Рецензия на монографию Гумилева От Руси до России

1. МОТИВЫ ВЫБОРА КНИГИ.

Монография Льва Николаевича Гумилева «От Руси до России: Очерки этнической истории» мною выбрана потому, что захотелось узнать побольше об одном из самых трудных и драматических моментов отечественной истории. Данная тема, мне кажется, является актуальной и на сегодняшнем этапе развития нашей Родины. Выдающийся российский историк и географ посвятил свою книгу истории России от времен Рюрика до правления Петра I, причем все события и поступки лиц объяснены с позиций разработанной автором пассионарной теории этногенеза. Эту книгу можно было бы изучать, да, пожалуй, и нужно в обязательном порядке, всем управленцам и чиновникам, от которых зависят жизнь и материальное благосостояние сотен тысяч людей. Может тогда страна избежит большой крови.
Более полутора десятков лет прошло со дня выхода в свет монографии отечественного ученого-историка Льва Николаевича Гумилева «От Руси до России: Очерки этнической истории». Изданная московскими издательствами «Рольф» и «Айрис пресс» в 2001 г., последняя прижизненная работа Гумилева, над которой автор работал несколько “перестроечных” лет и завершил в 1992 г., явилась логическим продолжением ранее изданных книг «Древняя Русь и Великая Степь» (М., 1989) и «География этноса в исторический период» (Л., 1990).
«От Руси до России: Очерки этнической истории» - научно-популярное издание. Книга отпечатана скромным по тем временам тиражом в 10 тысяч экземпляров. И все же книга эта, не осталась для читателей и ученого мира незамеченными. Уже после смерти, в 1995 г. Л.Н. Гумилеву была присуждена Государственная премия России «Вехи» за книгу «От Руси до России» как за произведение, внесшее выдающийся вклад в пониманеи России, ее истории и ее духа. Любопытно, что в 1992 г. она выходила с названием «От Руси к России».
В последсловии к этой книге «Завещание великого евразийца» президент Русского Географического общества, профессор С.Б. Лавров писал: «Читая Гумилева, легко убедиться, насколько глубже его анализ истории, чем некоторые современные злобно-безграмотные ее интерпретации» (Лавров С.Б. Завещание великого евразийца // Гумилев Л.Н. От Руси до России: Очерки этнической истории. М., 2001. С. 302).
2. СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ КНИГИ.

Лев Николаевич Гумилев - не просто ученый, доктор географических и доктор исторических наук, но и один из интересных авторов, повествующий о малоизвестном в прошлом нашей Земли. Через рассказ о древних этносах - гуннах, тюрках, хазарах и монголах Л.Н. Гумилев пришел к необходимости создать глобальную концепцию, объясняющую развитие этнического облика планеты. Сознаюсь, что чтение увлекательных по манере изложения книг Льва Николаевича Гумилева (их насчитывается 7, и некоторые из них переведены на иностранные языки) нередко создавало у меня иллюзию чтения некоего научно-фантастического романа, где объективные факты истории соседствуют с блестящими логическими пассажами и даже домыслами, выстроенными в гипотетические цепи.
Лев Гумилев пришел к евразийству не случайно. К глубокому осознанию особого (но не изолированного) пути России, пути русских вместе с другими ее народами привела его вся судьба, вся жизнь - сложная, трагическая, но всегда творческая, и в конце - даже счастливая. В последние недели жизни в больнице он сказал изумительные слова: «А все-таки я счастлив, я всегда писал что думал, а не то, что велели» (Пути Евразии. Сборник статей. М., 1999. C. 400).
Л. Гумилев первым поднял свой голос в защиту самобытности тюрко-монгольской истории, первым выступил против европоцентристской концепции о татаро-монгольском иге, об извечной вражде с кочевниками. А знакомство его с Востоком произошло еще в юности, в начале 30-х гг., когда он работал в Таджикистане малярийным разведчиком. И на титульном листе его книги «Древние тюрки» стоят такие слова: «Посвящаю эту книгу нашим братьям - тюркским народам Советского Союза». Он писал правду о народах этих стран.
