А. Мапу. Сионская любовь. Глава 4

         Перевод: Дан Берг


                Глава  4


                Деревенские прелести

     Весна пришла в Иерусалим. Волшебный месяц нисан – великий, волнующий праздник Пэсах. Тамар упрашивала отца позволить ей присоединиться к подругам и провести чудные дни в деревне, вдали от городского шума. Не в силах отказать любимому чаду, но и не уступая во всем до конца, Иядидья отправил дочь в Бейт Лехем к Авишаю, надзору которого воевода Иорам поручил свои стада. Родитель приставил к дочери молодую служанку-нянюшку Маху и наказал обеим через три дня вернуться домой. Сына Теймана отец отослал на Кармель к другому родственнику Иорама и брату Авишая, знатоку слова Божьего, Ситри. Тейману надлежит пребывать на Кармеле до появления первых гроздей винограда, и поручено ему доставить плоды эти в Иерусалим. В помощь дал ему Иядидья трех работников.

     Бейт Лехем, колыбель царей Иудейских, высторен на вершине величественного холма. С гор Иерусалима видны стены и башни Бейт Лехема. Вокруг всё колодцы-колодцы, родники и ручьи. Вода в них сверкает живым  хрусталем, и прозрачнее, чище и слаще ее нигде не найти. Среди природных красот свежестью дышат рукотворные оливковые рощи и виноградники с их первыми багряными гроздями. Ликуют под солнцем вершины, а долины меж ними украшены кружевом полевых цветов. Там и тут пасутся стада. Медом и молоком течет благословенная земля. В давние времена царь Соломон вырыл здесь три пруда и собирал в них воду, и соорудил каналы, и напоил столицу свою, прекрасный Иерусалим. Берега серебряных прудов затенены деревьями, и голуби целуются в их ветвях. Тишиной одаряет мир молчаливый Бог.

     В этих самых местах Авишай назначил Амнону пасти скот отца его Иорама. Пастухи думали, что Амнон – сын пастуха. Любили его за красоту и добрый нрав, а еще за умение сладко играть  на арфе и складной песней веселить сердца.

     Своею прелестью весенний Бейт Лехем выманил из шумного Иерусалима многих богачей и их чад. Вот и Тамар поселилась у Авишая. Ах, как хороша девица, глаз не оторвать! Вместе с Махой вышла она на луг и зашагала по траве, там где Амнон пас, и дивились пастухи вышитому пурпурному ее платью.

     Говорят пастухи меж собой: “Какова, однако, красавица, прекрасней всех девушек Сиона!” Лишь Амнон среди всех благоразумен: “Что глядеть на недоступное? Девушка эта – из самых знатных, не про нас с вами. Не будем-ка задирать высоко голову, лучше опустим глаза долу да присмотрим за стадами”. Но охота пуще благоразумия, и глядит Амнон украдкой вслед легким девичьим шагам.

     А солнце заливает золотыми лучами зеленые пастбища. Прозрачен воздух, чуден аромат весенней травы. Легкий ветер чуть шевелит молодые листы на ветвях. В тишину врывается то птичья трель, то блеяние стад. Красою божьего мира упивается душа пастуха. Вот сладкие звуки флейт раздались и достигли ушей Тамар, и не устояла она, и повернула назад вместе с Махой, и уселись обе на берегу ручья поближе к нежным звукам. Тут зазвенел над полем чистый голос. Это Амнон запел:

     Бог услаждает людей без разбору,
     Люди себя ублажают не так:
     Сильному – лучшее, это – без спору,
     Радость познает не всякий бедняк.

     Поровну светит простым и вельможам
     Солнце весеннее в небе высоком,
     Милостью Господа утром пригожим
     Всякий становится счастья пророком.

     Уличный шум опостылел за зиму
     Им, городским, с тугою мошной,
     Ищут спасения. Где же? Вестимо:
     Мчатся скорее в деревню весной.   

     Скромный пастух полевыми цветами
     Встретит избранницу пылкой мечты,
     Лес и река. Тишина над лугами.
     Слышно лишь робкое: “Ты, только ты...”



