Засада

   (отрывок из романа "Крест Трубора")

1.
– Guten Tag, Herr Major! (Добрый день, господин майор!) – Слегка кивнув головой, ответил на приветствие офицеров эстонских «Ваффен-СС» оберстлейтенант Брюннер, оставивший фуражку перед входом в трапезную. Вслед за Брюннером вошедшим офицерам вяло козырнул шеф гестапо Фогель, не расстававшийся со своей фуражкой, успев покрыть ею свежевыбритую голову.
Мяаге был немного знаком с оберстлейтенантом по сорок первому году, когда была разгромлена школа Абвера, и Брюннер, назначенный после ранения и потери глаза комендантом Петсери, отправлял раненых в госпиталь. О Фогеле, знал лишь понаслышке.
– Помню вас, герр Мяаге, помню ваше тяжёлое ранение. Та же половина лица, что и у меня, – не слишком тяжело, скорей по привычке вздохнул сытый, только что из-за стола военный комендант города. Единственный глаз Брюннера, попытавшегося улыбнуться молодому симпатичному майору-эстонцу с безукоризненной арийской внешностью, задёргался и повлажнел. Левая половина лица и глаз, который, будучи ещё майором и командиром батальона, он потерял в последний день июня сорок первого года в боях под Ригой, были закрыты чёрной повязкой. Повязка делала коменданта, имевшего помимо волевого лица орлиный нос, похожим на пирата, какими их изображали на рисунках к старым морским романам.
После лечения Брюннер был признан ограниченно годным к строевой службе и остался в тылу, получив очередное звание за пролитую в боях кровь. Жаль было глаза, зато избежал фронта на этой бесконечной и страшной войне, на которой была разгромлена его дивизия, и погибли почти все офицеры.
– Что привело вас, господа, в стены монастыря? Неужели информация о русских диверсантах, скрывающихся в пещерах? Если да, то откуда вы её получили? – поинтересовался гауптштурмфюрер Фогель после того, как Мяаге и Ланге представились коменданту города и познакомились с шефом гестапо.
– Диверсанты? В монастыре? Неужели они схвачены? – Воскликнул взволнованный Мяаге, взглянув через окно трапезной, в которой немцы только что отобедали, на солдат, заполнивших монастырский дворик. – Нет, о том, что они могут быть в монастыре, нам не известно, – взял себя в руки Мяаге, а Ланге подтвердил кивком головы.
– Пока нет, – ответил Фогель. – Есть только информация о возможном нахождении диверсантов в подземельях монастыря. Игумен уверяет, что это невозможно. Что в пещерах нет, не только русских диверсантов, но и посторонних людей. В отношении к немецким властям герр Павел зарекомендовал себя наилучшим образом. По-видимому, он просто об этом ничего не знает. Но у меня хороший информатор и наш долг проверить так ли это, – пояснил эстонцам Фогель. – Так что же вас привело к нам, господа офицеры? – повторил свой вопрос шеф гестапо сверля эстонцев взглядом круглых карих глаз, типичных для уроженца Эльзаса , а следовательно «не совсем немца», поменявшего в начале тридцатых годов фамилию Фогэ «на более благозвучную и перспективную» в нарождавшемся Третьем Рейхе фамилию Фогель. Такая перемена позволила молодому человеку без серьёзного образования и специальности вступить в НСДАП и сделать неплохую карьеру в СД, дослужившись до звания гауптштурмфюрера и руководителя гестапо в небольшом русском городке.
Мяаге не сразу нашёлся, что ответить гестаповцу. Фогель посмотрел на Ланге. Тот кивнул на Мяаге, – дескать – он знает. Фогель ждал.
– Господин гауптштурмфюрер, мы только что прибыли из Ирбоска. От местного жителя мне удалось узнать, что в окрестных лесах русские диверсанты, предположительно армейская разведгруппа устроила свою базу. Мой долг сообщить об этом немецкой военной администрации, Кроме того, мне хотелось бы лично участвовать в охоте на русских диверсантов, но, к сожалению, мои солдаты далеко отсюда, в Тарту, а время не ждёт. Из комендатуры нас с капитаном Ланге направили в монастырь, сообщив, что комендант города оберстлейтенант Брюннер там, – объяснил Мяаге причину своего появления. – Если же вы, господа, не сочтёте необходимым оказать мне помощь, то распорядитесь выдать мне и моему другу по «MГ-42» . Я знаю место, где появится русская разведгруппа и мы вдвоём устроим засаду.
– Похвально. – Фогель прищурил глаза, словно старался лучше рассмотреть лица офицеров в полумраке монастырской трапезной, куда их привёл лейтенант, и которую он и Брюннер уже покидали. Он видел этих эстонских офицеров, воевавших в «Ваффен-СС» впервые, пытаясь разгадать, что это за люди и почему они горят желанием охотиться за группой русских разведчиков, владевших всеми видами вооружённого и рукопашного боя, что было крайне опасным делом.
– Похвально, господа! – повторил Фогель. – Приятно знать, что рядом такие решительные и преданные Великой Германии люди! Но хватит ли ваших сил справиться с русскими разведчиками, которых может быть десять, пятнадцать и более человек, тем более профессионалов? – Задав вопрос, Фогель не стал ждать на него ответа и продолжил: – Нет, господа, борьба с русскими разведчиками, проникшими в наш тыл, прежде всего забота СД. Я несу ответственность за безопасность вверенного мне района! – лицо Фогеля приняло решительный вид. – Я и герр Брюннер, – уловив удивлённый взгляд оберстлейтенанта, добавил гестаповец. 
– Так кто же вам сообщил о базе русского разведотряда, наделавшего немало шума в наших тылах. Русские убили несколько солдат и офицеров. Ими захвачены важные документы и личные дела агентов школы Абвера, работающих в тылу русских. Вот и господин Берг, работавший с курсантами, пропал вместе с документами. Не иначе, как был захвачен русскими диверсантами. А ведь этого Берга вы хорошо знали, господин Мяаге.
– Берг распространённая фамилия. Неужели Иван Андреевич Берг! Это он? – Воскликнул Мяаге.
– Да, он. Из Прибалтийских немцев. Любил, когда его называли на русский лад. Занятный тип. В прошлом русский офицер. Часто вспоминал о противоестественности Первой мировой войне, в которой императоры-кузены воевали друг против друга, хотя следовало общими силами ударить по Франции, Британии и Америке, где свили свои змеиные гнёзда финансовые воротилы, ненавидящие и Россию и Германии… – однако дальше Фогель не стал развивать мысли несчастного Берга, оказавшегося в лапах русских диверсантов. Шеф гестапо полез в карман за портсигаром, но, вспомнив, что они в трапезной, передумал и предложил выйти перекурить на монастырский двор, напомнив Мяаге: – давайте, майор, выкладывайте, что это за информатор завёлся у вас, о котором мне не известно.
– Господин Лебедев, школьный учитель в Ирбоска, – признался Мяаге. 
– Я так и думал, – многозначительно изрёк Фогель уже на улице, раскрывая портсигар. – Курите, – предложил он свои папиросы офицерам. – Итальянские, из старых запасов.
Брюннер и Ланге взяли по папиросе, Мяаге достал свои. Закурили от зажигалки, предложенной Ланге.
– Понимаешь, Вилли, – обратился Фогель к Брюннеру, которого, несмотря на немалую разницу в званиях, частенько называл по имени, – Мне известна эта история от гросс-полицая Ротова. Господин Мяаге ещё до войны был влюблён в дочь господина Лебедева, но та взяла и вышла замуж за русского офицера-пограничника. Я слышал, что девушка была необычайно красива. Правда, герр майор?
Мяаге промолчал.
– Ладно, на этот вопрос можете не отвечать, – усмехнулся Фогель, – но на следующий постарайтесь ответить. Ваше желание участвовать в охоте на русских диверсантов, связано с теми давними делами. Неправда ли?
Мяаге продолжал молчать, неприязненно взглянув на Фогеля.