«Лично мне, - говорил он, - тесные контакты с казахами, татарами, узбеками показали, что дружить с этими народами просто. Надо лишь быть с ними искренними, доброжелательными и уважать своеобразие их обычаев. Ведь сами они свой стиль поведения никому не навязывают» («Известия», 13 апреля 1988 г.).
«Выход» на кочевниковедение, на монгольскую тематику евразийцев и Л.Н. Гумилева шел параллельно и абсолютно независимо друг от друга. Евразийцы не могли до 50-х гг. даже знать о его существовании, а он не мог читать труды евразийцев, естественно, не доходившие ни до Ленинграда, ни тем более до лагерей. И тем не менее этот параллельный, почти синхронно шедший научный поиск давал близкие результаты.
Вспомним, какой резонанс вызвала (да и сейчас вызывает) концепция Л. Гумилева о татарском иге. Но, базируясь на своих работах 30-х гг., П. Савицкий в 60-х гг. писал: «Русь органически усвоила ту часть монголов, которая в XII-XIV вв. попала на запад от Мугоджар: переход на русскую службу татаро-монгольских мурз и князей с их дружинниками и слугами в XIV и последующих веках. Как известно, великорусское дворянство, сыгравшее огромную роль в создании великого Русского государства, на 30, 40 и даже более процентов состояло из потомков этих мурз, князей и слуг» (из письма П. Савицкого 2-3 апреля 1964 г.).
И подтверждает эту связь, это единомыслие тот символический факт, что в роду Савицких были Ахматовы. Высказывался по этим поводам и Н. Трубецкой. В научно-популярной брошюре «Наследие Чингисхана» (1925) он показал, что государственность России - Евразии строилась не только русским, но и другими народами, населяющими нашу страну, и что большая роль здесь принадлежит наследию, доставшемуся от империи Чингисхана.
Многие из высказываний Льва Николаевича звучат сейчас сверхактуально. Такое, например: «Науке известно, что... навечно закрепленных за каким-то народом земель и территорий не существует. Каждому этносу отведен определенный исторический срок, в пределах которого, территория его проживания может и измениться» («Союз», 1991, № 18). Сколько крови не было бы пролито в межнациональных конфликтах, если бы политики руководствовались этим бесспорным положением... Любовь к своей стране преодолевала у евразийцев естественное чувство ненависти к тем, кто заставил их влачить эмигрантское существование, всегда обездоленное, даже при высоких научных постах, которых достигала элита эмиграции.
П. Савицкий, прошедший мордовские лагеря после войны, вспоминал: «В 1953-1954 гг. Матвей Александрович (профессор ЛГУ М. Гуковский) возил на моих глазах на рыжей кобыле глину. А когда я «пророчествовал» о волнообразном движении, он его отрицал. Расспросите при случае его об этом. Но уже в 1955-1956 гг. его положение стало совсем иным...» (из письма к Л. Гумилеву, 11 апреля 1965 г.).
А ведь до этого он вынес еще и немецкую оккупацию Чехословакии (...«перестал ходить в общественные библиотеки уже с появления здесь немцев в 1939 г.», - сообщит он потом Л. Гумилеву о своей жизни в Праге (письмо от 28 февраля 1963 г.). Судьба Льва Николаевича была, как известно, никак не легче, и он отлично понимал П. Савицкого. Поэтому письма их друг к другу исключительно откровенны и доброжелательны. И оба они - патриоты своей страны, своего народа... Оба они - государственники, пронесшие через все испытания веру в Россию, в ее будущее. Если П. Савицкого печатали, если Г. Вернадский работал в Йельском университете (США) и выпускал книгу за книгой, то ситуация Л. Гумилева была много сложнее.
3 тюремных срока, последний из них после того, как он дошел в рядах Советской Армии до Берлина, - это не все. Долгий период «табу» на его книги, годы работы для ящика письменного стола могли ожесточить человека, но он оставался мудрым, он работал и работал сверхинтенсивно.


3. ОСНОВНЫЕ НАУЧНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ РАБОТЫ.

Лев Николаевич редко высказывался по современным вопросам, работала какая-то внутренняя цензура. Но, видимо, слишком болезненным оказался для него распад страны. И последний раздел его книги «От Руси к России» стал своеобразным завещанием великого ученого, заветом нам - как выходить из этой безнадежности. Быть самими собой - лейтмотив этого завещания, и оно идет прямо от евразийцев.
