Входящий номер

                1
    "15. 20. Курский вокзал," - послушно повторила она и  быстро повесила трубку, забыв сказать традиционное "увидимся". Бросив беглый взгляд на часы, Сашка лихорадочно стала подсчитывать, сколько драгоценных минут осталось на сборы. "Черт, совсем мало, точнее  времени почти нет! ". Саша бегала по пустой квартире в поисках джинсов и еще чего-то, а чего, она и сама не могла вспомнить.  Наворачивая третий круг по квартире, она мельком взглянула в зеркало в прихожей и не могла удержаться от смеха. На нее из зазеркалья смотрело довольно странное, но при этом не лишенное обаяния создание. Чуть припухшие от недавнего продолжительного сна глаза горели лихорадочным блеском, на щеках  полыхал всеми оттенками красного жгучий румянец, что совсем не шло нашей героине,  а скорее намекало на какой-то недуг вроде аллергии на сладкое или наличия высокой температуры, а  губы были вытянуты в улыбке, совершенно глупой и ошалевшей, хотя все по-настоящему счастливые улыбки, наверное,  именно такие. Громкое урчание в животе заставило Сашку оторваться от акта самолюбования и состояния эйфории и, наконец, вспомнить и о "хлебе насущном".        "Да, совсем не романтично будет, если наш поцелуй состоится под аккомпанемент звуков изголодавшегося желудка", - усмехнулась девушка и принялась за оладушки, заботливо приготовленные более хозяйственными и собранными соседками по квартире. "Была бы здесь Наталья, обязательно бы сказала: "Александра, не ешь всухомятку, это вредно для здоровья", -  и  при этом  поправила бы очки, хотя они даже ни на миллиметр не сползали на нос. Это делало ее похожей на училку из фильмов или типичного ботаника. "Отстань, черепаха Тортилла", - ответила Саша и тут же рассмеялась, вспомнив, что в квартире, кроме нее и вездесущего жирнющего кота Тимофея, никого нет. Как будто поняв, что о нем в конце-то концов вспомнили, котэ заявил о себе протяжным "Мяяяууу", требуя свою законную порцию оладушек с вишневым вареньем. "Отстань, жиртрес, не до тебя сегодня. И вообще, на диету тебе пора! Вот,"- щелкнула она по носу ошалевшего кота.  Через 15 минут девушка уже бежала вниз по лестнице, даже не замечая этажей и ступеней. "Странное дело, только вчера, как мне казалось, вся скорбь мира лежала на моих плечах, я шла и внутренне материла этот лифт, который все-таки был в наличии в этом доме, но ни разу никто не видел, на что способно это железное, вечно не работающее чудище...а сегодня..." Преодолев последний пролет и оставя за собой легкий терпкий аромат "Живанши",  Сашка открыла дверь в новый день!
   
  И какой это был день!! Только вчера валил снег хлопьями, мороз обжигал лицо, а этот противный ветер забирался под самую кожу, заставляя по-дурацки ходить спиной вперед. Природа будто извинялась разом за все "невзгоды" последних недель.  "Господи, может я в другом городе...стране...планете... Там, наверху, все равно спасибо". Саша заулыбалась своим мыслям, воткнула наушники, где вещала Каста: "я самый счастливый человек на земле, мне так хорошо, словно мне сейчас 8  лет, давай со мной полетаем чуть-чуть, пока наш поезд не ушел чух-чух..." Девушка торопливо застучала каблуками по тротуару, щурясь от весеннего бледно-желтого диска солнца. Шагая к метро, встречая поцелуи ветра и улыбаясь снующим хмурым лицам, Саша искренно в душе жалела их, ведь они не ведали ничего о ее сегодняшнем счастье, отчего  казались ей обездоленными. Сегодня она чувствовала себя центром Мироздания, Вселенной. И весь мир кружился в танце вокруг нее, и люди, и витрины магазинов,  и тысячи окутывающих звуков - все сегодня было для нее, во имя нее, ради нее. Лишь декорации для ее истории, еще только зарождающейся, хрупкой...все может быть, или ничего не будет...."Ну, наконец, метро, осталось перейти на ту сторону..."
                2