– Вижу! По глазам вижу, что попал в точку! И не надо на меня злиться, – выпустив колечко вонючего дыма не слишком хороших папирос, рассмеялся Фогель. – Меня не проведёшь! Вот видите, господин Мяаге, как много я о вас знаю, хотя до сегодняшнего дня с вами не встречался. Просто мне о многом рассказывают. Такова специфика моей службы. Ведь я отвечаю за безопасность, в том числе и вашу, господин Мяаге. Так что не стесняйтесь и не теряйте времени, выкладывайте, всё, как есть. Вы намерены охотиться за русскими диверсантами, которыми, смею предположить, командует ваш соперник. Об этом вы узнали от господина Лебедева. Теперь им придётся заняться мне. Я недооценил школьного учителя, о котором неплохо отзывался и Вальдемар Пятс – Ваш бывший начальник, господин Ланге, и гросс-полицай Ротов, о пропуске к которому вы, господа офицеры, хлопотали позавчера в канцелярии моего заведения во время моего отсутствия.
– Ты гений, Карл! – внимательно выслушав рассуждения Фогеля и докурив папиросу, сделал комплимент шефу гестапо оберстлейтенант Брюннер и осмотрел построившихся солдат комендантского взвода на пустынном монастырском дворике, на котором в этот момент не смел появиться ни монах, ни служка.
– Как думаешь, не пора ли взять провожатых и обыскать пещеры? – спросил Брюннер у Фогеля после небольшой паузы.
– Подождём, Вилли. Игумен отрицает присутствие посторонних на территории монастыря. Если это не так, то русские диверсанты уже узнали что мы здесь. Их несколько человек и дать бой твоим солдатам они не решаться. У них ценные разведданные и Берг с документами, я уверен, что он у них. Узнав, что мы здесь, попытаются уйти незаметно и покинуть пещеры где-нибудь за пределами монастыря. У меня есть план пещер и выходы из них. Наверху мои люди, наблюдают за выходами и прилегающей местностью. День в разгаре, до наступления темноты ещё семь часов. Если они появятся на поверхности днём, то мы их обнаружим и возьмём или уничтожим. Так что подождём, прогуляемся по дворику, понаблюдаем, попьём воды из «святого источника». Конфликт с церковью нам ни к чему, а, кроме того, бой в подземелье чреват большими потерями. Есть и другие опасения. Возможно, что русские опередили нас и уже покинули пещеры, но то, что они были там – точно. У меня есть в монастыре свой человечек, – выдал один из своих секретов Фогель. Впрочем, кто бы в этом сомневался. У Фогеля везде были свои агенты, без которых он был бы и слеп и глух.
Никак не выходит из головы этот офицер-пограничник, – признался Брюннер. – В первый день войны у меня был очень трудный бой на границе, это под Мемелем. Я потерял едва ли не половину своих солдат убитыми и ранеными, более восьми часов штурмуя русскую заставу. Оберст  излил по телефону на меня и мой батальон потоки самой грязной брани. Я едва не сошёл с ума. Там был оберлейтенант Флик, застава которого стояла против заставы русского офицера. Вы его хорошо знали, Мяаге. Флик погиб у вас на глазах уже здесь, но тогда он что-то рассказывал мне об этом русском оберлейтенанте, которого взяли в плен, но тот бежал, пробыв в плену не более получаса, и вернулся на заставу с несколькими солдатами, прорвав цепь окружения. Ещё шесть часов они дрались на заставе, а потом прорвались с боем и ушли. Прикрывать их остались раненые. Все они погибли.
Я видел этих отчаянных людей в бою. Флик, упустивший его, называл фамилию русского оберлейтенанта. Я забыл её, но вот сейчас вспомнил, когда услышал фамилию школьного учителя и зятя командира диверсантов. Эта фамилия – Лебедев. Скажите, русские мужья берут фамилии жен, а, следовательно, тестей?
– Такое бывает и у нас, но крайне редко, когда, например, хотят скрыть своё происхождение, прежде всего национальность, – напомнил Фогель, в хорошей аналитике которому трудно было отказать, несмотря на незаконченное среднее образование. – Тут другое. Ваш враг – русский оберлейтенант, и его тесть однофамильцы. Верно, господин майор?
– Это так, – ответил хмурый Мяаге, закурив вторую подряд папиросу.
– Main Gott! (Боже мой!) – Мучительно сопоставив все собранные только что факты, простонал Брюннер и скрытая чёрной повязкой левая изуродованная сторона его лица с выбитым глазом, нервно задёргалась. – Неужели это тот самый русский оберлейтенант, командовавший той проклятой заставой?
– Браво, Вилли! – хлопнул ладонями Фогель. Теперь и у тебя свои счёты с русским оберлейтенантом, которого, как и тебя по всей вероятности повысили в звании за прошедшие годы! Так что охота предстоит увлекательная. Этот русский офицер не только ваш соперник, герр Мяаге. Теперь герр Брюннер даст вам не только пулемёты, но и своих солдат!    
Господа офицеры, – довольный собой Фогель обратился к эстонцам, – поделитесь своими планами охоты на русских диверсантов, которых, а это вам известно от господина Лебедева, возглавляет его зять. Теперь я даже не знаю, кому обещать его голову. Тебе, Вилли, или вам, герр Мяаге! Нет, всё-таки вам, майор. У вас «более веские основания», – ухмыльнулся гестаповец.
– Это хорошо, что вы знаете, где их можно перехватить. Обдумайте, как следует, а я пока позвоню и прикажу арестовать учителя Лебедева. С ним нам будет легче доработать наш совместный план. Неправда ли?
– Господина Лебедева нет дома. Как только я узнал об этом, мы немедленно выехали в Петсери, – прервал рассуждения Фогеля Мяаге.
– Как нет? Когда же он сообщил вам о диверсантах? – Фогель вновь недобро посмотрел на майора Мяаге.
– Вчера…
– Вчера? – взорвался Фогель. – Так почему же вы его не задержали сразу!

2.
В базовом лагере отряда, устроенном в лесу близ старой границы, ждали разведгруппу капитана Лебедева. Запланированные сроки возвращения разведчиков, ушедших в рейд в район Тарту – Печоры, прошли, и это обстоятельство вызывало сильное беспокойство.
Группа старшего лейтенанта Андрея Максимова вернулась из-под Пскова два дня назад с ценными разведданными и без потерь в людях и лошадях. Для того чтобы всему отряду успеть дойти до линии фронта к намеченному сроку и перейти её в районе подготовленного «окна» оставалось менее трёх суток. Быстрым конным маршем до линии фронта можно было дойти и за двое суток, так что в запасе оставалось совсем немного времени. Но если группа Лебедева, назначенного командиром разведдотряда, не вернётся к утру следующего дня, следовало радировать в центр о её невозвращении и выступать к линии фронта.
Ольга вернулась в отряд ночью на сутки раньше вместе с отцом и тётей Надей, за которой они зашли в Никольево. Тяжело было Надежде Васильевне, потерявшей мужа, младшего сына и дочь покидать родной дом, оставленный ей родителями, и хозяйство, хоть и порушенное, в котором кроме кормильца-огорода ничего не осталось, но что поделаешь, надо. Пришлось и ей спешно, ночью уходить с узелком самых дорогих вещей, иначе Мяаге, неожиданно появившийся в Изборске, не застав поутру Ольгу и Владимира Петровича, непременно отправится в Никольево и Надежда Васильевна могла стать заложницей. Бросила дом, который немцы или их прихвостни могли сжечь в отместку, зато мать побудет хоть несколько дней рядом с Иваном – единственным сыночком, оставшимся в живых, из семьи Михайловых.   
В отсутствие капитана Лебедева отрядом командовал его заместитель старший лейтенант Максимов, воевавший в полковой разведке около года и ходивший семь раз за линию фронта. В его группе, вернувшейся из-под Пскова, было шесть человек, среди которых и младший сержант Михайлов. В лагере оставались старшина и двое бойцов со своими лошадьми и одной запасной. Базовая рация, с которой радистка отряда ефрейтор Ольга Лебедева выходила на связь с центром, и запасные к ней батареи так же находились на базе.
Каждый час она выходила на связь с группой капитана Лебедева, но тщетно. Либо они лишились рации, либо с группой что-то случилось…
– Ждём до семи утра. Если не придут, оставляем в лагере записку и возвращаемся к линии фронта, – принял единственное, хоть и не непростое решение старший лейтенант Максимов, которому Ольга рассказала о визите майора эстонских «Ваффен-СС» Алекса Мяаге и вкратце поведала об их непростых, ещё довоенных отношениях, поразив Андрея своим рассказом.
