5. Софья и Кристина

          Часть пятая.

          С Вероникой обычно встречались на веранде кафе, что напротив Исаакиевского. На этот раз подруга взяла с собой однокурсника Егора. Парень был внешне хорош, но от его пристального взгляда маслинистых карих глаз Кристина поёжилась. Ей было неуютно в присутствии незнакомого молодого человека. К тому же в общении Егор оказался ершистым, каким-то гоношистым, наскоком закидывал вопросами, на которые зачастую сам же давал незамедлительный ответ.

          - Оказывается наша гордая Вероничка обзавелась подругой? И прехорошенькой! Мне ваше лицо знакомо. Егор, - молодой человек протянул руку.
          - Кристина, - девушка отметила, что ладонь его была сухой, а рукопожатие крепким.
          - Не удивительно, ты мог видеть Кристину в коридорах нашего Альма-матер, - добавила Вероника. Как только Егор отошёл к стойке, девушка добавила - ты вызвала у него интерес. Не дрейф! Мы с ним просто друзья и по моим сведениям сейчас у него никого нет. В смысле - девушки. Так что не теряйся.

          - Ну что, на кого изволите учиться? - парень вернулся к столу с тарелкой эклеров.
          - На психолога, менеджера по подбору персонала.
          - Я это называю "что бы ни делать, лишь бы не работать". Не обижайтесь, я и свою профессию отношу к этой категории, - Егор, не спрашивая, положил в каждую кружку с кофе по кусочку сахара-рафинада. - Девчонки, а вы не задумывались, сколько менеджеров, юристов, психологов, программистов каждый год выпускают наши институты? Скоро пополним армию офисных  "манекенов", будем часами просиживать в душных офисах, напуская на себя умный вид и таращась в мониторы.
          - Ну почему же в душных? Сейчас везде кондиционеры, - Вероника отпила первый глоток, поморщила хорошенький носик и добавила в свою кружку ещё один кусочек сахара.
          - Не знаю, мне учиться нравится. Надеюсь и работа будет приносить хоть немного удовольствия, - Кристина старалась не смотреть собеседнику прямо в глаза, она наблюдала, как на поверхности кофе образовывались мелкие пузырики от тонущего рафинада.

          - Мне родичи все уши прожужжали, что будущее за политиками и юристами. В бизнесе подняться сейчас трудно, время не то, все ниши заняты в 90-ых. Ну если только продолжать дело отцов. Так мой - обычный преподаватель.
          Кристина с интересом взглянула на парня и тут же вспомнила своего отца. Сердце слегка защемило от тоски и хотя они часто созванивались, она дала себе твёрдое обещание при первой же возможности съездить на родину. Девушка сослалась на неотложные дела и попрощалась.

          Вечером пошёл дождь, женщины как обычно, ужинали. Софья Павловна почувствовала, что девушку что-то гложет.
          - Скучаешь по дому?
          - Да. Скоро каникулы - съезжу, навещу отца, - Кристина посмотрела в окно, - вспомнилось, как мы - старшеклассники, такими же дождливыми осенними вечерами сидели в кабинете отца под зелёным абажуром на внеклассных литературных чтениях. Отец намеренно повесил тот большой абажур. Свет падал на стол, освещая только наши руки, блокноты и тетради, в которых мы вели свои записи. Лица же оставались в тени. Это позволяло не стесняться, читать более раскрепощённо, с выражением. Тема всегда возникала внезапно, дальше - полная импровизация.  Читали своё, или чужое, любимое. Прищёлкивали пальцами в местах забывшихся слов.

          - Мой отец тоже любил поэзию, - подключилась в разговор Софья Павловна, - помню собрались гости, кто-то читал новое из Евтушенко, после отец говорил,шутливо грозя пальцем: "Всё вы о Евтушенко, да о Вознесенском... А вы слышали о таком поэте Николае Тряпкине?" Затем подходил к полке и найдя томик стихов, декламировал, грохоча:

Грохотала земля. И в ночах горизонты горели,
Грохотали моря. И сновали огни батарей…
Ты прости меня, матушка, что играла на тихой свирели
И дитя уносила — подальше от страшных людей…
Проклинаю себя. И все страсти свои не приемлю.
Это я колочусь в заповедные двери твои.
Ты прости меня, матушка, освятившая грешную землю.
За неверность мою. За великие кривды мои.

          - Отец ценил тряпкинскую исключительную верность русскому языку.Считал, что его Слово, имеющее глубокие корни в народной почве, не пропадет и не сгинет, даже если долгое время будет существовать под прикрытием невидимой завесы Тайны, скрывающей от непосвященных божественную поэтическую мелодию:

Он сам себя швырнул под ту пяту,
Из-под которой — дым, и прах, и пламя.
Зачем же мы все помним ярость ту
И не простим той гибели с мощами?
Давным-давно простили мы таких,
Кому сам Бог не выдал бы прощенья.
А этот старец! Этот жалкий мних!
Зачем в него летят еще каменья?

           - А я и не слышала об этом поэте, спасибо Вам!, - Кристина откинулась на спинку стула и продолжала смотреть в окно, - почитайте ещё.
           Голос Софьи Павловны звучал приглушённо под тихую музыку дождя за окном:

Проснись, мое сердце, и слушай великий хорал.
Пусть вечное Время гудит у безвестных начал.
Пускай пролетает другое вослед за Другим,
А Мы с тобой — только тростинки под ветром таким.

           - Ну а кто и что пишет сейчас? Я то всё достаю с пыльных полок своей памяти, - женщина грустно улыбнулась.
           - Пишут и сейчас много, всё не перечесть. Но знаете что  удивительно? Незадолго до отъезда, отец подсунул мне довольно старый журнал, в которым были опубликованы стихи Виктора Кривулина, хорошие стихи, одно особенно меня зацепило. Даже наизусть выучила:

В Ленинграде на Невском есть телефонная будка,
там на стекле нацарапано женское имя.
Я готов подарить вам любые на свете буквы,
только эти четыре оставьте моими.

В Ленинграде есть дом — весь какой-то весенний,
как войдешь, на четвертый этаж поднимет.
Я готов подарить вам все на свете ступени,
только эти вот сорок оставьте моими.

Так на улицах тихо, снежинки таинственно тают,
так на улицах тихо, твой сказочный дом застыл.
Я готов подарить вам любую на свете тайну,
только эту одну... впрочем, эту уже подарил.

           Женщины сидели так до полуночи, а дождь всё не кончался...

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2011/12/28/762