Глава 5 романа Оглянись на Лилит Владимира Лазаря

   / размещение отдельных глав романа с разрешения автора /


 Улица Серова — одна из самых мрачных окраинных улочек столицы. Обветшалые домики в два-три этажа да глухие дворы с неказистыми сарайчиками, приспособленные под склады и гаражи, лишь кое-где перемежаются панельными коробками более современной планировки. Допотопный химический заводик отравляет жизнь всякому, кто в этих трущобах родился или, будучи мигрантом, нашел себе пристанище в зрелые лета.
     Днем улочка кажется безлюдной. Ее обитатели вынуждены добывать себе пропитание на каком-нибудь конвейере или старой, дымной фабричонке. И только некоторые, более удачливые граждане из этих мест могут, пользуясь случаем, сказать, что сделали карьеру и работают в центре.
     Ближе к вечеру, когда взрослые, шатаясь от усталости, собираются в  тесных  квартирах — подростки шумной гурьбой заполняют дворы. Изредка настойчивый голос мамаши окликнет кого-нибудь из них, погрозится высечь, но чаще всего никто не обращает внимания на эти окрики, и, сбиваясь в стаи, они гуляют допоздна.
    Ванька Субоч по кличке Джон, признанный главарь уличной шпаны, на этот раз был вынужден отсиживаться дома — болезнь матери выбила его из колеи. Отработав много лет во вредном цехе, она уже  почти не поднималась. Джон сам готовил обеды, убирал две тесных комнатки-чулана, бегал с рецептами по аптекам, однако состояние матери не улучшалось. Обычно жизнерадостный и шумный, он как-то в одночасье сник, осунулся. Сидя у постели, он тревожно вслушивался в прерывистое, свистящее дыхание. Мать одолевали приступы удушья, она то и дело просила подать ей ингалятор. Джон порывисто вставал, приподнимал подушки, и та, исхудалою рукой сжимая капсулу, принималась вдыхать аэрозоль. После этого ей становилось немного легче. Она затихала, смотрела безучастным взглядом в потолок, перебирала в памяти незатейливые эпизоды своей горемычной жизни. Судьба сына беспокоила ее намного больше, нежели собственный, близкий уже конец.
     Джон рос задиристым, драчливым. Соседи не раз жаловались на его жестокость: то изобьет кого-нибудь, то отнимет деньги, а то и сам придет избитый, весь в ссадинах и синяках. Что с таким поделаешь? Правда, в школе успевает, заботлив, к ней относится с должным уважением, а его жестокость — следствие постоянных унижений.
Раздался долгий, дребезжащий звонок. Джон направился в прихожую.
— Кто там, сынок?
— Березовская умерла. Собирают по тысяче рублей.
    Мать попыталась приподняться, но, обессилев, с хрипом упала на подушки.
—  Ты отдал деньги?
— Да, мама.
    Повисло тягостное, неловкое молчание.
— На этом заводе редко кто способен дотянуть до пенсии, — слабым голосом сказала мать. — Теперь настал и мой черед… Видно, сынок, я не дождусь квартиры. Помирать придется в старой.
    Он присел возле кровати.
— Что ты, мама? Все будет хорошо. Дом уже строят. Ты стоишь на льготной очереди.
Дом, в котором они жили, был построен еще при царе Горохе — старый, закопченный, с печным отоплением и полусгнившей крышей. На узких площадках и скрипучих деревянных лестницах, заставленных всяким хламом, вечно воняло крысами. Он помнит этот запах от рождения. Дом шел под снос, и его обитатели с нетерпением ждали переезда.
    Мать с трудом разомкнула губы:
— Не утешай, сынок. Недолго мне осталось… А ты уже взрослый — закончил школу. — Она приподняла голову. — Об одном тебя прошу: не иди на этот проклятый завод. Постарайся найти что-нибудь другое… — Приступ кашля заставил ее прервать напутствие.
    У Джона выступили слезы.
— Я постараюсь…
    Спустя две недели мать скончалась.
… Джон стоял у свежевырытой могилы и, чтобы не расплакаться навзрыд, судорожно сжимал рукою подбородок. Музыканты из похоронной команды заиграли прощальный марш — и комья красной глины с шумом посыпались на крышку гроба. Выдернув веревки из-под днища, четверо заросших небритых мужиков быстро забросали гроб землей, сформировали холмик…
    Слова, сказанные матерью напоследок, крепко засели у него в голове: они были завещанием. «Я не пойду на завод…» — глотая горький комок, поклялся Джон.
    Когда он вернулся в опустевшую квартиру, его охватили тоска и безысходность. Он днями не выходил на улицу. Размышляя о своем положении, он ясно сознавал, что его возможности, и без того не столь блестящие, сузились теперь до маленького ограниченного пространства. И он в этом пространстве, если хочет выжить, должен черпать и силу, и крепость, и мало-мальски зарабатывать на жизнь. Сразу повзрослевший, он часами мерил шагами комнату, прикидывая, перебирая в уме возможные варианты. У детей лимитчиков одна дорога — в ПТУ. Разве что блестящие способности могут стать причиной взлета. Кончил школу он без троек — но увы… Нищета — вот главное препятствие. За окном, словно издеваясь, дымил фенолом завод.
    Ближе к вечеру, выглянув на улицу, он увидел, что двое его закадычных дружков — Санька Синяков по кличке Фингал и Генка Шибаев (без клички ввиду колоритности фамилии) — подают ему условный знак. Джон спустился вниз.
    От свежего воздуха приятно закружилась голова. Запахи и звуки, долетавшие со всех сторон, напоминали, что жизнь, какой бы трудной ни была, продолжается.
— Мы сочувствуем тебе, — сказал, запинаясь, Генка. — Прими наши соболезнования.
    Джон отмахнулся, давая понять, что разговор на эту тему продолжать не стоит. Они уселись на скамейку.
— Что будем делать? — спросил Санька. — Может, пойдем погоняем лохов?
— Не до них теперь, — удрученно ответил Джон.
— Ирочки Пепеляевой тоже не видно, — как бы между прочим, заметил Генка.
    Санька усмехнулся:
— Тебя по-прежнему волнуют ее прелести?
— Кого они не волнуют? — отмахнулся Генка.
— Ей на тебя начхать… За нею увивается какой-то супермен. И тачка, и прикид, — все по высшему разряду. Видно, она у него на содержании.
    Ирочка Пепеляева — предмет обожания уличной шпаны — с самой весны стала сторониться их компании. Элегантная, высокая, с ослепительной улыбкой и вызывающими формами, она безраздельно царствовала во всем квартале. Постепенно к своей империи она присоединила и другие княжества. Вскоре дебют породистой красавицы состоялся в центре. Там, когда ослабли узы, открылось казино, запестрели в газетах объявления о наборе девушек в стриптиз, на другие вакантные места без специальных навыков. О том, что ее дела в этом направлении идут успешно, говорили яркие броские наряды, дорогие украшения.