Так случилось, что Андрей Максимов до войны служил сержантом в погранвойсках, воевал в Крыму и на Кавказе, получив за доблесть и боевые заслуги офицерское звание. После ранения и лечения в госпитале был направлен воевать на Северо-западный фронт во вновь формируемый полк, куда позже вошли бойцы из партизанского отряда Лебедева.
Здесь и познакомились, подружились. Максимов был свой, пограничник, и с радостью пошёл служить под начало капитана Лебедева. Через Лебедевых Максимов познакомился с Мариной Колесниковой. Со дня гибели капитана Колесникова прошло больше двух лет, и Марина всё это время хранила вдовью верность погибшему мужу. Но время шло, залечивало душевные раны. Жизнь, хоть и военная, суровая, продолжалась, брала своё, и она ответила взаимностью на любовь старшего лейтенанта Максимова.
Марина отправила Николку родителям в Воронежскую область и служила в полку санинструктором. Незадолго до рейда по немецким тылам Марина и Андрей поженились, а ещё раньше, заметно похорошевшая подруга, сообщила по секрету Ольге, что любит Андрея, беременна и должна родить в сентябре, рассчитывая к тому времени получить отпуск и поехать к родителям.
– Думала, Оля, что после смерти Миши конец моей жизни, так и останусь навеки одна. Ошибалась, не может кончиться жизнь. Вот и Андрюшу полюбила, и он меня любит. Плохо мальчику без мужчины в семье, а теперь у Николки будет отчим. У Миши прошения просила, простил он меня, Оленька… – очистила душу перед подругой Марина.

*
Ночной лес. Ветер шумит в кронах сосен. Принялся накрапывать мелкий дождь. Ольга поёжилась, подняла воротник. Тревожно.
– Андрей, меня не оставляет предчувствие, что Мяаге свяжется с немцами в Печорах и те устроят засаду, попытаются нас перехватить. Сердцем чувствую, – поведал Ольга о своих мыслях.
– Да, Оля, я думал об этом. Не хочется говорить, но ты дала для этого повод. Неразумно раскрыла себя. Что если бы вас с отцом схватили?
– Не могла я поступить иначе! – вспыхнула Ольга, которая была очень красива даже при лунном свете. – Ты не знаешь Мяаге. Не появись я, он всё равно бы добился от папы признания, а папа не здоров. Мяаге чувствовал, что я рядом…
– Ладно, Оля, прошли. Не будем об этом… – смягчился Максимов, незаметно любуясь молодой женщиной и немного завидуя капитану Лебедеву, имевшему такую красивую и сильную жену.
«Впрочем, и моя Марина красивая», – спохватившись, подумал Андрей: «Что случилось, то случилось. Хорошо уже то, что Ольга, её отец и тётя в безопасности. А вот что с группой капитана Лебедева?»
– Запас батарей у них достаточен. Очевидно, что-то случилось с рацией, – дрогнувшим голосом ответила Ольга. Имелись в передатчике неисправности…
– Хорошо бы только это, – вздохнул Максимов. – А если вели бой, потеряли лошадей. Хотя я понимаю тебя, Оля. Хочется верить в лучшее.
– Очень хочется в это верить, Андрей. Возможно, они вели бой, но я верю, что все живы и обязательно вернутся. Я тоже оставлю записку…
– Конечно, оставь, – поспешил согласиться Максимов. – Прости, Оля, если сделал тебе больно, – извинился он.
Ольга промолчала. Ей нечего было ответить. Она сильно переживала за Игоря, молила в душе князя-прародителя, просила его покровительства. Игорь выжил в июне сорок первого на границе, неужели погибнет сейчас…
Слёзы душили её, но ефрейтор Лебедева не имела права показывать свою слабость.
– У нас не хватает одной лошади, но думаю – обойдёмся. Ты, Оля, поедешь вместе с Надеждой Васильевной, а твой отец, он крупнее и весит килограммов на двадцать больше, поедет на запасной. Кобыла смирная, с ней он управится.
Кажется всё, а сейчас отдыхать. Подъём в шесть часов, – распорядился Максимов и, назначив часового, приказал остальным бойцам спать.
Приказ командира не касался Ольги. Приближалось условленное время радиосвязи с первой разведгруппой. Посмотрев на часы и настроившись на волну, она приступила к очередному сеансу связи, в целях маскировки вызывая разведгруппу мужа на немецком языке, как это и было условленно:
– «Kreuz», «Kreuz», ich bin «Pfeil». Uebergehe zur Annahme. Antworten, antworten… ("Крест", "Крест", я "Стрела". Перехожу на приём. Отвечайте, отвечайте) – Открытым текстом отстучала Ольга «Морзянкой». Зная на «отлично» немецкий язык, ей было несложно разучить немецкий вариант азбуки Морзе .
Во второй группе, которой командовал старший лейтенант Максимов, на рации работал сержант Кашкин, но в последнем рейде он сломал правую руку, и работать на ключе не мог. К тому же Кашкин не знал немецкого языка и не мог продуктивно прослушивать эфир. Так что Ольга теперь успешно заменяла Кашкина. В первой группе, которую ждали на базе, ответить ей должен был муж. Она хорошо знала его не слишком уверенный почерк, и не спутает ни с каким другим.
С помощью Ольги за предвоенный год и годы войны Игорь достаточно хорошо овладел немецким языком и на курсах радистов, которые посещал вместе с женой, научился передавать «Морзянкой» небольшие сообщения. Пользоваться русским кодом было небезопасно, немцы могли перехватить передачу. В полосе действий разведотряда работало много немецких передатчиков, и свои позывные русские разведчики регулярно меняли. А зашифрованные Ольгой сообщения, собранные от обеих групп, уходили с базы, устроенной в густом хвойном лесу близ старой границы.
Ольга переключила рацию на режим приёма. Проходили томительные минуты ожидания. Волна молчала. До слуха доносились лишь биения и потрескивания. На юго-западе в районе горы Муннамяги бушевала ночная майская гроза.
Повторив несколько раз позывные, и не услышав ответа, Ольга перешла на другую, ранее отмеченную волну, на которой работала немецкая рация с позывными «Adler» ("Орёл"). Она регулярно прослушивала эфир, расходуя батареи, но это входило в её служебные обязанности. Радиоперехват для разведчиков на вражеской территории – сильное оружие.
На этот раз долго ждать не пришлось. Минут через десять заработал немецкий радиопередатчик. Радист запрашивал позывного «Wespe» ("Оса").
«Оса» откликнулась, и Ольга прослушала краткое указание, сделанное «Орлом»:
– «Wespe», «Wespe». Bestaetigen sie ihre Ankunft in Zielabschnitt. Bestaetigen ihre Ankunft in Zielabschnitt. ("Оса", "Оса". Подтвердите ваше прибытие в заданный район. Подтвердите ваше прибытие в заданный район).
Дальнейший текст от «Орла» был передан из предосторожности азбукой Морзе, однако не был зашифрован. Читать на слух текст, переданный морзянкой да ещё на немецком языке, Ольга не успевала, не имея пока большой практики.
Внимательно вслушиваясь в комбинации «точка-тире» и пауза, пропуская малозначащие слова, ей удалось уловить ключевые: «Русские, старая граница, эстонцы, диверсанты, живые, ликвидация…». Оканчивался текст передачи фамилиями Брюннер и Фогель. Они были последними в переданном тексте, и эти комбинации Ольга запомнила. Эти фамилии были известны разведчикам.
– Комендант города оберстлейтенант Брюннер и шеф гестапо гауптштурмфюрер Фогель? – без труда догадалась Ольга и, сберегая батареи, отключила рацию. Следующий сеанс был запланирован на шесть утра. Но выйдет ли капитан Лебедев в эфир?
За всем этим она не заметила, как вернулся Максимов.
– Молчат? – спросил он.
– Молчат, – тяжело вздохнула Ольга. – Вот какое дело, Андрей, – Ольга рассказала старшему лейтенанту о перехвате текста из радиограммы от «Орла» к «Осе». Разведчики догадывались, что за этими позывными скрываются не просто армейские подразделения противника. По-видимому, это были группы специального назначения, подчинявшие СД, в задачу которых входила борьба с партизанскими отрядами и диверсионно-разведывательными группами на оккупированной территории, примыкающей к прифронтовой полосе.   
– «Русские, старая граница, эстонцы, диверсанты, живые, ликвидация», – задумчиво повторил старший лейтенант Максимов слова расшифрованные Ольгой.
