Вишня с ликером

Из цикла "Славкино детство"

            Славка ведет отцовский "Газик" твердой рукой, надежно и уверенно. Дорога домой всегда приятна и коротка. "Газик", будто знает, что домой пора, бежит резво и сноровисто.
            Накатанная сотнями машин, проселочная дорога тускло поблескивает в лучах скрывающегося за горизонтом солнца.
            Кочки да колдобины резкой тенью выделятся на ней еще загодя. Славка знает, когда сбросить газ, а когда прижать акселератор до упора.
            Стекло в дверце приоткрыто, Славкина левая рука небрежно лежит на дверце, как у заправского водилы, в кабинку с обочин доносится теплый пряный запах полыни, смешивающийся с набегающими легкими волнами вечерней прохлады. И сама, нагретая за день кабинка, тоже приятно пахнет краской, бензином и горячими запахами работающего мотора.

            Солнце на закате красивое, оранжевое, смотреть на него совсем не больно, а, если, присмотреться, то там можно разглядеть больших красных драконов.
            Они медленно, словно нехотя, перемещаются туда, сюда по своим драконьим делам, а то и прячутся за горизонтом, потом вдруг снова выныривают, вспыхивая красными перьями крыльев на фоне незлобливо уходящего на покой светила.
            Хотя, наверное, это не огненные драконы, а окрашенные лучами солнышка легкие облачка на горизонте, думает Славка.
 
            Ему за баранкой думается хорошо, он любит размышлять и фантазировать вот так в одиночестве.
            Отец-то рядом, конечно, никуда не делся, сбоку на пассажирском сиденье  спит. Умаялся. Встал рано, до рассвета, пока зерном на совхозном току его кузов засыпали, пока он домой заскочил за Славкой…
            В городе они тоже проторчали долго. Особенно на элеваторе. Очереди  немалые на сдачу зерна, вот и простояли. Наконец, на элеватор зерно сдали, да к родственникам заскочили, да потом на городской базар еще поехали.
 
            Сначала в парикмахерскую зашли, чтобы Славку подстричь к школе. Хоть и не любит этого дела Славка, а приходится терпеть, скоро в школу, в четвертый класс идти.
            В столовой там же на базаре сытно поели: борщ, котлета с макаронами, компот, вкуснотища! Все это стоит копейки, а хлеб, соль и горчица на столе вообще бесплатно.
            Славке не понравилось, когда отец в столовой поставил бутылку водки на стол и выпил, считай, стакан за обедом. Сам морщится, передергивает его, а сам пьет.
            Ты, Славка, матери не говори. Я тебе конфет купил в том же магазине, где и водку, пока ты подстригался в парикмахерской. В машине лежат твои конфеты, увидишь потом.
            Ладно, пап, только больше одного стакана не пей.
            Ну, это я с собой возьму, говорит отец, и впрямь, затыкает бутылку куском газеты. Давай уже доедай, да поехали, вечереет.
            
             Как за город выехали, так Славка и сел за баранку, а отец на его сиденье перебрался вздремнуть.
            Сначала Славка свою любимую песню запел на радостях: ветер за кабиною носится с пылью, залито дождем смотровое стекло…
            Потом видит, отец спит уже, готов. И про себя стал размышлять - мечтать. Вот уж и Еленовку проехали, потом будет Красный Пахарь, потом Волчьи ворота…

            Славка, останови-ка машину. Глядь, отец проснулся, головой вертит.
            Во-он там, сверни к березкам, говорит. Славка послушно переключил передачу с перегазовкой, как учил отец, и съехал с дороги через заросшую пахотную борозду к нескольким кривым березкам, топтавшимся близ дороги, будто побирушки какие. Газик порожняком, так что подпрыгнул на кочках разок-другой ощутимо.
           Отец засмеялся, давай, вылазь, разомнемся на травке, пока засветло, и перекусим немного. Ты не побоишься ночью машину вести, спрашивает, Славку.
            А чего бояться, отвечает Славка, ночью машина легче идет, ты сам как-то говорил мне.
            Это точно, кивает отец, то ли притяжение Луны действует, то ли еще что, но идет легче. Это я еще в войну заметил.
             Мы ведь тогда часто в ночные рейсы ходили. На линию фронта с боеприпасами и пополнением, а оттуда с ранеными бойцами. Днем фриц, порой, головы не давал поднять, бомбит и бомбит.
            Их штурмовики специально за колоннами и отдельными машинами охотились. Соревновались даже между собой. Зажмут, бывало, в клещи и гоняют как зайца.
            Да вот Бог миловал меня. Не дал сгинуть, до самой Праги я баранку крутил.
 
            Глядит Славка, а отец достает из кабины сверток с едой, следом бутылку свою недопитую и коробочку какую-то красивую.
            На газете такое ассорти: лежит душистый хлеб, аппетитное сало, порезанное ломтями, сочная луковица и огурцы с домашнего огорода.
             Но Славку это мало интересует. Он держит в руках узкую белую коробку. На ней написано: "Вишня в ликере". И красные вишни нарисованы. И еще чего-то, не по-нашему написано. Мелким шрифтом к тому же написано, не разобрать.
 
