Варяг не сдаётся

   Шла ранняя осень 2011 года. Только-только начался учебный год. Внучка Даша поступила учиться в институт. Ей всё было интересно и о чём- то своём она шепталась поздно вечером по мобильнику со своим однокурсником.
   А деду не спалось. Он ходил и то ли напевал, то ли проговаривал всё одно и то же: варяг не сдаётся варяг не сдаётся варяг не сдаётся… Ходики приговаривали в лад ему тик так тик так тик так  и что-то ещё неуловимое своё часовое. Тишина продолжала наполняться утренними звуками.
   Первым зазвонил мобильник Даши: у него была распевная интонация ти та тииииаууаааллл, а, подумал он, пора в институт. По всей квартире разносился   запах смолотой арабики. Жена хлопотала на кухне. За завтраком все дружно перекидывались улыбками, шуточками, парой фраз, и разбежались, успев сказать уже почти в дверях, хорошего дня, давай, не теряйся, до вечера, ждём, постарайся не опаздывать, не забудь купить хлеб, что у тебя сегодня, папа, а ты чего не собираешься, а он отмалчивался. Почему-то ему сегодня вспомнились давние уже дни начала девяностых. Он работал в научно-исследовательском институте, но вчера в институте объявили, что институт закрывается, а сотрудники уходят в неоплачиваемый отпуск. Но почему так, он ещё не понял. Всё же он собрался и отправился привычным маршрутом на работу. Около института собирались сотрудники. Никто не хотел верить, что их института больше нет. Двери института опечатали и негде было погреться. Мороз крепчал. Но и без мороза было жарко. Их институт был один из старейших в стране. А теперь их не пускали в свой институт. Сам не зная как, может быть, от чувства беспомощности, он снова запел Варяга, голос у него был звучный и приятный баритонистый бархатный.
   Неожиданно для него постепенно его пение подхватили рядом стоящие сотрудники,
сотрудницы из его и соседних лабораторий. Пение разрасталось. Вот уже и все, кто
собрался в этот день у крыльца института пел: “Врагу не сдаётся наш гордый Варяг,
пощады никто не желает.”  Шёл  январь 1992 года. Институт тогда не закрыли, но с
каждым годом всё меньше вкладывалось в науку, к тому же, если многие институты, не входившие в систему Академии Наук, которой и самой приходилось нелегко, позакрывали в эту грустную пору, и многих институтов тогда не стало, какие-то институты переводили на собственные рельсы. Так получилось и с их институтом.
   Но за прошедшие с того времени годы, многие лаборатории института позакрывались,  опустели когда-то шумные коридоры. Кто-то ушёл на фирмы. Кто разъехался кто куда …  И только самые-самые упорные ещё пытались работать, и работали, не покладая рук. Люди ещё не почувствовали тогда всей нелепости своего положения:  что по большому счёту они не нужны, даже не они, вернее, не только они, а и собственно, наука, как таковая. Работали, но без особого, а то и вовсе, без воодушевления, всё больше понималось, что работа их нужна только им самим, а ведь когда-то их институт стоял во главе целого направления. Фактически института, можно сказать, уже почти как бы и не было. Во всяком случае, это было уже что-то совсем другое, отдельное, вяло текущее.
   Так он шёл на работу сентябрьским днём в свой институт, или куда-то туда, что раньше называлось институтом. День что ли такой, серое-серое небо, всё в тёмных  тучах, даже птицы все разлетелись по сторонам, только изредка взлетают и сумбурно, привычно, о чём-то своём, рассказывают друг другу сороки.
   Почему-то ему сегодня вспомнились эти грустные дни, да, впрочем, в принципе, они никогда и не забывались, да и не могли забыться, потому что в институте всё словно застыло, только они, одни энтузиасты науки, и остались. Придёт, конечно, новое племя, новых энтузиастов, но многое уже не вернётся, многое потеряно, многое из того, что могло быть достигнуто за это время. А как будет с молодым поколением учёных, не обойдутся ли и с ними так же, как когда-то с нами…   Все эти, будоражившие его, вопросы задавал он себе изо дня в день… Ну-ну, будем надеяться, будем надеяться, будем надеяться, повторял он изо дня в день …
   Но когда он вечером вернулся домой, своим родным он не стал ничего говорить. Не хотелось расстраивать. У всех были свои заботы. Каждый день задавал им всем свои новые вопросы. Да они уже давно и в курсе были забот друг друга.
                14 декабря 2011 года