Письмо седьмое...

Дорогие друзья!

В преддверии новой, уже второй посмертной книги Ольги Бешенковской «ПРИЗВАНИЕ В ЛЮБВИ», выходящей в Санкт-Петербурге в издательстве «ДЕАН» (первая, как Вы помните, была выпущена в Германии по инициативе и стараниями издательства «Эдита Гельзен» и называлась «ГОЛОС ПОЭТА»), я хотел бы познакомить Вас с её Венком сонетов «МОИ СОВРЕМЕННИКИ». Это я делаю прежде всего для того, чтобы представить ещё одну грань поэтического дарования этого замечательного поэта.
Сонет, как известно, очень старинная и очень сложная форма поэтического стихосложения, насчитывающая уже много сотен лет своей истории. Тем более он – большая редкость сегодня, когда поэт, написавший в столбик больше одной строчки, уже считается мастером крупной поэтической формы. Оля же, по мнению признанных специалистов этого литературного жанра, владела техникой написания классического сонета в совершенстве.
Но Венок сонетов «МОИ СОВРЕМЕННИКИ» очень интересен и кровно связан с предстоящей новой книгой ещё и потому, что он вводит читателя в литературную, духовную и историческую атмосферу того времени, когда Ольга Бешенковская писала и свой роман в стихах «ПРИЗВАНИЕ В ЛЮБВИ», и большинство других произведений, которые вошли в одноимённую книгу. Это были те самые, как писала сама Оля, «глухонемые 70-е», которые особенно запомнились редкостной подлостью одних, и высокой чистотой других по обе стороны то скрытого, а то явного, ни на минуту не прекращавшегося в стране художественного и человеческого противостояния в душе каждого обитателя тогда ещё любимого и проклятого СССР.
Евтушенковское «Отечественная литература – Отечественная война» в этом произведении стало уже не художественной метафорой, а самой что ни на есть реальной повседневностью жизни и борьбы целого поколения литераторов-нонконформистов всех возрастов и направлений за своё естественное право на честное художественное Слово. Так и не задушенная властями «Вторая литературная действительность» даже в самые безысходные и удушливые, приторно-помпезные времена  всеобщей лжи и соглашательства с любым злом, если только всё это исходило от «сильных мира сего», с отчаянной мужественностью проявляла себя теми самыми талантливыми и честными произведениями «в стол», в Самиздат и Тамиздат, которые потом складывались и складываются сегодня в такие же талантливые и честные книги, встреча с одной из которых очень скоро всем нам предстоит...
   
И по-прежнему появляются всё новые и новые публикации, посвящённые памяти Ольги Бешенковской. Некоторые из них увидели свет уже давно, но были мне неизвестны, и только сейчас я  могу выразить их авторам слова искренней благодарности за каждую подобную строку. Так, например, ещё в декабрьском выпуске (№3/42) газеты «КОНТАКТ-ПЛЮС» Русского Культурного Общества «КОНТАКТ», что обосновалось в немецком городе Шверин, были напечатаны очень тёплые воспоминания Инги Педевич «Памяти Ольги Бешенковской» (http://kontakt-2007.strana.de).
Очень многое делает для сохранения и популяризации творчества Ольги Бешенковской и проживающий в другом немецком городе Констанц наш давний друг Евгений Лейзеров. Вот и сейчас сразу две подобные публикации появились и в третьем номере литературного журнала «ЭДИТА» (Германия) за 2008 год, (www.edita-gelsen.de), и в номере 139 канадского интернетного журнала «ПОРТ-ФОЛИО» (www.port-folio.org) .  Названием взяты строки одного из последних, уже прощальных стихотворений Ольги Бешенковской «Все будет так же, как при мне, хотя меня уже не будет...».
А вот ещё один очень существенная лепта в этом направлении. Это – тоже воспоминания, и тоже коллеги Оли и по профессии, и во-многом, по судьбе, петербуржского прозаика и тоже активного участника нонконформистского литературного движения на берегах Невы, Игоря Смирнова-Охтина. Его обширный и во многом публицистичный очерк-эссе «Вспоминая Ольгу Бешенковскую» увидел свет в седьмом номере за 2008 год московского журнала «ЗНАМЯ» (найти эту публикацию можно тоже в Интернете через «Журнальный зал») .

Но не только коллеги Оли отдают дань памяти ей и как прекрасному Поэту и многогранному литератору. Не так давно почта принесла ещё одно подтверждение того, как многое ушло из нашей жизни со смертью Ольги Бешенковской. Сейчас в моей штутгарской квартире рядом с её портретом висит в рамке и посмертная награда Ольги Бешенковской. Это - «Диплом» Международной премии «ФИЛАНТРОП» в номинации «Литературное творчество».
История этой награды такова: уже будучи смертельно больной и зная, что дни её сочтены, Оля, напрягая остатки силы, подготовила к выходу и дождалась первых экземпляров самой последней в своей жизни книги. И это была книга не её стихов или прозы, а сборник литературных произведений живущих в Германии российских писателей и поэтов-инвалидов.
Называлась эта во многом уникальная книга «ЛЮДИ МУЖЕСТВА». Она стала совместным проектом Общества русскоязычных инвалидов Германии «ПОД ОДНОЙ КРЫШЕЙ» („UNTER EINEM DACH“) и уже известного многим моим адресатам, тоже русскоязычного немецкого Литературного объединения «ЭДИТА ГЕЛЬЗЕН» („EDITA GELSEN“).

