Рукомойный флот гл. 23 Берикс

                23

Первое апреля 1981 года «Бизон» встретил у берега столицы юмора Одессы. И хоть на Дерибасовской нам, в этот раз, побывать и не довелось, зато почудить пару дней, у причала и на рейде удалось вдоволь.

Заказ, – танкер под названием, уже и не помню какой там по счёту «… съезд профсоюзов», –  для Новороссийска, стоял  на якоре в нескольких милях от Одессы, а мы мотались челноком от него в порт и обратно; короче, работали извозчиками. А ночевать становились к причалу; да ещё нахально подключались к береговому щиту электроснабжения напряжением 380вольт. В общем за наш свет приходилось платить одесситам.

Уже вторые сутки берег и море укутал такой туман, что буквально пальцев вытянутой руки не видно. Связь, рейдовыми катерами, с судами стоящими у Одессы давно прекратилась; и только один «Бизон» челночил между  « Съездом профсоюзов» и берегом. Первыми запросились рижане  – моряки с латышского банановоза, то бишь транспортного рефрижератора, привезшего цитрусовые с Кубы. «Латыши» позвали нас по «кораблю»: «Ребята, выручайте! Мы почти год дома не были. Жены с детьми из Риги приехали; второй день на причале топчутся, – попасть к нам не могут. Привезите».

Мы сбегали, – привезли. И в качестве вознаграждения получили, от счастливых «латышей», три ящика апельсинов.

Потом нас подрядило «Коммунистическое знамя»… и по тому же поводу. Эти были типичными одесситами и расплатились наличными; которые и были переданы, по распоряжению капитана, Анне Максимовне, для камбузно-продовольственно-хозяйственных нужд. 

Мы бы, наверное, ещё «потаксовали», так как у туманных берегов Одессы стояло множество судов, но тут случилась неприятность. Направляясь к месту якорной стоянки, пришедший с моря лихтеровоз  «Юлиус Фучик» въехал носом в борт сухогрузу «Виталию Бонивуру». Понятно что после такого форсмажора начались всяческие строгости и репрессии.

«Бизона» привязали к причалу, да ещё и наорали за самовольное подключение к береговому освещению. Пришлось запускать свой дизель-генератор и жечь собственную солярку.

Хорошо хоть на следующее утро туман, наконец, рассеялся; а на «Съезде профсоюзов» были подписаны бумаги о приёмке его Новороссийским пароходством, поднят флаг, и все заводские специалисты свезены «Бизоном» на берег. Далее они автобусами отправились в Херсон, а мы, налюбовавшись проломленным полубаком «Партизана Бонивура» тоже пошли домой….

А в мае месяце Галинка подарила мне ещё одного сыночка – Виталичку; смуглого весёлого живчика, – младшего наследника дел и состояния.

Мм…да. И дел особых не видно, и состояния никакого не нажито. А ведь четвёртый десяток на носу.

Отцы города окончательно плюнули на дохлый проект застройки моей родной Военки панельными многоэтажками, и обратили свои светлые взоры на аэродромное поле, освободившееся после переноса аэропорта из черты города в Чернобаевку. Пришла пора проститься с мечтой о халявном собственном жилье со всеми удобствами, и приступить к накоплению средств для первого взноса на кооператив.

На моё счастье, в начале осени, повстречал я на Суворовской Лёху Зелинского – однокурсника из десятой роты. Лёха ходил стармехом на инспекторском судне «Берикс», приписанном к керченской «Югрыбпромразведке».

Вообще-то это был обыкновенный восьмисотсильный СРТМ, и устраивать гонки с браконьерами по океану он конечно же не мог. Просто согласно международному соглашению каждая, уважающая себя страна, занимающаяся морским рыбным промыслом, должна была иметь свои собственные инспекторские суда. И с помощью их проверять ячею тралов,  наличие «рубашек» и выявлять прочие браконьерские безобразия у конкурентов.

Ну, это я так, для общего развития и популяризации отечественной рыбной промышленности.