    Легка на помине, Ирочка подкатила на шикарном БМВ. Перламутровый, сверкающий красавец на фоне обшарпанных тачек работяг, что пылились во дворе, казался чудом совершенства. Не зря в распавшейся империи он стал визитной карточкой нуворишей и суперменов. Послав своему спутнику воздушный поцелуй, Ирочка выпорхнула из машины. Даже не взглянув в их сторону, зацокала каблучками к подъезду. Кожаная курточка расстегнута, приоткрывая грудь, задик вправлен в мини-юбку, в такт шагам качаются подвески… Ну а точеные ножки — шарм и загляденье — конечно же, растут от плеч.
    Тела глазевшей тройки охватила сладкая истома.
— Только от одного ее вида можно умереть. — Генка судорожно сглотнул слюну.
    Мужчина в автомобиле закурил и жестом подозвал к себе.
— Вам нравится эта девушка? — спросил он без всяких церемоний.
— Конечно, нравится, — разглядывая башмаки, промямлил Генка.
— Хотите, чтобы она и другие девушки приняли вас в свою компанию?
— Кто же этого не хочет? — ухмыльнулся Санька.
— Что для этого нужно? — деловито осведомился Джон.
— Присаживайтесь. Прокатимся и потолкуем, — сказал мужчина.
    Долго не раздумывая, Джон забрался на сиденье. Ребята — вслед за ним. Мягкая обивка, панель с множеством встроенных приборов привели их в трепет: они никогда не сидели в такой шикарной тачке.
— Мне жаль, когда такие крепкие ребята томятся от безделья. Пепеляева о вас кое-что рассказывала. У тебя, кажется, мамаша умерла? — Он повернулся к Джону.
— Да. Умерла… — выдохнул Джон.
— Хочешь немного подработать?
— Было бы неплохо, — с деланным безразличием ответил Джон.
— Пепеляева говорит, что ты умеешь драться. Держишь в страхе весь квартал. Это так?
— Бывает…
— Постоять за себя — благое дело. Без этого нельзя. Но иногда случается, что надо кого-нибудь и защитить. Особенно, когда к девушкам, которые не обходят вас вниманием, пристанут чужаки. Бывает, что и я сворачиваю скулы… Потасовки в нашем деле — обычное явление.
— А что это за дело? — насторожился Джон.
— Речь идет о девушках, которые помогают скрашивать досуг мужчинам. Им нужно обеспечить надежную охрану. А что касается подробностей — их нужно узнавать постепенно.
Джон понимающе кивнул.
— Будут к чему-нибудь способности помимо этого — не обидим, — продолжал мужчина.
— Понятно…
— Тогда по рукам?
Джон, смело улыбаясь, выпростал ладонь. Супермен, одобрительно толкнув его в плечо, накрыл своей.
— А вы что скажете, ребята?
— Как Джон…
— Джон согласился.
— Мы тоже согласны, — за двоих ответил Санька.
    Джон, скосив глаза, украдкой изучал хозяина. Коренаст, широкоплеч, с короткой бычьей шеей… Тяжелая складка меж бровей, квадратный подбородок с ямочкой… Должно быть, силен как черт…
    Машина на приличной скорости мчалась к центру. За окном мелькали колоннады, помпезные дворцы с лепниной, вывески, витрины, строгие фасады офисов. Толпы нарядной публики ломились в распахнутые двери магазинов. Был теплый летний вечер, сгущались сумерки, кое-где уже светились огни рекламы. У Дома офицеров, где по пятницам устраивались дискотеки, гремела музыка; вдоль бульваров прохаживались парочки. Ребята с завистью и любопытством глазели на великолепие витрин, фланирующих по тротуарам девушек, на сверстников, сидевших за рулем шикарнейших авто, — и этот контраст с серой, бестолковой жизнью их убогой улицы болью отзывался в их душах. Сердца ребят пылали гневом, решимостью, дикой, инстинктивной жаждой самоутверждения. У цирка они свернули влево. Машина понеслась к новой гостинице, построенной на набережной Свислочи.
— Сегодня можете кутнуть. — Мужчина вытащил бумажник. — А завтра в девять жду вас напротив входа.