Почувствовать настроение

Она смотрела вперед, не в глаза, ни куда-то еще. Смотрела, только потому, что с за-крытыми глазами быть просто не могла.  Ни аромат духов, ни легкая одежда, не передавали искры от ощущений. Капли чувств, что исходили от нее, пронимали воображение. И волнение, и решимость, чувство внезапной раскованности и упоения своей смелостью, шага, после которого уже нет чувства опасности, а есть упоение… Ибо ничто есть слово произойдет, а есть слово случилось. Голос дрожит, но он чистый и светлый. Глаза полны чувства. Два шага…
Бледнокожая девушка, присела на краешек постели. Простыня, снежнее тела, выстраивала оттенки света с бедром. На коленях, плотно сжатых теперь, прилег планшет для рисования. Листок бумаги дополнял картину мелового белого цвета. В руке девушки замер карандаш, лишь немного не добежавший до поверхности листа. Задумчивый и как будто отрешенный вид выдавал ее настроение. Она рассматривала чистый листок, медленно накручивая локон волос…
Сквозь бумажные преграды окон, сквозь легкие деревянные ставни, проникали лучи восходящего солнца. Прокрадываясь в щелки и изламываясь в своем движении, как ростки, они прокладывали крапчатую дорожку следов сквозь всю полутемную комнаты. Ступая неслышно, но зримо, гармонично и стремительно, они уже начинали щекотать подножье постели, нежно покусывая краешек простыни, что не преднамеренно чуть сползла вниз…
– Что ты делаешь? – спросил чей-то голос из полумрака. Он пыхнул, подобно легкому и чуть холодному утреннему туману. И еще отдаленно напомнил стрекотанье цекад.
– Хочу постичь себя рисовать! – отвечала девушка тихо, но внятно.
– Рисовать?
– Именно.
–  Разве ты не умеешь?
– Умею!  - упрямо и несколько резко ответила девушка, оставляя в покое локон, встряхнула головой, но не стала оборачиваться, - я не хочу учиться рисовать, так как умею. Дело не в технике, а в настроении.
– В чем?
– Мне что же надо все-все рассказывать? Учить?
– Нет. Не надо конечно, - но рассказать об этом ты можешь? Это что-то новенькое?
– Я не хочу! – капризно отвечала она.
– Согласен, - если сама захочешь, то расскажешь или явишь.
– Ты сам должен ощутить это настроение.
– Я не столь безнадежен? Отрадно. Тогда постараюсь.
– Не надо стараться… Не надо делать, заставлять себя, это будет совсем не то. Только чувствуй.
– Она осторожно, пробно прикоснулась грифелем к листку, потом в продолжении, едва касаясь пальцами пера, провела тонкую линию. Заполнив паузу мигом, выдохнула, точно набираясь солнечной энергии, продолжала рисование.
Штришок и новая линия прошлась по бумаге, образовывая кривую. После она вновь остановилась, очевидно соизмеряя созданное с теми ощущениями, что зарождались где-то в ее душе. Еще раз надавливая на перо, она прочертила линию яснее и ярче.
– Что выходит? – спросил голос. Он не предпринимал попыток заглянуть за фигуру девушки и увидеть самому, что она создает. Струясь маревом, он оседал на самой границе света и тени.
– Не останавливай меня.
– Я далеко да и листка не вижу. К тому же я могу видеть только твой силуэт в поле окон.
– Выходит крыло, но я не уверена, что я хочу изобразить. Чувствую бабочку или что-то такое, быть может иное.
Рука скользнула вдоль листа опять, живописуя другую линию.  Она вышла не сплошной,  такой едва заметный пунктир. Из ново сотворенного получилось легкое облачко, слева от остальных линий.  Пальцы, держащие перо прочертили еще несколько штрихов, когда все переменилось. Глаза, смущаясь и оценивая, оглядели рисунок. Брови сошлись на переносице, лицо переменилось: из застенчиво мечтательного оно в раз стало сосредоточенно пылким. Умиротворение исчезло. Девушка принялась чертить и рисовать править и переделывать так стремительно, словно оковы, некогда заставлявшие разум вы-давать творение поэтапно, вмиг разлетелись под воздействием некой внутренней силы, и прорвавшись наружу, стремительно уносили мысль вперед. Рука однозначно не поспевала за игрой воображения. Немедленное перевоплощение выливалось на листок густо и смачно, как будто даже несколько неприлично. Быстрые руки расставили все акценты, все детали оживили свои места, и точно устыдившись своей резкости, вспышка угасла. Вновь появилась нежность и медлительность движений, перо ослабло в своем полете. Фурия приостановилась, но ее разбудить можно в любое мгновение.  Такое движение, страсть и холод чередовались несколько раз, пока девушка не замедлила свои движения и не остановилась вовсе.
– Что-то получилось? Ты нашла все то, что искала? – спросил голос. Теперь и он перестал быть только туманом, он воплотился из тени в другое видение.
– Наверняка сказать нельзя, - она по-прежнему не соизволила повернуться или взглянуть. Своеобразные металлические нотки появились теперь и в ее произношении. Буква «р» не клокотала, но активно вибрировала. Мягкое «р», как нечто между «ч» и «г» в чешском языке произносилось ею эмоционально и цельно.  Колокольчики отзвенели в слове «нельзя, рано».
– Вот что получилось, - та же резкость слов, как колючий ежик, она привстала, потом глубже забралась на постель. Планшет с рисунком съехал в сторону и едва не упал на пол. Она подхватила его и отложила назад. Прижав колени к груди она присобралась и стала смотреть куда-то в центр комнаты, словно бы продолжая размышлять. За бумагой проступал день, коридор света открывал новый день.