Летающие утюги

Профессор околовсяческих наук, лауреат множества премий в разных областях деятельности, господин Охломушкин был одержим опасной и странной манией — он постоянно что-то изобретал. Причем, не всякие там никому не нужные и непонятные приборы, а простые, нужные и даже необходимые в хозяйстве вещи.
Для дома, для семьи.

Семья, правда, усилий его и открытый не ценила, а даже наоборот — всячески избегала и боялась. Одно из лучших охломушкинских изобретений — кухонную скатерть-самобранку жена профессора лично изрезала на куски ножницами и выкинула в мусоропровод.
Профессор, узнав об этом акте вандализма, от злости и отчаяния рвал на себе волосы и бился головой об стену — но было поздно. Скатерть оказалась испорчена безнадежно.
Дело же было в том, что мерзкая тряпка выставляла на стол продукты решительно несъедобные, зато в большом количестве. Первый эксперимент со скатертью профессор проводил на работе, в лаборатории точных измерений института среднепотолочных величин, где он и служил науке последние тридцать лет.
Постелив на стол в лаборантской новенькую, только что вытканную тремястами специально обученными волшебными пауками-скатертопрядами, расписанную в древнерусском стиле скатерть, профессор приказал «Накрыть к обеду!», закрыл глаза, и, глотая голодные слюни, принялся ждать.
Сначала было тихо и ничего, казалось, не происходило. Профессор приоткрыл один любопытный глаз и стал подглядывать. Скатерть приподнялась над столом, изогнулась, края подтянулись к середине, стол стал слегка раскачиваться... и в тишине  лаборантской профессору послышались тихие щелчки. Он вновь закрыл глаза, боясь сглазить чудо.
Когда он открыл их вновь на столе громоздились миски, тарелки, кастрюльки, сковородки и прочая кухонная утварь. Отовсюду валил пар, крышки сами собой открывались и аккуратно складывались на краю стола в уголке.
Профессор запел от счастья «Врагам не сдается наш гордый Варяг!», и рванул к столу. В первой тарелке дымилось нечто странное, бесцветное, прозрачное, похожее на клей для обоев. Охломушкин выпучил на яство глаза, но решил идти до конца — взял ложку, зачерпнул из тарелки и храбро сунул полную ложку варева в рот. Тут же скривился и плюнул.
Каша овсяная, несоленая, несладкая, недоваренная и совершенно отвратительная на вкус. «Тьфу, дрянь какая!» - сказал профессор и потянулся к сковородке. Там лежали вроде, как бы котлеты. Или, что-то на них похожее. Котлеты оказались из моркови, с добавлением капусты, и как Охломушкиу показалось, жареные на касторовом масле. Ничего подобного профессор не едал даже в бедственные студенческие годы, и ему стало тошно. На третье паскудная скатерть предлагала кисель, но его профессор пробовать не решился. В желудке у него уже подозрительно урчало.
 
Подумав, что на изобретение плохо действует рабочая атмосфера, Охломушкин свернул скатерть, сунул в портфель и понес домой, порадовать супругу. В торжественной обстановке, при свечах, в гостиной, жена профессора, он сам и приглашенный приобщиться к чудесам  науки сосед, сантехник Василий, затаив дыхание, сидели вокруг стола и ждали обеда...

Скатерть долго кочевряжилась, то сворачивалась в рулон, то поднимала к потолку углы, то вздувалась пузырем на столе, но в конце концов, в ней что-то затрещало и, как в первый раз, на столе явилось множество кастрюль и мисок. На этот раз, видимо, учтя повышенное количество едоков, скатерка выдала еще большее разнообразие блюд. Профессорской семье и протрезвевшему, в кои-то веки, от ужаса, Василию были предложены следующие деликатесы: отварная свекольная ботва, салат из свежей крапивы и одуванчиков, странного вида, ни на что вообще не похожее, месиво зеленовато-желтого цвета, испускающее ядовитый пар и в довершение банкета — уже знакомая Охломушкину овсянка.

