С той стороны меня

 Ее зрение от рождения было искажено. Вместо глаз черно-белый каллейдоскоп. Вместо логики звериное чутье.
 Она породила двоих. И на первом истощились запасы слепой, алогичной материнской любви. Мой брат/вернее одна из картинок сломаного каллейдоскопа/ казался очень понятным, а я... был разочарованием, гневом и виной. Не такой как нужно. Не такой как круглощекий самоуверенный первенец. Лгу себе, что лишь недавно понял, но знаю очень давно: ее агрессию вызывал страх. Иногда она отчаянно прижимала меня к себе и плакала от жалости: <ну как же ты жить-то будешь?! Некрасивый, неумный, бескожий...>. Вслух. Она причитала вслух. Но чаще кричала и била. А потом, за закрытой дверью ненавидела себя. За то, что произвела такое на свет. За то, что не может вынести.
 Я простил. Я прощал ее больнее чем толпу озверелых подростков, поизмывавшихся надо мной. Я не мог перестать ее любить. Но я научился быть злей. И все реже говорил ей, что она нужна мне.

 Как-то в школе/классе в 6м/ нам роздали листочки и приказали описать свои страхи. <Я боюсь большую собаку. Я боюсь, что мама... -как сильно ухало в груди и легкие сжимал ужас- ..я боюсь, что мама поздно прийдет с работы>. Лжец! Слово <умрет> было моей невыносимой тайной.

 Люблю таращиться на людей, когда они не смотрят на меня: детали, фрагменты, цвета. На нее я не смотрю. Боюсь увидеть как она постарела. Кажется я знаю Событие конца света.
 Клубок эмоций и ощущений похож, на змеиный: шипит, извивается, душит. Я люблю ее, я давно простил. Но... может мне легче злиться и не помнить об этом. Эта сторона меня - темная, ибо спрятана от всех источников света. Вот только на ней кожа-то и не отрасла.