   Приняв контрастный душ и покончив со всеми необходимыми муторными процедурами,  Павел попеременно делал большой глоток двойного еспрессо, а затем пускал в себя дым кубинской сигары, отчего чувствовал себя вполне  удовлетворенным и почти счастливым. А радоваться было чему. Недавно он стал жилищнонезависимым от родителей,  переехав в отдельную однокомнатную квартиру, которая находилась в противоположном конце их городка от родового, так сказать, гнезда. Что, правда, не мешало маме приезжать сюда почти каждый день, набивать до отказа холодильник домашней едой, разложенной по всяческим контейнерам, баночкам, скляночкам, также выбрасывать пустые бутылки, не взирая на протесты двухметрового сына, оставляющего, по его словам, их для коллекции, которая должна стать главным украшением холостяцкого бунгало. Мало того, все эти действия заботливой родительницы сопровождались многочисленными советами, угрозами, мольбами, а апофеозом всего этого действа были, конечно же, слезы, сквозь которые можно было все-таки разобрать отдельные членораздельные слова, фразы, которые сводились к одному: "Паша, тебе нужно жениться, ты катишься вниз по наклонной...а я не доживу до внуков". Заботливо выталкивая за дверь  рыдающую, но уже без слез, маму, Павел каждый раз хвалил себя за проявленную настойчивость и даже упрямство в решении жить отдельно. Но когда эйфория прошла, и в холодильнике из еды осталось лишь растительное масло ( видимо, мама, наконец, смирилась с тем, что ее сынок уже Павел Сергеевич), и когда -это было последней каплей- с утра он обнаружил в своем уютном холостяцком жилище мирно похрапывающего на его собственноручнокупленном холостяцком диване незнакомого типа, выпроводив его за дверь, что было, кстати сказать, совсем нелегко ( доказательством сему служили валяющиеся в творческом беспорядке несколько пустых бутылок из-под виски "Джек Дэниэлс" двенадцатилетней выдержки, которые он берег для особого случая, видимо, это и был "особый" случай), Павел решил: "Баста! Чего тянуть, старик, что ты боишься потерять? Эту постылую свободу? Решено, завтра, нет, прямо сегодня, пока ко мне не приперлась эта шайка придурков, вечно опорожняющих мой драгоценный бар, толкующих о свободе, о Кубе, о бескрайних горизонтах, открывающхся перед холостяками, хотя сами  при этом давно женаты и некоторые готовятся стать отцами во второй раз. К черту! нерешительность, страхи.. Благо, была такая девушка в голове, в мыслях и с некоторых пор в сердце. Сердце тут же откликнулось, выбивая чечетку, как только перед глазами возник ее образ.
   Паша тут же набрал знакомый номер, на конце трубки раздался заспанный недовольный голос. Она всегда была немного раздражена, когда просыпалась от телефоннго звонка.

- Хай, детка. Это я - двухметровое волосатое чудовище. Вставай, спящая красавица!
- Ты сегодня самокритичен...

   Решение предложить совместный быт Сашке окрепло, как только он услышал этот, уже ставший родным и близким, голос. Представил ее, заспанную, рядом, с темными растрепанными волосами и серыми глазами-хамелеонами, которые в зависимости от ситуации меняли оттенок. Ему вдруг захотелось видеть, как эти глаза радуются и становятся от этого небесно-голубыми, как злятся и психуют, отчего цвет меняется до темно-серого...Паша  взял в руку карандаш и стал непроизвольно чертить  им по бумаге, выводя ее имя. "Саша. Сашенька..."
-Эй, дядя Степа, куда пропал?
-Сашок, давай встретимся сегодня, хочу тебе что-то важное сказать...
-Знаешь, последний раз фразу "что-то важное сказать" я слышала еще в школе от директора, который вызывал меня на ковер за подкинутую в карман пальто учительнице мышь. С тех пор я эту фразу, мягко говоря, не люблю....
- Да ты оказывается еще та оторва была...
- Почему была? Даже обидно как-то стало.. Ты еще обо мне многого не знаешь...
-Узнаю, у нас впереди вся жизнь, - снизив голос,  сказал Павел
- Ты загадками какими-то говоришь..
-Давай, вылезай из кровати и дуй на Курский. Все узнаешь.. В 15.20 я уже буду тебя там ждать. Опознавательные приметы, надеюсь,  сообщать не надо?-улыбнулся Паша.- Сашка, не перепутай Курский вокзал. 15. 20. Не 16. 20 и тем более не в 17.20.
-Я всего лишь разочек опоздала, - стала защищаться Саша.- Хорошо. Курский. 15.20.

