Дежа вю

Истинные наслаждения, человек испытывает лишь однажды. В первый раз. Все, что происходит потом жалкое подобие. Первый секс, особенно если он был удачным, ни когда не сравнится со всеми последующими половыми актами. Первая сигареты, не сравнится с тысячами, выкуренными в последующем. Первая радость от победы в каком либо виде спорта, посещение первого рок - концерта, да много чего можно привести в пример. Страдания вечны, а если они еще и повторяются, то ни сколько не теряют своей силы, еще больше угнетая  человека с каждым разом…
Невесомость. Легкая и томительная. Это не космос, не другое измерение. Я просыпаюсь после аппендэктомии. Небывалая легкость, со мной такого еще не случалось. До сих пор я в сомнениях, что было приятней потерять девственность или наркоз при вырезании аппендицита? Такое ощущение, что это я держу кровать, а не кровать держит мое обессиленное тело. Все неподвижны, я неподвижен, мир неподвижен, но я способен управлять каждой его частицей.
Открываю глаза, первое, что я вижу – начало длинного коридора. Моя койка первая от входа. Когда меня привезли сюда, в палатах не было мест. Перед операцией меня четыре часа мариновали в приемной, обрили живот и потом еще пару часов, стонущего, умирающего продержали в коридоре. Периодически я слышал приближающиеся шаги, и каждый раз молил бога, что бы они остановились у моей кровати. Когда очередная поступь, приближалась ко мне, я усилил стоны дабы привлечь хоть чье-то внимание. Пусть это и будет уборщица, рассекающая пол шваброй. На свое удивление, боковым зрением, я разглядел белый халат, надежда с новой силой затрепыхалась во мне. Врач склонился надо мной и спросил:
- Ну что? Совсем плохо?
- Да, простонал я умирающим лебедем.
- Скоро операция. Держись брат.
И я снова услышал отдаляющиеся шаги. Будь во мне силы хотя бы плюнуть в его сторону…
Я достал сотовый телефон, с трудом перебирая пальцами, написал К.. что она самая прекрасная из женщин которые мне встречались. Как я это понял, не переспав с ней? А может - это и было, высшее проявление любви? Как бы там ни было, я нажал зеленую клавишу, и письмо ушло адресату. Не помню получил ли я ответ, а все входящие и исходящие смс с телефона я удалил пару дней назад, дабы освободить заполнившуюся память.
Убедившись, что К., получила сообщения, я выждал несколько минут после чего отключил телефон. Духовно я попрощался с ней, с родителями попрощался еще раньше. Больше прощаться было не с кем. Я продолжил стонать.
На соседней койке мужик спокойно читал газету, временами пытаясь со мной заговорить, но в скором времени поняв, что это бесполезно, прекратил свои домогания. Потому, что он так же как и я, лежал в коридоре было понятно, что он то же из новеньких и операция ему только предстоит. Мы находились в хирургическом отделении, отсюда редко кто выходит не пережившим наркоз.
Снова послышались приближающиеся шаги, я задержал дыхание и что есть силы замер на кровати, лишь бы не одна пружина не выдала моих истинных страданий. Мне просто не хотелось выглядеть наивно. Шаги остановились возле моей кровати. Возле моей? Я лежал лицом к стене, и не мог точно видеть, к кому повернулся проходящий человек. Крепкая мужская рука потеребила меня по плечу, так что я увидел белые рукава халата. Доктор спросил:
- Как ты?
- Плохо.
Я хотел сказать: «Хорошо, боль отпустила», но приближающаяся смерть сломила мою гордость. Схватив глоток воздуха, я добавил:
- Совсем плохо.
- Потерпи, скоро операция. Сказал доктор, зашагав уверенной походкой в распахнутые двери коридора.
Быстро осознав очередной подвох, рискуя, возможным перетонитом, приподнял голову, облокотился правой рукой на кровать, левой еще сильнее поглаживая больное место, прохрипел вслед:
- Когда операция?
- Минут через пятнадцать, сказал врач закрывая огромные двери.
На такую благосклонность небес я и рассчитывать не мог. Всего пятнадцать минут, и я окончательно уверую в бога. Хотя признаться вам, я поверил в него еще часа три назад. Пятнадцать минут от ада до рая! Продолжаем наше путешествие!
Настолько приятная информация, вдохнула в меня новую энергию, я опустился, в показавшуюся мне теперь, мягкую койку. Оставшееся до операции время, я провел в забытье. То ли спал, то ли дремал, но время пролетело как один миг. Меня разбудила санитарка прикатившая к моей кровати инвалидную коляску. От этого вида меня передернуло, я было подумал, что все уже закончилось, и закончилось явно неудачно. Санитарка, по всей видимости, боялась опоздать на просмотр вечернего сериала и потому постоянно меня подгоняла:
- Ну давай. Раздевайся до трусов, и поехали на операцию.
