафизикой греха». То как следует из того они, эти нелепые гаеры, никогда не забывают надевать засранные кальсоны поверх своей клерикальной сутаны, видимо, на потеху всей честной галерке? Узаконь такое зло, и оно задохнётся от глотка свежего воздуха или погибнет от солнечных лучей в этом полуденном мире. Словно кем-то случайно засвеченные в фотолаборатории негативы. Когда это совершенно не годится для технического разрешения извечной метафизической проблемы существующего в человеческом образе зла. Ибо это есть и недоработка де Сада как философа! И всё-таки детская страшилка до сих пор имеет место в искаженной версии коллективной реальности. (Например, сказка Шарля Перро «о мальчике с пальчик»). Так современники маркиза ещё хранили в памяти предания о тех смутных временах, когда их освященные крестовыми походами предки поедали трупики удавленных с потухшей лучиною детей, спасая тем самым от смерти, разбухающие от водянки тела. Я готов поспорить, что трупный запах, смешиваясь со смрадом варёного человеческого мяса, доводил до вожделенных щекотаний, увядшие было уды похоти, а там и заменял фруктовый десерт на этой трапезе быстро забываемых житейских невзгод. Отчего всю скверну «первородного греха» доселе спрятанного в глубокое подземелье от проклятых уколов совести: ни в коем случае не следует изымать из забвения на выкатанную колёсами поверхность, касаясь такого чуткого исторического свидетеля, каким не уставал являться маркиз де Сад. Поскольку автор на самом деле не желал быть прочитанным и не хотел быть интегрированным со своим бессознательным, предпочитая закупоривать послание в бутылке и притом намеренно недоливать туда расплавленный над свечой сургуч. (Естественный террор). (-1)

3) Ад, как кунсткамера запретных наслаждений или гимнастическая палестра, где символ распятия не более чем сексуальный тренажер.

Мыслитель уходит в логос, когда не обнаруживает способностей к естественным наукам и математике. Одна эта образовательная мысль уже просит бога сойти с занятого им постамента для какого-то нам неизвестного. В ситуации, когда «зеркало обличения» давно разбилось, а все черти куда-то разбежались, бессмысленно искать виновного. Так от отсутствия в аптечке антидота иронии, касательно нравственно-бытовых вопросов человечества, мучает только тошнота. Определённо, что Сад является предтечей этого всем нам теперь доступного понимания. Вот только он активист, а не кочующий вуайерист по адресам порносайтов. Мы, грядущие зрители, готовы последовать за ним в его зловонное подполье при непременном условии качественной и дорогостоящей экранизации. Но только с одной оговоркой, чтобы ни одно животное не пострадало в результате съёмок. И в этом любезный маркиз готов пойти нам на встречу. Порноиндустрия, наконец, получила своего святого!  (Десакрализация логоса). (-1).
 
4) Половая функция или её роль, как некий водяной знак всеобщего эквивалента.

Антимир де Сада уважает деньги, поскольку постольку. От этого здраво уклоняясь от мира труда и капитала. Не мелочащемуся маркизу претит и фетиш денег. Рогам золотого тельца, он предпочитает хвост Вельзевула. И хотя все его значительные либертены люди могущественные, состоятельные; он неподкупен на посту председателя секции Пик. Этот парадокс бросает лучик света на репутацию автора? Знакомо де Саду и чувство превосходства от обладания материальным богатством. Поскольку жертвы они ведь, как правило, люди бедные, неимущие. Что справедливо не всегда. Преступление открывает злодею путь наверх. Потому в жерло Везувия свергаются и потомки высшей аристократии (Олимпия Боргезе). Отчего неизменный маркер собственности, а точнее след её экспроприации аккумулирует только консолидарный со своей сворой оргазм. А по существу так, эгалитаризирующий все сословия траходром, мало напоминает общество натурального обмена. Поскольку секс на износ тупит и перепроизводит себя. Когда это есть и та скупо декларированная свобода, оттого и посягающая на устои самовластия, что она роднится с усилиями фальшивомонетчиков. Нашему времени хорошо знакома эта неразменная метафора. Словно навязанная извне валюта, которой расплачиваются все страны без исключения, она часто наносит ущерб духовному самочувствию, а иначе вредит великодержавному самосознанию всякого национального государства. Тогда единственным преступником считается тот, кто по душеспасительной уловке упокоенного на небесах целомудрия, замораживает балтийским матросам лизинг комиссарского тела. Так как охранительное вето апостола Павла (corpus Dei) станет нелегитимным в инфернальном замке маркиза де Сада, где нет места клаузуле, раз здесь всецело владычествует трансгрессия Id. Потому как здесь вообще несущественна дихотомия субъекта и объекта, номинатива и аккузатива и т.д. Раз это есть область пещерного языка, а иначе эргатива рецидивно посягающего на суверенитет до того случая всех выверенных строем цивилизованной грамматики синтагм. (Антисуверенитет). (-1).