  "Опять бросила трубку, не попрощавшись, ну, ничего, исправим."
   Через минут пятнадцать, хлопнув парадной дверью, Паша очутился на улице,  и тут же у него закружилась голова от  умопомрачительного весеннего воздуха. Он судорожно вдыхал его и не мог надышаться. Больше всего Павлу нравился этот переход от зимы к весне, когда все забытые ощущения рождались как будто заново,  чувства обострялись, а в душе что-то таяло и пульсировало, как оголенный нерв. В этот раз ко всему этому примешивалось еще предчувствие важных перемен в жизни, нового, неизведанного.
   Он шел в сторону вокзала по не раз хоженной им дороге, по дороге, по которой часто торопился на работу, плелся назад домой или просто бродил вечерами, погруженный в свои мысли, изредка издалека всматриваясь в светящиеся окна домов, где еще не спали, пили чай на кухне, жили своей жизнью. Эти желтые глазницы домов были символами для него очага и уюта и одновременно дверьми в другую реальность, чужую, где ему не было места. И он брел дальше, мешая ботинками грязь городских безлюдных улиц, с ощущением вселенского одиночества... А сегодня влюбленность.. как так? что дальше? к чему все это? как быть теперь и чего ждать?...это чувство больше рождает вопросы, чем дает ответы. Это схоже со взвесью воды в воздухе, которая бывает на рассвете. Мелчайшие капли воды висят в воздухе, образуя влажный туман, проходя сквозь который остается странное ощущение искажения реальности. Эта та же самая вода, но лучше дышать этим туманом, чем смотреть на лужи прошлых  отношений или взирать на облака, клубящиеся лишь  в перспективе. Все еще сомневающийся, но от этого не менее счастливый, Паша купил билет, сел в электричку и на некоторое время  погрузился в созерцание вида за окном.
   Наконец, электричка тронулась, и пассажиры занялись своими обычными делами, предназначенными для коротания времени в дороге. Павел тоже занялся своим излюбленным занятием. Исподтишка, чтобы не нарваться на грубость, он разглядывал лица окружающих, стараясь угадать род занятий, увлечения, подметить только ему заметные мелочи. Это не было праздным любопытством, скорее привычкой с детства, которая порой немало его веселила, когда бурная фантазия уводила его в дальние дали.
   Так, в очередной раз коротая время,   Павел сам не заметил, как электричка уже подползала к вокзалу, постепенно притормаживая и скрежеча колесами.  Двери открылись, и на перрон высыпали пассажиры, торопясь, толкая друг друга, они вскоре скрылись из виду, и вокзал наполовину опустел.
    Павел знал, что она придет позже, тем более в запасе было еще несколько минут. Купить цветы. Обдумать разговор. Да что тут думать. Стоит лишь увидеть. Ее. Взгляд серых глаз исподлобья. Рядом. Он зажмурил глаза. Звонок. Ее номер. А голос незнакомый. Где-то по  ту сторону. Каждое слово эхом отдавалось в голове и отскакивало. Сознание отказывалось верить. "Переходила дорогу, но не успела, машина затормозила, было поздно..." . Последний входящий номер его, он навсегда останется последним, кто слышал ее и кто думал о ней. Электричка уходила в сторону дома.