                Сон оказался явью

     - Ах, Маха, если глаза твои зрячи, и уши внемлют – дивись, смотри и слушай, - говорит служанке Тамар, и голос взволнован и тревожен.
     - И верно, госпожа, дух захватывает, как красиво тут! И веселье и радость вокруг. Нам, городским - тут душой отдыхать от шума и суеты. Поднимемся на гору, Тамар, где девушки знатные собрались и ждут, как пастухи с пастушками затеют пляску в два ряда, и песню хоровую заведут, и барабаны застучат. Выучимся веселиться.
     - Оставь, Маха, другое у меня в голове. Никуда не пойду, словно цепью к этому месту меня приковали. Насилу развеселиться нельзя.
     - Случилось ли что, госпожа?
     - Ночные видения передо мной наяву. Ведь этот юноша снился деду моему Хананелю. Тот же облик и та же стать, точное повторение. Взгляни на пастуха-певца. Как он ладно сложен, а кудри его чернее вороного крыла. Румяные щеки и красные губы. Кожа, как чистый снег бела. И нежный голос голову кружит. Лук и стрелы при нем, вот наденет шлем и доспехи – и выйдет воин герой!

     Тут и молодая служанка получше разглядела Амнона, и смутилось девичье сердце, и подумалось ей: “Чем не пара мне этот красавец пастух?” А госпоже своей Маха так говорит: “Ах, Тамар, сны дурачат людей, видения ночные сводят с ума. И Хананель уж умер, и сон его – тщета. А то, что лук и стрелы у пастуха, так тому причина простая. Весна сейчас, и вода в Иордане поднялась и гонит из зимних убежищ леопардов и львов. Злы и голодны хищные звери, того и гляди, унесут из стада овцу или быка, а то, сохрани Боже, на человека нападут – разорвут и сожрут. Себя и стада свои пастухи охраняют. А потому пойдем отсюда, госпожа, подобру поздорову, поднимемся на гору и будем любоваться на пляски и хоровод”. 

     Тамар Маху не слышит. Набралась духу и подошла к Амнону.
     - Прекрасный юноша, если в сердце твоем столько же доброты, сколько прелести в лице, отдай мне венок полевых цветов, что держишь в руке, - дивясь собственной смелости выпалила Тамар.
     - Возьми, госпожа, коли по вкусу тебе ничтожное подношение простолюдина, - побледнев ответил Амнон.
     - Я слышала, юноша, как ты пел: “Скромный пастух полевыми цветами встретит избранницу пылкой мечты”. Покажи мне твою избранницу. Я преподнесу ей дар взамен этого венка, что ты предназначил для нее, и венок станет моим по праву.
     - Среди тысяч девушек я не встретил пока своей милой. Ей богу, госпожа! – сказал пастух, и голос его вновь окреп и мимолетная бледность сменилась обычным румянцем.
     - Как ты разборчив! Столь многих видел и не выбрал. Должно, счастливица будет прелести необычайной: одна из тысяч, как-никак!
     Тут вмешалась Маха.
     - Довольно, госпожа. Пора уходить. Видишь, вон человек сюда идет. Не к чести тебе пустые слова говорить, - сказала служанка.