От такого напора я несколько опешил и даже попытался ускориться, за что тут же поплатился резкими спазмами по всей брюшной полости. Но старая ведьма хорошо знала свое дело и продолжала нагнетать обстановку:
- Снимай джинсы и поехали.
Меня очень знобило, наверняка температура зашкаливала. Я стянул джинсы и попытался слезть с кровати, санитарка не дремала:
- Носки снимай.
На мне были теплые, махровые носки, и снимать я их не хотел, меня не прельщала перспектива дотрагиваться голыми ступнями до холодных подножек инвалидной коляски. Я снял носки, одной рукой опершись на ручку коляски, я вытащил свой паспорт и протянул ей:
- Приберегите, я вам доверяю.
Какой только глупости не может сказать человек, когда его жизнь висит на волоске. Санитарка кивнула в ответ и жестом снова поторопила меня забраться в кресло. Я поджал ноги, обхватив их двумя и руками и перед моим взором, понеслись коридоры. В голову начали приходить стихи, то ли я начинал выздоравливать, то ли бред все больше одолевал меня:
«Меня увозят в тронный зал
Под покрывалом белых одеял.
Где буду я король
где отступает боль»
Вспоминая эти строки, склоняюсь ко второму варианту…
В операционной мне предстояло еще одно испытание – забраться на высоченное кресло. Но с этим я справился, в тот день героизм так и пер из меня.
Первый укол пришелся в вену, по моему мнению, его было достаточно, мне стало так хорошо, что и операцию можно было не проводить. Потом врач-анестезиолог попросил, что бы я перевернулся на правый бок, без посторонней помощи сделать это мне бы не удалось. Добрая медсестра помогла мне перевернуться и на спину мне поставили «Жука». Жуком на местном жаргоне называют, спинальную анестезию. Анестезиолог сказал, что мне будет больно и надо потерпеть, но я ничего не чувствовал. Ничего кроме приятной неги, растекающейся по всему телу. У меня онемели ноги, и все что находится ниже пояса. Первое, что мне пришло голову, было: «Что с моим членом? Ведь его я так же не чувствовал.» Снова перевернув меня на спину, передо мной повесили занавеску, и мне невольно вспомнился анекдот из телевизионной передачи 90-х годов, когда мужика оперировали, а он находился в сознании и слушал, как врачи обсуждают, сколько печенки намазывать на хлеб. Как потом оказалось, они только обедали, а операция еще не наступила. Я невольно улыбнулся. Тут я услышал голос врача женщины, и улыбка сошла с моего лица:
- Готов?
Я понял, что сейчас они сделают первый надрез. Первая дырка в жизни, появится на моем теле.
- Готов, ответил я. А что я мог еще сказать?
Врач сделала пробный надрез, и я чуть не выскочил с операционного стола. Дикая гримаса боли исказила мое лицо, от испуга приподнялось тело.
- Что такое, спросил врач-анестезиолог.
- Больно, говорю я.
- Наверное, еще наркоз не подействовал.
- Вам виднее, сказал я, пытаясь выразить как можно больший сарказм.
Из всего, что происходило в последствии, я запомнил лишь рассказанный мною анекдот, про мужика которого везли в морг, на скорой, а он был еще живой. Врачам женщинам, анекдот, очевидно, не понравился и они укоризненно зацокали  в мой адрес, а вот мужчине анестезиологу он показался смешным.
Очнулся я, около одиннадцати часов вечера, примерно через два часа после операции. Не успев открыть глаза, послышались голоса врачей:
- Как вы себя чувствуете?
Преодолевая адскую сухость во рту, я ответил:
- Хорошо.
Только после такого ответа, ком не пришло осознание насколько действительно хорошо я себя чувствую. С большим желанием я поделился этим с врачами:
- У вас замечательные лекарства.
Раздался дружный смех, мне трудно было не поверить.
- Воды, простонал я, пожалуй, еще более жалобным голосом, чем до операции.
- Вам нельзя сейчас пить, только завтра можно будет.
- Хотя бы губы смочите.
Через мгновение появилась санитарка, та самая которой я отдавал паспорт на хранение. Она поднесла мокрую вату и смочила губы, больше от нее ничего не требовалось, поэтому я спросил:
- Где мой паспорт?
- У тебя под подушкой, дружелюбным тоном отвечала та.
- Лежите и не шевелитесь два-три часа, потом сможете перевернуться на другой бок, сказала врач вырезавшая мой аппендикс.
Осознание происходящего вокруг доходило до меня медленно, урывками. Перед глазами проносился фильм в замедленной съемке. Я как будто собирал пазл на котором нарисована моя жизнь. Вот я, кровать, стены, добрые врачи, спасшие мою жизнь, сухость во рту, руки, ноги, голова… Ноги? Вспомнив, что после спинальной анестезии у меня онемело все, что ниже пояса, я взволновано констатировал:
- Я не чувствую ног, испуганным и слегка осмелевшим голосом говорю врачам.
