Ностальгия 25

Щелк! И одиночный кадр выпал из обоймы. За ним второй и третий…
 -Ш-ш-ш-ш… - камеры зашелестели. Такое множество и тени не оставило сомнения: шлейф! Шлейф кадров памяти. Один, наслаиваясь на другой, - чреду устраивает, превращаясь в жизненный поток. Несется он и омывается судьбой, тропинку вычленяет особую - из сотни тысяч узнает свою, неведомую разуму, лишь свыше данную.

 Из шумной и гудящей массы журналистов, фоторепортеров, собравшихся на конференции высокого политика, выделялся средних лет мужчина с бородкой аккуратной заостренной, длинным хищным носом, пронзительными глазами. Казался здесь он посторонним. И относился к особенному племени, трехмерный мир умеющему разложить на плоскости бумажной.

 Но даже от своих собратьев фотограф отличался работами – в них оживали чувства, размышления. Они не падали блинами, а были выпуклыми. Именно рельефность оживляла кадры и превращала их в реальность. На персональных выставках его не возбранялось плакать иль смеяться, лишь равнодушие не уживалось рядом! Коллекция пестрила мыслями: чувственными, пахучими, соблазняющими, восторженными и печальными. С различных снимков (отовсюду!) звучно и весомо стекались настроения.
 
 И лишь один из них особенно свербел и не давал покоя, не приносил и облегченья, заложником став боли. На нем - искрящееся маленькое счастье: смеялась хрупкая брюнетка и пухлый пятилетний мальчуган. Да-а-а… Тогда они поссорились. Элен, схватив ребенка, скрылась в неизвестность. Никто не мог подумать о плохом. Ведь ссора, не успев воспламениться, сгорела без следа. И лишь позднее он узнал о гибели жены и сына: она не справилась с авто на трассе… Так не успел сказать ей о любви, не попросил прощение. В  душе поэтому навечно поселились боль и бесконечная вина.

 Сначала тосковал по городу, уехал из которого без сил и сожаленья. Сейчас же понимал – не убежать не скрыться от себя. Но каждою зимой он возвращался в прошлое. Ах, эти возвращения! Таких насчитывалось больше десяти. Они вытягивались по экватору. Ведь время если и меняется, то в параллелях. Перемещаясь по меридианам, оно уходит безвозвратно: погибает, достигнув полюса. И уступает место безвременью.

 На Рождество художник открывал альбом, потертый с пожелтевшими в нем фото. Струился блюз, и появлялась ностальгия. Она врывалась при параде в завьюженную ночь, а звуки нежные услышав, замирала на пороге. Расправив крылья и стряхнув налипшие снежинки, доставала пронзительные молоточки и… стучала. Звуки отдавались в сердце, и память, как песок, сквозь пальцы время пропускало.

 Вот так, под блюзовые ритмы они кружились в танце. А под утро он забывался тихим и счастливым сном. Но годы изменили не подмастерье - мастера от Бога. Отягощали мыслеформы, все неуклюжей становились те движенья. А сегодня он не смог подняться. Смекнула та, что производная от боли, и призвалА на помощь импровиз, который перерос в беседу.

 И только музыка звучала. Причем, фотограф вопрошал, а ностальгия отвечала…
 О, Ностальжи была мудра и наслаждалась одиночеством, не понимая, для чего нужно его преодоление. И спрятав в складки романтизма раздраженье, она пыталась это доказать.
 - Через трагедию приходит очищение! А люди все о сказке… О той, что жили-были и вместе умерли однажды в один день. Ей Богу, вы как дети. Когда же люди повзрослеют?
 - Опять же, одиночество по мне, ведь я к нему готова, а вам оно зачем - на кой оно толпой привыкшим жить?

 - Мне не понятна и твоя природа, - наклонялся к ней Фотограф, шепча и разливая эль в бокалы. – Ужель она людского свойства?
 - Не только. И волки воют на луну.
 - А-а-а… Так значит, и животным свойственна тоска?
 - Различие в одном: им не понятна человеческая скука. А homo в поиске того, что потерял однажды. Здоровья, дома и семьи, любимой…
 - Любимая… Нет счастья без нее. Как можно миру улыбаться, и краски яркие воспринимать? Все умерло, поблекло.
 -  Да, брось ты чепухою заниматься. Признайся, что не можешь позабыть…
 - ?
 - Нет, не любимую… МЕЧТУ, которую она тебе вручила, а ты в нее поверил!
 (И ведь, действительно, была надежда, что стариться с Элен они совместно будут. У камина, с кучей внуков… Не мог он не поверить той, в глаза которой заглянул однажды).
 - Мечта не может утолить лишь жажду! На то она мечта, чтоб ею грезить. Бежать вдогонку, так и не поймав.

 - У-у-у… - невольно взвыл Фотограф. И жалость к самому себе излилась бурным водопадом.
 - Опять зализываешь раны? – улыбнулась Ностальгия.
 - С чего? Откуда ты взяла? – почти немой вопрос.
 - На твой язык истертый посмотрела… Перестань! Нет пользы в этом упражнении…

 Приблизившись к окну, они остановились – а там белым-бело… Так чистый лист призывно заставляет жизнь начать все заново!
 Но он противился, что было сил.

 - Ох, как бессмысленно нетерпеливы люди. Всех обвиняете вокруг, когда теряете. Хотя в утратах сами виноваты.
 - Ты ничего не понимаешь?! Ты-ы-ы! – зло крикнул он.
 - Не нужно так сердиться, ведь тебе известно: я права! 
 Вы думаете – прошлое согреет? Душа болит и громко плачет, значит, я живу? Какая ерунда! Жить надо здесь, сейчас и только!
 Есть выбор. Так любите до самозабвенья! И ежедневно, ежечасно цените каждое мгновение. Рассветами любуйтесь и судьбу благодарите, что солнце освещает и согревает истерзанные ваши души. Жизнь можно сделать лучше или хуже…
 - А прошлое - его не нужно вспоминать?
 - Ну, почему? Воспоминания нужны, необходимы! Но теплые, щемящие, счастливые, которые взлетают в небо, зовут с собою, заставляют жить!
 - А если я поставил точку?!
 - Но точка есть начало многоточия…