Сосед Василий, отведав ложечку салата, тихо выматерился и сказал, что пойдет домой обедать дошираком.
 Жена рыдала на кухне, выкрикивая между всхлипами, что если ему, профессору, не нравится, как она готовит, то пусть он, профессор, женится на своих пауках-скатертопрядах и жрет эту дрянь свинячью, со своей волшебной скатерти, а ей, приличной хозяйке, всегда найдется о ком позаботиться!
Охломушкин, поправив на носу очки сказал вдумчиво... «Дэ-э-э-э...где-то пауки мои дали маху! Надо б перепрограммировать бета-лучи и попробовать еще разик!»

Супруга не разговаривала с профессором три дня. Обедал он в столовке института. На четвертый день, однако, дома его встретили довольная жена и вкусные ароматы, доносящиеся из кухни. Воспрянувший духом Охломушкин уселся за стол и жена, ставя перед ним тарелку настоящего наваристого, ароматного украинского борща, как бы между делом сказала - «Да, а ту тряпку твою, ты уж извини, я выкинула! Потому что до сих пор в гостиной воняет какой-то отравой, и мне вчера снился в кошмаре суп из паучьих лапок! Сил моих нет! И не вздумай домой таскать свои изобретения, будь они неладны!»
Профессор, от возмущения подавился борщом и орал полтора часа о роли своей в науке, о достижениях лаборатории, о том, что всякий имеет право на ошибку, но понимания в супруге не нашел, собрал чемодан с самым необходимым, и ушел жить в общежитие института.

Здесь его настигла новая проблема.
 Некоторая небрежность в гардеробе, свойственная каждому чудаковатому  профессору, окружающими воспринималась с сочувствием, но, являться ежедневно перед сотрудниками, студентами и прочей общественностью в таком виде, будто Охломушкин постоянно ночевал в канаве, стало, спустя недолгое время, попросту неприлично.
Костюм, когда-то бывший выходным, начал становиться похожим на старую, поношенную пижаму. Нужно было принимать меры.

О существовании в мире прачечной и химчистки профессор смутно догадывался, но не имел понятия, где это все находится, и как туда попасть.
Стирать не умел, про утюги что-то слышал, но опять же, сведения были туманны. Вроде, в юности, до женитьбы, ему мамуля чем-то таким гладила рубашки перед заседаниями научных советов.
Возможно, и даже скорее всего, дома, у супруги можно было бы получить соответствующую консультацию. Охломушкин набрал свой домашний номер и попросил к телефону самого себя. Ему ответил голос сантехника Василия и сообщил, что такие тут больше не проживают. 

Охломушкин повесил трубку и задумался над вопросами семьи и быта.

Через полчаса раздумий, совершенно счастливый Охломушкин несся по институтскому коридору, пугая студентов дикими воплями и размахивая стопкой исчерченных бумаг.
В профессорской голове родилось новое изобретение, должное обеспечить переворот в научном мире и революцию в быту.

Охломушкин изобрел летающий утюг.

Двое суток он не высовывал носу из лаборатории, не ел и не спал. На третий день миру явилось очередное охломушкинское чудо. Ранним утром, на рассвете, окно лаборатории на двенадцатом этаже института среднепотолочных величин отворилось и оттуда, по воздуху, выплыл, испуская снизу облачка горячего пара, настоящий, взаправдашний летающий утюг.

За основу изобретения профессор взял настоящий утюг, выпрошенный у коменданта общежития для научного эксперимента, а все волшебные потроха, систему вертикального взлета, функцию самостоятельного поиска объекта для глажки и некоторые другие опции профессор честно придумал сам.

По идее, утюг обладал свойством, которое профессору казалось наиважнейшим — а именно — аппарат в полете осуществлял самостоятельный поиск цели для приведения её в порядок. Говоря человеческим языком, утюг, на низком бреющем полете, подлетал к вещам, требующим глажки, чистки и приведения их в пригодный для носки вид, самостоятельно выполнял задачу, а после завершения операции отправлялся на поиск новой цели. Управлять утюгом можно было также при помощи пульта ДУ, либо голосовыми командами.

