Глава пятая. Тактическое Заклинание. Афёра Фаула

Мы с Таури вернулись в келью, где и были до происшествия. Мы тщательно осматривали стены, пол и предметы быта. Что было здорово, мы нашли одежду для нашей внезапной попутчицы. После двадцати минут возни, мы поняли, как справляться со странными и непривычными для нас застёжками.
   Тайна сидела на диване в своём новом облачении. Это были широкие, серые штаны с множеством карманов, просторная красно-клетчатая рубаха, доставала она аж до колен, рукава которой пришлось закатать ввиду непомерной длинны. Рядом валялась кожаная куртка со множеством заклёпок и цепей, нужных, предположительно, исключительно в декоративных целях. Также для Тайны нам удалось найти пару высоких сапог, на два размера больше. И тёплые шерстяные носки.
   В животе бурчало. Не жутко так, но уже весьма тревожно. Хорошо хоть жажда пока не мучила. Но нам нужно было выбираться. Любой ценой, и как можно скорее. Тайну сморил сон. Мы с Таури направились на кухню для планирования наших действий шёпотом.
-- Таури…
-- Меня зовут Себастиан. Но это имя мне не нравится. Так что лучше Таури, как и прежде. – улыбнулся он.
-- Ценю ваше доверие. Итак, что делать-то будем?
-- Рихард, я предлагаю прочёсывать город концентрическими кругами. Попутно мы будем искать источники еды и воды. Может быть нам попадётся оружие, или медикаменты, хотя не уверен, что мы поймём, как этим пользоваться. С застёжками вон сколько провозились… И… Рихард… Есть ещё кое что.
-- Я весь ваш, Таури.
-- Ещё до того, как мы попали в этот переплёт… Экхарт Годгриф интересовался наставницей Хорста.
-- «Палач»? Но почему?
-- Да-да… Его прозвище «Палач»… Как по мне – просто кровожадный выродок
 Пятнающий инквизиторский мундир. Но не последний человек в ордене, к сожалению… Полагаю кто-то черкнул донос на леди Мэйфлаур, и теперь инквизиция решила проработать всю её подноготную. Мне стало интересно, и я занялся своим, независимым расследованием.
-- И что вам удалось выяснить?
Таури хитро улыбнулся:
-- Я успел докопаться до сути раньше, чем инквизиторские архивариусы. В Библиотеке я запросил все документы, где бы фигурировало имя Мэйфлаур. И я нашёл любопытный факт. Элизабет Мэйфлаур, наставница бардов, умерла спустя три дня после снаряжения второй исследовательской экспедиции на Кадаврус. Свидетельство о смерти говорит, что её, согласно завещанию, похоронили на берегу озера Вэлэнрод, в лесу Белтарис. Имущество было передано Академии, и пущено с молотка на открытом аукционе. А наставницу Хорста, и вашу домовладелицу зовут именно Элизабет. И живёт она в доме, принадлежавшем некогда опять-таки Элизабет Мэйфлаур.
-- Дочь? Или просто родственница?
-- Исключено. Покойная госпожа Мэйфлаур была круглой сиротой, всю жизнь прожила, и умерла девой. Нет записей о родне, даже дальней.
-- И что вы хотите сказать?
-- Ну, все факты свидетельствуют, что наша с вами теперешняя Мэйфлаур – самозванка. Записи уже наших дней характеризуют её как опытную, весьма смышленую преподавательницу. Много похвальных грамот за победы на музыкальных конкурсах, две грамоты от Агнии Крольм лично.
-- Итак, Таури… Я полагаю, вы, как добропорядочный подданный короны и матери нашей Церкви, доложили о своих изысканиях уполномоченным представителям инквизиции, ведущим расследование?
-- А вот и нет, Рихард! Кем бы не была Мэйфлаур-самозванка, я не нашёл ничего предосудительного в её деяниях. Что бы ни было в её прошлом, уверен, это лишь её грехи и её тяжесть. Нет ничего предосудительного в том, чтобы назваться другим именем и прожить другую жизнь. С чистого листа. Как и сделал я.
-- Вы?