             Над некоторыми буквами какие-то скобочки, точечки, черточки. Отец улыбается: это, говорит, по-чешски, они нам поставляют такие конфеты, друзья теперь наши после войны. А то вместе с Гитлером воевали против нас. Были у них в Моравии в то время и партизаны, ну так себе, против наших партизан.

             Славка, не долго, думая, вскрыл коробку, а там: в уютных гнездышках лежат круглые темно-красные вишни. Взял, разгрыз одну, оттуда потек сироп липкий янтарный.  Славка его скорее слизал, конфету следом в рот запихал. Вкуснотища!
             Ты ешь их целиком, делится опытом отец, так лучше почувствуешь вкус. Да не увлекайся, они ж с ликёром. Штук пяток съешь и довольно.

             А что такое ликёр, спрашивает отца Славка.
             Если сказать попроще, то это вино такое густое. Для женской забавы вино, не для мужиков.
             И, действительно, попробовал Славка конфет с ликерной начинкой, и что-то голова потяжелела, да спать потянуло.
             Но отца после допития бутылки водки совсем развезло. Он взобрался на пассажирское сиденье и сказал, давай, Славка, вези нас домой, а то мать уже потеряла. И уснул тут же. Сидя.

              Славка в свете фар ведет машину аккуратно, встречных, правда, нет совсем, и то хорошо.
              Мотор на крейсерских оборотах тянет ровно, баюкает Славку. Но спать нельзя. Скоро грейдер пойдет, там уснешь и сверзишься в кювет. 
              Дорогу ведут из областного центра, даже асфальт, говорят,  положат потом.
              Вот будет здорово ездить. А то не разгонишься, то яма, то канава. Пока что строят дорогу кусками, щебень завозят из карьеров, песок, потом равняют грейдерами и прочей техникой.
               А, пока что, едет Славка проселком, голова тяжелая, как бы, не уснуть, до села родного еще пилить и пилить. Фары на дальний свет переключил, вдаль бьет хорошо, зато под колесами стало темновато, пришлось опять на ближний свет сбавить. Но скорость Славка держит, домой хочется.
               На Славку нашло оцепенение какое-то, руки и ноги все исполняют, машина слушается, голова тоже вроде работает, а, будто, чужая она, не его голова. Это сон, видать, наваливается. Ночь кругом непроглядная уже. Ни огонька не видать.

               Вдруг в свете фар что-то огромное взметнулось тенью из-под колес, раздался сильный удар в радиатор. Нога Славкина автоматом с газа на тормоз резко даванула. "Газик" взбрыкнул и остановился.
               Славка выключил мотор и замер, ни жив, ни мертв. Кого-то сбил. Внутри что-то оборвалось. Что делать? Надо отца поднимать. От страха руки трясутся.
             Пап, а, пап! Вставай, начал тормошить отца.
             Что случилось, почему стоим? Отец спросонок ничего не мог понять.
             Я сбил кого-то, задавил, видать, трясется Славка.
             Пойдем, посмотрим, кого это ты мог на пустой дороге кромешной ночью сбить.
             Отец вышел из кабинки первым, Славка боялся пошевелиться, продолжал сидеть, вцепившись накрепко в баранку.
             СЫна, иди сюда, кричит отец, да монтировку прихвати, под ногами там, в кабине лежит.
             Славка осторожно выбрался из кабины и пошел к радиатору, где возился отец.
             В его руках бился большой орел, а голова его застряла в решетке радиатора.
             Давай, подержи его на весу, иначе голова оторвется, а  я разожму прутья решетки.
             Славка решительно подхватил сильную птицу, отец поднатужился и раздвинул прутья решетки, высвободил голову пострадавшей птицы, но птица билась в руках, а голова её нелепо свисала.
             Шею сломал орел наш, грустно заметил отец, вишь, он на дороге зайца разделывал, вон под машиной, посмотри. Не выживет. Если б что другое повредил, выходили бы, а так нет. Не жилец.
             Придумал же где, зайца кушать, прямо на дороге. И взлетал неудачно, навстречу машине головой, вот и попал в радиатор.
 
             Так что не виноват ты, Слава. Не виноват. Не вздумай реветь.
             Орел зайца погубил, да и сам смерть нашел на дороге.
             Но Славка настоял, чтобы орла с собой взять в машину.
             Ладно, давай, но теперь я поведу, а ты с ним возись.
 
             С большим трудом им удалось запихать орла в кабину, где Славка держал его на руках, прижав крылья. Орел сначала силился вырваться, потом как-то затих, затих, а голова его успокоилась на Славкиной руке.
             Уснул, что ли? Подумал Славка.
             Но потом Славка понял, почему орел не сопротивляется, потому, что перестало биться сильное сердце этой гордой и красивой птицы.
              А Славка гладил и гладил его оперение, которое в тусклом свете маленьких лампочек панели казалось таким живым и теплым.
              Слезы беззвучно катились по его щекам, падали на оперение орла и скатывались на пол.