5) Текст, как обильная отрыжка, когда все лакомые куски натурального воображения уже были ассимилированы автором.

Словно библейские орлы, идеи, питают наше натуральное воображение, когда идолы только питаются им до полного опустошения духовных сил субъекта. Сад не создаёт идол, он пытается породить грандиозную идею. Но что-то в его лаборатории происходит не так. Возможно, стерлось смысловое клише? Поломалась пружинка интенционального сознания. Поскольку блестяще расписанная им партитура «120 дней Содома» никак не хочет сличаться с рациональным гимном века просвещения. Потому происходит злокачественное образование, синкретизм, яма кишащая питонами. Сад очарован этим; и одновременно раздавлен своей неудачей. Оттого механическая диктовка заносится в текст, где автор до занудства предсказуем, нарративно дозирован. И если бы не поршневое крещендо, иногда декорированное бутоньерками жеманства. То нелепые потуги де Сада создать литературное произведение немедленно бы рухнули, поглотив вслед за этим здание композиции. Когда античной катастрофы, драмы постигшей Гоголя со второй частью «Мёртвых душ», не происходит только потому, что распаренная туша невообразимой писанины освежевана с изящной умелостью живодёра. Порождая синкопы текстуального вмещения, де Сад не единожды нарушает литературное табу. Потому как он неспособен захватить воображение читателя из-за несоблюдения дистанции восприятия. Так имеются стойкие барьеры вызванные недоразвитостью психологии литературных героев, не раз узнаваемые читателем, до полного отсутствия симпатического участия к ним и их судьбе. Проще сказать, де Сад не НЛПирует ничего, кроме юмористического отношения к его персоне…. Следовательно, замысел не стыкуется с исполнением, оттого производится псевдоморфоз, а подводит как всегда гипертрофированное воображение. Сад графоман, и очень одарённый, чтобы оказаться к всеобщему говорению ещё и профессиональным писателем. (Саркома креативного воображения). (0).   

Как из этого следует, философия де Сада, словно какой-то диэлектрик, поглощает в себя немалый отрицательный потенциал. (-3). Тем нагляднее контраст с тем, что маркиз неудачник, вшивый святоша, бескорыстный подвижник зла. Когда все те, кто вступает в сделку с дьяволом, грезят только об успехе, блеске и зависти окружающих людей. Это настораживает, вызывает ступор у малоопытного прозелита. И все-таки, в свете распространения антиноминалистических поползновений (неосатанизм) культовая фигура метрдотеля в камзоле и с хлыстом, пожалуй, наиболее примечательна по ряду никем ещё непревзойденных наблюдений за человеческим нутром. Так откровения маркиза порой чудовищны, когда им совсем не чужд прозелитизм, наспех аранжированный к двум аккордам назидательной дидактики. Опять же при подробном знакомстве с биографией маркиза де Сада, не однажды было замечено, что многое в нём подкупало, когда грубо сталкивалось с тупым прекраснодушием тех святоотечественных носорогов, кем продолжала вытаптываться малая тропа к великому источнику истины. Нельзя будет упрекнуть де Сада в уклонении от опытов «нравственной энтомологии». Так если «гражданские садовники» с помощью гильотины стригут чертополох, то шляпы их от этого только дымят. (Здесь что-то явно ускользнуло от зачарованного видом эшафота Фёдора Достоевского?). О чем и мы привыкли далеко не рассуждать, только наперёд затыкая бреши, откровенно говоря, прихламленным сбором давно уже не сублимированных человеком ценностей.

Одним словом, жарче тебе масла в котёл и вахту усердных чертенят, милашка, ты наш – маркиз де Сад!!!