-- Да, мой друг. Вы бы узнали, рано или поздно… Лучше сказать сейчас… Моё настоящее имя Холенгрен Ван Пэррин, и жил я в деревушке Ксамаэль, недалеко от приснопамятной Халааны. Был я… Был я горным разбойником. Как и мой отец. Однажды мы прослышали о богатом караване, идущем через перевал к деревне. Разумеется, мой отец, Нимер Ван Пэррин, собрал своих людей, почти всех мужчин деревни… Да-да, не делайте такие большие глаза, Рихард. На окраинах Азилии существуют целые разбойничьи поселения. Мы платили солдатам из крепости Манфрид, чтобы они закрывали на нас глаза. Разбой – был единственным способом выжить. Непомерные налоги, как белые, так и так называемые чёрные. Бедная, бесплодная земля. Болезни. Мы грабили, чтобы жить и жили грабежом. Итак, на чём я остановился?
-- Караван.
-- Да, торговый караван. Откуда нам было знать, что это инквизиторы, перевозящие скованного и усыплённого демона? Мы перебили стражу каравана, взяли всё под чистую, до последней монеты. А отец решил открыть большой, опечатанный контейнер. Ключ от замка оказался у одного из убитых стражников. Демон… Проснулся. Я помню только как бестия антрацитово-чёрного цвета вырвалась наружу… Он был… Омерзителен… Я не могу даже описать его. Он до сих пор снится мне в кошмарах. Он рвал людей на части громадными когтями, пожирал их внутренности… Мне стало страшно… Потом демон ринулся ко мне… И всё. Очнулся я в Манфриде, в лазарете. Вот взгляните…
   Таури расстегнул рубаху. И я увидел четыре огромных, белёсых рубца диагонально расположенных по всей площади груди. Мне стало не по себе:
-- Святые угодники… Счастье, что вы остались живы…
-- Жив остался, но одно лёгкое потерял. Когда меня спросили, как меня зовут, я соврал. Сказал, что зовут меня Таури. Я просто родился в год быка. Бык на староимперском – Таурус. А имя… Меня прозвали Себастиан. Священный. В честь того, что меня, по мнению солдат и врачей, хранил сам Единый. Я был единственным выжившим из Ксамаэля. Мой дом сгорел. Все близкие пали от руки демона. Мне было некуда идти. И меня, четырнадцетилетнего мальчишку, усыновил немолодой уже, странствующий священник. Он обучил меня грамоте и вселил в меня веру. Год назад мы как раз шли в Эбенхальм, для того, чтобы я поступил в Академию для дальнейшего изучения Святого Слова и Писания. Но мой отчим сильно заболел, и вскоре умер. В пути. Лопаты у меня не было. Я рыл ему могилу голыми руками. Я похоронил его недалеко от дороги, в трёх днях пешего пути от города. Я часто прихожу к нему на могилу. Я там уже деревянный столик смастерил. И оградку поставил… Ну да я отвлёкся, простите. Так что, Рихард? По-вашему я достоин костра за свои злодеяния?
Это был сложный вопрос. Я ответил далеко не сразу:
-- Что бы вы ни делали в прошлом, и чем бы себя не запятнали… Ваша прошлая жизнь обратилась в прах вместе с вашим домом, и умерла, вместе со всеми, кто был вам дорог. Судьба искалечила ваше сердце. Но похвально то, что вы нашли в себе силы. Вы намереваетесь стать церковником, чтобы облегчить людские страдания?
-- Нет… Я намереваюсь стать храмовником. Я всё свободное время провожу, упражняясь с оружием. Я смогу найти в себе силы и огонь для того, чтобы карать еретиков, миловать невиновных… Уничтожать грязных демонов и нежить. Скажите, Рихард… Теперь, когда я рассказал вам всё это… Когда мы вернёмся… Если мы вернёмся… Вы расскажите обо мне инквизиции?
Я для виду с пол минуты помолчал. Потом наконец молвил:
-- Конечно. Я тут же пойду к первому встречному инквизитору и скажу, что Себастиан Таури – истинноверующий, добропорядочный подданный короны и Церкви, и если уж вам, мол де нужны люди, я знаю того, кто стоит сотни.