- Не волнуйтесь, это из-за анестезии. К утру пройдет, заверила лечащий врач.
Пытаясь осмотреть свои части тела, не спрятанные под одеялом, я обнаружил бинтовую повязку на локте правой руки. Надо же тому случиться, что именно в этот момент, мне нестерпимо захотелось согнуть руку. Со своим близоруким, к тому же помутневшим от действия обезболивающего, зрением, я не смог толком разглядеть наличие катетера торчащего из бинта, поэтому мой следующий вопрос показался вполне резонным:
- А у меня катетер в руке?
- Нет, это просто бинт.
- Отлично! Значит, я могу согнуть руку.
Необходимость в дальнейшем присутствии врачей возле моей кровати отпала, поэтому светила науки разбрелись кто куда, а я остался каменной глыбой, лежать на больничной койке. Первым делом я включил телефон, трясущимися пальцами, я набрал номер родителей. Затем набрал номер Макса, моего напарника по работе, а потом снова позвонил родителям и во второй раз, за последние десять минут, сообщил им, что операция прошла успешно.
Лежа на кровати, я размышлял, чем бы себя занять? Вариантов было три: первый – почитать, перед тем как «запрыгнуть» в скорую я прихватил, прочитанную на половину книгу Скота Мюллера «Ремонт и модернизация ПК»; вариант второй – послушать музыку, с собой я взял еще и плеер; вариант третий -  ничего не делать. Остановиться пришлось на последнем, так как книга и плеер лежали в сумке, а сумка под кроватью. Шевелиться, мне было запрещено. Впрочем, мои терзания от безделья длились не долго, наркоз сделал свое дело и я уснул.
Проснулся я от утреннего обхода. Дежурный врач, как и положено, задал ряд дежурных вопросов, наподобие: «Как вы себя чувствуете?», «Испытываете ли головокружение, тошноту, рвоту?». Чувствовал я себя прекрасно, посему удалось быстро от него отделаться. Недолго вспоминая события вчерашнего дня, я снова наполнился потребительскими желаниями. Первым делом захотелось отлить, испытывать неудобства мне не пришлось, так как быстро подоспела санитарка и предложила мне утку. Таких уток я ни когда не видел, она представляла собой канистру для бензина, только из пластика, но с таким же широким горлышком. С трудом перевалившись на левый бок, я подполз к краю кровати и удерживая утку на весу, вытащив член принялся отливать. Закончив процедуру, я поставил утку под кровать и, не меняя положения тела, вытащил из сумки книгу и плеер, дабы иметь возможность чередовать свой досуг. Сначала я решил послушать плеер. Из музыкального ассортимента, имеющегося на плеере, выбор был однозначный: «Пикник» - Пентакль. Песня, в которой Эдмунд Шклярский, неподражаемым голосом воспевал, как хорошо тому о ком он поет. Надо признать старик попал в точку, мне действительно было хорошо. Конечно уже не так, как сразу, после операции, но тем не менее.
Время до обеда я проводил разнообразно: читал, слушал музыку, спал. Этот круговорот продолжался бы еще долго, но чуть позже полудня мне сообщили, что освободилась место в палате, и мне необходимо туда перебраться. Честное слово мне не хотелось этого. Единственно чего я желал в тот момент так это лежать и ловить остаточные признаки, наркотического опьянения. Я не особо торопился с одеванием и сбором, не многих вещей, но как всегда вмешалась санитарка, к слову уже другая, но не менее заботливая, чем та, что сберегла мои документы. Мамаша подхватила меня полураздетого, всунула толстовку в левую руку, а сумку повесила на правое плечо указав в какую палату мне следует идти. Не в силах нести сумку на плече, я скинул ее на пол и стал волочить следом за собой. Минут через пятнадцать мне удалось преодолеть десять метров до койки. Зайдя в палату, меня поприветствовал, мужчина лет тридцати трех на вид, видимо сочтя, со мной познакомиться, из-за идентичности наших заболеваний. Из вежливости я скорчил улыбку, скинул вещи под кровать,  и снова погрузился в младенческий сон.