«При этом Н.С. Трубецкой отмечал, что признание самопознания целью жизни как человека, так и этноса - мысль не новая. Высказал ее еще Сократ, но он не придумал ее, а прочел на надписи храма в Дельфах», - напишет в 1990 г. Лев Николаевич в предисловии к сборнику сочинений евразийца Н.С. Трубецкого.
Последние евразийцы на Западе - П. Савицкий и Г. Вернадский - внимательно следили за работами Л. Гумилева, высоко оценивали его концепции. Это видно из десятков писем, которые шли из Праги, а зачастую они дополнялись и отзывами из США (через Прагу), где работал Г. Вернадский. Вот пара примеров: «Вы делаете великое дело: впервые в истории науки кочевниковедение обосновывается с такой широтой и яркостью, как это дано в Ваших трудах. Ни у кого до Вас не было такого всеобъемлющего кругозора» (письмо П. Савицкого 30 июня 1963 г.).
Г.В. Вернадский из-за океана следил за каждой статьей Л. Гумилева, передавал свои замечания через П. Савицкого: «Все, что Л.Н. говорит в этих работах, - очень существенно, устанавливая возможность подхода к этим проблемам в плоскости естественной, а не гуманитарной науки» (1966).
В 1970 г. Г.В. Вернадский напрямую обращается к Л. Гумилеву: «Вижу, что Вы все обобщаете, развиваете и углубляете Ваши столь важные изучения понятий «этнос», «ландшафт» и т.д. на фоне биосферы. Все это дает большой толчок мысли. Буду думать!» (письмо Г. Вернадского, 9 июля 1970 г.).
И Л. Гумилев ощущал себя преемником и продолжателем работ евразийцев 20-30-х гг., перепроверяя и развивая эту концепцию.
В предисловии к сборнику работ Н. Трубецкого он писал, что князь «работал на том уровне европейской науки, который ныне, безусловно, устарел. Мы внесем поправки и проверим концепцию кн. Н.С. Трубецкого на прочность, используя материал, неизвестный автору. Если концепция в целом верна, то выводы должны сойтись». И они, к большой радости Льва Николаевича, - сходились.
Продолжатель и пропагандист (в какое-то время единственный в стране!) должен был по логике нашей жизни получать ответные удары. И он их получал. На заре «перестройки» тогдашний ортодоксальный марксист Юрий Афанасьев - ныне один из главных «демократов» - нанес такой удар по Л. Гумилеву в журнале «Коммунист». Проработочная тирада звучала так: «В прямом противоречии с марксистско-ленинскими критериями разрабатывались так называемые евразийские теории с их антиисторическим, внеклассовым, биолого-энергетическим подходом к прошлому: периоды подъемов и спадов некоей пассионарности в мировой истории, «симбиоз» Орды и Руси в XIII-XV вв. и т.п.» (Афанасьев Ю. Прошлое и мы // «Коммунист», 1985, №14. C. 110).
Но оказывается «громить» евразийство можно не только с марксистских, но и с яро-антимарксистских позиций, в эпоху «плюрализма». Другой бывший марксист (в отличие от Ю. Афанасьева он работал в «Молодом коммунисте»), а ныне - гражданин США Александр Янов уже после смерти Л. Гумилева в крайне злобной статье так характеризует евразийство: «имперско-изоляционистская установка, характерная для выродившегося славянофильства, неминуемо должна была вести и привела к фашизму» (Янов А. Учение Льва Гумилева. // «Свободная мысль», 1992, № 17. C. 105). Но и этого мало: «Я утверждаю... что «учение Гумилева» может стать идеальным фундаментом российской «коричневой» идеологии, в которой так отчаянно нуждается Русская новая правая» (Там же. C. 114). По серости А. Янов не удосужился ознакомиться с теми оценками евразийства, которые исходят совсем не от русских новых правых.
