Картина

   Горячий  и плотный воздух разливается вокруг, солнце пытается ужалить каждого, осмелившегося лишь высунуть нос наружу. В небольшом уличном кафе, в тени плотных зонтиков, сидит пожилой мужчина. На столе лишь бутылка воды и стакан… Полдень, народу на улице мало, все прячутся по домам, многочисленных желающих расплавиться прямо под палящим солнцем, что-то не видно, даже туристы, видимо, предпочли центру пляж, или гостиничный номер с кондиционером.  Мужчину, хотя ему явно далеко за шестьдесят, язык не поворачивается назвать стариком,  выглядит он очень респектабельно,  и даже можно сказать, шикарно.  Белые льняные брюки, светло - фисташковая шелковая рубашка и хорошие дорогие ботинки, прямо на босу ногу. Часы, шляпа, аккуратные солнцезащитные очки в тонкой золотой оправе… все подобрано очень точно, ничего лишнего, но образ выдает своего обладателя, человек он не бедный и ему явно присущ хороший вкус.
   За столик напротив, садится молодой мужчина, явно турист. Фотоаппарат всегда выдает, да и вряд ли местный житель наденет кепку с названием собственного города. Видно, что ему жарко, и он уже очень устал.  Только приземлившись в плетеное кресло, он, с облегчением, вытягивает ноги. Да, такие сандалии лучше прятать, а не высовывать ноги в проход. Только вот, оценить их все - равно некому, его седовласый сосед сидит к нему спиной, а официант, похоже, не очень спешит принять заказ.  В витрине небольшого магазинчика, прямо напротив, на мольберте расположилась необычная картина. Похоже, что художник творил в порыве, то ли злости, то ли безумия. Краска была словно беспорядочно размазана пальцами. Цвета подобраны весьма неоднозначно, если их вообще кто-то подбирал. Левая половина картины была сине-зеленой, а правая кроваво-коричневой, что издалека даже казалось, словно в раму засунули два полотна.   
   Настроение, которое создавала картина, никак не способствовало приятному отдыху и не вязалось с атмосферой старого города, дышащего жаром, благоухающего и залитого ярким солнцем. С карнизов свисали пышные цветы, подставляя свои лепестки ярким лучам, они, в отличие от людей, не собирались никуда прятаться, а наслаждались ярким светом. Вокруг было много разных красок. Серый камень, которым была вымощена улица, контрастировал с ярко-желтыми и бирюзовыми домами, пышная зелень и всевозможные оттенки красного, которых щедро добавляли цветы, и прозрачно-голубое небо.… Где-то вдалеке звучала музыка. И тут она – картина. Мужчина, с фотоаппаратом на шее, поморщился, видимо, художнику не удалось тронуть струн его души своим творением, или это были совсем не те струны, на которых в данный момент хотелось сыграть.
   Официант все не спешил, внутри никого не было видно. Скучающий путешественник, положив руки под голову, вслух задался вопросом.
- По-моему, она ужасна.
- Вы думаете? – Послышалось спереди. Но собеседник не обернулся, так и остался сидеть спиной.
- Не знаю, я не силен в этом, но, по-моему, творец сего произведения просто пытался скрыть свою бездарность за оригинальность.
- Но оригинальность тоже не так просто создать, вам не кажется? Чтобы создать что-то оригинальное, нужно, уж как минимум, представлять то, от чего оно должно быть отличным. Или вы не согласны? Поверьте, я немного в этом разбираюсь.
- Ну, я совсем не профессионал, но тяжеловато, гнетущее впечатление производит. Да и грубо как-то, топорно написано.
- У вас удивительные определения, вы, все-таки, интересно рассуждаете. А что вы хотели бы изменить?
- Ну, сложно сказать… поярче сделать, потоньше, изящества не хватает. Да и сюжет, если честно, то я его вообще не вижу.
- Вы, видимо, визуалист, ваши рассуждения несколько необычны. Мне кажется, что искусство должно быть разным, не всегда необходимо изящество, порой, и грубость необходима, чтобы создать контраст.
- Вам виднее, судя по всему, вы в этом разбираетесь.
- Ну, я не имею отношения к этому конкретному произведение, но оцениваю многие, даже создаю свои, уж такова моя работа. – Тон собеседника стал снисходительно-извиняющимся.
- Что ж, раз так, то вынужден принять ваше мнение. Мое образование и сфера занятий не позволяет мне всерьез судить.  Допускаю, что я просто чего-то не понимаю. К тому же, если посмотреть под другим углом, то все не так уж ужасно, даже можно распознать дополнительные  оттенки.  – Он немного наклонил голову, рассматривая картину.
Где-то в кармане седовласого джентльмена завибрировал телефон. Он не снял трубки и не стал извлекать сам аппарат, но вибрация быстро прекратилась.
 - Простите, но, как не жаль, я должен вас покинуть. Вы не могли бы подать мне трость, я вечно оставляю ее там, где потом не могу обнаружить.
- Конечно.
Трость быстро нашлась под соседним стулом.  Молодой человек ловко поднял ее и подал собеседнику. Тот же, в свою очередь, неуверенно принял ее, держась за стул.
- Спасибо, все никак привыкнуть не могу, что приходится пользоваться чьей-то помощью.  Два года уже прошло с тех пор, как я совсем перестал  видеть.
Он обернулся к своему молодому оппоненту, который удивленно уставился ему прямо в лицо.
- Простите, а как же Вы тогда рассуждали о картине.
- Какой картине?
- О той сине-коричневой мазне, что напротив…Вы же сами говорили, что вы эксперт в живописи… и…
- Что Вы, я рассуждал о музыке. Я композитор, слова Богу, хоть тут зрение мне не очень необходимо. А музыка была не плоха, хоть и необычна. Удачи Вам, будьте здоровы.
   Он широко и искренне улыбнулся, развернулся и твердо зашагал вверх по улице, отстукивая палкой лишь ему одному слышимый ритм… А одинокий турист так и остался наедине с непонятной картиной, которую он уже почти готов был принять... и музыкой, которая, до сего момента, пролетала мимо, не касаясь его.