-- Рихард…
-- Мы в одной лодке, брат Таури… Или… Или мне следует сказать просто «брат»? – я сказал эти слова, и улыбнулся.
   Да, пусть он на самом деле носит неприятное имя Холенгрен, пусть он не Таури, а Ван Пэррин, мне-то что? Мы уже второй раз влипаем в неприятности плечом к плечу… Конечно сейчас – другой коленкор, и жутко не хватает безумного блеска в глазах Мямли, и тихого, учтивого голоса Кифы… Но это Кадаврус… Мы вдвоём должны найти путь. Уверен, мы что-то придумаем… Вернёмся домой. И вернём домой девушку, с красивым именем Тайна… Откуда нам было знать, что для возвращения домой мы пройдём сквозь Ад?

-- Зимний лес – красивое место, госпожа Крольм… Вы не находите? – Шорран мило улыбнулся ректору.
-- Вы неизлечимый романтик, раз можете умиляться зимнему лесу, стоя на пороге могилы. Да ещё и в кандалах.
   Фаул громко и радостно рассмеялся:
-- Миледи, раз уж моя жизнь на кону, могу я хотя бы пофлиртовать со старшей по иерархической лестнице?
   Агния Крольм держала за руку декана кафедры Предметного Волшебства. Руки Фаула были стянуты толстой и тяжёлой ржавой цепью. К левой ноге чернокнижника был прикован чугунный шар.
   Агния подумала, что может быть, в последний раз говорит с чудаковатым, молодящимся преподавателем, спящим по пол дня. Ректор крепче сжала его ладонь.
-- Я не знаю, что сказать… Я растеряна. Так не подобает ректору…
-- Всё хорошо. Что тут такого? Мы сплетём самые сильные чары стихий, добавим щепотку орочьих танцев, испишем землю шагов на сто пентаграммами Дома Брегол, и вернём двух наших нерадивых студентов.
-- А если нет?
-- А если нет, то старина Гро крепко расстроится… У него не много друзей… И ему, старому молчуну, будет чертовски тяжко учить Кифу без меня. Хотя надо заметить, они рискуют не меньше меня. В случае краха наших планов – шансы на жизнь у них обоих весьма призрачны.
   Фаул и Крольм стояли на порядочном отдалении от кольца солдат-инквизиторов. Инквизиторские акустики проверяли своё хитрое паровое оборудование.
   Пространства белтарисского леса в половине конного пути от Эбенхальма, стало чрезвычайно оживлённым и шумным местом как для зимы.
   Две сотни инквизиторов, тридцать из которых были чароломами, а десять – акустиками. Старшие чародеи и преподаватели Стихийных Кафедр, общим числом двадцать человек.
   За спинами чернокнижника и ректора послышался деликатный кашель.
-- А, что же… Уже пора… Госпожа Крольм… Можно просьбу?
-- Поцелуй? – игриво взмахнула пышными ресницами Агния.
-- Ну нет, это слишком нагло. Когда всё кончится… Зайдите в Чёрную Башню… Мы с Гро устраиваем художественную выставку. – Шорран сразу стал предельно серьёзен, обернувшись к ждущиму Годгрифу. – Полагаю, мой эшафот готов?
-- Да. Пусть Единый хранит вашу душу… Ваша смерть искупит любые грехи. Идите на неё смело. – Годгриф кивнул.
-- Да как вы… -- взорвалась было Агния, но Фаул прервал её властным жестом.
-- Имейте уважение к покойнику, ректор. – Шорран игриво подмигнул Агнии, и все трое направились к остальным участникам необычной спасательной операции.
   Плацдарм, или, как шутил недавно Шорран – Эшафот, представлял собой поляну, диаметром в четыре версты, начисто лишённую деревьев и кустов. В средине поляны находился круг, отмеченный прямо по снегу алым колдовским светом. На равном расстоянии друг от друга, следуя сиянию, были установлены десять «Копий Единого».
-- Чёртовы жезлы… До сих пор помню как вчера… -- тихо сказал Фаул.