Великий князь Владимир Кириллович в интервью с азербайджанским журналистом говорил о евразийстве так: «Течение это незаслуженно предано забвению, между тем как многое в идеях Вернадского и Трубецкого, Зелинского и Савицкого, Карсавина, Иванова, барона Унгерна удивительно актуально именно сегодня. Я имею в виду прежде всего идеи о том, что исторические судьбы России неотделимы от судеб Азии, Евразийского Севера, Турана и, следовательно, тюркских народов. Российская империя могла бы стать, но не стала евразийской. К сожалению. Славянство и Туран, Русь и Степь - эти великие космосы с их глубинными духовными геополитическими связями, - убежден, еще найдут в себе силы и энергию для нового взаимообогащающего синтеза. И идеи мыслителей-евразийцев еще окажут весьма ценную помощь этому мирному объединительному процессу» («Панорама Азербайджана». 12-18 сентября 1991 г.).
Да, великий князь, в отличие от А. Янова, был высокоэрудированным человеком, а к тому же - государственником... Почему же так заволновались нынешние хулители Гумилева? Дело в том, что евразийство после многих десятилетий анабиоза (запреты прошлой эпохи объясняют это) вновь возрождается, и очень стремительно.
Об этом говорит и огромная популярность книг Л. Гумилева, который первым вызвал эти идеи из забытья, и поток публикаций старых статей евразийцев в «Нашем современнике», и поиски философов (малотиражный журнал «Ступени»), и выход нескольких номеров евразийского обозрения «Элементы» (1992-1993 гг.) - весьма спорного по многим идеям, но интересного. Наконец, вышел целый сборник «Пути Евразии» (М., 1992), и ключевые работы первых евразийцев стали доступны современному читателю.
Интересно и другое: евразийство вновь вызывает интерес и далеко за пределами России. Американский географ Марк Бассин (специальность - геополитика) выпустил недавно обстоятельную статью «Россия между Европой и Азией: идеологическое построение географического пространства» (1991), и еще более неожиданно - о евразийстве знают и в Африке - автор ряда книг по философии и социологии Дикенбе Мутомбо знаком и с концепцией евразийства, и с трудами Л. Гумилева («Политика», 1993, № 4).
Несколько раньше, в 60-70-х гг. американский ученый русского происхождения А. Рязановский опубликовал целую серию статей об истории и основных слагаемых евразийской концепции (Троянов А. Изучение евразийства в современной зарубежной литературе. // «Начала», 1992, № 4. C. 99-102). Евразийская тема начала подхватываться и политиками, хотя «Русская новая правая» здесь ни при чем.
Но если в одних случаях это делается грамотно, со знанием дела, то в других - крайне конъюнктурно. Почти анекдотично тема евразийства звучит в Манифесте Международного движения демократических реформ, где под бессодержательным текстом стоят подписи политиков, которые вряд ли когда-нибудь читали евразийцев, а уж действовали точно «со знаком наоборот».
Также вызывают недоумение интерпретации евразийства на страницах упомянутого журнала «Элементы» (пример тому - более чем странная концепция Ж. Тириара о «Европе от Дублина до Владивостока»).
Итак, возрождение евразийства - мода или веление времени? Если мода, то вроде бы и нечего волноваться Янову и К°. Если веление времени - тогда сложнее. А они волнуются, и есть отчего. Ведь Л. Гумилев нацело отвергал те «ценности», которые так милы бывшим партийцам. В статье, опубликованной уже после смерти ученого, прямо говорится, что «соединение двух суперэтносов как таковых невозможно, но остается возможным отрыв отдельных этносов и присоединение их к другому суперэтносу. Вхождение России в «семью цивилизованных народов Европы» как раз и является одним из проигрываемых сегодня вариантов присоединения страны к новой суперэтнической системе. Но было бы величайшим заблуждением думать, что итогом строительства общеевропейского дома станет обоюдное торжество общечеловеческих ценностей». Дело в том, что у противников евразийства нет «идеи-силы», нет «идеи-ценности». Не может же стать такой идеей «приобщение к европейской цивилизации» (хотя бы в силу «вторичности» идеи) или «вхождение в рынок»?
В лучшем случае - это метод, но где же цель? Евразийство дает такую «идею-силу», и Ренессанс его может дать опору патриотическим силам - сторонникам сильной государственности - отнюдь не имперской, не русифицирующей. И это хорошо понимают в нерусских государствах и регионах.
