Отпуск 37

«Отпуск 37»

Август 1937 года отличался удивительной жарой. На каждом углу продавалась газированная вода и мороженое, люди стояли в очередях, помахивая на себя газетами, а когда доходила очередь покупали сразу несколько стаканов газированной воды. Первый стакан выпивали быстро, а второй – не торопясь и смакуя каждый глоток. Везде чувствовалась какая-то душная неторопливость и вынужденная размеренность.
Привокзальная площадь. Не смотря на жару здесь все в движении, пассажиры тащат на себе чемоданы, узлы, а так же всевозможные авоськи и дорожные сумки. По количеству вещей можно разделить пассажиров на две категории: одни дальнего следования, а другие – пассажиры пригородных поездов.
К тротуару подъезжает служебный, из него выходит мужчина лет 45. Хотя он в штатском костюме, можно сразу по его выправке определить в нем военного. За ним из открытой двери высовывается сачок для  ловли бабочек, затем огромная соломенная шляпа, а потом уже девочка лет 10. Она по-детски полновата, русые волосы заплетены в косички, а из под ровной челки смотрят два больших впечатлительных глаза какого-то необычайно голубого цвета.
Водитель выскакивает из машины, подбегает к багажнику и открывает его.
Водитель обращается к мужчине в штатском:
- Григорий Иванович, может Вас сразу до Нахабино довести, что Вы будете  в электричке с дочкой  толкаться.
Г.И:
-Нет, Коля, спасибо. Отпуск должен начинаться с вокзала. Правда, Машенька?
Девочка ничего не слышит, она с интересом смотрит на ручную обезьянку, ползающую по штативу фотографического аппарата, от которого ее пытается оторвать добродушный фотограф с огромными усами а-ля Буденный.
Григорий Иванович берет из багажника чемодан, другой берет водитель, и вся троица через толпу идет к платформе пригородных поездов. Машенька периодически отстает, цепляясь сачком за прохожих, отец с водителем останавливаются и ждут, пока она, извинившись, догонит их.
Вот они и в вагоне, Машенька уселась у окна, Григорий Иванович рядом. Поезд трогается. За окном машет водитель клетчатой кепкой, Машенька, привстав, в ответ ему машет шляпой. Когда водитель скрывается за окном, Маша усаживается на сидение и с любопытством смотрит на семью, сидящую напротив. Григорий Иванович, развернув газету «Известия», углубился в чтение.
Напротив сидит очень полная женщина, а рядом два мальчика лет шести, близнецы в одинаково коротких шортах и одинаковых матросках. Женщина чистит  им вареные яйца и режет огромные помидоры. Они смиренно все это едят, при этом очень неаккуратно: на белой рубашке у одного видны красные потеки от помидоров. Полная женщина смотрит на них и громко смеется, при этом ее двойной подбородок колышется. Маша отстраняет одной рукой газету и тихо спрашивает у отца:
-А наша мама была красивой?
Григорий Иванович грустно улыбается, гладит дочку по голове:
-Самая красивая на свете.
Маша:
-А какая?
Г.И.:
-Вот подрастешь, посмотришь в зеркало и увидишь ее.
Маша целует отца в выбритую до блеска щеку, потом закрывает глаза, положив голову на плечо отца, и представляет себе свою маму.
Фантазия Машеньки: Огромное поле ромашек, по  нему бежит женщина во всем белом (необычайно белоснежном) с огромным букетом в руках. Все до того в светлой тональности, что лица женщины не видно. Она подбрасывает ромашки кверху и  расставляет руки, не останавливаясь, бежит на камеру.
По проселочной дороге, спускающейся с холма к маленькой деревеньке, примостившейся в низине, идет Григорий Иванович с двумя чемоданами. По полю бегает Машенька, пытаясь сачком поймать во множестве летающих бабочек.
Машенька идет рядом с отцом, они входят в деревню, за ними с любопытством наблюдают местные жители.
Машенька:
-Пап, а бабушка знает,  что мы приедем?
Г.И.:
-Нет, это будет большой сюрприз для нее.
Машенька:
-А она меня узнает?
Г.И.:
-Конечно, глупая, ведь ты ее внучка.
На самом краю деревни весь в зелени утопает уже постаревший дом. На скамейке, рядом с калиткой сидит бабушка. Григорий Иванович с Машенькой подходят к ней, она плачет.
Машенька подбегает к старушке с криком:
-Бабушка, не плачь, ведь мы же приехали, ты должна радоваться!
Бабушка:
-Внученька, какая ты большая! Здравствуй, сынок.
Плачет.
-Вы идите в дом, а я посижу немножко, отдохну.