   Он остановился, и с минуту осматривал сложные металлические приборы, усеянные многоцветными проводами, и хищными антеннами. От каждого жезла толстый контрольный провод чёрного цвета тянулся к паровому резонатору, стальному ящику со множеством измерительных и контрольных приборов.
   За паровыми резонаторами наблюдали акустики – специально обученные представители ордена Святой Инквизиции. С помощью сети резонаторов можно было образовывать магнитный защитный купол, гасить или отражать заклинания.
   Безусловно, «Копья Единого» были оружием. Мощным и безжалостным оружием против магов, как стихийников, так и чернокнижников.
   Шорран покрепче стиснул зубы…
   Вперёд рвалось двое инквизиторов, держащих длинные, в рост человека стальные трубы, увенчанные крестами. Эти трубы издавали низкий, гудящий звук…
   Рядом с носителями странных механизмов ехала карета, от которой к трубам тянулись толстые, в руку толщиной, провода. Помимо трубоносцев, кучера на кОзлах, и акустика, словно злобный гном, скрючившегося над ящиком с рычагами и циферблатами,  отряд охотников насчитывал ещё десятерых.
   Двенадцатилетний  мальчик, в холщовых рубахе и брюках, посреди ржаного поля в пору бабьего лета. Босоногий и усталый, он даже не пытался бежать. Он вскинул руки в направлении инквизиторов. Точнее он вскинул правую руку, и бледно-серое щупальце, заменявшее ему левую руку.
   Мальчик улыбнулся. Точнее оскалился. Это не было искренней и открытой детской улыбкой. Так мог улыбаться взрослый, повидавший в жизни много боли и зла.
   Бесчисленные извивающиеся щупальца, сотканные из Тьмы, которая породила всё Сущее… Эти щупальца ринулись к инквизиторам.
   Мальчик думал, что он уйдёт, точно так же, как недавно, в замке графа, ныне покойного.
   Мальчик всего-то хотел покоя, теперь, когда сердце его остыло от выгоревшей месте. Мальчик чётко осознавал, что эти жуткие, высоченные воины в тяжёлых стальных латах, с красными как кровь плащами, хотят прервать его Контракт, вместе с жизнью.
   «Я не умру! Только не здесь! Не сегодня!» -- подумал мальчик, а Тьма, принявшая  форму колдовских щупалец, обвивала инквизиторов… Они кричали, падали на землю, обьятые Тьмой как огнём… И как же удивился мальчик, когда Тьма, служившая его орудием, бессильно рассеялась, а упавшие наземь инквизиторы поднимались на ноги без единой царапины.
 «Эти железяки… » -- мелькнуло в голове у отчаянного мальчика, ради мести за семью отважившегося на Контракт с демоном, а потом стрела пронзила его плечо. Мир перед глазами зашатался… А дальше…
-- Преподаватель Фаул… Вы в порядке? Мы ещё можем всё отменить… -- Агния по-прежнему держала Шоррана за руку.
-- Всё хорошо, госпожа ректор… Просто воспоминания нахлынули… Да и к тому же… Столько народу собрали… Это же средства честных… И не очень… Налогоплательщиков… Надо отрабатывать. Вон уже Кифа с Гро ждут внутри круга.
   Кейфхар и Грокар махали руками, и выкриками приветствовали и подбадривали главного героя чародейского спектакля.
   Рядом с Кейфхаром стояла сумка, в которой покоился железный ларь с добрым фунтом этерниевой взрывчатки.
-- Вы же знаете, я не пожелаю вам удачи. – Глядя прямо Шоррану в глаза сказал Годгриф.
-- А я бы и не принял от вас такого пожелания – Ответил чернокнижник с учтивой, но вместе с тем несколько насмешливой улыбкой.
   Воинов-инквизиторов не было видно. Они находились за пределами круга света, испускаемого колдовской краской. Только между деревьев туда-сюда сновали огни факелов.
   «Сколько стрел на меня сейчас направлены? Все? Или душ по десять ещё в Грокара с Кифой целятся? Эх, я этого никогда не узнаю… Ну… Пора начинать» -- Шорран склонил голову.