– «Русские диверсанты» – сдаётся мне, что это о нас. И вот, что настораживает, – морщил лоб озабоченный старший лейтенант. – Ты ничего не напутала? Точно в тексте было сказано «старая граница»?
– Точно, Андрей. «Старая граница» и «эстонцы». Мне кажется, я знаю, что это за «эстонцы».
– Говори, говори! – потребовал Максимов.
– Это мои старые знакомые, те самые Мяаге и Ланге, о которых я тебе рассказала. Прости за сравнение, но у Мяаге особый звериный нюх. Он чувствует, что я рядом и не одна, а эти места ему хорошо знакомы. «Старая граница» слова не случайные. Похоже, что «Оса» на подходе к старой границе или уже затаилась в засаде близ развалин нашей старой заставы, через которую должна возвращаться группа Игоря, а «Орёл» контролирует действия «Осы». Чувствую, что там Мяаге, наш старый враг. Меня он не посмел тронуть. Понимаешь, Андрей, он продолжает меня любить, и мне от этого страшно. Но Мяаге одержим. У него свои счёты с Игорем с той самой июньской ночи сорокового года накануне ввода частей Красной Армии в Эстонию, когда между ними состоялась дуэль…
Что было между Ольгой, капитаном Лебедевым и эстонским лейтенантом Алексом Мяаге, дослужившимся до звания майора в частях «Ваффен-СС», воевавших на стороне немцев, Максимов уже знал.
– Что же ты предлагаешь? – спросил он.
– С рассветом нам надо уходить подальше от базы. Немцы могут начать прочёсывание леса. Возможно, что уже засекли наш передатчик и прислали машину с аппаратурой для обнаружения мест ведения радиопередач. Такие установки называются пеленгаторами, – пояснила Ольга Максимову. Инструктор по радиоделу рассказывал на занятиях, как они устроены и чем опасны.
– Вот, что, Оля, тебе больше не следует работать в режиме передачи. Только приём. Отслеживай позывные «Орёл» и «Оса». Ты права, надо уходить. Ждать здесь первую группу до шести утра опасно. – Максимов посмотрел на часы. Уже половина первого ночи. На отдых осталось всего ничего.
– У нас есть два варианта действий, – сосредоточившись, продолжил он. – Первый: отойти к прежней стоянке, и ждать группу Лебедева в течение суток. Места для него знакомые. Возвращаться удобнее известной дорогой. Большего времени на ожидание у нас нет.
Второй вариант: выдвинуться навстречу группе капитана Лебедева в район старой заставы. Игоря поджимают сроки. Чтобы успеть добраться до линии фронта в запланированные командованием сроки, ему необходимо быть в районе старой заставы не позже утра. Эта «Оса» не выходит у меня из головы. Ты молодец, Ольга. Перехваченные и расшифрованные тобой слова много стоят. Весьма вероятно, что «Оса» и есть та самая засада, которая затаилась на пути группы капитана Лебедева. Двигаться ночью и вслепую очень опасно. Если «Оса» уже заняла позиции, то и мы сильно рискуем, несмотря на то, что знаем о её существовании. Что касается группы Лебедева, то они идут ночью, вслепую и могут напороться на засаду. В таком случае последствия будут самые тяжёлые, – вздохнул старший лейтенант Максимов и после небольшой паузы, закончил: – Я за второй вариант. Мы должны быть вместе с нашими товарищами. Так что отдых отставить. Отдыхать и отсыпаться будем потом. Пойду к бойцам, следует подготовиться к ночному переходу. Выступаем через час. До старой заставы больше десяти километров и для ночного перехода с разведкой необходимо иметь не менее двух часов в запасе.
Максимов будил бойцов и ставил перед ними задачу, а Ольга продолжала прослушивать волну, на которой работали «Adler» и «Wespe», однако немцы молчали. В наушниках лишь треск от грозовых раскатов, бушевавшей на юге ночной майской грозы.
Возле Ольги собрались родственники: отец, тётя Нади, Иван.
Надежда Васильевна обняла Ивана и гладила тёплой ладонью по голове с коротко подстриженными волосами. Кроме старшего сына никого у неё не осталось. Только Иван, да ещё Ольга и Владимир Петрович – самые близкие родственники…
– И когда же закончится эта проклятущая война! – не выдержав, простонала Надежда Васильевна. Алексею Ивановичу сама глаза закрывала, сама схоронила мужа. Николай – младший сынок, лежит третий год на дне моря, какого она даже не видывала, а дочка Аринушка, где же ты милая? Жива ль, родная кровинушка?
Если в германской неволе, то не схорониться там красной девице от волков поганых, немецких. Обесчестят русскую девушку, истерзают лютые звери и заступится за неё не кому…
Появился старший лейтенант Максимов.
– Младший сержант Михайлов!
– Я! – вскочил с еловых лап Иван и повесил на плечо автомат.
– Пойдёте навстречу разведгруппе капитана Лебедева. На сборы пять минут!
– Слушаюсь! – по-военному чётко ответил Михайлов
– Куда же ты, сынок, пойдёшь? Один! – всхлипнула Надежда Васильевна.
– Отставить, мама! – прямолинейно, по-солдатски, остановил мать Иван.
– Иван лучше других бойцов подходит для такого дела, Надежда Васильевна, – обратился к матери Максимов. – Иван местный житель, не раз бывал в этих местах, воевал, бил немцев на старой заставе. Мы пойдём вслед за ним через два часа. Очень надеюсь, что капитан Лебедев и его люди вернуться из рейда этой ночью, но немцы, похоже, ждут их именно в районе старой заставы. Тогда не избежать большой беды…
– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне пойти вместе с Михайловым! – решительно потребовала Ольга, встав рядом с Иваном.
– Отставить, ефрейтор Лебедева! Михайлов справится с поставленной задачей самостоятельно, – остановил Ольгу старший лейтенант Максимов, и уже мягче добавил. – Я понимаю твоё желание, Ольга, но твоё место в отряде. Продолжай работать с рацией.
– Михайлов, вы готовы? – спросил Максимов младшего сержанта.
– Так точно, товарищ старший лейтенант! Перемотаю сухие портянки, они у меня в вещевом мешке, глотну на дорожку воды и выхожу! – бодро ответил Иван.
– Вот что, товарищ Михайлов. – Вам необходимо пройти незамеченным мимо засады, а она должна быть где-то возле старой заставы, и выйти навстречу разведгруппе капитана Лебедева. Ещё лучше если удастся обнаружить засаду, но действуйте с предельной осторожностью, в бой не вступайте. С Лебедевым мы договаривались заранее. Он обязательно пройдёт возле калинового куста. Место для него памятное, – Максимов взглянул мельком на взволнованную Ольгу и вернулся к Михайлову.
– Будьте предельно осторожны и ждите их в указанном месте, – продолжал инструктировать Михайлова старший лейтенант Максимов, исполнявший в отсутствие Лебедева обязанности командира отряда. – Ждите их там до рассвета. Если придут, поставьте в известность о засаде и возвращайтесь с планом капитана Лебедева. Место нашей встречи возле старого дуба.   
– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! – На несколько секунд Иван присел, профессионально намотав и закрепив уголки, сменил старые дырявые портянки на новые и сухие, которые сберегал для перехода, ибо какой солдат на марше в старых портянках. Затем, хлебнув грамм триста-четыреста холодного подслащенного чая из фляги, которую ему протянула Ольга, исчез в хмурой ночи. На небе сплошная облачность. Накрапывал мелкий дождь. В лесу кромешная тьма и только прирождённый русский человек, предки которого и он сам родились среди северных наших лесов, мог найти дорогу во мраке.
Мать перекрестила спину старшего сына, и, охватив голову руками, тихо заплакала, вспоминая всех сразу: И мужа, и младшего сына Николая, и доченьку Аринку…

3.
К середине ночи остатки последней весенней грозы, бушевавшей над горой Муннамяги, докатились до окрестностей Изборска. Однако блеск молний, метаемых могучим Перуном, и раскаты майского грома постепенно угасали. Ливень иссяк на подступах к руинам старой русской заставы на бывшей советско-эстонской границе. В кромешной тьме, укрывшей древний край, накрапывал мелкий и тёплый дождь.