Проснувшись, я решил почитать. Открыл огромную книгу, по архитектуре ПК - это была единственная книга, которую я забрал с собой. В то время меня очень интересовала информатика. Строчки с трудом заползали в мое сознание. Эффект наркоза еще не прошел, хотя и носил не столь явный характер. Спустя несколько десятков минут, закрякал мужчина, занимавший койку, напротив моей.  Я внимательно оглядел этого человека: явно не высокого роста, коротко стриженные волосы, торчащие ежиком, морщинистое смуглое лицо, на вид около пятидесяти лет. Глядя на него я понял – этот человек устал. От чего он устал, мне было неизвестно, да и лучше что бы я этого ни когда не знал. Есть люди, по виду которых сразу можно сказать насколько человек выглядит уставшим, но способны на большие свершения и ни когда не отступают от поставленной цели. Есть люди напротив, посмотришь на них и скажешь: «Вот человек, который излучает энергию, из него так и прет фонтан энтузиазма», и такие люди тоже к чему-то стремятся, так же идут к намеченной цели. У этого человека не было, ни того ни другого. Его нижняя челюсть безобразно оттопыривалась, напоминая собой сумку, которую я волочил по коридору. Понять причину, и посочувствовать ему, я смог лишь на следующий день, когда передо мной открылась, страшная тайна…
Тем временем, я продолжал лежать на кровати, но мне уже разрешили вставать и даже дали кружку воды. Есть совершенно не хотелось, я понимал, что мне предстоит несколько дней голода. Это обстоятельство меня нисколько не расстраивало, скорее обрадовало. Меня настолько утомили постоянные приемы пищи, изводящие меня размышления, что поесть и как это приготовить, что отсутствие пищи вселяло в меня некое подобие спокойствия. Не много поразмышляв, на тему своего дальнейшего существования, я отправился за поисками сновидений.
Проснулся я, когда моего соседа по койке уже привезли после операции. Как потом выяснится, ему вырезали паховую грыжу. Из дальнейших разговоров, мне удалось очертить, остальной контингент палаты. На правой угловой кровати, лежал высокий мужчина, который таскал за собой переносную капельницу. Ему, то же делали операцию, к счастью его точное заболевание мне узнать не удалось. В левой угловой кровати расположился мужик перенесший вырезание чего-то там на спине. Вырезали лишнюю деталь из его организма уже больше как недели, но он до сих пор находился в больнице. К нему приходила жена ухаживать, так как его организм лихорадило с точностью посменного графика работы – два через два. Пару дней он чувствовал себя отлично, а два последующих дня, температура подскакивала, до сорока градусов. Мне было, искренни его жаль.
Около семи часов вечера, я обратил внимание, что мужик с соседней койки отсутствует. Вот если на минутку задуматься, куда может отправиться человек через четыре часа после операции? Не то что бы я очень задавался этим вопросом, если честно сказать я даже его отсутствие заметил лишь после того как он вернулся. Вернулся он, слегка приободрившимся, и даже попытался улыбнуться, едва скривив губы, после чего с едва различимой гордыней сообщил мне, что спускался покурить! Снимаю шляпу перед этим мужиком! Насколько нужно иметь стальные яйца, что бы через четыре часа после вырезания грыжи, спуститься по двадцати метровой лестнице, просто подымить на свежем воздухе! Да храни его бог.
На следующий день ко мне приехали родители. Первый, как и положено главе семейства, вошел отец. За ним, гуськом, потянулась мать. По сравнению, с моим прошлым пребыванием на стационарном лечении, укоризненных взглядов в мой адрес не последовало. Все таки природу воспаления аппендикса, врачи точно не установили, значит, моя вина не доказана.
Родители привезли мне вещи первой необходимости: зубную щетку, бритву, влажные салфетки, дезодорант, жидкое мыло. В этих предметах, я нуждался, как ни в чем на тот момент, все таки пошел третий день как мне не удавалось соблюдать личную гигиену. Поскольку мне еще вчера разрешили вставать, поддерживаемый мамой под локоток, я доковылял до раковины, дабы почистить зубы, да побриться. Сняв зубной налет и уродливую растительность, со своего не менее уродливого лица я почувствовал вкус к жизни. Через окно я посмотрел на улицу. На календаре красовалось двадцать девятое марта. Снег еще толком не сошел, по-зимнему холодно. Складывалось такое ощущение, что я проспал весну и лето, и снова начинаются заморозки. Я вернулся в кровать. Каждое движение мне давалось с трудом. С трудом вставал, с еще большим трудом садился на кровать. В обычной дни я предпочитал малоподвижный образ жизни, сейчас же подвернулось оправдание.
Разговор с родителями клеился весьма не плохо, конечно не обошлось без упоминании, о состоянии моей квартиры, но мне у меня было чем давить на жалость, да к тому же в этот раз там был не настолько сильный беспорядок. Отец, как обычно, рассказывал, чем он займется пока будет у меня, мать же больше расспрашивала как это произошло со мной. Беседа была не долгой, родители побыли около часа, и отправились ко мне домой, наводить генеральную уборку как они сказали. В этот момент меня как током ударило, даже шов кольнул. На полке стоял диск с записями золотого дождика, как я мог про него забыть? Собираясь в больницу, я набрал с собой всякого хлама, а самое главное забыл. Нет, я не любитель подобных развлечений, но есть у меня друзья, которые забывают у меня свои диски, а я забываю их спрятать. Зная нравы своих родителей, я обязан был позаботиться о нем, либо спрятать по глубже, либо прихватить с собой. В голову полезли неприятные мысли, как мне убедить родителей, что я совсем не интересуюсь данной тематикой и диск вовсе не мой? Чередую попытки придумать оправдание с попытками расслабиться и настроить и себя на то, что все обойдется, мне захотелось курить. А ведь про сигареты я совсем забыл. В больнице я находился уже третий день, а курить совершенно не хотелось. Сейчас конечно не помешало бы табачку прикурить, глядишь и положительные мысли пришли бы.
