Авантюрьерка

         Бывают же горячие  женщины…  Стоит, думает о чём-то, ни на кого не смотрит. Люди здороваются, улыбаются; она некоторым отвечает… О чём милашка печётся? Успокойтесь, которые тут рядом млеют! Не о вас…

         Перестройка в Челябинске началась с директивы: собрал народ кооператив — обеспечь средствами производства. Райком-исполком под козырек и превратил одну автобазу в кооператив: двадцать машин, сорок пять человек со слесарями, бухгалтером и председателем — бригадиром с ТО, бывшим парторгом. Спросит кто, а у нас уже! В рапорт! Людям объяснили: мол, без дармоедов инженеров-техников вам больше останется! Остальное — по-старому… И партвзносы!..
         Отрабатывают ребята заказы, закрывают путёвки, получают оплату, бухгалтерия делит. Поровну. А как иначе? Ради чего затевалось? 

         Один из молодых шоферов познакомился на заказе с дамочкой. И втюрился. Не то, чтоб редкое событие — это на каждом шагу, но подруга — не жена, так что от милого ей особо не перепадало. 
         Кооператоров народ побаивался: дело новое, зарплаты — ух! Жулики, небось? А эту, представь, как заклинило: «Сгину с малой дочерью на институтской зарплате! Родных — никого, позаботиться некому… Поговори, чтоб к вам, хоть диспетчером, а? Я справлюсь…»

         Председатель, как увидел — дрогнул. Красавица — просто роза в росе, а не Марина!.. Так заплаканную и взяли. 
         Она старается: и пособит, и на подменку. Раньше искали — кого, а теперь — пожалуйста: работает виртуозно как цирковая лошадь и безотказно, как автомат Калашникова. Плюс — все шофера в приятелях.
         Голубки жениховались прилюдно. Но только он — про свадьбу, она — чего тебе не хватает? Семья — оно всё то же: плюс «по магазинам», минус пиво. Он-то рад: и она вся его и свобода при нём…
         Случилось собрание. Она напросилась: «Небезразличное это — говорит — для меня дело. Судьбу свою и дочери в ваши руки отдала. Опять же — работник». На собрании вдруг слово взяла и давай шерудить-бередить: Зарплата у нас — всем водителям поровну? Иванов стоял полмесяца, нарядов нет, денег не привёз. Петров, как пчёлка, — сутками на линии. А пробег?? А расходы? И прочее, прочее, прочее. У неё как у диспетчера — факты. И разговорчики в диспетчерской — не последнее дело. В общем, обстановку знает. Недовольство про спецовку — все поддержали, про внеплановый ремонт, про резину — тоже единогласно и всё о деле, и всё в тему. Ничего о себе — всё о людях. Никого не забыла, всех  уважила. «Хороша девка, — отметил председатель, — деловая. Главное: видит всё. Повезло нам». Поддержка у неё образовалась. Доверие. Правда, Иванов обиделся, интеллигент хренов. Так ладно — баба с возу. Уволился? Не по пути, значит…

         Марина тем временем даже лампочку бухгалтеру новую на стол выхлопотала. Сто ватт. Заботливая. Тут новое собрание — по организации труда. Она опять на трибуну, опять с фактами, да так, что после её слов заместителя председателя — шоферюги дальнобойщики и не мужики, вроде, а словно дети малые: не успели, не увидели, не предусмотрели… И всё сразу в деньги: кто сколько в зарплату недополучил. И опять: никакой корысти, всё о людях… Рабочий люд и правда карманом хорошо чувствует; вот женишок и выскажись: мол, председателю бы энтузиазма такого, да смётку. Кто-то крикнул: «Пусть поможет»! А она скромно так: «Я и сама справлюсь, и зарплату можно поменьше, но немного… Эка невидаль — хозяйство вести. Как в кино, где баба колхоз подняла…».
         — Так то — кино.
         — Какая разница? — И улыбнулась, словно каждому в душу заглянула бархатными глазами. — И пить не пью! Или вы думаете, нам советскими фильмами голову морочат? Сначала примите, потом уж спрОсите! А так-то что? Слова.
         — Пить — это да-а, но не по-людски как-то…
         — А вот зубного врача, ты бы предпочёл трезвого или с похмелья. — И демонстративно трясущейся рукой дотронулась до виска…
         — А это мысль — оживился, улыбаясь, инструктор райкома.
         — Да ради бога!…
         Народ не смутился: в ряды приняли, выдвинули и сразу выбрали; оформили протоколом; сдали в банк; отправили в райком.
         
         Первым делом ремзону со старым председателем сократила — лишние расходы: машин хватает, деньги капают.
         В народе слух недобрый пошел — бандиты, мол, оброк требуют. Платить не будем — сожгут парк. Всю жизнь не рассчитаемся, а самих побьют — рэкет.
         Пришла с фингалом. То ли пить начала, то ли с женихом поцапалась, но объявила: «Рэкет приходил». Народ у нас не трусливый, но терять есть что. Под ложечкой похолодело. Ненадолго, правда, но у всех. У Марины к авторитету добавилось — боец! Но народ теперь и к ней — с осторожностью.

         Испугались: привыкли в крайних-то. В выходные одного молодого по пьяке отметелили. Вроде, даже милиция. Марина сразу объяснила: предупреждение нам. «Идите, мол, заявляйте хоть в милицию: у них везде свои. «Крыша» называется». Поглядел народ на калеку, на себя примерил и ай-да в соседнюю колонну проситься: пусть другие кооперативят. Мутное это пока дело…
         В гараж стали захаживать «кожаные» мордовороты весьма не библиотечного вида, а у Марины слова появились новые: стрелки, тёрки, беспредел…
         Женишок, к слову, из первых, кто рванул: не понравились ему ни блатная романтика, ни невестина осведомлённость в ней. Принципиальная такая стала, будто сама без греха. Как парторг: всех «носом тычет». Словно другая, совсем незнакомая женщина прессом жмет: «Пиши отказную: имущество и долю, мол, кооперативу!» Без «трудовой» — никуда; трудовые книжки в сейфе, а ключ? То-то… Причём, никакой корысти: всё — в дело, а значит — людям!.. «Как пришло, так и ушло. Мужикам останется», — вздыхал народ подписывая…
         Четверо осталось как раз к субботе. Поручила она с утра перегнать всё под тент, а бухгалтеру сверить. Они сделали, «приняли» с горя, и были уволены за пьянку на рабочем месте. По статье. А бухгалтер, как не член кооператива оформила бумаги и — сама ушла.
         Короче: одна Марина в штате, одна — член кооператива. А партию-то отменили… Кто спросит? Машины продала, здание на квартиры поменяла, словом, не бедствовала. Такие, вот есть горячие женщины… На юге живёт: не люб ей Урал — холодно. 
         Что ж: спасибо, Марина, за науку…