Идеи Л. Гумилева пользуются высоким авторитетом у ученых Азербайджана, в Татарстане, в Казахстане. Но дело не только в ученых, на евразийство «выходят» политики. Именно из Казахстана исходит идея прочного экономического и военного союза (пусть для начала России, Украины и Беларуси). Экономический императив действует, и его влияние будет все сильнее, но наряду с этим усиливается и чувство принадлежности к суперэтносу Евразии, которое тоже является объективным фактором.
Действуют и внешнеполитические реалии. Как не процитировать тут Н.С. Трубецкого: «Те романо-германские державы, которые окажут России помощь... сделают это, конечно, не по филантропическим побуждениям и постараются поставить дело так, чтобы в обмен на эту помощь получить Россию в качестве своей колонии» (Трубецкой Н. Русская проблема, М., 1921. C. 298). И созвучны с этим слова Льва Николаевича - «быть самим собой» - его завет нам в это сложное и тяжелое время. А слова последнего интервью еще раз подчеркивают современность евразийства: «Знаю одно и скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство».


4. УБЕДИТЕЛЬНОСТЬ АРГУМЕНТА.

В капитальном труде Гумилева «От Руси до России: Очерки этнической истории» главнейшей концептуальной единице - пассионарному толчку придано внеземное происхождение и обширность знаний автора вместе с увлеченностью темой нередко порождают парадоксальность выводов, «неакадемическую» манеру изложения взглядов и своеобразную форму критики оппонентов и предшественников. Капитальное сочинение Л.Н. Гумилева «От Руси до России: Очерки этнической истории» было написано около 15 лет назад.
Эта книга оказалась доступна не только ограниченному кругу специалистов, но и несомненно заинтересовала широкого читателя, которого ожидают захватывающие странствия по лабиринтам авторских поисков истины и в конце этого пути осознание своей, человеческой сроднимости с нашей планетой.
Книга Л.Н. Гумилева широко известна. Интерес к ней, безусловно, усилился благодаря автонекрологу (опубликован в журнале «Знамя», 1988. № 1), где в экстравагантной форме Л.Н. Гумилев изложил биографию своей научной теории.
Автонекролог дал ученому редкую возможность беседовать с полумиллионным читателем. Это освобождает меня от необходимости детально анализировать теорию автора, а также рассуждать о его творческом пути. Появление этой и других публикаций в периодической печати - дополнительное свидетельство справедливости решения издательства ЛГУ об издании прежде депонированного труда. Проблемы этноса и этногенеза разрабатываются российской наукой давно, и уже существует общая концепция советской этнографической школы, прошедшая апробацию на международных форумах антропологов и этнографов в 1960, 1964, 1968, 1973, 1978 и 1983 гг. Ее разделяют многие советские ученые.
Теория же Льва Николаевича Гумилева полностью оригинальна и самобытна, и тем не менее я не знаю никого среди советских этнографов, кто принимал бы ее. Неординарный и требующий подготовленного читателя труд, которому придана форма трактата, состоит из девяти частей. По моему мнению, первые семь частей связаны логически в большей степени, чем восьмая и девятая, которые содержат общие положения и выводы. Прежде всего читателю предлагается познакомиться с авторским взглядом на историографию проблемы, уяснить ведущие позиции автора. Читатели допущены в лабораторию исследователя, где автор полемизирует с невидимым, но обязательно присутствующим хотя бы в подсознании оппонентом; здесь и самое главное - утверждение того, что этносы - часть биосферы Земли.
По ходу изложения (а оно логично и увлекательно) автор предлагает нам разные ипостаси этноса: «Этнос ... явление не социальное, потому что он может существовать в нескольких формациях» (Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989. C. 35) или: «Этнос - специфическая форма существования вида Homo sapiens, а этногенез - локальный вариант внутривидового формообразования, определяющийся сочетанием исторического и хрономического (ландшафтного) факторов» (Там же. C. 35-36).
В другом случае - «этнос - это свойство вида Homo sapiens группироваться так, чтобы можно было противопоставить себя и “своих” (иногда близких, а часто довольно далеких) всему остальному миру» (Там же. C. 41).