Вечером, должен был зайти мой напарник Макс. Все оставшееся время, до его прихода, я настраивал себя, что как только придет Макс, вместе мы спустимся покурить. Все таки, я был еще слаб, мало ли что случится по дороге. С его появлением ровный ход мыслей был нарушен, начали потеть ладошки, мне определенно требовалась доза никотина. Спускаться решили на лифте, преодолеть огромный лестничный пролет мне не представлялось возможным. Покурив на холоде, я поблагодарил, на прощание Макса, за то, что навестил, а сам отправился назад в палату. Поднявшись, как и спускался, у меня не сразу получилось открыть двери лифта, то ли заело замок то ли так сказалось действие сигареты. В попытках выбраться из западни я наделал много шума, на него и прибежала санитарка. Благо лифт, находился в соседнем отделении, и мне удалось без особо скандала вернуться в палату.
Вернувшись и вспомнив о не спрятанном диске, я позвонил маме, по ее разговору я сразу понял, что опасность не обнаружена, а уборка уже закончена. Мне удалось расслабиться. Правда, ненадолго…
В скором времени, к моему соседу по койке пришли посетители. Жена и дочка. Жена по всем параметрам походила на Вия. Огромных размеров женщина, отекшее лицо, а количества ее подбородков вполне хватило бы на лестничный пролет жилого дома. Дочка на вид куда приятней, еще не успела набрать лишнего веса, вполне себе даже приятное лицо. Ее сущность, по сравнению с мамой раскрылась не сразу.
Они присели на край кровати и стали расспрашивать о здоровье, человека в двух ипостасиях,  но в общем-то с одним лицом. Одна мужа, другая отца. Убедившись, что операция прошла успешна и его здоровью ничего не угрожает, Вий заявила:
- Я тебе покушать принесла.
- Что там?
- Жареная картошка с курицей.
Как этой, умудренной жизненным опытом женщине, могло придти в голову, накормить своего мужа, через сутки после вырезания паховой грыжи, жареной картошкой с курицей? На мгновение я заподозрил жену и дочку в корыстных целях. Мне показалось, что им не терпится вступить в наследство, но последующие события развеяли все сомнения.
- Пап, а я тебе почитать принесла.
Папа, переведя взгляд на дочку, промолчал.
- Вот, распылалась молодая поросль в улыбке и протянула отцу журнал «Cosmopolitan».
Вот и открылась, та самая, страшная тайна этого человека! По его взгляду казалось, слезы вот-вот навернутся, на его лице. Во всем мире, не было ни кого несчастней в тот момент.
Родится, одиннадцать лет терпеть лишения свободы в школе, еще пять лет угнетения в институте, особо провинившимся в довесок достается еще и армия. До пенсии, изо дня в день, терпеть унижения на работе. Всю жизнь думать, как бы обустроиться свой быт, создать семью, гордо величаться перед знакомыми и близкими порядочным семьянином, что бы жить с такими дурами? Будь я на его месте, пожалел бы, что еще жив. Давненько я ни кому так не сочувствовал…
Следующий день протекал, как в и предыдущие в чередовании чтения с прослушиванием музыки. Мне разрешили обедать со всеми, поэтому я не преминул полакомиться вареной колбаской с картошкой. К слову больничная еда оказалась весьма сносной. Вечером спустился, уже без помощи лифта, покурить. Силы определенно возвращались ко мне.
Ближе к ночи в коридоре положили бабку, по ее виду сложилось впечатление, что она находится в неподобающем месте. Как будто она, только что, сорвала бирку с пальца ноги. Вообще, бабуля отличилась сварливостью, выразив ночью недовольство врачам, тем что они через чур часто ходили по коридору, мешая ей спать. Особенно акцентировав внимание, на проехавшей ночью коляске, с тяжело больным, которого везли на операцию. Не преминула, бабка, зацепить и меня. Как-то утром, возвращавшись из туалета, уже более окрепшей походкой, чем раньше, я еле расслышал как она что-то шептала мне. Слегка склонившись к ней, я спросил:
- Что?
Бабуля, взглядом указала на план пожарной эвакуации висевшей над кроватью.
- Ну и что? Не понимая просьбы, переспросил я.