Майор Мяаге, укрытый плащом с надвинутым на голову капюшоном, пытался курить, прикрыв огонёк папиросы рукой, но и без того скверный табак подмок и вдыхаемый в лёгкие дым был едким и отвратительным. Чувствуя, что вот-вот раскашляется, Алекс погасил огонёк папиросы и прикрыл рот ладонью. Сверкнула далёкая молния, и, измученный недобрыми предчувствиями, Мяаге стал машинально считать секунды.   
«Нервы никуда!» – прервав бессмысленный счёт, подумал Алекс и вспомнил, что вечером в лесу кричала кукушка. Он стал считать знакомые с детства «Ку-ку», вздрагивая после каждой паузы. Сколько раз прокукует – столько лет осталось ему прожить. Суеверие, но никуда от него не деться. Глупая птица. Насчитала столько, что и никому не прожить…
Вновь вспыхнула молния.
– Перунова Русь… – неожиданно прошептал Алекс, припомнив сказанное когда-то матерью и засевшее в детской памяти. В молодости импульсивная, не терпевшая выходок отца, нередко возвращавшегося в те времена домой «навеселе» из компании холостяков-офицеров, мать тогда сильно поругалась с ним, обозвав «пьяным чухонцем» и увела шестилетнего Сашу в спальню, постелив отцу на диване.
Мать положила его спать рядом с собой, и под ужасный храп отца, доносившийся из-за плотно прикрытой двери, который не могли заглушить ни разыгравшаяся за окном гроза, ни ливень, рассказала не желавшему спать сыну несколько длинных, волшебных сказок, наверное, русских. Больше всего мальчика поразила история о Перуновой Руси, как назывались в те времена земли древних эстов и ливов . На кургане в Перуновом граде стояло главное капище, на котором богу-громовержцу приносились кровавые жертвы. Рядом он сам – Великий идол, вырубленный из тысячелетнего дуба с янтарными глазами и серебряными усами. Повелителю гроз и молний поклонялись в те далёкие времена язычники эсты, платившие дань словенам с Ильмень-озера и имевшие защиту от набегов свирепых заморских данов и свеев .
Эстония невелика. Мяаге не раз бывал в Пярну и нашёл тот курган, на котором в древности стояло капище. В средние века на этом месте выстроили кирху немцы – правители Ливонского ордена, возведённого на землях ливов и эстов. Эстам удалось сохранить свою самобытность и стать народом, а вот ливы растворились среди завоевателей, дав название военному ордену-государству, упразднённому шведами в семнадцатом веке.
– А ведь окажись немцы победителями в этой войне, и эстонцев могло и не быть… – промелькнула в голове Мяаге странная мысль. Промелькнула и тут же угасла.
– Алекс! – Прервал мрачные мысли майора Мяаге верный друг Ланге. – Только что «Орёл» передал сообщение от Брюннера. Ты был прав. С севера к нам приближается вооружённая группа. Все пешие. Их до десяти человек. Идут к старой заставе.   
К эстонцам уже спешил гауптштурмфюрер Фогель, пожелавший лично возглавить операцию по уничтожению крупного русского диверсионно-разведывательного отряда.
– Вижу, что герр Ланге уже сообщил вам о приближении русских. Это они. Перехитрили нас, ушли из пещер, но и Фогель не глупее их, – оскалился в зловещей улыбке гауптштурмфюрер. – Теперь мне ясно, что без посторонней помощи им бы не удалось выбраться из монастырских пещер среди белого дня через неизвестный нам тайный ход. Ушли кустарниками у нас из-под носа. Профессионалы. Без шума устранили случайно оказавшегося у них на пути офицера из дивизии «Руссланд», вы помните его. Уже немолодой с саблей на поясе. Приехал на лошади в монастырь помолиться, да видно бог ему не помог, – фальшиво посочувствовал Фогель русскому офицеру, служившему Германии.
– А Вас, герр майор, поздравляю! Вы оказались правы. Русская разведгруппа на подходе. Идут прямо на нас. До русских менее километра, так что, господа, не спугните их, соблюдайте тишину и готовьте оружие к бою. Как правило, русские дерутся до конца и живыми не сдадутся. Нам придётся уничтожить их, так что, герр Мяаге, голову своего соперника возьмёте сами, если конечно от неё что-нибудь останется. Жаль Берга. Если он с ними, а, похоже, что это так, то Берг погибнет вместе с русскими.
Знаете, господа, мы из СД нелюбим Абвер и не доверяем их шефу Канарису. Адмирал, а руководит армейской разведкой. Непорядок! Вся довоенная деятельность Абвера вызывает большое сомнение. Генеральный штаб и фюрера недостаточно информировали о военном и экономическом потенциале России, а это уже выглядит как преступление! Когда фюрер отстранит Канариса от занимаемого поста, а это случится, и я надеюсь, что скоро, вся разведка перейдёт в подчинение СД . Берг – тот человек, который мог бы работать вместе с нами. Жаль его… 
С гаупштурмфюрером Фогелем было двенадцать человек, все вооружены автоматическим оружием, да ещё эстонские офицеры Мяаге и Ланге с безотказными «МГ-42», которые им выдал из «своего арсенала» оберстлейтенант Брюннер. Комендант, он же «Орёл», со своими людьми в настоящий момент координировал работу «Осы», общаясь с Фогелем по рации.
Заняв позиции в заранее намеченных местах, немцы приготовились к бою. Мяаге и Ланге разместились в полусотне шагов друг от друга. Помимо пулёмётов у каждого было по две гранаты и ракетница. Ракетами предполагалось осветить и ослепить русских разведчиков, когда они выйдут из леса на заросшую молодой порослью пустошь возле руин старой русской заставы, где в довоенные времена бойцы-пограничники устраивали пробежки и тактические занятия. Затем из огневых точек, охватывающих пустошь полукольцом, ударят пулемёты и автоматы. Несколько секунд и всё будет кончено…
Мяаге присел на левое колено, приняв положение удобное для стрельбы, и проверил оружие. Снял капюшон от плаща и фуражку, покрыл голову каской. Всё в порядке, однако, на сердце было не просто тревожно, как ещё несколько минут назад. Теперь он ощущал чувство страха. Оно быстро разрасталось, и вот уже стыла кровь, немели руки, под каской выступил противный холодный пот. Алекс вспомнил осень сорок первого года, когда русский отряд под командованием его заклятого врага окружил школу Абвера, устроенную на бывшей погранзаставе и в течение нескольких минут уничтожил её.
Инстинктивно Мяаге прижал ладонь к изуродованной половине лица. Он не чувствовал его. Ещё пять минут назад Мяаге с нетерпением ждал этого боя, был возбуждён, жаждал взять реванш за изуродованное лицо, но, прежде всего, за унизительное поражение в неожиданно завязавшейся дуэли в июне сорокового года в саду русского крестьянина Михайлова.
И вот теперь, когда русские вот-вот выйдут из окутанного ночным мраком сырого промозглого бора, он вспомнил ту страшную июньскую ночь. Вспомнил Ольгу, выбежавшую в сад и попытавшуюся встать между ними, её отчаянный крик: «Алекс! Не смей стрелять в моего мужа!» и выстрелы из темноты. Уронив винтовку, упал убитый Хейно. Вторая пуля обожгла руку Мяаге…   
  Он вздрогнул, возвращаясь к реальности от внезапного прикосновения к спине чьей-то руки.
– Нервничаете, герр Мяаге? – спросил шёпотом Фогель, державший в левой руке автомат. – Где же наши русские разведчики? Почему их так долго нет? Вы не знаете?
– Не знаю, герр Фогель, – едва слышно ответил Мяаге, не оборачиваясь и не меняя позу. 
– Вот и я не знаю, герр Мяаге? «Орёл» их преследует. Там не могли ошибиться. Неужели русские свернули в сторону или, почуяв неладное, затаились в лесу? – выразил свою озабоченность гауптштурмфюрер, уже пожалевший, что принял личное участие и даже возглавил непродуманную и рискованную операцию, положившись на эстонского майора. Впрочем, майора не в чем упрекнуть. Он оказался прав, точно указав место для засады. Но почему же русские замедлили движение?
Фогель поправил каску, перехватил автомат правой рукой, и, пригнувшись пониже, отправился дальше проверять готовность своих людей.
– Ему и мрак нипочём. Видит ночью, словно зверь, – с неприязнью к немцу подумал Мяаге и приподнял с земли промокшее колено.