                Мечтатели и трезвомыслящие

     Тамар и Маха ушли. Появился Уц, работник Авишая.
     - О чем говорила с тобой дочь Иядидьи? – спросил Амнона Уц.
     - Это была дочь Иядидьи!? Как жаль, что я не знал. О, уста ее источают мед. Она прекрасна и свежа, как роза утренней порой, покуда не высохли блестки росы на лепестках. Что привело, тебя, Уц? Ты помешал.
     - Как высоко ты метишь, Амнон! Тамар и краше, и скромнее, и благонравнее всех прочих знатных девиц Сиона. Весьма вознеслись дочери вельмож. Посрамлен будет простак, коли забудет свое место. Не такова Тамар. Щедрой рукой одарит бедствующего и добрым словом ободрит тоскующего. Я нынче видел ее – встает с восходом и не уступит красою утренней заре, - сказал Уц. 
     - О, Тамар великолепна, как сам Иерусалим, и красота ее сияет, как царская корона, -подхватил Амнон возвышенный слог, - прелесть и скромность соединены в ней в совершенстве. Язык мой не передаст ее достоинств, и слова лишь повредят им. Только мечта способна достойно изобразить это чудо. Да, что говорить, будь Тамар звездой – она бы украсила небосвод, а будь цветком – розы бледнели бы перед ней, - горячо продолжил Амнон.
     - Остановись, наконец, Амнон! – прервал Уц юного мечтателя, - довольно высоких слов. Вернись к лугу и стаду. Ведь простой пастух ты. Паси свой скот, и гони прочь ветер из головы, - назидает Уц.

     Тем временем ведут беседу Тамар и Маха.
     - Хорошо мне тут, Маха. Век бы жила средь полей и лугов. По мне, так венок наряднее дорогого чепца с золотым полумесяцем, хотя скромные полевые цветы украсят волосы простой пастушки, а шелковый чепец – голову городской матроны. А разве звуки пастушьей флейты не слаще музыки иерусалимских киноров в богатых домах?
     - Ты видишь сны наяву оттого, что прелестный юноша излил свою красу на все вокруг, - смеется Маха, - однако, остерегаю тебя, госпожа: сердце обманет, и останешься на бобах. Хоть бы и жив был Хананель, а с ним и надежда на сон его, да разве есть в мире чудо, что вознесет простого пастуха до дочери царского сановника?
     - Будет тебе, глупышка. Пусть он пастух, но душа полна величия и благородства, а бедная одежда не убавляет красоты и стати. А как звонко поет, как складно говорит! Глаза полны любви и сулят блаженство. Приведи я его домой – и матушка промолвит те же слова.
     - Да почему ж ты так уверена, госпожа?
     - Да потому, что пастух этот и есть тот самый юноша, который приснился деду.
     - Ох, Тамар!

     Так за беседой дошли девушки до дома Авишая.
     Вечереет. Амнон расположил стадо на ночлег и отправился с пастухами домой.
     Тамар улеглась в своей спальне, но сон отлетел, и открыты глаза. Ждет не дождется рассвета. Решилась: одна пойдет на то место, где была вчера, и повстречает пастуха и все-все выспросит у него.



                Знакомство

     Этой ночью молодые львы ворвались в загон для скота и натворили немало бед. Пастухи пробудились поутру, увидали учиненный грабеж, вооружились копьями, луками и стрелами, сделали повсюду засады и стали поджидать свирепых разбойников. Кто для многих страшен, пусть многих боится.

     Тамар, не зная ничего о ночных перипетиях, встала с рассветом и, как задумала, отправилась одна к заветному месту. Пастухи кричат, что есть мочи, выманивают из укрытий молодых львов, зарезавших и утащивших ночью баранов и быков, и скрывающихся сейчас неведомо где. Тамар слышит голоса над полем и лугом, но, не зная, что они означают, не тревожится, срывает полевые цветы, сплетает венок и идет себе не спеша к берегу ручья.

     Дошла. Увидала Амнона на другом берегу, и взволновалось сердце девушки. Опустились вниз две юных головы, глядят оба в реку, жадно пьют глазами отражение друг друга, и все не утолят жажду, а глаза стыдятся поднять, боясь своих чувств. С любовью приходит стыдливость, спутница добрых помыслов.

     Первой заговорила Тамар.
     - Я пришла, чтобы вернуть тебе долг, юноша, - сказала Тамар, протягивая венок.
     - Мне не дотянуться, госпожа, между нами вода.
     - Где твоей руки не хватит, я свою протяну, - сказала Тамар и перебросила венок на другой берег.

     Тут громко закричал Амнон: “Берегись, госпожа!” Тамар подняла глаза, и смертельный ужас сдавил ей сердце. Из зарослей тростника показался лев. Страшен и злобен дикий зверь. Шерсть стоит дыбом, хвост прямой, как копье, искры огня брызжут из глаз, язык – красен, как язык пламени, и вертит огромной головой – ищет несчастную жертву.