Ну вот пока и всё. Следующее мое послание к Вам, дорогие друзья, будет, как я надеюсь, посвящено уже выходу новой книги Ольги Бешенковской «ПРИЗВАНИЕ В ЛЮБВИ». С такой же любовью и благодарностью за интерес к творчеству Оли я обращаюсь и ко всем Вам. Но если эти мои письма кому-то обременительны, то сообщите мне об этом открыто, и я уберу Ваш адрес из своей электронной адресной книги.   
С уважением, Ваш Алексей Кузнецов   



МОИ СОВРЕМЕННИКИ
      (венок сонетов)

1

Летучих рифм целительные жала   
И тоньше, и изысканнее яд.
Но вся Россия пела Окуджаву,
А что ей Шварц, Кривулин или я?..
Что ей с того, что слез изящны блестки,
Что изощрен творительный падеж...
Не рождество у елочек кремлевских,
А лишь реанимация надежд,
И слишком поздно,  век затихнет скоро...
И каждый, за свою схватившись боль,
Поймет: не сор мы - сон, мы сонм и город,
Но не Россия... Призрачная роль...

О нас напишут, ведаю заране:
Бескровны жизнь и смерть на поле брани.


2

Бескровны жизнь и смерть на поле брани
Бездарностей... Есть способ удавить
Еще верней: похоронить заране,
Из поля зренья жестом удалить:
Кого бранить? Кто помнит имена их?..
Всех поглотила черная дыра...
А те, что все же слышали и знают,
Иудин доллар ждут из-за бугра...
Нет, не валюта   валидол в аптеке
Наш гонорар... Несносен наш союз.
Но в Эрмитаже и в библиотеке
Слагался он под сенью грустных муз...

Жрецы искусств, а пили в ресторане ,   
О нас напишут, ведаю заране...


3

О нас напишут, ведаю заране,
Немало всякой горькой чепухи...
А правда в том, что мы не на экране,
Не на трибуне верили в стихи;
Не в кассе:   сумма прописью - за веру...
... Через решетки слушая синиц,
Мы, эллины, привыкли к интерьеру
Котельных и смирительных больниц...
Спасая мир от мнимой катастрофы,
Кто там крадется тенью по стене?   
Держись, Олег (за что ж еще?   за строфы...)
Привет Сереже. Помни обо мне...

Мы сон и сонм   откуда ж эта боль?   
Но не Россия... Призрачная роль.


4

Но не Россия - призрачная роль
Постигла нас,   как всех, кто похоронен...
Летим на спиритический пароль
Пугая холодком потусторонним
Вертевших стол... Игнатова?   Нет, тень...   
А где сама? Вестимо, за границей?
Да, ваших глаз... И вам на скудный день -
Явление поэта за страницей...
Мы где-то там, где нет границ и лет,
Простите нас, что мы не вездесущи,
И что о вашей жизни на земле
Так мало знаем , - занавес опущен... 
И кто-нибудь, рванувший тесный ворот,
Поймет: не сор мы - сон, мы сонм и город.


5

Поймет: не сор мы - сон, мы сонм и город.
Как долог общий памятник - гранит...
Ты Стикс, Нева,.. Здесь каждый был и порот,
И счастлив в детском счастье Аонид.
Трезв Ширали, Кривулин безбородый
Уже пророк, но чуда - не конца...
Мы шли в народ, и в нас была порода,
Быть может, от небесного отца...
И кое-что от Глеба и Давида.
Ты Стикс, Нева, но грех   не без родства...
Блажен, кто знал: нам тесен мир Эвклида
Был с первых строк, с ночного озорства.

Кто виноват, что снег проела моль.
И каждый, за свою схватившись боль...


6

И каждый, за свою схватившись боль,
Не слышит даже стонущего рядом.
И корчится. И сыпет в рану соль.
И соты мозга наполняет ядом.
Да, пессимизм, да эгоизм. Да, так.
Кто не бессмертен   тот не безупречен,
О чем и стонем... А больничный мак
На белизне - как там, на Черной речке...
Дантес - француз, а нас - не чужаки...
(Что из того, что Аронзон  - не Пушкин...)
О, как улыбки щерили клыки
В незнавших, что приблизились к кормушкам.

 Давно ясна причина приговора,
Но слишком поздно: век затихнет скоро...