Первый опыт профессор провел, как и положено каждому порядочному гению, на себе. Через считанные минуты костюм его сделался как новый. И даже лучше — утюг  не стал мелочиться, пришил по дороге все оторванные пуговицы к рубашке, вывел пятна и выбросил мусор из карманов пиджака и брюк. Выгладил напоследок шнурки от профессорских ботинок, пыхнул паром и был таков!

 Полетел на поиски новой цели, согласно установленной программе, воспользовавшись открытым окном лаборатории — как впоследствии было написано в полицейском протоколе.

В расчетах и чертежах профессора позже была обнаружена незапланированная производная, опытный экземпляр, как оказалось, обладал функцией размножения путем почкования. Оказавшись на свежем воздухе, утюг совершил несколько фигур высшего пилотажа и, видимо, на радостях от обретенной свободы, тут же воспроизвел сам себя. Вдвоем им показалось хорошо, но не хватало компании.
Третий летающий утюг явился миру спустя еще пару минут, а через полчаса  над городскими кварталами летела небольшая эскадрилья новеньких, блестящих на утреннем солнышке, помигивающих зелененькими кнопочками, готовых отутюжить, почистить и выгладить все, что только подвернется на пути, утюгов.

В городе началась паника.

Утюги для начала напали на очередь у автобусной остановки, шипя и испуская облака пара от усердия, принялись приводить в порядок одежду граждан. Народ пачками валился в обмороки, женский визг и испуганные вопли аппараты не воспринимали в качестве команд и продолжали свою работу. Подъехавших на место происшествия полицейских отутюжили по высшему разряду, пожарная команда побоялась выходить из машины и отбыла прочь, включив сирену и мигалку.

Бомж, дремавший в сквере на лавочке, после обработки утюгом стал выглядеть, будто только что завершил съемки в фотосессии для модного журнала, а компания алкашей у винного магазина приобрела столь приличный вид, что продавщица приняла их за комиссию из городской администрации и открыла магазин на 15 минут раньше положенного часа.

Профессор Охломушкин, осознав, что эксперимент пошел по непредусмотренному варианту, прихватив пульт ДУ, покинул родную лабораторию и выбежал на улицу.

  Позабывший от волнения кодовые слова голосовых команд, профессор, громко выкрикивающий на улице околесицу про утюги, был остановлен полицией и допрошен. После составления протокола и транспортировки невменяемого профессора в участок, а также звонка комиссара полиции в научную лабораторию института и подтверждения личности Охломушкина, профессору вернули отобранный в качестве вещдока пульт от утюгов и рекомендовали немедленно остановить безобразие.

Что и было выполнено.

К моменту возвращения в лабораторию, за спиной профессора медленно и печально плыло по воздуху стадо из двухсот восемнадцати единиц бытовой техники.

Персонал института, поголовно, был одарен волшебными утюгами, профессор, вернувшись к науке, первым делом откорректировал чертежи и внес исправления в систему команд, таким образом, чтобы утюги не могли самостоятельно покидать помещение, также была отлажена функция почкования утюгов, теперь утюги размножались строго по письменному приказу самого Охломушкина.

Супруга, осознавшая, что профессора нельзя надолго оставлять без присмотра, помирилась с ним, при условии, правда, что никаких  экспериментальных экземпляров охломушинских изобретений в доме более и духу не будет.

Всерьез от летающих утюгов пострадал лишь один человек — сантехник Василий. Который, куря ранним утречком на профессорском балконе, был, как и многие другие граждане в тот день, атакован летающим утюгом, но экземпляр попался ему, видимо, особо зловредный, и голосовую команду невоспитанного сантехника «Пшелнах!», сопровождающуюся пинком ногой, к сожалению, воспринял совершенно буквально и нанес сантехнику ожоги чувствительных частей тела.
 В больнице Василий пролежал недолго, но утюгов ни в каком виде больше в жизни видеть не мог, предпочитая носить мятую одежду, а также сменил квартиру, переехав жить подальше от профессорской семьи.