Притча о блудном отце

Сирах Илоэ с детства привык к роскоши и вольной жизни. Его отец был знатным вельможей при дворе царя Старха, что давало их семье большие привилегии. Жили они в собственном трехъярусном замке на берегу горной реки Тиерры, вокруг замка и множества прилегающих к нему подсобных строений был разбит сквер с фруктовыми и декоративными деревьями, клумбы с цветами, перед главным входом даже было несколько незатейливых фонтанов ввиде наклоненных кувшинов с высокими узкими горлышками. За высокой каменной оградой поместья и до самого горизонта тянулись виноградники семьи Илоэ.

До семнадцати лет Сирах ни в чем не знал нужды, отец души не чаял в ребенке и всячески баловал его, в итоге, мальчик вырос эгоистичным, взбалмошным и ленивым. Даже смерть отца (мать Сираха погибла, еще когда он был маленьким) особо не омрачила его беззаботную душу. Юноша  стал полноправным хозяином, наследником имущества, но, не имея ни желания, ни опыта хозяйствования, довольно быстро довел имение до разорения. К двадцати годам молодой человек познал все прелести роскошной жизни, он был хорош собой, имел способности в пении и неплохо играл на тальирубе лирические сальдары, которые так нравились молоденьким девушкам.

Когда безалаберное управление хозяйством поставило его перед фактом банкротства, Сирах быстро нашел способ укрепить пошатнувшееся финансовое положение и женился на дочери друга своего отца, имевшего большое состояние. Несмотря на то, что теперь у парня была жена, он продолжал кутить и ухаживать за девушками. Хлипкие кораблики совести Сирах топил в море отборнейшего вина.

Спустя два года от их брака родился мальчик, которого назвали Миор, в честь неувядающего цветка. Отец совершенно не интересовался воспитанием ребенка, все заботы о котором взяла на себя мать Пикелия. Так продолжалось еще пять лет, Сирах редко появлялся дома, еще реже общался с женой и сыном, все свое время он проводил с друзьями и распутными девицами. Пикелия каждый день плакала, жалея свою судьбу, она знала о похождениях мужа, шила в мешке не утаишь, но ни ее уговоры, ни грозы ее родственников никак не вразумляли Сираха. В довершение ко всему, спустя эти пять лет Пикелия заболела чахоткой и, несмотря на все усилия врачей, спасти ее не удалось.

На похоронах Сирах был мрачен и задумчив. Он обошел свое имение кругом и понял, что после смерти жены на помощь ее родственников можно было не рассчитывать, а имение снова пришло в упадок благодаря его похождениям. В тот вечер он решил продать все, что возможно и уехать в чужую страну, подальше от надоевших моралистов, осуждающих его и плюющих вслед. Единственной проблемой был мальчонка, что делать с маленьким Миором? Оставить его родственникам жены было бы идеальным вариантом, но Сирах собирался ехать в чужую страну, а по дороге случаются разные вещи… разбойники, например… на путника с ребенком врядли нападут, главное одеться поскромнее и не привлекать к себе внимание.
Хозяйство было без огласки продано за полцены одному из друзей-собутыльников, но и этого Сираху показалось достаточным для того, чтобы вольготно себя чувствовать на новом месте. Взяв с собой Миора, он отправился в сторону Рошша, страны, где жили восточные племена, славящиеся своим оружием, фруктами, пряностями, искусством верховой езды.

Путешествие заняло несколько недель, Сирах не пропускал ни одного придорожного трактира и каждый день напивался в хлам. В дороге, он практически не общался с Миором, но на людях делал вид, что очень любит сына, нежно трепал его по темным вьющимся волосам и давал хозяевам трактира распоряжение накормить мальчонку и уложить спать. Несколько раз он с утреннего похмелья забывал о ребенке и отправлялся в путь один, потом, вспомнив, возвращался и обычно в эти моменты бывал зол и раздражен, из-за того, что пришлось потерять время на дорогу. Однако,  парня он никогда не бил, у Сираха с детства было отвращение к рукоприкладству.

У пограничного кордона был пропускной пункт, где проверялись все въезжающие и покидающие страну. Времена были неспокойные, страна воевала с ордами гертов на севере, а на западе отбивалась от наскоков лошшеров. Вереница пеших путников, караваны груженых верблюдов и ослов ожидали своей очереди пройти пост: кто-то прятался в тени раскидистых припаков, те, что побогаче, попивали вино и джок в местных трактирах. Сирах занял очередь за упитанным торговцем с большой повозкой, и отправился в ближайшую забегаловку перекусить и выпить.