Вдохнув поглубже и словно умоляя, о последнем желании перед смертью, она произнесла:
- Картину подвинь поближе…
От разобравшего меня смеха, чуть не разошелся операционный шов. Настроение сразу улучшилось, и я тут же вспомнил о доме. Больничные стены меня совсем не радовали. Всего пятый день в казенных стенах, а я так скучаю по дому. Контакт, сладкий чай, книги, компьютер, горячая вода. Эти вещи, не заменишь ни какими уколами. Впрочем, мои размышления о доме длились недолго, в палату вошла дежурный врач и стала совершать обход. Как и подобает всем неудачникам, моя койка оказалась последней, зато по настроению врача и тому с какой легкостью она выписывала пациентов, я был в праве, рассчитывать на успех. Настал мой черед. Врач осмотрела мой шов, задала положенные вопросы о самочувствии, и перешла непосредственно к делу:
- Ты с кем живешь?
Сначала мне подумалось, что она клинья подбивает, но вспомнив какое в тот момент я производил жалкое зрелище, понял, что разыгралось долгое, половое воздержание.
- Один живу.
- Что вообще один?
- Да, отводя глаза, ответил я.
- Тогда, тебе придется побыть у нас, пока швы не снимут.
Оставалось, несколько секунд, что бы придумать выход из положения, и настоять, на своей выписки. Я начал прокручивать варианты в голове, сказав первое, что пришло в голову:
- У меня родители сейчас живут. Они сегодня уезжают, я попрошу маму, что бы она осталась.
- Пусть мать ко мне зайдет.
Осознав, что не удастся легко, обвести врачей вокруг пальца, я стал дожидаться родителей. Через час распахнулись двери палаты, вошли отец и мама с сумками на перевес. Не дав им опомниться, я закричал:
- Меня могут сегодня отпустить домой, если кто-нибудь из вас останется.
Отец с матерью переглянулись. Выражения их лиц говорили обо всем.
- Артем, мы не можем остаться, нам обоим завтра на работу, начала мать.
- Побудь, пока не снимут шов. Здесь кормят, тебе будет тяжело дома, подхватил отец.
За этим последовало еще куча доводов и причин. Горя моего было не унять. Я хотел домой и ни какие преимущества, тем более только временные, не могли меня утешить. Полежав некоторое время с недовольным выражением лица, и даже пытаясь сделать вид, что читаю книгу, я все таки, успокоился и перестал обижаться на родителей. Разум взял верх над чувствами.
Помимо остальных странностей, в больнице происходили и другие непонятные вещи. Например, обход мог происходить по несколько раз за утро, разными врачами. Так случилось и на этот раз.
Пока родители были у меня, в палату зашел врач и начался еще один. По еще одной странной привычке всех врачей в этой больнице, он начал обход справа налево. У койки, мужика с аппендицитом, вырезанного к слову в тот же день что и у меня, я услышал интересный разговор:
- Как вы себя чувствуете, шов не болит? Поинтересовался человек в белом халате.
- Не болит, все хорошо, ответил мужик.
- В туалет ходите?
- По маленькому.
- А по большому? Выкатил глаза светила науки.
- А с чего мне ходить? Только вчера, начали есть по нормальному.
- Надо сходить, иначе будем принимать меры!
Я понял, мужику поставят клизму! А так как и я не ходил еще по большому мне, то же могут пробить дно. Пока родители находились со мной, и помощь мне была обеспечена, я решил действовать! Отмотав метров пятнадцать бумаги, я проследовал в туалет. Не то что бы, я не хотел этого, но очень боялся, что от напряжения, может разойтись шов. Из трех кабинок, я выбрал с наиболее чистым унитазом, обложил крышку бумагой и приступил к процедуре. Минут пятнадцать пролетели в терзаниях, стоит ли поднапрячься  или подождать еще денек и тогда уже все произойдет само собой. Но вспоминая услышанный разговор, и принимая во внимание присутствие матери в предбаннике туалета, я решил не откладывать на завтра, то, что можно сделать сегодня. Одной рукой придерживая шов, другой вцепившись в трубу, я нашел в себе силы избежать неприятной процедуры. Выйдя из туалета, я поблагодарил мать за терпение, потом поблагодарил обоих родителей, что приехали ко мне, и распрощавшись отправился отдыхать.
Все это время, находясь в палате, я практически не следил за перемещениями моих соседей, очень редко прислушивался к их разговорам. Не могу сказать, что в них было что-то отталкивающее, но и притягивающего, не было вовсе. Все происходило так, как и должно было происходить. Они просыпались, завтракали, желая друг другу доброго утра. Часов с десяти с одиннадцати к ним начинали приходить посетители. Жены, друзья, дети, подруги, деловые партнеры, да и просто едва знакомые люди. Да-да, были и такие! К одному из пациентов, как-то пришел человек, которого он ни когда раньше не видел. Они говорили о каком-то деле, и пациент обещал помочь своему посетителю, как только выйдет из больницы. В целом, этот мужик, побил все рекорды посещаемости в нашей палате. За день к нему приходило народу, больше чем ко мне за все время, что я там пролежал. Телефон у него звонил не реже одного раза в час. Мне же звонили только родители, и еще я сам позвонил брату и своему напарнику Максу. Вообще, я не был уверен, стоит ли хоть кому то сообщать, что со мной произошло? Видит бог, это не имело какого либо смысла. Даже если бы я умер при операции, в лучшем случае, обо вспомнили бы, через, две-три недели, а некоторые и того позже. Расстраивался ли я от этого? Скорее нет, чем да.
