Гамаюн
- Отчего же ты сам не остался, раз красота? – ухмыльнулась девица.
- Да как же мне остаться то… - густые брови его ослабились. – Я тебе ещё чего не рассказал. Когда меня луч чуть не ослепил, я рукой вот так глаза поспешил загородить культяпами-то. А там не культяпы, а ру–у-уки, и кожа на них светлее и легче сделалась! Такая была, пока я ещё пареньком совсем молодым был... Да-а-а.. И боль в голенях исчезла от этого света, и в пальцах, и все вдруг таким разборчивым стало, не поверишь, эх… Эх-эх-эх.. За крест свой хватаюсь скорей, а нет его! Как не было! Ах-ах-ах! Эдакие страсти творятся нынче, не замолишь ничем... – старик застыл, будто бы уснул с открытыми глазами. Глазам его полувыцветшим было трудно не поверить, он так много давно не говорил и уж ,наверное, забыл как ноги на бегу перелетают кочки с канавами. Маняша продолжала взбивать тесто, но двигалась плавно и осторожно, надеясь услышать ещё что-нибудь странного и не сбить с мысли.
- Вот прости Господи, - залепетал он почти шепотом, - но теперь не знаю, кому верить – в Него, - он указал на образа в красном углу, - или в Это. Как ни спорь, Манька, а в Это ясней верится. И ты верь. Я ли тебя когда обманывал..?
Девушка жалобно посмотрела на дедушку, вздохнула, локтем смахнула сбившиеся волосы со лба.
А тесто мялось хорошо, упруго, густо пахло перемолотой пшеницей. Конопатый носик белел в муке, и всем духом своим чувствовала она, что намечались отменные пироги.
Свидетельство о публикации №211121601750