Очередь продвигалась очень медленно, к вечеру она переместилась шагов на двадцать, а Сирах уже успел порядком напиться. Ночью пост закрывался и пропускали только важных персон с правительственными поручениями, поэтому с утра Сирах застал ту же картину на дороге, и снова отправился пьянствовать. Миор нашел себе занятия во дворе: копался в песке, ловил юрких гескоров и красивых, легкокрылых ясников. В этот день очередь продвинулась шагов на семьдесят, при таком темпе уже к полудню следующего дня они смогли бы перейти границу.

Утро, как две капли воды было похожим на предыдущее, с той разницей, что Сирах был пьян еще до того, как начал пить. Руки его трусились, глаза покраснели и под ними нависли темные мешки. В обед к непутевому отцу, спящему за столом положив голову на руки, подошел, занимавший за ним очередь купец и, растолкав, сказал: «Иди, твоя очередь». Нетвердым шагом заспанный Сирах направился к пропускному пункту,  остекленевшим взглядом сфокусировался на офицере, задававшем вопросы и даже умудрился давать какие-то ответы. Вопросы, впрочем, были простые: «Кто такой, куда и зачем направляетесь, есть ли что-то  запрещенное?» Когда офицер узнал, что Сирах происходит из знатного семейства, вопросы вообще прекратились, и он велел поднять ограждение.

Один торговец, с которым Сирах несколько вечеров проводил за чаркой вина, уложил его мертвецки пьяного в свою повозку и направился по пыльной дороге, растрескавшейся от жары. Проснулся Сирах лишь утром следующего дня. Повозка стояла возле постоялого двора и он даже не понял, что находится в другом месте. В трактире Сирах сразу же заказал вина и спустя час снова был пьян. Прозрение произошло лишь к вечеру, когда выйдя во двор и обойдя округу, он понял, что находится не на границе, вспомнил, как он проходил таможенный контроль и, наконец, вспомнил о Миоре. Раскаяние, досада, злость, беспокойство – невероятный коктейль чувств переполнял его, при этом разные эмоции не смешивали между собой, а всплывали отдельными слоями. Сирах суетливо вышагивал по двору перед трактиром, не замечая ничего вокруг себя. А потом все эмоции куда-то исчезли, словно кто-то взял соломинку и одним махом втянул коктейль в громадную глотку. Сирах полностью обессилел, его хватило лишь на то, чтобы дойти до повозки и без чувств увалиться на подстилку.
 
На следующее утро он уже был в другом городе, торговец предпочитал ехать по ночам, когда спадала жара, и на дорогах было не так много повозок. Весь день он боролся со своей совестью и искал оправдания. «Малец со мной все равно пропал бы. Он еще совсем ребенок, наверняка кто-то захочет ему помочь, усыновит, может даже даст образование. А что я могу ему дать, я еще сам не пожил». Когда в полдень они снова остановились у трактира и заказали обед, вино помогло окончательно заглушить совесть. Уже через три дня они прибыли в столицу Рошша - Каор. В столице Сидхар снял одну из лучших квартир на берегу протекающей через город реки Умь. Вечера проводил за играми под обильные возлияния, женщины сменяли одна другую и жизнь казалась чудесным сном, пока в один день деньгам не пришел конец. Угроза нищеты никак не коснулась Сираха, он влез в долги, в надежде на выигрыши в карты, но везение окончательно покинуло его. В скором времени кредиторы стали требовать оплаты векселей и Сираха объявили банкротом. Его ждала долговая тюрьма или смерть от рук разозленных ростовщиков, не получивших назад свои ссуды и проценты. Но судьба распорядилась иначе, один из его бывших собутыльников, к которому Сирах во время вечерних игр оказывал какое-то снисходительное презрение и постоянно подтрунивал над промахами, выкупил долги нерадивого пьяницы и сделал его своим рабом. Он решил отыграться на Сирахе за все колкости и унижения. К своему стыду, непутевый отец стал свинопасом, это была самая унизительная работа, которую только мог представить потомок Илоэ, однако выбора у него не было. Вскоре в Рошше разразился невиданный голод, засуха уничтожила весь урожай, из-за пожаров погорели виноградники и пересохли многие ручьи. Люди умирали от голода, жажды и нищеты. Сидхар с завистью смотрел на требуху, которой кормили свиней, однажды он тайком подобрался к корыту и стал пригоршням запихивать в рот свинячью похлебку, он просто не мог остановиться и ел до тех пор, пока его не стало тошнить. Полностью истощенный, он упал рядом с корытом прямо в грязь и испражнения животных. Беспокоила ли его жизнь, думал ли он о своем кошмарном существовании? Он уже дошел до той точки, когда думать здраво означало причинять себе мучительную душевную боль, он теперь абсолютно ясно видел, что вся его жизнь представляла собой череду ошибок, сотканных из себялюбия, гордости, равнодушия, пьянства, распутства. А однажды, он увидел, как умирает ребенок… мальчик лет восьми. От голода его животик вздулся, щеки впали, глаза вылезали из орбит. Ребенок валялся прямо в поле. Возможно, его оставили родители, так как не могли больше кормить, возможно, он сам сбежал от родных, так как во время голода нередки были случаи людоедства. Сирах уже ничем не мог ему помочь, он лишь опустился на землю, положил голову мальчика себе на колени и гладил его по голове, глядя немигающим взором куда-то в небо. Он вспоминал Миора. «Как там мой мальчик? Может он тоже умирает от голода? А может… может он уже умер…. Потому что я его оставил, я его предал. Я недостоин называться отцом. Если мой сын умер, то и мне нет места на этой земле. Если он жив, то я приложу все усилия, чтобы он был счастлив, даже если он меня никогда не простит».
В ту же ночь Сирах сбежал. Сколько он скитался, когда шел в сторону своей родины, чем питался, где спал, - об этом, пожалуй, не смог бы рассказать и он сам. Везде, куда бы он ни приходил, он расспрашивал о своем сыне, со слезами на глазах каялся перед каждым встречным, кто проявлял хоть немного участия к его душевным мукам.
 