За большим столом, на котором видны домашние пирожки, печеные яблоки, картошка, дымящаяся в большой тарелке, всевозможные соления, сидит Григорий Иванович, Машенька, непрерывно ерзающая и вертящая головой, старушка.
Она с любовью смотрит на внучку, постоянно приговаривает: «Что ж ты не ешь, вот яблочко хоть возьми, сиротинушка».
Григорий Иванович наливает себе из граненого графина мутноватый самогон:
-Прекратите, мама, сиротой Машеньку называть. Я-то живой еще.
Пьет.
Маша, увидев что-то в окне, спрыгивает со стула, выбегает из комнаты, не забыв прихватить с собой сачок.
-Надолго вы ко мне?
-Отпуск мне дали. Целый месяц.
-Когда я разбирала чемоданы, там только для Машеньки одежда. Это почему же?
-Давай, мама, завтра поговорим. Хорошо?

На деревню спустились сумерки. Во всех домах свет погашен. Только в одном горит окно.
Полная пепельница папирос. Григорий Иванович, сильно пьяный, сидит на кровати, опустив голову на скрещенные руки, плечи его вздрагивают.
Утро. Машенька с сачком выбегает на большое крыльцо, от яркого света она зажмуривает глаза. Привыкнув к свету, она оглядывается вокруг и начинает кружится на месте. Остановившись, сходит со ступенек и вдруг с ужасом смотрит на куст сирени. Под кустом большой кот пытается лапой зацепить молоденького голубенка, который отклевывается от него, не имея возможности взлететь из-за раненного этим же котом крыла.
Машенька с криком? «Не трогай его», - подбегает к коту и бьет его сачком, кот убегает.
Машенька берет бьющегося голубя и бежит на задний двор к бабушке, кормящей кур.
-Кот хотел его съесть, бабушка. Но, я ему не дала.
-Вот и хорошо, внучка. Пусть и живет здесь с курами, а мы его вылечим.

Время идет своим чередом. То Машенька с отцом гуляют по полю, плетя венки, то их видно  опушки. Отец что-то рассказывает, а Машенька с интересом его слушает.
Машенька убежала собирать по полю цветы. Григорий Иванович сидит на завалинке у курятника, курит, наблюдая, как голубь, уже выздоровевший, но никогда  не с умеющий взлететь, повинуясь природным инстинктам, пытается подмять под себя курицу. Это ему не удается и он бегает то за одной курицей, то за другой.
Вечер. Ужин. Машенька, за день, набегавшись, засыпает за столом. Отец относит девочку в комнату, возвращается, садится за стол, смотрит на мать.
-Не спокойно у меня на душе, сынок.
-Все хорошо, мама. Ты завтра сделай на обед домашней лапши с куриным бульоном. Хорошо?
Григорий Иванович идет в свою комнату
-Храни тебя Бог, сынок.
Утро. На заднем дворе старушка положила трепыхающуюся курицу на колоду и одним взмахом руки отрезала ей голову.
Кладет курицу в эмалированную миску. В нее пульсирующей струей бьет кровь. Облокотившись на плетень, на это смотрит Григорий Иванович, о чем-то подумав, он зовет мать, и они выходят за калитку.
Голубь подбегает к трепыхающейся в смертельных конвульсиях курице и начинает ее мять под себя. Девочка входит во двор, смотрит на это и начинает кричать: «Не надо, не надо!...»
Садится рядом на корточки и беззвучно плачет. Капли падают на траву, складывается такое ощущение, что на траве поблёскивает роса.
По проселочной дороге, спускающейся вниз с холма к маленькой деревеньке, приютившейся в низине, едут два черных «воронка». У калитки стоит Григорий Иванович, полковник НКВД, сам множество раз приезжавший за другими, и его пожилая мать.
-Мама. Это за мной! Береги, пожалуйста, Машеньку. Скажи, что я в командировке.
-Я так и знала, сынок, что не к добру все это. Храни тебя Бог. А за дочку не волнуйся.
Плачет.
Август 1937 отличался удивительной жарой.
                А.Жигун