В этот момент с тыла, в спину притаившимся немцам ударили трассерами два пулемёта, дружно поддержанные несколькими автоматами. Это было русское оружие.

* *
Иван Михайлов успел вовремя. Десять километров пути по ночному лесу он преодолел едва ли на ощупь менее чем за два часа, сверяя направление движения по компасу. Когда забредал в чащу, и идти напролом было совсем невозможно, выручали вспышки молний. Успевал взглянуть, где лес реже и поворачивал туда.
У старой заставы, помня, о чём предупреждал его старший лейтенант Максимов, Иван был особенно осторожен. Немцев заметил, они его нет. Вернулся в лес и, соблюдая предельную осторожность, обошёл засаду стороной. Дальше шёл по краю заросшей мелколесьем просеки, по которой прежде пролегал путь пограничников от заставы к старой границе, протоптанный тысячами солдатских сапог. Вот, наконец, и калинов куст, о котором рассказывала Ольга. Сильно разросся, весь в цвету. Белый цвет виден даже в тёмной пасмурной ночи.
Иван расположился рядом, внимательно вслушиваясь в звуки ночного леса. Взглянул на трофейные немецкие часы. Начало третьего ночи. По-прежнему облачно, сыро и темно. В конце мая светает рано, но это когда ясно. Теперь же станет чуть светлее только после четырёх утра. В листьях шелестит мелкий дождь. Далёкие всполохи молний всё реже и реже, вот и совсем угасли. В такую погоду затаились даже ночные звери и птицы.
Зрение у Ивана, как у всякого моряка отменное, только сейчас от него толку немного. Слава богу, и слухом пока не обижен. Через час чуткого бдения услышал движение людей, их тяжёлое дыхание. Сердцем понял – идут свои. Заухал, как было условленно филином. Его услышали, ответили голосом ночного хозяина леса.
Зашевелились заросли можжевельника, и показался силуэт в маскхалате, внешним видом напоминавший медведя. Напрягая зрение, Иван узнал в бойце Сашу Бутурлина и шёпотом окликнул его:
– Я здесь, Сашок!
– Ты, Иван? – отозвался Бутурлин.
– Я. От старшего лейтенанта Максимова. Вас жду.
Бутурлин подал знак, и из можжевеловых зарослей показались силуэты разведчиков.
– Докладывайте обстановку, товарищ Михайлов! – узнал Иван шёпот капитана Лебедева и шёпотом ответил:
– Товарищ капитан, возле заставы засада. Старший лейтенант Максимов с бойцами должен быть на подходе, так что немцы, те, что в засаде, сейчас между нами. Перехвачена радиограмма. Немцы ждут вашу группу возле старой заставы, а о группе Максимова ничего не знают. Максимов наметил место встречи у старого дуба, – оперативно, экономя время, доложил младший сержант Михайлов.
– Благодарю за службу, товарищ младший сержант. Немцы идут по нашему следу. Разрыв минут в двадцать – тридцать. Теперь ещё впереди засада. Так что и мы сейчас между ними. Вот такой, товарищи, получается пирог, – заметил Лебедев, однако на сердце у командира отряда отлегло. Известие о том, что старший лейтенант Максимов с бойцами рядом и может ударить по немецкой засаде с тыла, укрепило его веру, что отряд вырвется и из этой ловушки.
Из пещер удалось уйти без людских потерь, однако, шальной пулей из пулемётных очередей, которыми немцы прочесали кустарник после того, как обнаружили труп офицера дивизии «Руссланд», разбило и без того барахлившую рацию. Была утеряна связь с базой и группой Максимова. Той же очередью был ранен Берг, и Бутурлину пришлось тащить на плечах бывшего штабс-капитана и своего старинного знакомого, а ныне пленного, служившего немцам.
Бергу так и не вынули кляп изо рта. Не имея возможности облегчить свои муки криком, наспех перевязанный бедолага сильно страдал, заливался от боли слезами, мычал, умоляя оставить его или добить, да кто ж его слушал. Несмотря на немалый возраст, сердце у Берга было крепким, и смерть его не брала, обрекая на муки.
– Выдохся, Никита Иванович? – спросил у Бутурлина Лебедев.
– Тяжёлый, чёрт старый! – тяжко вздохнув, признался Бутурлин, более не желавший себя называть монашеским именем. – Но вы не беспокойтесь, товарищ капитан, выдюжу. Если сам не околеет, то доставлю его на закорках хоть до самой Москвы.   
– Вот что, Никита Иванович, впереди и позади немцы. Будет у нас с ними бой. Ваша задача укрыться с пленным в лесу и ждать когда всё закончится. Вместе с Максимовым мы их обязательно одолеем!
– А тебе, Иван, – Лебедев обратился к Михайлову, как к родственнику, – большая благодарность. Теперь возвращайся к старому дубу и передай мой приказ атаковать немцев в засаде с тыла. Атаку следует начать ровно в четыре утра, когда начнёт светать. Мы за это время подойдём поближе и вас поддержим, а пока «поиграем в кошки-мышки» с теми немцами, которые крадутся по нашим пятам. Сколько их, каковы их планы, нам не пока не известно. В бою всё станет ясно. Мы на родной земле и победа будет за нами! Ольга с вами? – наконец спросил, словно опомнился капитан Лебедев.
– С нами, товарищ капитан. И Ольга, и отец и мать – все с нами! – ответил Иван Михайлов и исчез в ночи. Времени оставалось в обрез.
– Слава богу! – подумал Лебедев и взглянул на часы. До четырёх утра оставалось менее получаса.

* *
Оберстлейтенант Брюннер во главе взвода автоматчиков вторые сутки преследовал группу русских разведчиков, уходившую лесами на юго-восток.
Операцию по уничтожению русских разведчиков, которым удалось выбраться из пещер, они разработали совместно с гауптштурмфюрером Фогелем и эстонским майором Мяаге в ходе преследования. Фогель проникся доводами Мяаге относительно маршрута отхода русских разведчиков и посадил своих людей и эстонских офицеров на грузовик.
Минуя Изборск, немцы направились в район старой русской заставы, среди разрушенных стен которой осенью сорок первого года полегли курсанты, инструкторы и охрана разведшколы Абвера.
На войне Брюннер стал мистиком. Он обожал музыку Вагнера, возрождавшиеся в Германии древние германские культы, разного рода оккультные науки и очень переживал, что свою военную карьеру связал с Вермахтом, а не СС. Ему постоянно грезились полные тайн мистерии, творимые Великими магистрами и посвящёнными рыцарями ордена СС в недрах замка Вевельсбург . Вот и своё ранение, в результате которого он потерял глаз, Брюннер связывал с особой судьбой, дарованной ему Вотаном .
Последние события с новой силой возбудили в нём веру в свою особую, освещённую германскими богами судьбу.
Его первый бой с русскими воинами произошёл без малого три года назад на новой границе России, дотянувшейся за три дня стремительного «советского блицкрига»  до Восточной Пруссии – неприступной цитадели «нетленного германского духа».
Теперь бой состоится возле старой русской границы, и среди его солдат нет никого, кто был ним в начале войны. Зато ему придётся сразиться с русским оберлейтенантом по фамилии Лебедев, заставу которого батальон Брюннера штурмовал в первый день войны, и здесь он обязательно возьмёт реванш.
Отряд Брюннера, шедший вторые сутки по следам русских разведчиков, загонял их в заранее подготовленную ловушку. Через своих радистов с позывными «Adler» и «Wespe» загонщик Брюннер и Фогель, поджидавший русских в засаде, обменивались регулярными сообщениями, и позывным оберстлейтенанта был «Орёл»!
Пока всё шло гладко, по плану, если не считать, что люди, насквозь промокшие под дождём, были измотаны долгим ночным маршем, да и сам оберстлейтенант, бывший некогда хорошим спортсменом, буквально валился с ног и, полагая, что простуда ему обеспечена, пытался ослабить её, подкрепляясь время от времени мелкими глотками коньяка из небольшой фляги, умещавшейся в кармане мундира.
Временами, пока действовало приятное опьянение, Брюннера так и подмывало охватить русских с флангов и начать «сражение» собственными силами, имея, как минимум четырёхкратное превосходство в людях. Правда, русские разведчики были профессионалами, чего не скажешь о «тыловых крысах», как называли комендантский взвод фронтовики, но Брюннер хорошо подготовил и вымуштровал своих солдат. Половина из них была вооружена автоматами. Имелись два пулемёта и миномёт, навьюченный на самого крепкого солдата. Наверное, он так бы и поступил, если бы не Фогель и эти два эстонских офицера с их идеей засады.