Дальше следовали стандартные перемещения по палате: по очереди все подходили к умывальнику, что бы побриться, почистить зубы, выполнить все гигиенические процедуры; ждали утреннего обхода дежурного врача, при этом с восхищением или явным разочарованием, обсуждая изменения своего здоровья; встречали первых посетителей, потом, еще раз пересказывали им свое самочувствие; обедали; обсуждали свое самочувствие, после еды; получали уколы; опять обсуждали состояние здоровья. Особенно тяжело приходилось мне, когда сокамерники включали телевизор. Благо из всех каналов работал только первый, а потому насилие надо мной длилось не долго. Потом наступал ужин. Затем следовали вечерние уколы, и снова обсуждение состояние здоровья! Моим состоянием не интересовался ни кто, это было единственной отдушиной. Перед сном, еще раз гигиенические процедуры, кто-то чистил зубы, кто-то умывался, некоторые умудрялись вымыть подмышки и ноги в раковине.
Изо дня в день ничего не менялось. Не менялись повадки и разговоры этих людей, не менялись привычки и стандартизированные действия. Я старался соответствовать происходящему, лежал с книгой, лишь изредка переворачиваясь с бока на спину.
В понедельник, в моей шестой день пребывания в палате ожидался обход заведующего хирургическим отделением. Перед его приходом, в палату неоднократно забегали другие врачи, проверяли порядок на тумбочках. Несколько раз заходила уборщица помыть пол и стереть пыль. Мне же, ничего не оставалось, кроме как скинуть свои, немногочисленные пожитки в тумбочку.
Наступил час обхода. Все замерли. У меня складывалось впечатление, что мы рота солдат и все ждут, по меньшей мере, генерала. В палату вошел среднего роста мужчина, явно кавказской наружности, а за ним целая рота врачей. Особенно усердствовал, молодой парнишка, такой кавказской наружности. Он бегал за профессором с полотенцем, и после каждого пациента давал тому вытереть руки. Зачем он это делал? Из побуждений санитарии, дабы не занести инфекцию от одного пациента другому? Но вспоминая, что другие врачи не мыли руки после каждого осмотра, а сразу переходил к следующему, складывается впечатление, что профессор делал это исключительно из личной брезгливости. В общем, как бы там ни было, профессор мне принес радостные известия, меня отпустили домой! Вот только в среду необходимо было явиться, снять швы и тогда уже, я мог быть совершенно свободен.
Собрав свои вещи, как только можно было быстро, я вызвал такси и принялся ждать машину. Через десять минут мне сообщили о том, что машина подана и будет ожидать меня не более десяти минут. Я встал, бегло оглядел палату, попрощался с теми, кто оставался и не спеша отправился в другую жизнь. В жизнь без аппендикса…
***
Прошло пол года, после операции. Шов меня беспокоил изредка, и то первые пару месяцев при слишком быстрых и резких движениях. Я перестал дотрагиваться до него, нащупывать, как мне казалось слабые места. В общем и физически и даже психологически мне удалось, полностью, восстановиться после операции.
В один из дней мне предстояло с другом «Аспирином» отправиться на концерт, популярной рок-группы, приезжавшей к нам в город. По полюбившейся нам традиции, пить текилу перед концертами, мы и на этот раз не преминули, купить бутылочку.
Вечером, накануне концерта у меня заболел живот. Я не придал этому значения и лег спать. На утро, почувствовал себя лучше и стал собираться в гости к другу.  Весь день был впереди, мы еще успели бы выпить текилу и наверняка сверху, шлифанулись бы пивком.
После завтрака, когда мне оставались, последние приготовления перед выходом, живот снова дал о себе знать. Боль накатывала как бы волнами. Сначала усиливаясь, потом ослабляясь, и снова усиливаясь, но с большим эффектом. Около получаса,  провел в нерешительности выходить ли мне из дома или стоит переждать спазмы? Решив, что это лишь временное явление, и что наверняка, пока я уду добираться, боль пройдет, поэтому не стоит беспокоиться.