     Вот хищник заметил стадо и ринулся навстречу добыче, спокоен и уверен в своих силах. Остановился, замер, приготовился к последнему рывку, сверлит горящими глазами обреченное создание. “Кого он алчет, овцу или юную красавицу?” – мелькнуло в голове Амнона. Как искушенный воин, он вскинул лук, распахнул колчан, туго натянул тетиву и выпустил быструю стрелу. Над лугом и полем воздух содрогнулся от страшного рыка. Это раненый лев взревел и замертво рухнул на землю в нескольких шагах от оцепеневшей Тамар. Ужас лишает языка и уводит землю из-под ног. Бедняжка побледнела, как мел, и упала без чувств. 

     Амнон, неустрашимый герой, одной стрелой сразивший грозного зверя, теперь со страхом глядел на распростертую на траве бездыханную Тамар. Тонкий недвижимый стан, ни кровинки в лице, сомкнутые веки. Он склонился над бесчувственным телом, и из горла его вырвался вопль отчаяния. От громкого крика Тамар встрепенулась и открыла глаза. Перевела взгляд с мертвого льва на нежное лицо юноши. Чувства начали возвращаться к ней, и она слышит, Амнон говорит: “Прекрасная девушка, уйми свое сердце, опасность миновала, и горю не бывать. Господь вложил силу и твердость в руку раба своего, и тот поразил чудовище и отвел беду. Вот он, лютый зверь, лежит мертв и не страшен более”. 

     В мечтательной душе нет места пустоте. Медленно-медленно отступает из сердца страх, и радость замещает его. Тамар видит перед собой чудные черты, и не находит слов благодарности ее язык. Спаситель рядом, и силы возвращаются, и вот уж она говорит.   

     - Господь сотворит героя. Лишь храбрец дерзко глядит в глаза смерти. Я слаба и беззащитна, что стало бы со мною, не окажись тебя поблизости в роковую минуту? Как страшен зверь – клыки, оскал, кровь. Ты уберег меня от зубов и когтей. Воистину, на бедственный случай друг нам дан. Какими словами благодарить тебя, мой избавитель?
     - Господу принадлежит спасение. Это он дал мне силу и мужество. Вставай и воздай хвалу Богу, - ответил Амнон.
     - Как зовут тебя, юноша?
     - Амнон.
     - Буду звать тебя по имени. Возьми, Амнон, этот браслет, памятный дар. Не подумай, это не награда за подвиг, это лишь памятка об имени моем. Твое воздаяние – впереди. Мой отец – Иядидья, важный царский сановник. Велики его богатство и власть. Он щедрой рукой наградит тебя, и по заслугам ты вознесешься высоко-высоко. Пастуху довольно деревни, благородному герою нужна столица. Подобает ли тебе, несравненному, обретаться средь пыли и камней, и видать лишь простолюдинов, да еще и столь чудно петь для них да для зверей лесных? – с горячностью сказала Тамар и не подумала, что откровенные эти слова удивительны на ее устах.
     - Зачем мне памятка, госпожа? Простому пастуху благородную девицу забыть, что себя потерять, - сказал Амнон, и слезы навернулись у него на глаза.
     - Амнон, слезы твои, как алмазы блестят на щеках. Эта влага – верный знак, что будешь помнить меня, как я помню тебя по сей день.
     - Да разве ты видела меня прежде? – изумился пастух.
     - Во сне, - рассмеялась Тамар, - но Бог подарил мне этот день, и я вижу тебя наяву.
     - Прости, госпожа, ты говоришь загадками.
     - Как пребудешь в Иерусалиме, так придешь в дом к Иядидье равным среди прочих званых гостей - доблестных героев-воинов. А еще услышишь знатоков слова Божьего, сынов пророков, что кормятся щедротами отца. И откроется пред тобой новый мир, а я заклинаю тебя стройными газелями и быстроногими ланями, чтоб на вершину этого мира ты поместил себя и меня. Вот и разгадка. А пока пусть покойно живет твоя душа, и не забывай Тамар, что всем сердцем ждет тебя и помнит.