– Им сейчас хорошо. Устроились поудобнее в засаде, укутались в плащи и ждут когда мы выдавим русских из леса прямо под их пулемёты и автоматы, – злился Брюннер, шмыгая простуженным носом и зажимая рукой от кашля рот.
– Впрочем, скоро всё закончится. Русские разведчики на подходе к «расставленным сетям» и совместными усилиями справиться с ними будет значительно легче, да и потерь будет меньше, – оправдывая себя, думал Брюннер, умалчивая даже в мыслях о Фогеле, который был бы взбешён его неоправданной выходкой. Ссориться с гестапо Брюннеру не хотелось.   
– Герр оберстлейтенант! Русские замедлили движение и, кажется, остановились, – доложил Брюннеру унтерофицер.
– Что это? Почуяли опасность или выдохлись? – задал себе и унтеру вопрос оберстлейтенант.
Унтерофицер не посмел ответить начальнику, ожидая дальнейших распоряжений.
– Франц, ты слышал, что сказал унтерофицер? Немедленно передай «Осе», что русские замедлили движение или остановились, – велел Брюннер радисту и приказал отряду остановиться.
Насквозь промокшие солдаты попадали на землю, наслаждаясь передышкой. Некоторые сходу засыпали, и их скоро придётся поднимать пинками, поскольку ругаться и орать на солдат, а в этом деле унтер большой мастер, было нельзя. Следовало соблюдать тишину, несмотря на то, что русские, конечно же, знают о том, что их преследуют.
Радист передал короткую радиограмму и перешёл на прием. Фогель ответил, что на его фланге ничего подозрительного не замечено и потребовал строго следовать плану операции. А ещё чрез несколько минут унтерофицер доложил, что русские продолжили движение, но темп снизился. 
– Пошли! – обрадовался Брюннер и вместе с унтерофицером и лейтенантом принялся поднимать солдат и отдавать им последние наставления. Бой должен был вспыхнуть с минуту на минуту. С началом стрельбы следовало залечь и быть особенно осторожным, чтобы не попасть под пули автоматчиков и пулемётчиков Фогеля. Его люди сделают главное дело, а задача Брюннера не дать русским отступить, а когда всё закончится, собрать раненых, если таковые найдутся. Фогель категорически запретил добивать раненых, собираясь, как он выражался, «привести их в чувство и допросить».
Пребывая в сильном волнении, Брюннер то и дело посматривал на подсвеченные фосфором часы, следя за секундной стрелкой. Прыгающая через секунды стрелка проскакала почти три четверти круга, и в этот момент ударили пулемёты и автоматы.
– Что это? – Вздрогнул оберстлейтенант Брюннер. Он не узнал стрельбы «МГ-42» и «Шмайсеров». С тыла по засаде уверенно и расчётливо били русские пулемёты «ДП» и автоматы «ППШ».
– Этого не может быть! – задыхался Брюннер, простуженный нос которого был наглухо забит. – Неужели русские, которые были где-то рядом, успели так сильно оторваться от его отряда и незаметно зайти к Фогелю с тыла? Да нет же, они впереди, там, где им полагалось быть! – Оберстлейтенант ошалело смотрел на красную ракету, вырвавшуюся из леса в трёхстах шагах от него, зловеще осветив низкие тучи.
Растерянные солдаты комендантского взвода смешались, ожидая приказа от Брюннера, а в это время, с флангов, по немцам ударили два пулемёта. В то время как основная группа капитана Лебедева продолжала двигаться навстречу засаде, старшина Ерохин и ефрейтор Бутурлин с трофейными «МГ-42» отстали и незаметно для немцев приблизились к ним с флангов.

* *
Мяаге распластался среди сосен на усыпанной прошлогодней хвоей сырой земле. Пули свистели над его головой, срезая ветки и вгрызаясь в стволы деревьев. Шипя, дымились трассеры. Будь дерево сухим, оно могло бы загореться, но сосны были живыми и стоически переносили ранения.
Алекса охватил жуткий страх, переходящий в ужас. Четыре года войны, а она началась для него в июне сорокового года, сделали из бывшего эстонского лейтенанта и командира отряда кайцелитов профессионального солдата. Он видел кровь и смерть. Не щадил ни себя ни тех, в ком видел врага. Убивал, в том числе мирных жителей во время карательных операций. Был неоднократно ранен. Отмечен боевыми наградами Третьего Рейха и его верного сателлита – воссозданной немцами Эстонской республики…
В эту жуткую ночь, которая ещё несколько минут назад представлялась ему ночью триумфа и безусловной победы над соперником, что-то вдруг да не сложилось, что-то в нём сломалось. Победы не получится и теперь, если удастся уцелеть, предстояло отвечать перед оберстлейтенантом Брюннером и гауптщтурмфюрером Фогелем, которых он втянул в столь рискованное дело, если, конечно, те выживут в завязавшейся мясорубке.
Русские, подгоняемые Брюннером, у которого были свои давние счёты с начальником непокорной погранзаставы, шли в расставленные сети и вдруг куда-то пропали. Спустя несколько минут, несомненно, другой отряд, с которым у Лебедева была связь, ударил по засаде с тыла.
«Как же он этого не предусмотрел? Почему не предупредил немцев о возможном существовании другой группы русских разведчиков? Ведь это было вполне логично. Как Ольга оказалась в доме отца? Вряд ли Лебедев взял её в опасный рейд по немецким тылам просто так. Она была частью отряда, база которого находилась где-то поблизости. Вот если бы он арестовал её вместе с отцом и допросил… Что тогда?» – Дальше мысли майора «Ваффен-СС» окончательно путались. 
Нет, не пропали русские разведчики. Мяаге услышал стрельбу двух «ДП» где-то в трёхстах метрах впереди. Сквозь стену векового бора мерцали вспышки. Там должен был находиться отряд Брюннера. Так и есть. В ответ затрещали «шмайсеры», а вот и русские «ППШ» присоединились к пулемётам. Мяаге понял, что его противник там, однако продолжал вжиматься в землю. Он почувствовал, что и на этот раз судьба-удача не на его стороне. Дважды был бит, а в третий раз не сносить ему головы. Однако, Алексу хотелось выжить любой ценой…
Пригибаясь, рядом пробежал солдат с автоматом. Это был русский солдат в маскхалате и Алекс хорошо рассмотрел его, обратив внимание на то, что стало светать, и облачность постепенно растягивается. Не замечая притаившегося в вереске немецкого офицера, разведчик припал на колено и стрелял короткими очередями в ту сторону, где должен был находиться Ланге. Тот отстреливался, но вот вскрикнул и прекратил огонь. Русский солдат исчез так же быстро, как и появился, а Мяаге судорожно прижимал к себе пулемёт, не решаясь стрелять и тем самым обнаружить себя.
Убедившись, что рядом никого нет, Мяаге сбросил каску, от тяжести которой нестерпимо заныла шея, и приподнял голову. Бой продолжался. Русские охватывали гестаповцев Фогеля полукольцом, а те, беспорядочно отстреливаясь и неся потери, отходили к полуразрушенному зданию старой заставы.
От нервного напряжения задергалась изуродованная половина лица. Нестерпимо хотелось забраться в глубину леса, затаиться и дождаться окончания боя. Численное превосходство немцев, в конце концов, вынудит русских выйти из боя, и немцы, понёсшие большие потери, вряд ли смогут преследовать их.
Приступ животного страха, да такого, какого он прежде не испытал, медленно отступал. Приподняв голову, майор Мяаге осмотрелся и увидел ползшего Ланге, мундир которого был изодран и залит кровью.
– Жив! – обрадовался Мяаге, и, убедившись, что поблизости никого нет, а шум боя смещается в сторону, опомнился и поспешил на помощь другу. Ланге узнал его, собрал последние силы, подтянулся и обхватил окровавленными руками сапоги Алекса. Что-то хотел сказать, но из глотки раненого вырвался лишь хриплый стон.
– Мяаге взвалил друга на спину и потащил в лесную чащу. Было уже совсем светло, и больше всего он боялся, что их заметят. Но кажется удачно. В них не стреляли, и это давало шанс выжить.