-- Крэдо ин Малум! – Прокричал Фаул.
   Со скрежетом соскользнули с его рук и ног цепи, истлев ещё до того, как коснулись земли.
   Шорран почувствовал, как жар разливается по щупальцу, от плеча и до самого кончика. Кончились игры. Настало время для чар высшей пробы.
   Фаул верил, сильнее любого фанатика верил он. Он верил в Зло и пороки, он верил в грязь и жестокость… И в вере своей, он черпал силы…
-- Подаю энергию поочерёдно, с порядком вы знакомы… Если что-то пойдёт не так – замыкайте нестабильные силовые линии на меня… Попытаюсь исправить! Ну, дамы и господа… Покажем, что не зря зарплату получаем! – прокричала Крольм.
   За спиной Агнии в четыре шеренги выстроились маги всех четырёх стихийных школ.
   Вначале адепты земли все, как один, попадали на колени. Они погружали руки в снег, силясь достать до любимой стихии. И это дало свои результаты.
   Камешки и булыжники вырываясь из установленных им самой природой мест, складывались в неровную, шуршащую пирамиду в три человеческих роста.
   Далее следовала часть ритуала, лежащая на магах воды. Волшебники, облачённые в свободные сини мантии черпали снег голыми руками, шутили между собой, смеялись и хлопали в ладоши. А снег свивался в длинную, белую змею, оплетающую их пояса, ложащуюся шарфом на их шеи.
  Следующим был черёд магов воздуха. Они, в гробовом молчании, тянули руки к пока ещё спокойному, пока не растревоженному, беззвёздному и безоблачному ночному небу. И небо ответило на их беззвучный зов. Взвыл ветер, и его тугие плети сплетались в серые, танцующие воронки вихрей.
-- Давай, Агния! Начинай! – послышался полный трепета крик Фаула, застывшего в центре поляны.
   Агния Крольм прошептала сама себе:
-- Впервые этот сумасброд назвал меня по имени… Интересно, когда он додумается меня в театр пригласить?
   Магии огня касались друг друга. Их руки ложились на плечи, сплетались меж собой. Агния стояла впереди своих братьев и сестёр по стихийному чародейству. И вот кто-то скользнул тонкими пальцами по её спине, рождая жар, желание, пылкую страсть. Крольм закрыла глаза, позволив пламени самому выбрать форму, вырываясь из её легких вместе с дыханием. Она открыла глаза, объятая огнём. Мир вокруг горел, но это пламя не сжигало.
-- Как красиво… -- прошептал юный адъютант, опустив арбалет.
-- Да… И как гибельно… Она может сжечь нас в мгновение ока… Мы даже не успеем помолиться. – Ответил адьютанту хмурый Годгриф.
-- Но разве «Копья Единого» не ломают магию? – со страхом спросил адъютант своего командира.
-- ТАКУЮ магию под силу сломать только Ангелы. А «Копья» тут нужны скорее для проформы. Нет силы, способной сдержать Тактическое Заклинание. И нет силы, способной погасить Пламя Души, особое заклинание Агнии Дэльфъего Крольм, самого сильного мага во всём королевстве.
   Солдаты, стоявшие под деревьями, акустики, в огромных меховых наушниках, маги, держащие свои чары наготове, все почувствовали себя предельно натянутыми струнами неведомой, божественной арфы. И лишь чароломы, стальные големы, секрет изготовления которых гномы хранили пуще всех тайн, стояли на снегу прямо и дерзко, отказываясь роптать пред мощью рождающегося Тактического Заклинания. Облески пламени играли на лишённых эмоций железных лицах. Плети ветра хлестали големов по покатым плечам, но им всё было ни по чём. Бездумные, бездушные и страшные куклы, готовые исполнить любую волю того, кто владел Жезлом Власти. Этот резной, алмазный жезл нервно сжимал Экхарт Годгриф, глава эбенхальмского отделения Ордена Святой Инквизиции.
    В круге, отмеченном колдовскими чернилами и свечением, среди торчащих, подобно драконьим клыкам «Копий», остались лишь три фигуры.