     Тут Маха подошла - искала пропавшую госпожу. Содрогнулась, увидав мертвое чудовище. Тамар пришлось рассказать, как пастух спас ее из когтей хищника.
     - Уж не сама ли ты это подстроила, госпожа? – лукаво спросила Маха.
     - Поклянись, любезная, что глупые эти домыслы впредь не слетят с твоих губ. Лишь правду расскажем отцу, как юноша спас меня от гибели, - ответила Тамар.
     Маха, которая метила в ту же цель, что и госпожа, весьма обрадовалась, узнав о намерении Тамар зазвать Амнона в дом.
     Девушки направились домой, беседуя, а Амнон принялся сдирать шкуру с убитого льва. Тамар поминутно оглядывалась, как бы невзначай.



                Герой в смятении

     Однажды увидал Уц, как Амнон сидит в глубоком раздумье и смотрит на лилию, побитую ярким солнцем и знойным воздухом. И слышит, Амнон говорит сам с собой: “Как хороша ты, лилия, на заре. Чашечка твоя полна ночной росы, на лепестках блестят прозрачные капли. Живительной влагой упиваешься, и деревья с завистью глядят с высоты. Чуть ни до самого полудня беззаботно красуешься у всех на виду, чудное растение. Но жаркое солнце иссушает влагу, и никнут лепестки, и бледнеешь ты, и словно скорбишь и молишь о сострадании.

     Даже простой цветок может научать нас. Всякое творение Господа преподносит нам урок. Мир Божий вокруг нас – раскрытая книга. На нетленных страницах Творцом вписаны мудрые строки. Кому дано понять эту книгу, каждодневно станет читать ее и осмыслит и себя и мир.

     Взять хоть ту же лилию: с восходом сияет и счастлива она, полуденный зной иссушит, а новая заря вновь оживит ее. А разве не то же случается с юношей? Безмятежна душа, и он счастлив вполне. Приходит страсть, и от жара ее высыхает сердце, и жалок вчерашний герой и полон страданий, покуда новым рассветом не оживит его ответная любовь”.

     - Что с тобой, Амнон, - спросил Уц, - уж несколько дней тебя не узнать, какой переворот случился в голове твоей? То ночь напролет просидишь одиноко в темном лесу, то день-деньской ты у ручья, вперишь глаза в воду, а мысли, должно быть, парят в небесах, то, как безумный, носишься без цели с вершины холма в долину и снова наверх. Стада разбрелись без присмотра. А речи твои высоки и загадочны.       
     - Слушай внимательно, Уц, поведаю о своей кручине. Не знал я прежде прекрасной Тамар, и сердце билось ровно, и дни текли бестревожно. Но, вот случилось, спас девицу от ярости лютого льва. Одной стрелой поразил зверя. Труп его в роще зарыт. Теперь возжелала Тамар видеть меня гостем в доме отца, самого Иядидьи. Огромная честь и неслыханный почет для пастуха! Снесу ли эту шапку? Мысли смешались, и сердце не на месте, - сказал Амнон.
     - О, ты не прост, Амнон! Такие перемены – и все тайком. Да и сейчас, сдается, не до конца говоришь. Человек жаждет почета, и ни у кого не достанет сил победить в себе эту страсть. Мысли твои и сладки и горьки. Золотые голубки нежно щебечут в самое ухо, черные вороны больно клюют до костей. Высоко в горы ускачет легкая лань – не догнать. Не тщись, и тщета оставит в покое душу. Знающий свое место – не знает смятения.

     Уц не удовлетворился поучением, но поведал обо всем Авишаю. Изумился Авишай, испугался, и услал Амнона в Боцру, закупать скот.
     Иядидья послал за Амноном, а гонцу говорят, что тот в Боцре.
 

Полный перевод:
См. Ссылки на другие ресурсы