7

Но слишком поздно: век затихнет скоро,
Скользнут на дно медузы метастаз...
Не мы его надежда и опора,
Не мы ему предстанем в смертный час.
И нам   не он: воинственный, хвастливый,
Забывчивый... Но счеты ни при чем.
Он тоже был доверчивый, счастливый;
И столь же глух. И так же обречен.
Хвала ему, что лось берет мякину
Из рук ребенка, что не все - металл,
Что Королев Гагарина закинул
Туда, где миф младенцем пролетал...

Нет синевы синей прощальных вежд.
И лишь реанимация надежд...


8

Аминь, реанимация надежд ,
Здесь о венок споткнется неотложка...
Осколки ампул. Карканье невежд.
Латынь. Священник. Детская галошка...
Ну вот и все, сердца сгорели, в нас
“Остался только пепел...“   Это Дудин
О той, где выжил... Нет, не на Парнас,
На Южноe,   туда подъем не труден.
Объедем город - праздник задарма...
Не унывайте, сфинксы и атланты!
Как хорошо, что все-таки зима,
И в желтых окнах - юные таланты!

Пусть щеголяют в Логоса обносках, -
Не Рождество у елочек кремлевских...
9

Не Рождество у елочек кремлевских:
Комки об крышку - круглые слова...
Мы будем снова в тихих отголосках
На Троицу, когда взойдет трава...
Что опыт ваш... Мы Клио пережили,
Ценили хлеб - блокадники культур...
И не стоянки - Музу сторожили
От наглецов с набором партитур.
И не спасли, забылись сном мертвецким.
Рассудит Бог, судьба или вина...
Да, вы - с фашизмом, с варварством немецким,
А с вашим - мы... Священная война...

Что сытым вам, в тщеславии одежд,
Что изощрен творительный падеж...


10

Что изощрен творительный падеж
Уже ежу и критику понятно ,   
Алле, творец, - извольте на манеж!
Лицо   под грим, в бессонницах помято.
Земля кругла и запах цирковой...
Да нет, увольте, трупы - не паяцы.
И Мандельштам качает головой,
Под колпаком приученной бояться...
Умнейте, перестраивайте строй,
Для вас иконки наши - не помеха,
И нас уж нет...  На первый и второй   
Вся перестройка... Цирк дрожит от смеха!

Россия... Рожь... Сиротские полоски...
Что ей с того, что слез изящны блестки...


11

Что ей с того, что слез изящны блестки,
Что мы как боги знаем ремесло;
А ей нужны горшки, и не березки, -
А доски. Дождь. И ноево весло.
Как дышит склон, морщинистый, пологий,
Но дышит, но вздымается к весне!
Зачем вдове профессор патологий:
Живой мужик - и счастлива вполне.
Мы Фрейда с детской робостью просили,
Нас обжигали Гегель и псалмы.
И хоть в Сайгоне пили, но Россию
(На книгу   руку)   пропили не мы...

Вот потянулась... Ищет соловья...
А что ей Шварц, Кривулин или я?


12

А что ей Шварц, Кривулин или я,
Пудовкина, Охапкин, Куприянов,
Миронов... Каждый сам себе семья:
Сосуд пороков и певец изъянов...
Что ж, каждому свое... Ворота в ад
И мне маячат... Если станет страшно -
Шприц, морфий , - и нахлынет Ленинград;
Наш нищий рай, наш черствый снег вчерашний,
Воспетый (нынче шамкать и молчать)
До всех святынь, искривленных в каналах.
И если вас отметила печать,
Нас - дерево декабрьское в кораллах.

И вещий кот на крышке бака ржавой...
Но вся Россия пела Окуджаву...


13

Но вся Россия пела Окуджаву,
Высоцкого, запретам вопреки.
Хрипела страсть, будящая державу,
Вздыхал Булат - смолкали остряки...
Есть голос крови.
Голос поколенья.
И вопиющий глас. И голоса...
Мне голос был: поэты как поленья
Трещат в печи, а истина - боса.
Кто горемычней   значит ли - мудрее?
Пусть этот вял, а тот   вторично лих ,   
Скажу, вздохнув, как Белла про Андрея:
А я люблю товарищей моих...

В плену Харит, в компании Наяд
И тоньше, и изысканнее яд...


14

И тоньше, и изысканнее яд,
Искуснее пчелиное барокко ...
О, Летний сад, безлюдный Летний сад,
Ты так притих, как будто ждешь пророка...
Мы   тени тех, самих себя, прости...
Плюсквамперфект уютней, чем футурум.
Хотя бы мрамор вылечи, срасти,
Не подпускай безбожников к скульптурам!
Мелеет лоб - как не было чела...
И не от крыльев колет под лопаткой.
А надо мной вальсирует пчела:
Нашла цветочек с родственной повадкой...

И сжалась жизнь. И, сжавшись, не сдержала
Летучих рифм целительные жала...