   Коренастый, молчаливый и хладнокровный Грокар Тёмное Пламя, одетый в тяжёлую костяную броню, и шлем из медвежьего черепа. В его руках был грубый, тяжёлый, исписанный зловещими рунами бубен. И орк явил всем присутствующим, что такое легендарный Зов Духов.
   Белтарисский лес наполнился невнятным шёпотом, и шумом шагов.
-- Всевеликий Единый, храни нас от демонов и Скверны… -- взмолился какой-то дрогнувший сердцем солдат-инквизитор.
-- СОХРАНЯТЬ СПОКОЙСТВИЕ! ЭТО НАМ НЕ НАВРЕДИТ! ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ НА МЕСТАХ! Я ЛИЧНО УБЬЮ ЛЮБОГО, КТО ПОСМЕЕТ БЕЖАТЬ! – Заорал Годгриф, вскидывая над головой Жезл Власти.
   Орк продолжал танцевать, и бить в бубен. Его движения были резкими, дёргаными. Звон бубна, казалось, сгущал и без того вязкую ночную мглу, разгоняемую лишь пылающими аурами, окутавшими магов огня.
   Кейфхар, стоящий чуть в стороне от орка, поднёс ладони к лицу, и зашептал заклинание, древнее, как сам мир. Снег изрезали пульсирующие зелёным светом круги и ромбы, на снегу проступали затейливые руны ша*арана, знаки языка вампиров древности.
   И наконец Шорран Фаул, подал условный знак магам стихий, взмахнув над головой щупальцем так, как будто это было лассо.
   Пирамида камней развалилась на отдельные камни, и камни эти, большие и малые, с грохотом и скрежетом, ринулись к Фаулу.
   Змея из снега и льда, раскрыв пасть, обрушилась на Шоррана, скрыв его, орка и вампира, от взглядов солдат и магов.
   Далее на круг обрушилась буря, плети ветра стегали по земле, поднимая в воздух камни, тучи снега и пыли.
   Маги огня все как один затаили дыхание, и выдохнув, указали раскрытыми ладонями на буйство иных стихий. С пальцев магов срывалось пламя, и по изощрённым кривым, словно по заранее протянутым фитилям, потекло к Шоррану.
   Раздался взрыв, и взрывной волной орка и вампира вышвырнуло далеко за пределы круга, аж к самым деревьям. Маги шептались между собой. Солдаты молились. Чароломы по-прежнему буравили место действа холодными взглядами пустых глазниц.
   Тут Экхарт понял, что нельзя оставлять людей во власти страха перед неизвестностью:
-- ЛЕКАРЕЙ К ОРКУ И ВАМПИРУ! РОТА! ПЕРЕКЛИЧКА!
   И под деревьями засновали взводные сержанты, к бесчувственным Грокару и Кейфхару бросились солдаты с алыми наплечниками, украшенными изображением золотых чаш – знаком военных лекарей.
-- Смотрите… как… как это возможно? – с ужасом воскликнула Агния.
   И все обратили свои взоры на место Заклинания.
   Там, по колено в кипящей грязи, израненный, с дрожащими плечами, в горящих лохмотьях, Шорран Фаул держал в руках солнце.
-- Заклинание стабильно, но портал всё ещё не открыт… Гро, Кифа, как вы!? – прокричал чернокнижник, заглушаю шум ветра.
-- Пр-р-родолжай… без меня… -- ответил орк, и закашлялся, выхаркивая густую, чёрную кровь.
-- Молчи, у тебя рёбра сломаны… Сейчас дам укол, боль уйдёт… Ты уснёшь… Это тебе нужно… -- прошептал на ухо орку лекарь, держащий его за руку.
   Орк кивнул, и лекарь, сняв поясную сумку, достал стеклянный шприц.
-- Мастер Фаул, работаем!!! – с энтузиазмом и улыбкой ответил вампир.
   Кейфхар вскочил с заснеженной земли, отряхнулся и бросился к Фаулу.
