Портрет одного неизвестного

Ноябрь. Третий месяц осени. Самый длинный, самый мокрый, самый острый.Месяц, когда ночи становиться слишком много, а редкое солнце не радует - скорее раздражает, оттого что греет не землю, а нервы. Это состояние пожалуй можно сравнить с тем, которое испытывает странник в пустыне, которому после многочасового приступа жажды дают лизнуть потрескавшимся языком несколько капель соленой воды с ножа – когда мало – это самое простое. Противно, больно и досадно – потому что впереди еще сотни тонн горячего песка, вереницы караванов и  каждодневная безысходность, а воды только вот эти жалкие капли. Возможно лучше всего, чтобы их и не было и вовсе…
показать полностью..
Я могу лишь догадываться о чем думают в своей однородно-серой массе люди в это время года. Проходя каждое утро одним и тем же надоевшим, но самым коротким маршрутом, потому что как ни силюсь перебороть врожденную лень, но постоянно нахожусь в беспрерывном процессе опаздывания на работу, развлекаю себя тем, что всматриваюсь в лица прохожих. Что надеюсь там увидеть – не знаю.А о том, что вижу – не хочу говорить – дети, борщи, домино, новый унитаз …. Как это по-человечески и как это грустно, банально и неинтересно.
Всякий раз на троллейбусной остановке встречаю мой «синий шарф». Это немолодой уже мужчина с неприлично длинными наверное для его возраста волосами и тоской во взгляде необыкновенной.Каждое утро мы встречали друг друга на остановке только лишь взглядом. Потом не говоря не слова доставали сигареты и также молча курили. Напрасно я пыталась изо дня в день вглядываться в его лицо – оно никогда не выражало эмоций. Только глаза огромные и глубокие иногда меняли оттенки настроения. Но видимо из-за этой неприкосновенности мыслей этот человек без имени, стал мне ближе, чем многие из тех, с кем я была знакома едва ли не с пеленок. По сути мы совсем не знали друг друга, но на самом деле, наверное, знали друг о друге все. Почему то мне казалось, что он либо непризнанный вечно голодающий художник, либо чересчур талантливый актер, которому не место и не время в нашем орловском захолустье. А он возможно считал меня какой-нибудь нимфоманкой, хотя кого я обманываю…
С виду он откровенно напоминал босяка – заношенная куртка, распустившийся в нескольких местах синий шарф, почти всегда пыльные брюки… Но с ним почему то хотелось говорить, пусть даже на уровне фантазии.
- Ты даже представить себе не можешь, с каким бы удовольствием я бы оказалась сейчас где-то далеко отсюда, -перебирала я в своем больном воображении мысли, глядя ему в затылок -в заброшенном доме, который обогревается только старым древесным камином, закуталась в плед, курила, пила горячий шоколад и дремала. И чтобы была свежая клубника. И тишина. Тяжелая, густая,гробовая тишина, когда кажется, что ты ее не просто видишь, а ощущаешь. Когда смотришь на блики света, которые проникают через широкие щели на оконный рамах и думаешь, что они объемные, не потому что там перемешиваются частицы пыли, а потому что вот так в сугубо моем представлении выглядит покой и тишина….
Он ехал куда-то по своим делам, я по своим. Скорее всего он даже не подозревал, что с ним кто-то беседует. Но мне очень хотелось верить в то, что он знает и тоже говорит со мной. Итак изо дня в день.
Хорошо помню то утро накануне. Я не выпила свою дежурную чашку кофе, не успела купить сигареты, жуткое, мрачное настроение перекатывалось по венам и казалось палило их изнутри. Я бежала на остановку, но на этот раз это была гонка не за своевременный приход на рабочее место, а безумная попытка убежать от себя, вырваться из этого состояния.
Он стоял на привычном месте какой-то другой. Обычно скомканные волосы были аккуратно подстрижены, бесследно исчез шарф и что-то еще..
- Может мне посыпать голову пеплом и уйти в монастырь, - в панике подумалось мне. -А что, этого у меня еще никогда не было.Хотя там вероятно придется молиться, а я этого страсть как не люблю…
И тут я вдруг поняла что не то. Сегодня мой незнакомец не смотрел на меня. А его отрешенные глаза были пустыми. Как стекло. Как зеленое дно от пивной бутылки. Только цвет и больше ничего. Мне стало страшно.
-Знаешь, мне всегда хотелось полежать в гробу, - сама не знаю, почему я решила завести именно этот разговор,- чтобы была такая темная деревянная комната. Иконы на стенах, широкая не тесаная лавка и на ней гроб. Чтобы пахло ладаном и горели свечи. И чтобы непременно были белые, расшитые крестиком подушки и красное стеганное покрывало. Чтобы на лоб мне повязали широкую черную ленту с золотой каймой, а ноги оставили босыми.В углу сидела бы девяностолетняя старуха, которая перехоронила уже всех своих родственников в трех поколениях и теперь вот пришла «отшептать» меня в ночь перед похоронами. Чтобы она своим противным хриплым голосом читала молитвы и причитала время от времени, что вот мол, такая молодая, чего ж ей не жилось, ноне потому что ей действительно меня жаль, а просто потому, что это не нами заведенный порядок. А я бы лежала и улыбалась, потому что бабка в конце концов бы уснула от своих же собственных стенаний с молитвенником в руках. И он бы упал ей на колени вслед за ее запрокинутой во сне головой. И вот так бы мы с ней лежали и улыбались по разные стороны жизни, в пропахшей ладаном комнате с дотлевающими свечами…
Я не успела договорить - он вышел на одну остановку раньше. У самых дверей обернулся и как-то мимолетно неуверенно посмотрел в мою сторону, хотя, может мне просто показалось. Возможно. Показалось и то, что он тихо сказал –Кирилл. Может это его имя, может игры моего разума. Это было наше робкое знакомство и наше бесповоротное прощание.
После наступили выходные и я с нетерпением ждала начала рабочей недели,чтобы снова увидеть мой до боли родной «синий шарф». Но в понедельник его на остановке не оказалось. Во вторник тоже. Только в среду, из разговора двух бабулек, склонных к перемыванию костей всех калибров, я узнала, что моего незнакомца звали Кирилл Сомов. Он обучал детей игре на саксофоне и несколько дней назад его тело в собственной квартире нашел сосед. Мой музыкант давно и медленно умирал от рака горла…
Теперь я осталась одна. Теперь мне не кого ждать по утрам. Теперь я не могу спокойно смотреть на прохожих, укутанных в шарфы синего цвета. Зато теперь я точно знаю, что любить нужно так, как будто тебе никто не причинял боль…,жить так, как будто на земле рай...и, если сегодня с утра ты проснулся здоровым, ты намного счастливее, одного миллион человек, которые не доживут до следующей недели... ;