А разве не любопытны характеристики этноса, данные Л.Н. Гумилевым ниже: «Объединиться в этнос» нельзя, так как принадлежность к тому или другому этносу воспринимается самим субъектом непосредственно, а окружающими констатируется как факт, не подлежащий сомнению. Следовательно, в основе этнической диагностики лежит ощущение» (Там же. C. 49). Или еще: «Этнос - форма коллективного бытия, присущая лишь человеку» (Там же. C. 102).
Многое еще не прояснено в оценке Л.Н. Гумилевым человека как члена социума и элемента этноса. Обратив внимание на своеобразие и, может быть, непоследовательность или неполноту каждого из определений этноса, попытаемся выяснить, что же автор хочет доказать. Когда я читал текст, мне казалось, что у Льва Николаевича речь идет о большей, чем прежде, необходимости учитывать природную среду обитания людей, о том, что человек «как крупный хищник... подвластен эволюции природы» (Там же. C. 40).
Л.Н. Гумилев стремится еще раз утвердить положение, согласно которому «этносы ... всегда связаны с природным окружением благодаря активной хозяйственной деятельности. Последняя проявляется в двух направлениях: приспособление себя к ландшафту и ландшафта к себе» (Там же. C. 58). Понятно, что взятые сами по себе, эти умозаключения звучат сейчас иначе, чем 15-20 лет назад, когда писалась книга. Но кого сегодня нужно убеждать, что этносы имеют тесные связи с ландшафтом! На этом построено широко используемое в современной этнографии положение о хозяйственно-культурных типах, высказанное еще в начале 30-х гг. А.М. Золотаревым, а затем основательно забытое и возрожденное в послевоенные годы Н.Н. Чебоксаровым и М.Г. Левиным.
Отбрасывая известное положение о том, что этносы - это группы людей, связанные единством пространства, языка, культуры и единством социально-исторического происхождения, Л.Н. Гумилев не ограничивается утверждением, что этнос - субстанция биосферы, он хочет сказать, что ландшафт и есть главный плавильный котел, как говорили древние китайские философы, который формирует сам этнос.
Удивительное дело! Читаешь текст и не хочется перепроверять факты, хочется верить, верить автору безусловно. Следовательно, доверяем автору в установлении  «взрывов этногенеза» в недавней истории Земли: VIII в. до н.э., III в. до н.э., I в. н.э., VI в. н.э., VIII в. н.э., XI в. н.э., XIII в. н.э., XVII в. н.э. Доверимся и авторскому рассуждению о связи закономерностей живой природы с развитием этносов и займемся поисками тех энергетических ресурсов, которые дали толчок этногенезу. В лабиринте любопытных умозаключений автора читатель не растеряется, ибо его ведет сам сочинитель, который, прежде чем объявить, что же явилось толчком, приносит извинения читателю за долгие блуждания, осуществленные ради него же самого или ради большей убедительности если не фактов, то логики мысли. Автор вообще полагает, что задача ученого состоит не в том, чтобы превратить гипотезу в теорию («установить момент этого качественного перехода один ученый не вправе»), а в том, чтобы «изложить свою точку зрения и представить ее обоснование на суд современников и потомков» (Там же. С. 250-251).
Стремясь раскрыть глобальную закономерность, которая отмечена для этногенеза «фактором икс», Л.Н. Гумилев предлагает следующий способ его обнаружения: необходимо, чтобы в одну схему укладывались 3 классификационных авторских параметра - этнологический, географический (отношение к ландшафту) и исторический (закономерное умирание этнического сообщества, прошедшего фазы подъема и упадка). Совпадение их обеспечивает правильность выявления «фактора икс».
Здесь через эмпирические обобщения автор подводит читателя к пониманию того, что при возникновении нового этноса действует импульс, являющийся явным отклонением от нормы: «...Именно он лежит в основе антиэгоистической этики, где интересы коллектива, пусть даже неверно понятые, превалируют над жаждой жизни и заботой о собственном потомстве. Особи, обладающие этим признаком, при благоприятных для себя условиях совершают (и не могут не совершать) поступки, которые, суммируясь, ломают инерцию традиции и инициируют новые этносы» (Там же. С. 252).
Таким импульсом Л.Н. Гумилев считает особый вид энергии, своего рода «страсть», которую в отличие от обыденного толкования предлагает называть «пассионарностью» и которая есть «уклонение от видовой нормы, но отнюдь не патологическое» (Там же. С. 253).