Была темная июньская ночь. Дорога, ведущая к Миллоду, петляла через лес. Сирах медленно шел, подняв глаза к звездному небу, и молился. Разбойники появились бесшумно, один из них ударил путника дубинкой по темечку и для верности сделал подсечку ногой. Сирах без чувств упал в траву, а негодяи уже делили между собой его скудную одежду. Очнулся мужчина в незнакомом месте. Голова была перевязана мягкой хлопковой повязкой, а сам он был начисто вымыт и одет в чистую сорочку. У кровати находился небольшой столик на котором стоял кувшин с молоком, кружка, тарелка с нарезанным хлебом и миска с медом. Вскоре в комнату вошел пожилой мужчина и увидев, что Сирах бодрствует, радостно улыбнулся.
- Здорово они вас отделали, - произнес старик с сочувствием, - если бы вас не нашли до полудня, то никто бы уже не помог.
- Спасибо… - прошептал Сирах, - у меня, к сожалению, нет денег, но я готов для вас сделать все что угодно… как только найду своего сына.
- Не стоит благодарности. Помочь нуждающемуся в беде – наша святая обязанность.
- Это так… но раньше я так не думал.
- Все меняется со временем, приходит опыт, мудрость.
- Ко мне он пришел слишком поздно. Я натворил столько зла, и не так больно за то, что я испортил свою жизнь, как то, что я загубил жизнь своего ребенка.
- Расскажите об этом… вам станет легче.
 
И Сирах начал свой рассказ. Чем дольше он рассказывал, тем сильнее волнение сдавливало его грудь, слезы застилали глаза, старик тоже пустил слезу и молча слушал рассказ, изредка горячо кивая. В пылу исповеди Сирах не заметил, как в комнату кто-то вошел и встал в изголовье кровати.
 
- Больше всего на свете я сейчас хотел бы увидеть своего сына, упасть на колени и просить прощение. Я сделал бы все возможное, чтобы загладить свою вину, даже если он меня никогда не простит.
- Я простил тебя, отец, - послышался молодой юношеский голос, и Сирах почувствовал на своей шее крепкие объятия и капли соленой влаги упали ему на грудь, - и ты прости меня…
- За что, Миор, дорогой мой, плоть и кровь моя? – недоумевая спросил Сирах, узнав в юноше своего сына.
- Я нашел тебя в лесу, избитым, грязным, измученным. Несмотря на грязь на лице, я узнал тебя. Как я мог не узнать, мы так похожи. Два чувства разрывали мою грудь, одно – говорило «поделом, он это заслужил», а второе – «помоги». Так я боролся сам с собой, но чем дольше я вглядывался в твое лицо, тем больше видел в нем перемен, которых не было на нем ранее. Я увидел в них скорбь. Не ту скорбь, которая возникает только от перенесенных лишений и нужды, на твоем лице отразилось глубокое раскаяние и признак душевных мук. Это добавило тебе морщин и седины в висках, но Бог мой, как красиво, как чисто было это лицо, несмотря на всю ту пыль, которая на нем осела. В тот миг я простил тебе все. Я посадил тебя на осла и привез сюда, в дом своего опекуна. Этому человеку я очень многим обязан, но в первую очередь добрым сердцем, которое досталось мне от матери и не успело испортиться, когда я был рядом с тобой. Прости и меня отец, за то, что у меня не было любви к тебе, все эти годы, пока ты был далеко.
 
Они общались весь день без умолку, делясь тем, что им пришлось пережить за время разлуки, вспоминали маму, родной дом. В ту ночь и Сирах, и Миор впервые заснули с миром в сердцах.
 
 
Соболев Митя