– Потерпи, Вальтер, сейчас я тебя перевяжу, – шептал он, пытаясь разобраться, куда Ланге ранен, насколько опасны ранения и хватит ли у него бинта. Раненый был ужасно тяжёлым, и Мяаге скоро выбился из сил. Он прилёг вместе с Ланге, потерявшим от боли сознание, возле замшелого ствола огромной подгнившей сосны, рухнувшей несколько лет назад во время разыгравшейся бури. Забыв, куда его сунул, Алекс лихорадочно шарил по карманам в поисках индивидуального перевязочного пакета.
Рядом затрещали сухие сучья, устилавшие землю, и кто-то огромный, напоминавший обликом медведя с добычей, вывалился из чащи.
Мяаге едва не закричал, разглядев в крупном бородатом человеке, облачённом во всё чёрное Никиту Ивановича Бутурлина, которого знал слишком хорошо, чтобы ошибиться. Взяв в охапку, Бутурлин волок другого человека в штатском костюме и в одном сапоге. Другой сапог, очевидно, соскочил с его ноги вместе с портянкой.
Бутурлину приглянулось то же место возле упавшего дерева. Он положил на замшелый ствол свою ношу и Мяаге разглядел, что босой на одну ногу человек в штатском костюме шевелится, а, следовательно, жив, к тому же мычит оттого, что рот его забит кляпом из грязной тряпки.
Глаза бывшего русского офицера Никиты Ивановича Бутурлина и майора эстонских «Ваффен-СС» Алекса Мяаге встретились. Бутурлин, облачённый в монашескую рясу, вздрогнул, сунул под одежду руку и вынул её с «Люгером», направив пистолет на немецких офицеров в мокрых изодранных мундирах и без головных уборов, один из которых был в беспамятстве и не подавал признаков жизни.
– Мяаге? – наконец узнал Бутурлин и едва не опустил пистолет.
Алекс опомнился, догадавшись, что Бутурлин и был тем самым монахом, который помог русским разведчикам выбраться из монастырских пещер.
«Как же я об этом забыл? Ведь Ланге как-то рассказывал мне, что видел Бутурлина в монашеском одеянии и с мешком ржаной муки в тот славный и теперь уже далёкий день, когда части Вермахта входили в Петсери!» – Мяаге бросил в пути пулемёт, так и не сделав из него ни единого выстрела, но «Люгер» в застёгнутой кобуре был на месте, давил на живот, напоминая о себе. Необходимо было лишь протянуть руку и…
– Куда тянешься, сукин сын! – догадался Бутурлин и выстрелил в бывшего эстонского лейтенанта, с которым его не раз сводила судьба.
Грохнул выстрел, и пуля ударила Мяаге в грудь. Он ощутил острую боль в правой половине, но сознания не терял. От нестерпимой боли брызнули слёзы, и перед глазами всё поплыло: и монах, стрелявший в него, и немецкий солдат в каске и с автоматом, и оберстлейтенант Брюннер с пистолетом в руке.
Рванула граната, затрещала автоматная очередь и Никита Иванович Бутурлин, огромный, словно медведь, успев сделать несколько выстрелов и, будучи тяжело раненым, убить наповал расстрелявшего его солдата, стал медленно оседать, придавив своим грузным телом человека с кляпом во рту.
Появились ещё несколько солдат с унтерофицером и по команде Брюннера принялись стаскивать тело монаха с мычавшего человека босого на одну ногу и с кляпом во рту.
Сознание всё ещё не покидало Мяаге, сидевшего на земле, опираясь спиной о ствол упавшего дерева, и наблюдавшего, словно во сне, за тем, что происходило вокруг.
– Вы живы, герр Мяаге? Вы слышите меня? – спрашивал унтер.
– Да, – пересохшими губами прошептал майор.
– А гауптман?
– Не знаю…
Немцы залегли и открыли огонь. Ответные пули защёлкали по деревьям, срубая ветки. Руководствуясь инстинктом самосохранения, Мяаге опустился на землю возле Ланге, хоронясь за толстым стволом поваленной сосны. Немцы на этот раз не были застигнуты врасплох и по команде Брюннера грамотно отошли, вытащив из-под огня перевязанного человека в штатском костюме и босого на одну ногу, так и не вынув кляп из его рта.
Эстонцев немцы с собой не взяли, не успели. Алекс проводил их долгим отрешённым взглядом раненого, ещё не потерявшего сознания солдата. Как ни странно, но ему показалось знакомым лицо человека в штатском костюме и босого на одну ногу.
– Ну, конечно же, – истекающий кровью, теряющий сознание Мяаге наконец узнал обернувшегося Берга, вытаращившего безумные глаза. Густой можжевеловый подлесок скрыл немцев, и стрельба на время затихла.
Цепляясь за последние крохи угасавшего в нём сознания, Алекс увидел сквозь разрывы зелени в кронах иссечённых пулями деревьев Ольгу, облачённую, как и все русские разведчики, в маскхалат защитного цвета, а пилотка с красной звёздочкой покрывала её гордо посаженную белокурую голову, словно золотая корона. Даже в лесу, в этот утренний предрассветный час Ольга была безумно красива, и Алекс Мяаге застонал от не проходящих душевных мук.
«Неужели, я уже на «том свете»?» – промелькнула нелепая мысль в угасавшем сознании Алекса, продолжавшего жадно смотреть на любимую и недоступную женщину.
«А вот и он, оберлейтенант Лебедев!» – ревниво продолжал фиксировать увиденное майор Мяаге: «Интересно, какой у него теперь чин? У русских теперь погоны, но под маскхалатом их не видно», – думал он, наблюдая гаснущими глазами за тем, как русский офицер и его жена крепко обнялись, а затем скрылись из виду в зарослях можжевельника, которым так богаты здешние леса.
«Обещал оберлейтенанту Лебедеву продолжить дуэль на большой войне», – усмехнулся, забыв на время о боли, майор Мяаге: «Вот и продолжили… Интересно всё же, какое у него теперь звание?»
Безжалостная пуля разорвала легкое. Мяаге задыхался. Из воспалённого рта рвались наружу кровавые пузыри.
Опять появились русские. Двое. Взяв наизготовку автоматы, русские солдаты в маскхалатах, делавших их малозаметными в лесу, направились в сторону лежавшего Бутурлина и истекавшего кровью немецкого офицера с эмблемой эстонских «Ваффен-СС», приподнявшегося и прислонившегося спиной к стволу упавшего дерева. Ощутив смертельную опасность, Алекс неожиданно ожил и с нечеловеческим напряжением сил отполз в заросли. И откуда только у него взялись на это силы?
Русский разведчик направил автомат на залитого кровью немца в изодранном офицерском мундире, очевидно решив его добить.
– Оставь его, Ваня! Не жилец! Сам сдохнет! Вишь, пузыри пускает фашистская сволочь…
Разведчик опустил автомат и помог товарищу поднять Бутурлина. Двое крепких русских солдат подхватили под руки бывшего русского офицера в монашеском одеянии, несколько минут назад стрелявшего в майора эстонских «Ваффен-СС», и увели. Алексу, от которого невидимый ангел и на этот раз отвёл страшную старуху-смерть с косой в руках и изъеденным червями черепом вместо головы, показалось, что Никита Иванович жив, переступает ногами.
Вновь застучали «Шмайсеры» и из зарослей показался Брюннер с автоматчиками. Бывшему командиру батальона Вермахта и волевому боевому офицеру, удалось собрать солдат своего комендантского взвода, подавить панику, заставить русских разведчиков прекратить бой и начать отход.
Избежав гибели в засаде и истребив неожиданным ударом с двух сторон гестаповцев Фогеля, обе группы советских разведчиков соединились. Закалённые в боях, набравшиеся за жестокие годы войны неоценимого воинского опыта, русские разведчики одолели врага, потеряв в бою трёх товарищей, тела которых уносили с собой, не оставив немцам на поругание.
Уже недалеко, в двух километрах от руин старой русской заставы, у могучего дуба с рассечённой молнией вершиной, росшего не один век в древнем сосновом бору, в котором некогда охотился князь Трубор, русских разведчиков ожидали коноводы и свежие лошади. Пришло время возвращаться к линии фронта.
На то, чтобы перекрыть весь район и преследовать русский разведотряд, у немцев не было ни сил, ни времени.