Дойдя до маршрутки, мне показалось, что боль стала сильней и приобретала более острый характер. Спазмы начали растекаться от центра живота по краям. Проехав несколько остановок, у меня напротив, сложилось впечатление, что мне, полегчало и все уже позади. Но выйдя из маршрутки и пройдя до дома, в котором живет мой друг, боль неожиданно вернулась с новой силой. Спазмы, словно тычки, тупой палкой охватывали мое нутро, отдаваясь по всей брюшной полости. Я набрал номер домофона, поднялся в лифте на нужный этаж. Едва, Макс, открыл мне дверь, я с трудом преодолевая боль, ввалился в квартиру стянул ботинки и лег на кровать в куртке.
- Опять в комнату пошел в верхней одежде, с явным возмущением сказал Макс.
- Прости, нет сил.
- Что случилось, у тебя вид бледный.
- Не знаю, живот болит, еще утром начал болеть. Я думал, пройдет, пока доеду, но что-то ни как…
- А как же текила? Все еще с веселым видом говорил Макс.
- Не могу пока, я бы с радостью, но живот сильно болит.
Я продолжал лежать какое-то время, согнувшись в невообразимой позе. Боль нарастала с каждой секундой. Не выдержав я попросил Макса:
- Нажми мне в центр живота и резко отпусти.
- Зачем?
- Надо, сделай что я тебя прошу.
Макс подошел, наклонился, приподнял футболку, неуверенно положил мне руку на живот. Кивком головы я подтвердил правильный выбор точки соприкосновения.
- Нажимай, задержи на несколько секунд и резко отпусти.
Макс сделал, что я просил. Пульсирующие удары, словно, у меня внутри прыгает мячик с иголками, сотрясали мое тело. Не веря, а скорее пытаясь осознавать, что это невозможно, я сказал:
- Макс, вызывай скорую.
Карета не заставила себя долго ждать. Минуть через пять, раздался звонок в дверь. В комнату вошел врач с медсестрой. На вид мужчина лет пятидесяти, с небольшой бородкой, в очках с роговой оправой, и легкой лысиной на самой макушке. По виду напоминал старика Хоттабыча. Рассмотрев его с чуть более близкого расстояния, у меня не осталось сомнения – Хоттабыч! Сейчас я выдерну волосок из его бороды, и боль пройдет! Как рукой снимет!
- Ну, что вас беспокоит?
- Живот болит. Еще вчера заболел, к утру прошел, поел и опять заболел. Все сильней и сильней болит, все более ослабевающим голосом говорил я.
Хоттабыч поднял мне футболку, слегка погладил мой волосатый живот и принялся нащупывать очаг воспаления. Надавливая то по центру, то смещаясь по сторонам каждый раз спрашивал:
- Так болит?
Во всех случаях, я утвердительно качал головой. Болело везде и от любого прикосновения.
- Ну что ж… Надо госпитализировать, собирайтесь, констатировал показавшейся мне волшебником врач.
Я медленно встал, еще более медленно прошел в коридор, взял в руку куртку и сказал:
- Макс, прости. Погулять не удастся, плохо мне.
- Да я понимаю. Главное выздоравливай.
- Постараюсь, расскажешь потом как на концерте было.
- Конечно, а ты позвони, как выясниться что с тобой.
- Хорошо, пока.
- Пока.
Мы вышли на улицу, из-за углового расположения подъезда и большого количества машин, наставленных во дворе, скорая, подъехала не так близко как хотелось бы. Поддерживаемый волшебником Хоттабычем и юной медсестрой мне удалось рухнуть на кушетку в машине. Подозревая, что со мной, я в то же время не верил, что такое возможно. Даже если, в медицинской практике, такое уже случалось, мне все равно не хотелось верить до последнего. Пытаясь разубедить себя, я начал интересоваться своим положением:
- Доктор, что со мной?
- Аппендицит, ответил старый врач, при ближайшем рассмотрении совсем не похожий на доброго волшебника.
- Как аппендицит? Мне уже вырезали.
От удивления, я даже приподнял футболку и показал ему и медсестре шрам. Перекинувшись с сестрой, едва заметной улыбкой, доктор сказал:
- Могу с уверенностью сказать, что у вас именно аппендицит.
- Но так же не бывает! Мне уже вырезали аппендикс, с диким возмущением, переходящим в легкий крик, возражал я.
- Бывает. Значит, у вас снова вырос аппендикс. Такие случаи уже были в моей, надо сказать долгой и весьма успешной практике.
Я повернулся на бок, так что бы находиться спиной к ним. Легкая слезинка скатилась по небритой щеке и упала на резиновый коврик скорой помощи. Пейзаж, проносившийся перед окном, открывал совсем другую жизнь: старушки идущие из магазина с огромными сумками; дети играющие в еще не застывшей от морозов песочнице; последние листки опадают с оголившихся деревьев; молодые студентки одетые в короткие, по летнему юбки – и я, уносимый в уже изведанную даль, с острым воспалением аппендицита, жуткими болями и уставшей от страха психикой…