Так замкнулась логическая цепь, и пассионарность вошла в систему исторического развития (в начале работы Л.Н. Гумилев приводит суждение Ф. Энгельса о роли страстей человеческих в истории) в качестве важного психологического аспекта. Пассионарность (искомый «фактор икс») есть импульс этногенеза. Появившаяся пассионарность вызвала на страницы книги ее персонифицированные образы - ряд исторических личностей - Наполеона, Александра Македонского, Суллы, Яна Гуса, Жанны д’Арк, Аввакума.
Тут в очередной раз Лев Николаевич дает тумака традиционной этнографии, накопившей огромный материал, но не знающей категории «пассионарности как эффекта воздействия природы на поведение этнических сообществ» (Там же. С. 263).
Тут-то мы и столкнулись с главным пунктом расхождений между представителями этнографической школы и автором теории пассионарности, который считает, что этнография практически исчерпала себя, так как не использует новых методов, «а старые не универсальны». Конечно, когда все прошлое просто отвергнуто, когда этнос понимается как состояние живой природы, тогда появляется необходимость поиска источника того стимула, который приводит в движение саму природу этнического сообщества.
«Пассионарность,- пишет Л.Н. Гумилев,- это способность и стремление к изменению окружения, или, переводя на язык физики,- к нарушению инерции агрегатного состояния среды. Импульс пассионарности бывает столь силен, что носители этого признака - пассионарии не могут заставить себя рассчитать последствия своих поступков. Это очень важное обстоятельство, указывающее, что пассионарность - атрибут не сознания, а подсознания, важный признак, выражающийся в специфике конституции нервной деятельности. Степени пассионарности различны, но для того чтобы она имела видимые и фиксируемые историей проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, т. е. это признак не только индивидуальный, но и популяционный» (Там же. С. 257-258). В связи со сказанным формулируется закон: «работа, выполняемая этническим коллективом, прямо пропорциональна уровню пассионарного напряжения», где «пассионарное напряжение этноса - это количество имеющейся в этнической системе пассионарности, поделенное на количество персон, составляющих этнос» (Там же. С. 265).
Науку, изучающую пассионарность при помощи методов естественных наук, автор предлагает называть этнологией. К сказанному добавлю, что в пассионарности автор видит важный наследственный признак, вызывающий к жизни новые комбинации этнических субстратов. К подобным, несколько авторитарным, суждениям следует добавить генеральный по сути авторский постулат: «...пассионарность - это биологический признак, а первоначальный толчок, нарушающий инерцию покоя,- это появление поколения, включающего некоторое количество пассионарных особей. Они самим фактом своего существования нарушают привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без увлекающей их цели» (Там же. С. 272).

5. ЛИТЕРАТУРНЫЙ СТИЛЬ.

Нельзя не отметить, что одним из главных достоинств книги (я все же не удержался от оценки) является ее язык.
Книга написана живым, образным языком, очень увлекательно и доходчиво, поэтому огромный объем фактического материала усваивается без особых усилий со стороны читателя. Именно благодаря этим качествам книга была рекомедована Министерством образования России в качестве учебного пособия для учащихся старших классов средней школы.
Истинные любители русской истории также получат немалое удовльствие от знакомства с этим неординарным произведением.


6. ОБЩАЯ ОЦЕНКА РАБОТЫ.

Автор вновь и вновь листает страницы отечественной истории, поражая своей широтой и осведомленностью, обращает внимание то на конфессиональные противоречия, то на трагическую гибель людей и культур как результат действия все тех же этнических полей и растраты пассионарности в определенной фазе этногенеза. Есть в книге наряду с дополнительной фактологией новые, а, может быть, просто парадоксальные мысли, как то: «На Западе изучали социально-культурную историю, на Востоке - этническую историю, часто просто генеалогию. И нельзя говорить, что одно важнее другого. И то и другое необходимо» (Там же. С. 403).