-- Так, сейчас попытаюсь оградить вас от волны… Не дергаться и не нервничать… Нервные клетки не восстанавливаются… -- Шорран подбросил вверх светящийся шар, переливающийся всеми цветами радуги, и с лёгкостью поймал его. – Кифа, ставь детонатор на тридцать секунд…
-- Да, мастер Фаул… А как мы сможем оградить людей?
-- Значит так, готовь пентаграмму Сэлинарда, только руны нанесёшь не свои, а эльфийские… Слова на пентаграмме те же, и вектор смени… Не вниз, а вверх…
-- И что это будет?
-- Увидишь… Будет весело.
   Кейфхар принялся чертить в грязи пентаграмму, стянувши наконец свои громадные кожаные перчатки.
-- Коготарь… Не может быть… Правитель Мёртвых, Вечный Враг… -- прошептал Экхарт.
   Во тьме ночной пылали лазурным, холодным светом длинные, в пол пальца, стальные когти.
   Кейфхар поднялся с колен, пентаграмма была готова. Светились алым глаза вампира, он сложил руки перед грудью… Лишь беглый взгляд бросил вампир на сумку, наполовину погружённую в дышавшую паром грязь.
-- В УКРЫТИЕ!!! – Заорал Годгриф.
   Солдаты и маги падали на землю, прятались за деревьями.
   Щупальца, сотканные из тьмы ринулись из под ног. Агния успела лишь прошептать:
-- Неужели ты ненавидишь нас всех настолько… Шорран, милый Шорран…
   Тьма поглотила её… А потом был взрыв… Она не услышала его… Только почувствовала, как тело её, туго связанное, подбросило вверх. Агния успела осознать, что Шорран обманул… Обманул их всех…
-- Что вы натворили, мастер? – Кифа упал на колени.
-- Спокойно… Они просто спят… Они дышат, их сердца бьются. Присмотрись.
-- Да… а ведь… А ведь вы спасли их… Духи были в ярости… Они разорвали бы всех живых здесь… Но они накинулись на лирранов, на сущности, использованные в заклинании.
-- Да. На Тьму, призванную нами… А теперь встань, и смотри на величайшую красоту Эрахны… Портал в Преисподнюю.
   Кифа послушно поднялся. Вокруг, насколько хватало взгляда, лежали люди. В разных позах. Все они спали. «Корья» были искорёжены, безнадёжно испорчены. Не было и следа чароломов… Големы наверняка рассыпались в прах, не в силах противостоять ТАКОЙ магии.
   Над всей этой жуткой картиной стоял Шорран Фаул, прижимающий к груди своенравную, сияющую и переливающуюся сферу чистой энергии. От этой сферы отделялись молнии, потоки пламени, и просто лучи света, и били куда-то за спину вампира, обтекая его мёртвую плоть, лишь разрывая или оставляя жжёные дыры в его одежде.
-- Во имя Вечности… Это оно и есть? Как… Как чуждо…
    Перед Кифой предстала гора мяса. Щупальца, клешни и пасти. Это двигалось, дышало, рычало. Кости и клыки, пасти зверей, изуродованные пародии на людские лица. И всё это – на площади в десять шагов, и высотой в два человеческих роста.
-- Мерзость… -- не выдержал вампир.
-- Ага… Даже нам с тобой мерзко… Хорошо Годгриф вырубился… с его религиозным-то пылом этот милый образ лишил бы его рассудка.
-- Так это… Портал?
-- Портал внутри. Он выглядит как Сверенное Сияние. А куски мяса – просто остаточное волшебство, побочный эффект. Духи не все поместились в сердечник Тактического Заклинания, который я держу. Они стали этим… Этой абоминацией… Мерзостью… Перетекание силы разрушает эту клетку из плоти… Смотри! Вот молния.
   В груду искорёженной плоти ударила молния, вся мясная конструкция вздрогнула, потом поток пламени, вырвавщийся из солнца, трепещащего в руках Фаула, ударил в место ожога, обугливая, расшвыривая куски дрожащего и склизкого студня…
-- Теперь, мой друг Кифа, пройдёт всего пол минуты… Хотя нет, уже секунд десять, и мы узнаем, вернутся ли твои друзья.