Самым же ценным было то, что Лёха предложил мне постоять вахтенным механиком на пришедшем на ремонт, на СРЗ имени Куйбышева, «Бериксе». Так как вся машинная команда была укомплектована исключительно керчанами, то в ней имелся постоянный некомплект. Нести вахту нужно было сутки через трое. И за все эти труды мне полагались: бесплатная кормёжка с судового камбуза и ставка больше чем жизнь – 120 неконвертируемых, но твёрдых брежневских рублей. Я, понятно, с радостью согласился.

Как уже говорилось, «Берикс» был переоборудован в инспекторское судно из среднего рыболовного траулера бортового траления; и имел длину 60 метров и главный двигатель в 800 лошадиных сил. Команды на нём держалось меньше чем на промысловом судне такого же типа. Зарплата, в советских рублях, тоже была меньшей.

И то правда, – чего это она должна быть большей, если рыбу «Берикс» не ловил, и выполнять и перевыполнять план ему не требовалось. Ну, разве что по вылову браконьеров. Зато, в отличие от остальных рыбаков, которым валюты полагалось пять – шесть процентов от рейсового заработка, экипаж «Берикса» отхватывал её уже в количестве двадцати пяти процентов.

Наверное, по этой причине в экипаже было много алиментщиков. Иностранные денежки выдавались на культурный досуг моряков, при посещении ими заграничных портов, и не подлежали делёжке с бывшими супругами, к великому их, конечно, огорчению.

«Берикс», обычно, контролировал промыслы у западного берега Африки: так называемые ЦВА – Центрально-Восточную Атлантику и ЮВА – Юго-Восточную Атлантику. А заход делал почти всегда в одно и то же место на Канарских островах – в неофициальную торговую столицу нашей рыбацкой братвы – в Лас-Пальмас,  – порт беспошлинной торговли; и, по совместительству, шикарный буржуйский курорт.

Там, понятно, не в супермаркетах, а в дешевых припортовых лавчонках с громкими названиями типа «Одесса», «Октябрь» и т.д. и т.п., экипаж отоваривался «деревянными» коврами, мотками мохера, кожаными куртками, «котоновыми» и вельветовыми штанами-джинсами, а также порно-журналами. Всё это тогда у нас было ужасным дефицитом.

Был, однако, на «Бериксе» один член команды, которого вся эта мануфактурно-полиграфическая суета сует абсолютно не интересовала, – судовой пёс Кузьма. Маленьким щенком подобрали его моряки у проходной Керченского рыбпорта, принесли на судно; и теперь это был большой гладкошерстый светло-коричневый красавец,  – всеобщий любимец и баловень команды.

Взял Кузьма не породой, ибо порода у него была известная – дворовая, а морскими качествами и интеллектом. В шторм он не укачивался, по трапам бегал вверх и вниз как заправский матрос. При стоянке в порту нёс вахту у трапа вместо вахтенного матроса, который в это время мог спокойно дрыхнуть в тамбуре входа. При появлении на трапе хоть своего, хоть постороннего, Кузьма сигналил, гавкнув пару раз. Этого оказывалось достаточным, чтобы вахтенный успел очухаться, и изобразить наличие присутствия.

Кроме всего прочего Кузя занимался ещё и благотворительностью. Он, с гордо поднятым хвостом, приводил на палубу заводских подружек, и с барской щедростью угощал их из своей большой алюминиевой миски, постоянно наполненной аппетитными косточками и прочими вкусными вещами.

Но были у Кузьмы, конечно, и слабые стороны, – а у кого их нет? В любую, не закрытую на ключ, каюту он заходил запросто – нажав лапой на ручку двери, и толкнув её плечом. И если хозяев дома не было, то Кузя влезал в нижнюю койку и, развалившись на простынях и подушке, отдыхал после ночного дежурства. Как видим, Кузьма оказался сибаритом.

А если в какой каюте выпивали и закусывали, а Кузьму в компанию не брали, – он садился у двери, стучал лапой по ручке и скулил до тех пор, пока его, в конце концов, не запускали внутрь, обозвав, при этом, лучшим другом помполита.

В общем, пёс оказался полезным, полноправным, снабженным, как и прочие моряки, санитарной книжкой, членом экипажа инспекторского судна «Берикс».



Продолжение следует.