Л.Н. Гумилев пишет: «В этнических процессах участвуют два ведущих фактора: потеря инерции первоначального толчка - старение, и насильственное воздействие соседних этносов или других сил природы - смещение. Последнее всегда деформирует запрограммированный самой природой этногенез, но только в моменты фазовых переходов смещение может быть катастрофичным» (Там же. С. 404). Под силами природы понимаются грандиозные изменения ландшафта - трансгрессия моря, извержения вулканов на острове, вековая засуха, эпидемии, вызванные новым вирусом. Важно отметить не оговорку, а позицию автора, когда этнос ставится в ряд «других сил природы».
Любопытны и представления Л.Н. Гумилева о том, что воздействие новоявленных пассионариев на ландшафты своей родины отнюдь не благотворно, когда они путем строительства городов, храмов, каналов и т.п. расширяют техносферу. Частое цитирование представляемой книги я предпринял не потому, что думаю о лености читателя, а потому, что за массой деталей, поднятых автором на высоту художественного творчества, может быть не понято его стремление по-своему осмыслить идеи о происхождении жизни на Земле. Одни из них еще ждут своей разработки, другие стали банальными. Вместе с тем в качестве гипотезы автор предлагает связать происхождение пассионарных толчков с космическим излучением, когда солнечная активность может играть роль индикатора напряженности ионосферы Земли. Таким образом, по мысли Л.Н. Гумилева, пассионарные толчки порождали этносы и суперэтносы, мировые религии - христианство и ислам, а также играли роль очистительной силы в эволюции вида Homo sapiens. Человеческая же мысль - лишь отражение энергетических импульсов биосферы.


7. РЕЗЮМЕ.

Л.Н. Гумилев подводит читателя к пониманию внутренних процессов, способствующих существованию русского этноса на Земле. И, словно Нострадамус, он предупреждает: «Продолжительность жизни этноса, как правило, одинакова и составляет от момента толчка до полного разрушения около 1500 лет, за исключением тех случаев, когда агрессия иноплеменников нарушает нормальный ход этногенеза» (Гумилев Л.Н. От Руси до России: Очерки этнической истории. М., 2001. С. 14). Хотя автор и допускает резкие суждения и обороты, нельзя не отдать должное яркости и даже определенной злободневности его описаний (если учесть к тому же, что книга писалась пятнадцать лет назад). Особенно автору удались описания мрачно-трагических периодов в жизни этноса, которые он иллюстрирует примерами из истории Древнего мира, так как Европа не настолько стара, чтобы впасть в состояние маразма (Там же. С. 420). Читать Л.Н. Гумилева нужно и интересно. Однако всегда следует помнить, что не только теория экологической катастрофы, космического толчка, но и рассуждения XX в. о горстке самоотверженных бойцов и творцов (как у А. Платонова - «есть примерно десять процентов чудаков в народе, которые на любое дело пойдут - и в революцию, и в скит на богомолье») нашли отражение не только в этом сочинении, но и во всех трудах автора.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

1. Афанасьев Ю. «Прошлое и мы» // «Коммунист», 1985, №14.
2. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.
3. Вернадский В.И. Избранные сочинения. М.-Л., 1960.
4. Гумилёв Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1989.
5. Гумилёв Л.Н. Ритмы Евразии // Наш современник. 1992. №10.
6. Гумилёв Л.Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации. М., 1993.
7. Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989.
8. «День», 1992, № 31.
9. «Евразийская хроника». Вып. VII. Париж, 1927.
10. «Известия», 13 апреля 1988 г.
11. Лавров С.Б. Завещание великого евразийца // Гумилев Л.Н. От Руси до России: Очерки этнической истории. М., 2001.
12. «Наш современник», 1991, №1.
13. «Нева». 1988. № 4.
14. О соблазне евразийства. // «Русская мысль», 24 марта 1983 г.
15. «Панорама Азербайджана». 12-18 сентября 1991 г.
16. «Политика», 1993, № 4
17. Пути Евразии. Сборник статей. М., 1999.
18. Рыбас С., Тараканова Л. Похищение генерала Кутепова. // «Наш современник», 1993, № 3.
19. «Социум», 1992, №9.
20. «Союз», 1991, № 18.
21.Троянов А. Изучение евразийства в современной зарубежной литературе. // «Начала», 1992, № 4.
22. Трубецкой Н. Русская проблема, М., 1921.
23. Янов А. Учение Льва Гумилева // «Свободная мысль», 1992, № 17.